12 марта
Похоже, есть мороженое ранней весной было все же плохой идеей. Пару дней назад я объелся фруктовым льдом собственного изготовления — он и правда был великолепен, кстати! — а сегодня не могу и слова сказать, потому что потерял голос. Наверное, в душе отец немного смеется надо мной, но мне он не сказал ничего из разряда "я же тебе говорил"... За это хочется его благодарить: лет пять назад он бы точно отчитывал меня за такую легкомысленность и раз пять упомянул бы, что он предупреждал и что я сам виноват. На этот раз он действительно предупреждал меня, и неоднократно, да и я готов признать, что моя вина в этом есть, но отец как-то сдерживается от комментариев на эту тему... Вот и хорошо: только мне можно безнаказанно обвинять меня в чем-то или смеяться над своими глупыми поступками! Если бы отец стал говорить мне что-нибудь об этом, я бы непременно вспылил и наговорил много такого, о чем потом наверняка пожалел бы. Это, разумеется, очень нежелательно: кому нравится чувствовать себя виноватым и извиняться за то, что пару часов назад считал разумным? Может, такие чудаки и есть, но я уж точно не из их числа. К счастью, я сейчас хоть писать могу — жара или головной боли у меня нет. Мне очень скучно сидеть в своей комнате и ничего не делать! Все книги, что у меня есть, я уже прочитал, и многие не по одному разу (может быть, по мне сложно это понять, но читать я люблю и делаю это очень быстро — просто у меня нет особенного таланта к писательству). Чем заняться теперь? Работать в таком состоянии нельзя, свой любимый фиолетовый мелок я уже потратил... Остается только писать в дневнике и надеяться, что Эдди и Крейн скоро придут из школы: часов у меня нет, и счет времени я потерял. А, и еще у меня есть леденцы, но на этот раз отец позаботился о том чтобы я не брал больше, чем нужно, — они все мятные, а я терпеть не могу мяту! Память у него и правда отменная... Я ни разу не болел после своего побега, и тогда я сильно объелся леденцами. Отец запомнил это... Ладно, на самом деле я знаю, что отец таким образом заботится обо мне, но я хочу сейчас побыть капризным ребенком и повыпрашивать сладости, как три (уже почти четыре) года назад... Да, все очень сильно изменилось! В первую очередь изменился я. Я уже даже не вздрагиваю мысленно, когда слышу звуки из кабинета... Они все равно противные, но я больше не боюсь! (И все же я до сих пор гадаю, что думает вот об этом отец... Невозможно же целыми днями слышать такое, не сходя с ума!) Я теперь точно знаю, что мы сильнее своего прошлого. Если бы я сейчас опять оказался в том времени, когда отец нашел меня в парке, я был бы намного увереннее... Думаю, это облегчило бы мою жизнь. Впрочем, я не должен забывать, что я смог все преодолеть благодаря помощи доктора Яна и моих друзей! Без них я бы вряд ли смог достичь и половины того, чем я теперь горжусь. Да, сам я сильный и решительный, но что с того? Каждому иногда нужна помощь. Я это прекрасно знаю по себе... Думаю, все, кого я знаю, чувствуют то же самое. Кажется, я уже несу что-то бессвязное... Я напишу еще немного, когда все вернутся и произойдет хоть что-нибудь интересное. (Сейчас я, конечно, мог бы начать описывать небо за окном — оно просто восхитительно — или снова пуститься в рассуждения, но у меня осталось не так много места в этой тетради, чтобы занимать его попытками себя занять.)***
Крейн — настоящий герой! Когда-то он не мог взять в руки обычную иголку... Ладно, не буду смеяться или раздуто его жалеть, как обычно делают взрослые. В конце концов, я сам боюсь иголок и знаю, что это, хоть и не смешно, трагедией не назвать. Но все же я слишком хорошо помню его обмороки в школьном медпункте (иногда мне хочется тоже от страха падать в обморок, а не замирать с самым странным выражением лица, какое только можно придумать) и неспособность взять в руки любой предмет острее вилки... А сегодня он вызвался сам зашить порванный карман своего пиджака! Честно говоря, мне казалось, что он снова упадет в обморок, как только возьмет в руки иглу, но нет... Он как будто и не думал о том, что это что-то острое. Я исподтишка наблюдал за ним, стоя за дверным косяком, и не переставал удивляться. Конечно же, я не стал показывать Крейну свое удивление: это выглядело бы так, будто я в него не верил... Он и без этого знает, каково это — когда тебя не любят и не ценят. Мне не хочется напоминать ему о его детстве с его ужасным отцом! Поэтому я просто поздравил его и дал ему шоколадку... Да, шоколад — наше все! И Крейн считает так же.