16 июля
Мне страшно! Вообще страшно, когда взрослые плачут... Это как-то неправильно. И еще страшнее, когда это мой отец... Он всегда холодный и строгий! Я думал, он совсем не умеет по-настоящему смеяться и плакать, а тут... Я слышал, что он плакал во сне за стеной. Хотел пойти к нему, но он дверь запер... Теперь зовет Марту, и я слышу это. Марта — это моя мать. Она умерла, когда мне не было и двух лет... Я совсем не помню ее, и отец почти не говорит о ней. Но теперь я точно знаю, что он ее любил! Мне его жаль... Я никогда не женюсь, чтобы не потерять жену вот так! А теперь мне страшно прислушиваться ко всем этим звукам за стеной. Что с отцом? Ему точно очень страшно... Он спит? Что ему снится? Завтра я не решусь спросить у него, но мне очень хочется ему помочь! (Комментарий от отца: "Марта была святым человеком... Ее смерти отчасти сделала меня таким. Будь она жива, все было бы лучше. Она бы остановила меня, когда я стал... тем, кем я стал. И она бы точно уделяла тебе побольше внимания, чем я! Я видел ее смерть во сне. Я опять пытался ее разбудить, даже не слышал ее дыхания и пульса. Она не страдала — просто заснула и не проснулась. И... я, пожалуй, заслужил твою холодность, которую ты ко мне проявил тогда. Я сам тебя отталкивал!" Мой ответ: "Вот как... Мне жаль. Я должен был что-то сделать... Не знаю, правда, что. Никогда не умел утешать людей! Просто быть рядом поможет?" — вместо ответа меня просто сгребли в охапку. Я ненавижу обниматься! Но я не жестокий и не эгоист... Просто обнимал его, пока он не успокоился, а потом намекнул, что шоколад поднимает настроение. И произошло невозможное! Мой отец наелся сладостей и сказал, что это помогает... Я бы радовался, если бы не волновался за него так сильно.)22 июля
Мне опять влетело. Я не виноват ни в чем! Да, я бегал по улице, и у меня развязался шнурок... Я упал и слегка колени ободрал. Было больно! Разве мне нельзя бегать? За что наказывать? Я даже пострадал — если бегать и нельзя, разве это не наказание? Когда отец увидел, что случилось, он протащил меня через полдома, уложил на диван и залил ссадины спиртом... Я кричал и плакал, потому что спирт очень жжется. — Да молчи! Не дави на жалость, это бесполезно! Ты сам во всем виноват! Я не заставлял тебя носиться по улицам! — крикнул отец и сильно шлепнул меня по рукам. Я после этого пытался молчать... Не получилось. Я ничего не могу хорошо сделать! Ладно, леденцы тогда неплохие были. Но в них мало толка. За них меня никто не похвалит и не полюбит... А это мечта! Отец сильно разозлился на меня, отшлепал и запер в комнате. Почему он такой злой? Я никогда не прощу его! (Мой комментарий: "Все-таки простил... Правда, тридцать лет спустя. И мне до сих пор не хочется вспоминать тот день! Я ношу очень закрытую одежду и никогда не бегаю. Так я не порежусь, не обожгусь и не получу ссадин. Этого я очень боюсь!" Ответ отца: "И виновен в этом, похоже, я... Ты довольно чувствителен, а я никак не поддерживал тебя и даже замечать этого не хотел. Я вообще сломал твою жизнь... Если хочешь отомстить, это справедливо!" — я просто обнял отца и сказал ему, что никогда не хотел мстить ему за что-либо. Да, я злюсь немного, но бывает ведь хуже, верно? Кончилось все хорошо — я ненавижу плохие концы в историях, и тем более в своей. Сейчас все плохое — это просто воспоминания... Это как плохой сон. Стоит только рассказать, чтобы успокоиться!)31 июля
Мой отец точно любит мучить людей! Он иногда груб со мной... Сегодня снова был. С пациентами он так не обращается, потому что они ему платят. От меня одни расходы... — У тебя один зуб сменился. Почему ты не сказал мне об этом? — с этого вопроса все и началось... Я сказал честно, что боялся, а отец отчитал меня за это и назвал трусом. А потом... Меня до сих пор трясет! Это все... жутко! Там кровь была... Я боюсь крови! И если верить отцу, то дети вдвое младше меня не боятся ничего. Наверное, они просто не знают! Зачем вырывать молочный зуб этими страшными щипцами? Я бы его рукой мог вытащить! Или он сам выпал бы через месяц... Я пытался улизнуть, но отец дал мне пощечину и сказал: — Если не будешь сидеть спокойно, я тебя привяжу! Ты этого хочешь? — Нет! Не надо, прошу! Я не хочу... Можно мне уйти? Я буду хорошим, обещаю! Только отпусти... — ответил я, отворачиваясь от него. — Я не пытаю тебя! Либо прояви хоть каплю мужества, либо мне придется удержать тебя физически. И потом... Было больно! И кровь! И... Я никогда никому не позволю себя связывать! И отца я в этот раз укусил... Он разозлился, но я сказал, что это само получилось, и он поверил. — Ты невероятно труслив и изнежен... — сказал мне отец, когда я слез с кресла. Я ничего не ответил и убежал к себе. Да, я изнеженный трус. Что же поделать? Я уже такой... (Комментарий от отца: "Я садист, верно? Это жестоко! Я виноват перед тобой, мой мальчик... Очень виноват. Даже слов не могу подобрать для такого... Ты имеешь право ненавидеть меня за подобное. Если ты сейчас ударишь меня, я тебя пойму!" Мой ответ: "Ударить не хочу, хотя тогда мечтал об этом. Просто... Я еще бледнее, чем обычно, да? Мне нужно что-то для успокоения... У меня все в порядке, но... Черт, никогда не думал, что буду мечтать о конфетах с ликером!" Чарли: "Не надо напиваться! Может, вас обнять? Или дать вам что-нибудь сжать? Мне это всегда помогало..." — теперь я прижимаю к себе древнего плюшевого мишку, найденного в моей старой комнате. Чарли будто знает меня лучше, чем я сам! Мне полегче. Отец, похоже, хочет ворчать что-то о пыли, но сдерживается. Сейчас важнее то, что я бесконечно прокручиваю в голове эту сцену, еще и с преувеличением... Видимо, меня никогда не перестанет дергать от каких-нибудь воспоминаний, образов или слов. Как с этим быть?)