Рефрен

            Золотая зала, огромные окна в пол, в которые лило не по-осеннему яркое солнце, десятки служанок, сновавших туда-сюда и отвешивавших Тони и Элю низкие поклоны…       Тони начинал привыкать. Конечно, с абсурдностью своего правления он пока не смирился, но привык к хорошей и вкусной еде от лучших поваров, к огромной мягкой постели, где могли бы спать пятеро, к дорогой одежде. Словом, роскошная жизнь пришлась ему по вкусу. Он увлёкся изучением языка, потому что ему нравилось его звучание, потому что благодаря языку он мог разговаривать с Мэрион, Элем и Анной. Как только подтянул язык, он занялся изучением географии, политики, военного дела. И эти уроки ему нравились. Они были куда интереснее пар в вузе из-за внимания персонально к нему, приятной компании в лице Стражей и Анны и роскоши вокруг.       - Вы хорошо подтянули язык, - заметил Эль, следуя за Тони по светлым коридорам дворца. Будущий король шёл, блаженно прикрывая глаза, втягивая носом запах морозного ветра с улицы и шаркая по алому ковру.       - «Ты», Эль. На «ты», пожалуйста, я не дед, - усмехнулся Тони. Проходя мимо очередной фигурной колонны, он остановился и взглянул в грустные глаза вылепленной нимфы, смотревшей куда-то в пол с отсутствующим видом.       - Да, прости, забываю.       - Красотища здесь, - не прекращал восхищаться Тони. Он коснулся рукой мраморных волос нимфы и прислушался. Почудилась игра на фортепиано, тихая-тихая и совсем далёкая. – Слышишь?       - Слышу, - ответил Эль, у которого слух был острее человеческого. Страж обернулся на звук, и Тони зашагал в том направлении. Он весь сиял от довольства, и если бы не то, что его вырвали из привычной жизни и не бог весть как притащили сюда, то он бы лопнул от счастья.       Тони подошёл к дверям в какой-то зал, где не успел побывать за все полтора месяца, что был здесь. Он постучал, но игрок, видимо, за собственной музыкой не услышал стука, и Тони приоткрыл дверь.       Подаваясь телом к инструменту, на роскошном фортепиано играла этюды Анна. Увидев её, Тони невольно улыбнулся и присмотрелся. От её игры, громкой, напористой, звучной и напоминавшей марш, поднималось настроение, появлялось какое-то странное воодушевление. Анна вкладывала всю душу и все навыки в игру, бормоча под нос счёт.       Эль взглянул на своего короля и усмехнулся. Тони смотрел на Анну с восхищением, цеплялся взглядом за каждую деталь в ней. Смотрел на её ровную спину, на худые руки с музыкальными пальцами, на сосредоточенное лицо с нахмуренными бровями, на нежные губы, что-то шептавшие под нос. На её гордую осанку, на твёрдую руку и громкую игру. И восхищался.       - Раз, два, три…       Чей-то певучий голос отвлёк Тони от наблюдений за Анной, и он заметил женщину, стоявшую возле Анны. Та, постукивая сложенным веером по ладони, ритмично считала, когда Анна начинала сбиваться с ритма.       Увидев, что дверь в зал открыта, она перестала ходить вокруг ученицы и фортепиано и, узнав наблюдателей, присела в лёгком реверансе. Тони, наспех поправив рубашку, чуть кивнул головой.       Заметив отвлечённость обычно сосредоточенной гувернантки, Анна перестала играть и обернулась на дверь. Тони ощутил странное ёканье в груди, когда встретился с ней взглядом. В Анне было что-то, чего он не привык видеть в лондонских девчонках, что его в ней притягивало. Гордость в каждом жесте, в походке и осанке? Некоторая холодность, видимо, присущая всем из королевского дома? Или то, что она не клевала на его внешнюю красоту и не падала сразу к ногам?       - Извините, если помешали, - сказал Тони, входя внутрь. Принцесса встала с банкетки и жестом попросила удалиться гувернантку. Когда та вышла в коридор и закрыла за собой двери, Тони нагнулся к протянутой руке Анны и оставил на ней крепкий долгий поцелуй. Увидев его взгляд снизу-вверх, восхищённый и хищный одновременно, Анна не сдержала улыбку уголком губ. После наблюдавший эту сцену Эль неловко обменялся приветствиями с принцессой. Он был бы не против дать им побыть наедине, более того – он был бы рад ускользнуть от этой неловкости, но не мог. Тони надо охранять.       - Чудесно играешь, - заметил Тони.       - Спасибо.       - Игра на фортепиано считается обязательной для принцесс? – спросил он, подойдя к инструменту и нажав клавишу. Тони никогда не играл на инструментах, кроме гитары. И ту он не трогал ещё со школы.       - Мой отец нанял мне целый штат гувернанток, - уныло ответила она. – Мои дни расписаны почти поминутно, кроме суббот.       - Заботливый отец, - неловко бросил Тони.       Он уже пару раз перехватывал на себе недовольные и даже злые взгляды Вестлея. Стоило ему подойти к принцессе, как серые глаза короля загорались пугающей злобой, такой, что Тони буквально видел, как ему медленно и мучительно откручивают конечности. Видимо, отцовская ревность взыграла. Или Тони чем-то не угодил королю?..       - Пожалуй, даже слишком, - сказала Анна.       - Какие у тебя ещё есть занятия?       - Рисование, математика, география, литература, языки, этикет, танцы, шитьё, музыка.       - Ужас, - присвистнул Тони, представляя, сколько принцессе приходится заниматься. Каждый день по несколько уроков того, что ей в жизни не пригодится. Ведь, как Тони заметил, здешнему миру далеко до равенства полов. Женщина здесь, как было давно, наукой не занимается, а лишь служит украшением мужчины, рожает детей и занимается домом. – Ты можешь оказаться образованнее своего будущего мужа.       Анна посмеялась и покачала головой.       - Король никогда не выдаст свою дочь за мужчину, менее образованного и богатого, чем она сама.       Негромкий смех Анны быстро стих. Тони удивлённо взглянул на её помрачневшее лицо, на брови, сердито сдвинутые к переносице. Принцесса нажала несколько тихих клавиш на инструменте и, замолчав совсем, убрала руку.       Слова о женитьбе напомнили ей недавний разговор с отцом, в котором он просил её не сближаться с сектантским королём и не порочить собственную честь романами на стороне. Она уже обещана Аарону Критчетту.       Анна взглянула на Тони. Он был ей симпатичен во многих проявлениях. Ей нравилось его «неместность»: некоторая неуклюжесть на людях, свободная манера поведения, отсутствие излишней церемонности и лести. Его ореховые глаза ей нравились, такие весёлые, нахальные и любопытные одновременно. Нравился смех, свободный и не зажатый. Даже рост, ведь не так часто она могла встретить мужчину выше неё. Нравилось упорство, с каким он изучал язык и остальные предметы. Даже его чудаковатый акцент, каким он коверкал слова, её забавлял.       Но почему-то отец не был от Тони в восторге. Даже наоборот: стоило Анне заговорить о нём, отец затыкал дочь мрачным взглядом и напоминал, кто будет её мужем, как только будут подавлены бунты на востоке, а Фостер с семейкой вздёрнуты на площади.       Поймав на себе его вопрошающий взгляд, Анна быстро отвернулась. Тони нахмурился.       - Прости, мне нужно идти, - принцесса чуть поклонилась Тони, попрощалась с Элем и удивительно быстрым шагом покинула музыкальный зал. Тони, не поняв такой смены настроения, с минуту молча смотрел на дверь, гадая, где в разговоре мог сказать что-то не то.       - Я ошибся в переводе? – спросил он у Эля.       - Кажется, нет, - неловко ответил Страж, тоже не понявший поведения Анны.       Тони, изнутри прикусив губу, повернулся к инструменту, нажал пару звонких клавиш и, в недоумении покачав головой, пошёл на выход.       ***       Долгих два месяца Нолан мучился с планом спасения короля. Во-первых, он не понимал, почему до сих пор жив король. Будь Нолан на месте Троицы, он бы давно попытался избавиться от претендента на трон. Стражи так хорошо охраняют своего короля, что к нему не подобраться? Или у Троицы другой план?       В то, что они действительно могут отдать ему трон, не верилось. Нолан с детских лет постоянно слышал, как в столице проводят прилюдные казни сектантов, как всех, кто против власти, отправляют в тюрьмы или на рудники, туда, где условия жизни невыносимые. Именно из-за того, как Троица цеплялась за власть, Нолан даже не думал о том, что они вдруг решили отступить. Троицу не устроят посты каких-нибудь министров. Они привыкли к абсолютной власти, когда могут решать в этой стране всё, не завися от чьего-то дозволения или приказа.       Но что они задумали?       Они уже назначили дату коронации! Это вводило Нолана в ступор. Его, бунтовщика и сектанта, конечно, не позвали, как и остальных Фостеров. Троица позвала верхушку Гессе, пригласила Ларбо и Критчеттов, глав нескольких кланов поменьше. В то, что Вестлей снимет с головы корону и отдаст её королю, Нолан не верил и думал, каков же может быть их план. Думалось о «несчастном случае» на коронации. Отравление или, может, трагическое падение с лестницы или балкона? Но Троица могла бы сделать это и раньше, без затратного спектакля с коронацией, обучения короля и мучительного ожидания длиной в три месяца.       Нужно было проникнуть во дворец. Как минимум – ради контроля над ситуацией. Как максимум – чтобы спасти короля от смерти.       Нолан задумчиво оглядел шеренгу стоявших перед ним солдат. У всех них были дары, способные помочь в вылазке во дворец, и, главное, все они были преданы Нолану. Только в них Фостер мог быть уверен, как в себе, ведь такой привилегии – лезть в чужие головы, как король Монро – у него не было.       Все семеро стояли, склонив головы, и ждали, пока заговорит Нолан. Фостер тщательно думал над планом.       - На коронацию пригласили Брауна с женой, - сказал он. – Он пообещал нам открыть ход в подземелье дворца, откуда мы сможем попасть в сам дворец.       У Браунов были схемы ходов под дворцом, потому что когда-то они сами помогали в постройке этого подземелья. Троица до сих пор не знала о сговоре клана оружейников с Фостерами, поэтому оставался шанс пройти во дворец незамеченными.       - Марк, ты сможешь наложить на меня иллюзию? – спросил он. Юноша, стоявший по центру, уверенно кивнул. – Меня никто не должен узнать.       - Будет сделано.       - Если всё пойдёт по плану и нас проведут во дворец, ведём себя тихо и контролируем ситуацию. Обо всём подозрительном, что будет происходить, докладывать мне. Внимательно следите за охраной и самим королём. Скорее всего, возле него будут Стражи, за ними тоже следует смотреть. Наша задача – сохранность короля. Я не думаю, что коронация произойдёт, поэтому будьте начеку. В случае чего – всеми силами защищать короля и уводить его из дворца по подземным коридорам к выходу, там будет ждать повозка.       - Как быть со Стражами? Вряд ли они отойдут от своего короля хотя бы на пару шагов.       Для Нолана Стражи были самой большой проблемой. У Фостеров было, что противопоставить телекинезу королевы Дарил, пусть и ненадолго. Дара Вестлея Нолан не боялся – он не позволит сделать себя его марионеткой. Монро лишь читал мысли, но вряд ли он будет весь приём лезть к каждому в голову. Это сильно утомит его, да и Нолан не собирался попадаться младшему королю на глаза.       Но Стражи… Они могут не поверить, что Фостеры – сторонники короля. Могут убить их. А могут забрать короля и скрыться, и тогда это обернётся месяцами новых поисков. Их не удастся похитить или вырубить, они слишком сильны. Может, стоит им раскрыться? Но их поведение непредсказуемо. Троица, видимо, запудрила им мозги обещаниями мира и отсутствия кровопролития.       - Ты сможешь их усыпить? – обратился он к одному из семерых солдат. Парень поднял глаза. Нолан увидел в них глубокое сомнение и тяжело вздохнул.       - Я не знаю, как на них подействует моя сила. Они не обычные люди, которых я могу усыпить щелчком пальцев, - ответил он несколько виновато.       - Если Троица всё же задумает убить короля, попробуй усыпить Стражей. Скорее всего, они, если и заснут, быстро проснутся, но даже пара секунд может здорово пригодиться.       - Понял, - сказал он.       Нолан сомневался в успехе. Всё, на что он полагался – то, что внутрь дворца их проведёт Браун. Он не знал, сколько стражи будет во дворце, не знал, как будут настроены Стражи, не знал, хватит ли ему себя и этих семерых одарённых солдат, чтобы защитить короля. И даже не предполагал, как могут сложиться обстоятельства.       Быть может, всё действительно пройдёт гладко? Нет, Нолан в это не верил. Он виделся как-то раз лично с Троицей, и Фостеру, человеку проницательному, не понравилось ни поведение правителей, ни их взгляды, холодные, жестокие и страшные.       Возможно, Нолану удастся спасти короля и вытащить его из дворца. Шансы были, но они настолько минимальны, что в успех никто не верил. Это у Троицы есть глаза и уши, юный король Монро, и Уильям Ларбо, ужасный сплетник и доносчик, разболтавший Троице о пророчестве Рейчел.       Нолан растёр лицо руками и, проглотив обречённый вздох, махнул рукой. Солдаты выпрямились и, отдав честь, вышли из кабинета.       Фостер перевёл усталый взгляд на Рейчел. Она сидела в кресле у окна, завёрнутая в тёплую шаль, и с сомнением смотрела на мужа. Ей очень не хотелось отпускать его туда, в логово Троицы. Она опасалась даже не столько за то, что Нолан может чем-то выдать себя. За это она была спокойна. Но её страшил младший король. Если Монро зацепит хотя бы маленький кусочек мыслей Нолана или кого-то из его солдат, на них объявят охоту. Этого Рейчел боялась больше всего.       - Не смотри на меня так, Рейч, - тихо сказал он. Мужчина медленно подошёл к жене, встал напротив её кресла и, наклонив голову к плечу, как бы оценивающим взглядом окатил фигуру. Взгляд задержался на животе. Скрывать его за платьями становилось сложнее: уже нельзя было надеть платье с тугим корсетом до пояса.       - Мне не нравится эта затея, - сказала она, нежно огладив живот и подняв лицо. Гранатовые глаза Нолана смотрели в никуда и были словно задёрнуты пеленой тяжёлых мыслей. – Я понимаю, что оставлять всё на самотёк нельзя, но Нолан…       - Я не стану сидеть здесь, - отрезал он. – Я не могу не принять в этом никакого участия. Что будут думать обо мне люди? Тем более, я…       - Хочу посмотреть, за кого готов отдать жизнь, - устало вздохнула Рейчел, продолжая за мужа и вяло жестикулируя. Она понимала его желание. Ей и самой хотелось увидеть истинного короля, посмотреть, каков из себя человек, за которого готовы умирать другие люди и которому хотят доверить страну.       - Да, - усмехнулся Нолан, садясь на корточки возле её ног. Он взял в руки её холодные ладони и поцеловал ледяные пальцы. Не смотря на жену, он чувствовал, что она улыбается. – Ты всё прекрасно понимаешь. Не беспокойся. Со мной ничего не случится.       - И ребёнок своего отца увидит? – снова спросила она, внимательно вглядываясь в его глаза. Уголки его губ поползли вверх, в постоянно сосредоточенных глазах появилась редкая улыбка.       - Я ему даже надоесть успею, Рейч.       ***       «Дорогая Анна,       Искренне надеюсь, что у тебя всё хорошо. В последнее время жизнь не балует нас хорошими новостями. Дражайший Уильям Ларбо, будучи у нас проездом, рассказал, что дела на западе с каждым днём всё хуже. Поговаривают, что Нолан Фостер дал приют всем сектантам и начал создавать из своры беглых сектантов «войско». Впрочем, думаю, тебя это мало интересует. Эти дела далеки от нас и, должно быть, благодаря твоему отцу скоро станут парой строчек в книгах по истории.       В самом деле, я написал это письмо, чтобы пригласить тебя на торжественный вечер, который вскоре состоится в зимнем дворце Критчеттов. Скоро тебе придёт официальное приглашение с датой и прочим, прочим и прочим. Но я решил пригласить чуть менее официально. Или, быть может, я искал повод, чтобы написать это письмо? Как знать.       Думаю, повод для торжества тебе понятен, милая. Следует, наконец, объявить о нашей помолвке, пока сплетники не выдали тебя за Брайана Ларбо. Я безмерно счастлив от мысли о женитьбе на тебе и надеюсь, что и ты сможешь когда-нибудь ответить мне взаимностью.       С любовью,       Аарон Критчетт».       Анна сложила письмо пополам. Торжественный вечер?       Ей совершенно не хотелось никаких вечеров и праздников, когда праздновать, собственно, нечего. На этом вечере нелюбимый мужчина – увы и ах, искренне любящий её – объявит при всех гостях, что скоро породнится с королевской семьёй.       Анне придётся провести с ним весь вечер. Придётся целовать его, если он позволит себе это. Придётся много улыбаться и делать вид, что она счастлива выйти за богатея Критчетта. Потом выйти за него. А потом носить и рожать его детей. Симпатичных, наверное, смышлёных, но… Не от любимого мужчины.       Конечно, отвращения Аарон не вызывал. У Анны не было объективных причин ни для ненависти в его сторону, ни для обожания или любви. Аарон не вызывал у неё никаких особенных эмоций. Он ухаживал за ней, присылал дорогие подарки, был истинным джентльменом и, очевидно, очень старался понравиться. Иногда он мог смешно пошутить. Иногда мог заболтать её. Иногда восхищал манерами, но только слегка. Но в моменты, когда он молчал и не лез к ней, она чувствовала его очень чужим и далёким, со своими мыслями, планами и интересами.       Он не вызывал у неё желания несколько раз по девять месяцев мучиться с «прелестями» беременности, а потом с адской болью и слезами рожать на свет младенца. Даже оставить нелепый мазок губами по его щеке она не хотела.       Тони бы - хотела.       Поймав себя на мысли, что она, сумасшедшая, согласна рожать детей Тони, Анна тряхнула головой и, снова сложив вдвое письмо, встала из-за стола.       - К отцу. Надо к отцу…       Анна с минуту стояла на месте, усилием воли пытаясь согнать краску с лица. Она чувствовала, как горят щёки. Рожать Тони детей? Ни Аарон, ни один из прошлых ухажёров Анны не вызывал у неё желания целоваться и – тем более – рожать им детей. И то, что Анна была готова (а самое страшное – хотела) сделать это всё для Тони, её пугало.       Девушка поправила платье и, крепко держа письмо в руке, направилась к зимнему саду, где иногда можно было застать отца.       Бред. Её жених – Аарон, а не Тони. Отец её удавит за эти глупые мысли.       - Ты думаешь, они заметят?       Анна остановилась, услышав голос тёти. В коридорах дворца было темно, тихий стук каблучков прекратился. Из приоткрытой двери в читальный зал лился тусклый свет от свечи, слышался шёпот тёти Дарил. Анна хотела пройти мимо. Её учили, что подслушивать – неприлично и дико.       Но её остановил голос отца.       - Если не подпускать Мэрион близко к короне, то, думаю, нет.       Короне?..       Анна замерла, как вкопанная, боясь вдохнуть и нарушить мёртвую тишину вокруг. Почему отец и тётя в такой поздний час ещё не в своих спальнях? Что у них за разговор под покровом ночи, за неделю до коронации?       - Это рискованный план, Вест, - шёпотом заметила королева. Послышался раздражённый вздох отца. Этот тон Анна узнала бы из тысячи и знала, что он устало растирает лицо руками.       - Я знаю, но другого нет. Стражи не подпустят нас близко. О капле крови этого юнца я могу даже не мечтать.       - Я могла бы вонзить копьё ему в грудь.       Анна прикрыла глаза, словно бы это помогло ей слышать лучше, и замерла, не дыша, чтобы не тревожить шуршащее платье. Это они о Тони? Зачем копьё ему в грудь?..       - Это бесполезно, - огрызнулся король. – Возле него муха незамеченной не пролетит. Даже сейчас возле него бдит Страж.       Повисло молчание. Анна задыхалась от того, что не могла дышать, и от дурного предчувствия. Ей не нравилось, что, кажется, отец и тётя готовят против Тони заговор с целью убийства. Анне было трудно в это поверить, но пазлы быстро складывались в единую картинку.       Сектантский король заявился из воздуха. Его смогли заманить во дворец. А зная любовь отца к власти и привычку к ней, Анна знала, что отец способен на убийство. Они – отец, тётя Дарил и дядя Монро - каждый месяц убивали тех, кто мешал их власти, даже мелкую прислугу. А Тони – куда большая для них проблема, чем эти крестьяне.       И Анне было бы всё равно, не будь это Тони. Пусть она знала его не с головы до пят, но она чувствовала, что человек он хороший, правильный, пусть и со своими инопланетными причудами.       - Яд уже нашли? – спросила вдруг тётя.       - Да. Осталось смазать им корону.       Яд? Корону? Ту, что была сейчас на голове отца, ту, которую наденут на голову Тони?..       Не то. Что-то здесь не то. По традиции, корону должны перекладывать с головы прошлого правителя на голову новому королю.       Анна зажала ладонью рот, чтобы заглушить вздох озарения. Если они хотят отравить корону, значит, отравлена будет подушка, на которую эту корону положат, пока будут нести от Вестлея до Тони. Если яд сильный – а в этом Анна не сомневалась, раз отец намерился убить Тони, - то яд попадёт с мокрой подушки на корону, а оттуда на голову Тони. Возможно, яд вызовет у Тони дичайшую аллергию, при виде которой дворцовые врачи с деланым трагизмом разведут руками. Может, Тони схватит паралич. Анна не знала, на что хватит изобретательности тётушки и отца, но дело пахло дурно...       Что ей делать? Стоит ли влезать в это?       Анна знала, что если попадётся, то с неё спустят три шкуры. За любую помощь сектантам Троица жестоко наказывала вплоть до смертной казни. Анна не думала, что её, принцессу, вздёрнут на виселице. Отец, пусть и был жестоким и холодным, её любил и не дал бы в обиду. Но вот в том, что она сможет красоваться милейшим клеймом на шее, как дядя Монро, Анна не сомневалась.       На мгновение Анна представила, как на Тони надевают корону, тяжёлую, дорогую и блестящую. А потом мучительную смерть короля сектантов, которую Троица запросто могла устроить.       Анна сделала несколько деревянных шагов на негнущихся ногах и постучалась в кабинет. Шёпот мгновенно стих, повеяло напряжением.       - Кто? – строго спросил Вестлей.       - Это я, папа, - еле выплела Анна, заглядывая внутрь. Отец удивлённо взглянул на дочь, не спавшую в такой час. – Я пришла сообщить, что Аарон приглашает меня на торжественный вечер. Скоро придёт официальное приглашение, поэтому, пожалуйста, не планируй занятий и праздников на эту дату.       Занятый совсем другими делами, король рассеянно кивнул. Анна вглядывалась в сосредоточенное лицо отца и мрачные серые глаза. Неужели он действительно собирается убить Тони? Её любимый отец собирался так подло отравить её… возлюбленного?       - Хорошо, - сказал он, видя, что дочь витает в своих мыслях. – Иди спать, Анна, уже поздно.       Она кивнула, как болванчик, вышла и закрыла за собой дверь. В эту дикость и верилось, потому что иллюзий о своём отце Анна не строила и знала, какой он, и не верилось, потому что это могло стоить жизни Тони.       Анна оглянулась в направлении тронного зала. Если найти снотворный газ в лазарете, можно усыпить стражу, проникнуть внутрь зала и полить подушку антидотом, чтобы Тони не пострадал. Антидот может действовать до полутора недель.       Но сможет она сделать такую подлость отцу?..       Анна не хотела портить отцу жизнь, но ещё меньше она хотела, чтобы Тони был так гадко и незаслуженно убит. Он ведь… хороший, честный, приятный, способный и усердный. Несколько неуклюжий и невоспитанный, но это поправимо. Главное, что у него добрые намерения и тёплое сердце, в отличие от отца. Будучи правителем, Тони, наверное, не стал бы сжигать сектантов и рубить головы направо и налево. Он был бы мудрее и добрее, потому что к жестокости он не привык, судя по его шоку при виде позавчерашней казни.       Предавать доверие отца Анна не хотела. Она знала, что он вряд ли это простит и поймёт. Знала, что отец обзовёт её последними словами, разочаруется и скажет, что она идёт след в след своему дяде. И раньше Анна не понимала дядю Монро, продавшего семью за девушку, но, должно быть, она была для него так же хороша и любима, как Тони – для Анны?       Чувствуя себя с ног до головы грязной и тонущей во лжи, Анна тихо завыла. Ноги сами несли её в сторону лазарета, где были снотворные и антидоты. Сгорая от стыда, отвращения к себе и благородного желания помочь Тони, Анна лишь по дороге поняла, что всё же пойдёт на эту подлость.       Пусть это не называется предательством отца. Пусть это будет спасение Тони.