Семь смертей и одна жизнь Темного лорда

      Возвращение в замок стало лучшим событием последнего года. Даже эмоции от уничтожения крестражей – смесь злости, мрачного удовлетворения и радости – не могли сравниться с тихим умиротворением, окутавшем ее подобно облаку к концу второй учебной недели, когда отпустила тревога из-за попадания в прошлое. Знакомство с директором, преподавателями, сокурсниками, соседями по спальне и вся эта суета несли с собой настолько обычное, нормальное, здоровое волнение, не связанное с судьбой мира, что Генри почти наслаждалась им. Собранность, готовность действовать, как и постоянное напряжение, под грудой ежедневных дел притупились, и Поттер впервые за долгое время вдохнула полной грудью.       А проблем хватало.       Разница в программе длиною в сорок лет сказывалась так или иначе. Генри прошла внутренние испытания, едва вытянув базу шестого курса и получив множественные предупреждения о необходимости работать вдвое усерднее, чтобы нагнать сверстников. Меньше всего она хотела подвести Дамблдора, который за нее поручился, и плотно окопалась в библиотеке, зубря, тренируясь и выкладываясь больше, чем когда-либо. И всё равно отставая.       Но она старалась. И преподаватели, поначалу строгие и даже придирчивые из-за протекции Дамблдора, смягчились. В конце концов, глупой она никогда не была, разве что ленивой, и уверенно занимала место середнячка.       С крышей над головой, сменой одежды, купленной на пособие от попечительского совета, и планом на ближайшие десять месяцев жизнь как будто налаживалась.       Одно не давало ей покоя – палочка Волдеморта.       Генри так и не сказала Дамблдору. Профессор считал, что она не в силах изменить будущее, потому что для нее это прошлое, а хронология, которую люди отсчитывают годами, иллюзорна из-за нелинейности времени. Не то чтобы Генри полностью поняла его, но одно уяснила: что бы она ни сделала, это будет иметь последствия только здесь и сейчас, для уже живущих, а не тех, кого она оставила далеко позади. И внезапно она почувствовала облегчение от мысли, что не должна в ту же секунду бросаться на спасение волшебного мира от грядущего великого зла. А с ним – непреодолимое желание подумать об этом завтра.       Или послезавтра.       …так пролетел месяц. А к концу октября Генри осознала свою инородность.       В 1946 было странно: короткие юбки, которыми хвалились в спальнях и туалетах, и длинные мантии, под которыми их прятали, чтобы, не дай Мерлин, не увидел кто и не заподозрил в приличной девушке легкомысленную особу. Тренировочные женские дуэли вкупе с искренним непониманием, зачем леди настоящие боевые навыки. Разговоры о независимости и охота на женихов.       Генри не вписывалась. Для женского общества она была слишком груба, неопрятна и не заинтересована в противоположном поле, для мужского – слишком девочкой. Пока учеба поглощала всё ее время, это так сильно не ощущалось, но стоило поднять глаза от книг, и проблема встала во всей красе.       Должно быть, поэтому она ухватилась за предложение Пенелопы – высокомерной чистокровной девицы с Равенкло – присоединиться к ее компании в Хогсмиде. Поддалась ностальгии по веселым походам с друзьями. И хотя разговоры троицы – с Генри образовался квартет – не отличались ни добротой, ни насыщенностью – проще говоря, свелись к малоприятным сплетням, – Поттер старалась радоваться самой возможности прогуляться, неожиданно солнечному деньку и отсутствию ветра.        – Этта! – окликнула Пенелопа нетерпеливо, и Генри поняла, что замечталась. – Подождешь нас немного? Мне нужно кое с кем встретиться, а Грейс и Джина обещали проведать одну знакомую. Может, пройдешься пока по магазинам?       Не заметить яд в последних ее словах было просто невозможно. Откуда просочилась информация о ее стипендии малоимущей, оставалось гадать, но на прямой вопрос Поттер дала прямой ответ, что в свою очередь сильно понизило ее социальный статус в глазах помешанных на чистоте крови магов. Разумеется, Пенелопа прекрасно знала, что денег на безделушки у Генри нет. Впрочем, после травли пятого курса на подобные насмешки она не реагировала.        – Ладно, – только и пожала плечами, тут же крутанувшись на каблуках и зашагав в другую сторону. Возвращаться вместе с ними тоже не было желания. Непонятно, зачем ее вообще пригласили в компанию.       Генри размышляла об этом, прогуливаясь по главной улице и подмечая различия между Хогсмидом ее времени и этим. Дело осложняли то и дело преграждающие путь ученики, и тогда приходилось лавировать и протискиваться между. В один такой момент ее сильно пихнули, Генри оступилась, охнув, и впечаталась в кого-то носом.        – Простите, – поспешила она извиниться, утверждаясь на ногах и поднимая голову. – Я не хо…       Волдеморт взирал на нее с выражением вежливого безразличия на лице.