***
Когда Джин просыпается, ему паршиво настолько, что хочется сдохнуть: голова чугунная, тянет тошнить, а мысли неповоротливо ворочаются в голове, разливая свинцовую боль от виска к виску. Меньше всего он желает думать о покушениях и видеть в своем доме посторонних. — Блять… — Хада страдальчески морщится, бросая взгляд на часы, неохотно садится, потирая висок. Наверняка Тарик и его бравые парни в платьях нимфеток уже вовсю наводят порядок в его доме. Не то чтобы он желал присоединиться к этому увеселительному мероприятию. Собственный внешний вид заставляет вздрогнуть, когда Джин натыкается взглядом на свое отражение в зеркале: откровенно мятый вид, залегшие под глазами тени, заострившиеся скулы и растрепанные в полном беспорядке волосы. Ну прям хоть сейчас можно участвовать в съемках для плаката «Жертва булимии». Сбросив насквозь пропахший выпивкой и сигаретами халат, мужчина переодевается в свободные темные брюки и рубашку им в тон, собираясь следовать своему привычному распорядку дня. Умыться бы да выпить кофе ему сейчас точно не помешало. А уж потом можно проявить чудеса социальной активности и посмотреть, чем там занимается Тарик и его группа. Снаружи слышится какой-то шум и голоса. Впрочем, кто-то извне решает, что неплохо бы переставить некоторые пункты его плана местами, поэтому, распахнув дверь спальни, Хада едва не налетает на розоволосую девушку в темно-синей форме и с татуировкой римских цифр на лице. Девушка тут же растягивает губы в формальной дружелюбной улыбке: — О, доброе!.. — Джин, явно не расположенный вести светские беседы, не дослушивает, прошагав мимо нее в сторону лестницы, — …утро, — бровь розоволосой ползет вверх. — Лучше не трогай его пока что, Вай, — девушка вопросительно косится на подоспевшего Тарика, перебирающего какие-то бумаги. — Он всегда… — надувает розовый пузырь от жвачки, подбирая подходящее описание, — такой? Тяжкий вздох становится ей ответом, и Вай сочувственно хлопает мужчину по плечу. Она не понаслышке знала, каково это — работать с вредными богатыми клиентами, которые вместо того, чтобы помочь делу, старательно выедают тебе мозг чайной ложкой. Тарик же всегда удивлялся излишне импульсивному настрою розоволосой напарницы, но стоило той направить свою энергию в нужное русло — она тут же становилась уверенным человеком, знающим своё дело. — Не волнуйся, здоровяк, мы справимся. Возьмем его количеством, — подмигивает Тарику и возвращается к осмотру окна, занимающего едва ли не большую часть стены второго этажа. Джин обнаруживается на кухне с чашкой свежего кофе, недовольно зыркающий из-под челки на двух других ребят в форме, пока те обследуют помещение. — Доброе утро, Джин, — телохранитель замирает на почтительном расстоянии от дивы, сцепив руки за спиной, и окидывает того быстрым взглядом. — Как ты себя чувствуешь? — Будто это должно тебя волновать, — дергает бровью и отпивает из кружки, молчит несколько секунд. — Хуже, чем выгляжу. Тарик вздыхает, проглатывая никому ненужное «я ведь предупреждал», понимая, что прочтение нотаций о вреде алкоголя такому человеку будет равносильно общению со стеной — малопродуктивно и не очень разумно. Только в отличие от стены Хада еще и сдачи дать мог. Не физически, так словесно. — Я уже говорил, что это все вынужденные меры, — бросает взгляд на окно, которое со всей тщательностью изучают его ребята, о чем-то тихо переговариваясь. — Обеспечение твоей безопасности — наша прямая обязанность по договору, и мы не можем допустить… — Джин прерывает его раздраженным взмахом руки, и Тарик медленно выдыхает. — Тебе предоставить краткий отчет насчет того, что мы успели выяснить? — Валяй, — виртуоз опирается бедром о стол и обнимает чашку обеими ладонями. Телохранитель на мгновение удивляется, насколько по-домашнему выглядит в этот момент Хада, но выразительное покашливание отвлекает от непрофессиональных мыслей. Сверившись с бумагами, шатен прочищает горло: — Мы уже полностью осмотрели территорию снаружи, но ничего подозрительного не обнаружили. Также отсутствуют следы взлома и проникновения в дом — либо наш фотограф помешанный на чистоте педант, который тщательно за собой убирает, либо летает по воздуху как зубная фея, — хмыкает. — В любом случае, лишняя предосторожность все равно не помешает, если вспомнить, что мы имеем дело с подрывником. — Если бы он хотел моей смерти, то почему бы ему просто не подорвать мой дом, пока я в нем? — резонно замечает Джин, на что Тарик пожимает плечами. — Видимо, его цель — не твоя смерть. Пытается запугать? — Не на того напал, — фыркает с презрением, отпивая из чашки, но от внимательного взгляда Тарика не укрывается, как вздрагивают смуглые пальцы. — Ты переходил кому-нибудь дорогу в последнее время? Может, наступил на больную мозоль или еще что в подобном духе? — Ты серьезно полагаешь, что я запоминаю такие мелочи? — Ну да, конечно же, как я мог запамятовать… — вздыхает, что-то чиркая на листке. Эгоцентризм этого человека в самом деле достигает невиданных границ. Их диалог прерывается звуком входящего сообщения на телефон телохранителя. Хада косится на него не без любопытства, чуть изогнув тонкую бровь. — Вай говорит, что они закончили устанавливать камеры, — убирает телефон обратно в карман. — Пойду проконтролирую, чтобы все работало как надо. А ты?.. — Кофе, — напоминает Джин, приподняв кружку. — Пока кофе не выпью, я не человек. Кивнув, Тарик отправляется проверять камеры. Нестерпимо хочется курить, и виртуоз шарит по карманам в поисках сигарет, пока не вспоминает, что пачка осталась в спальне, когда он переодевался. Оставив парней копошиться на кухне, он поднимается к себе за сигаретами, прихватив с собой недопитый кофе. Посторонние в доме напрягают одним своим присутствием, и Хада, накинув на плечи пальто, выходит на крыльцо, прикуривает и с наслаждением вдыхает терпкий дым, прислонившись спиной к дверному косяку. Взгляд неприкрытого челкой глаза задумчиво скользит по внутреннему двору, по припаркованным служебным машинам, пока внимание не привлекает какое-то движение. Присмотревшись, Джин различает одну из камер над козырьком, объектив которой направлен прямо на него. Наверняка Тарик с этой своей Вай сейчас проверяют их работоспособность. Словно услышав его мысли, камера издает едва слышное жужжание, объектив чуть прокручивается, приближая изображение. Мужчину на мгновение пробирает злостью, и он раздраженно вскидывает руку с оттопыренным средним пальцем в сторону камеры, докуривает и хлопает дверью, скрывшись в доме. В это же время Вай сочувственно похлопывает Тарика по плечу, который с тихим вздохом закатывает глаза при виде этой выходки на экране ноутбука, к которому были подключены камеры.***
Когда с осмотром дома и обеспечением безопасности, наконец, покончено, а за последним из прибывшей группы закрывается входная дверь, Джин с облегченным вздохом растягивается на диване в гостиной, лениво ковыряясь в своем смартфоне и подумывая над тем, чтобы заказать еды. Время уже давно перевалило за обед, и желудок недвусмысленно намекает, что питаться одними сигаретами и кофе — сравнительно хреновая идея. В поле зрения попадается вернувшийся Тарик, и Хада хмыкает: — Ну что, по всей ванной мне камер напихали? Телохранитель с терпеливым вздохом качает головой. — Кажется, я уже говорил, что мы здесь для обеспечения твоей безопасности, а не… — Тарику очень хочется ляпнуть что-то вроде «а не для того, чтобы любоваться на твою голую тощую задницу», но благоразумно решает промолчать, понимая, что дива на такую тираду взбеснуется еще больше. К счастью, Джин сам обрывает его на полуслове взмахом ладони. — Расслабься, я пошутил, — тыкает в экран смартфона, задумчиво чуть хмурит лоб. — Кстати… Ты там что-то говорил про то, что мне нужно согласовывать с тобой все встречи? — Ради твоей же безопасности, все верно, — вопросительно приподнимает брови. — У тебя намечается встреча? — Что-то вроде, — уклончиво тянет Хада, словно намеренно растягивая слова, затем отрывается все же от телефона и щурится донельзя лукаво, подпирая голову металлической рукой. — Если я срочно не приму ванну, то точно кого-нибудь придушу. К слову, ты в этом списке стоишь на первом месте, — Тарик с трудом удерживается от того, чтобы не закатить глаза. — Поэтому возлагаю на тебя очень важную и ответственную миссию. Джин таинственно понижает голос, выдерживая интригу, а потом продолжает, как ни в чем не бывало, ловко поднимаясь с дивана: — Я заказал еду. Встретишь курьера, пока я буду занят, — звучит не как вопрос, а скорее почти как требование. — Ох, — телохранитель чуть улыбается одними уголками губ. — Хорошо, куда мне отнести твой заказ? — Можешь оставить здесь или на кухне, — безразлично пожимает плечами прежде, чем удалиться в сторону ванной комнаты.***
Осознавать, что помимо тебя в твоем же доме есть кто-то еще непривычно до нервного тика, но постепенно напряжение и настороженность, которые в первые дни зашкаливали, сходят на нет. Тарик продолжает держать свое слово, по возможности старается лишний раз на глаза виртуозу не попадаться и без надобности того не тревожить. Джин вынужденно должен признать, что в наличии личного телохранителя все же есть свои плюсы помимо того, что ему приходится терпеть его рожу каждый раз, когда он выходит из дома будь то важная встреча или поездка в студию. К тому же качок неплохо справлялся с ролью живого щита, отваживая от звезды излишне любопытствующих и вездесущих журналистов, так и норовящих засунуть свой не в меру длинный нос туда, куда не следует. Сталкер больше не дает о себе знать, и в целом жизнь снова впадает в привычную для дивы колею. Не считая того, что время от времени он умудряется забывать, что живет не один и очень удивляется, когда натыкается на Тарика. В один из таких дней они сталкиваются на кухне, и телохранитель, глядя на то, как Джин снова заказывает еду на вынос, осторожно спрашивает разрешения воспользоваться его кухней. Хада на эту просьбу молчит какое-то время, косится удивленно, прикидывая в голове, насколько странным будет позволить чужому, по сути, мужику хозяйничать у себя в доме. — Только при условии, что уберешь все за собой, — все же неохотно соглашается он, решив, что от него не убудет. А если качок что-то испортит или подпалит, то будет хороший повод на него наехать и выгнать. Сам Джин готовку не любил, предпочитая ограничиваться либо доставкой уже готовой еды на дом, либо перекусывая в кафе. Зачем совершать лишние телодвижения и напрягаться, когда можно просто отдать деньги, и все сделают за тебя? Правда порой качестве заказной еды оставляло желать лучшего и, конечно же, ни в какое сравнение не шло с домашней, но это было всяко удобнее, чем корячиться часами у плиты, чтобы потом все равно не быть довольным собственным результатом. На удивление, Тарик на его кухне освоился довольно быстро, самостоятельно выяснив и запомнив, где что лежит, дабы лишний раз не дергать хозяина дома без повода. Но Хада в итоге сам проявил любопытство, как-то один раз замерев в дверном проеме и прислонившись к косяку, пока его телохранитель увлеченно возился с продуктами, мыча себе под нос какой-то незатейливый мотивчик. — Никогда не понимал, как люди умудряются делать что-то на кухне, не превращая ее при этом в гребанное поле боя. Тарик вздрагивает от неожиданности и едва не роняет нож на пол, вовремя подхватив лезвие и обернувшись на голос. Темные брови ползут вверх. Виртуоз выглядит непривычно по-домашнему и даже как-то… уютно: на бедрах болтаются свободные хлопковые штаны, а вместо привычных рубашек простая футболка с каким-то бесформенным принтом. — Ох, это ты, — выдыхает облегченно и чуть улыбается ему, возвращаясь к готовке. — Давно ты тут стоишь? — А кто еще, по-твоему, тут мог быть? — морщится виртуоз и наклоняет голову на бок, наблюдая как Тарик уверенно засыпает рис в пароварку, заливает воду в чайник, моет овощи — в нем виден хозяин, который однажды осчастливит кольцом какую-нибудь скромную девушку. — Даже не знаю. Твой добрый двойник? — Ха-ха, очень смешно, — Джину надоедает стоять и он садится за стол, не сводя задумчивого взгляда с широкой спины. — А ты, — телохранитель на мгновение запинается, косится на него через плечо, — получается, совсем не готовишь? — Умею. Но не люблю, — спокойно пожимает плечами Хада, подпирая голову рукой, молчит какое-то время, словно прикидывая, рассказывать или нет. — Мне проще отдать деньги и поесть без нервотрепки, чем танцевать у плиты черти знает сколько. К тому же, я все равно большую часть времени пропадаю либо на студии, либо общаюсь со СМИ, а после этого остается только желание убивать. А такое мясо вряд ли пригодно в пищу… — Смотря как готовить! — подмигивает шатен, и Джин фыркает, отмахиваясь. — Избавь меня от подробностей, бога ради, — Тарик тихо посмеивается, засыпая овощи к рису, и принимается разделывать мясо. — Тогда можно каждому кусочку мяса дать имя человека, который тебя бесит, а потом хорошенько его отбить. — Где ж мне столько мяса-то взять? — притворно ужасается. — Ну нет уж, боюсь, что войду во вкус, и тогда одним мясом это не ограничится. И вообще, — щурится, — у тебя весьма странные способы спускать пар для человека с такой работой. — У всех нас есть свои маленькие грязные секреты, — пожимает плечами и бросает взгляд через плечо, очаровательно улыбаясь. — Ты только никому не рассказывай, ладно? — Прямо сейчас побегу докладывать твоему начальству, — Джин лениво катает хлебную крошку по столу, усмехаясь уголками губ. Какое-то время на кухне висит тишина, нарушаемая лишь звуками готовки, но на удивление, тишина эта не кажется гнетущей или напряженной. Хада, привыкший проводить вечера в компании бутылки виски, неожиданно ловит себя на мысли, что ему даже нравится сидеть вот так и бездумно наблюдать за чужой возней. Словно они старые добрые друзья, которые собрались вместе поужинать, обмениваясь дружескими подколками и подшучивая друг на другом. Глупости какие. Джин недовольно хмурится, отгоняя прочь эти радужные мысли. — Вообще, думаю, я тебя прекрасно понимаю, — Тарик, ставящий сковороду на плиту, первым нарушает витающее в воздухе молчание, на что виртуоз недоверчиво косит на него зрячим глазом, будто бы безмолвно спрашивая: «Ты? Меня?». — На самом деле у меня тоже не так много свободного времени, чтобы заниматься готовкой. А любящей жены, которая встречала бы меня по вечерам с вкусным ужином, у меня нет. — Удивительно, что у такого парня, как ты, все еще нет жены. Шатен пожимает плечами, не шибко желая вдаваться в подробности личной жизни да и вряд ли Хаде будет интересно о таком слушать. Разворачивается к холодильнику и едва не налетает на Джина, который встал, чтобы сделать себе кофе. Оба замирают на мгновение. Виртуоз приподнимает бровь, смотрит сверху вниз, подавляя желание ухмыльнуться разнице в росте, будучи выше на добрых полголовы. — Не зашиби меня, качок, — фыркает, нарушая повисшую неловкую тишину, обходит его и достает чистую чашку, засыпает кофе и заливает кипятком, после чего возвращается на свое место за столом. Тарик, дернув плечом, отводит взгляд, старательно отгоняя мысли об острых ключицах, едва не рвущих тонкую смуглую кожу, в которые он чуть не заехал носом. Вскоре по кухне достаточно быстро начинает расползаться запах готовой еды, и Джин, который поначалу дал себе слово, что даже смотреть не будет в сторону того, что там приготовил этот бугай, невольно меняет свое мнение. К тому же желудок весьма красноречиво отзывается на этот запах. — Будешь? — телохранитель вопросительно глядит на виртуоза, накладывая рис в тарелку, на что Хада неопределенно дергает плечом, и этот жест можно распознать как согласие. Едят в тишине. Джин поначалу придирчиво окидывает содержимое тарелки взглядом, но после все же решается попробовать и не жалеет об этом — домашняя еда в самом деле ни в какое сравнение не идет с заказной. Для человека, который утверждает, что на кухне бывает не так часто, Тарик готовит очень даже не плохо. Идеально сваренный рис с пряными специями, свежие овощи и курица в сливочном соусе — вкусно настолько, что Джин не замечает, как опустошает свою тарелку. Ловит на себе осторожный взгляд синих глаз. — Это было… весьма не дурно, — звучит как благодарность, на что Тарик позволяет себе легкую улыбку и поднимается, чтобы убрать посуду в посудомоечную машину. — Если хочешь, я могу готовить на двоих… — И что дальше? — Хада подтаскивает табурет к окну и закуривает. — Будешь ждать меня вечерами со стаканом виски и разогретым ужином на плите, подобно любящей жене? — телохранитель, сбитый с толку, шумно выдыхает, сжимая в пальцах полотенце. — Или пытаешься подружиться со мной? — Это всего лишь благодарность, — сухо отвечает, чуть хмурясь, явно задетый словами виртуоза за живое. — Услуга за услугу. И что такого в том, чтобы хоть немного наладить отношения? Нам еще работать друг с другом. — Как знаешь, — пожимает плечами Джин, почти безразлично глядя на своего собеседника и выдыхая колечко дыма. — За услуги повара тебе никто доплачивать не будет. — А тебе за каждую подколку платят на десять долларов больше? Хада почти скалится в ответ. Тушит окурок в пепельнице, поднимается и подходит почти вплотную, заставляя Тарика настороженно вскинуть глаза, тычет ему в грудь тонким пальцем с длинным черным ногтем: — Не забывай, что ты тут при исполнении, а не в дружбу играть пришел. Знай свое место. И уходит, оставив телохранителя наедине с самим собой. Тарик провожает диву взглядом, устало трет шею с тихим вздохом и прикрывает глаза, мысленно прося у всех возможных богов терпения. — Вот уж кому точно не помешало бы научиться хорошим манерам…***
После инцидента с кухней проходит два дня, в течение которых Джин ходит мрачнее тучи и даже успевает получить выговор от Треша, недовольного состоянием дивы. — Если у тебя какие-то проблемы со своим телохранителем… — Он не мой телохранитель! — нервно огрызается Джин, затягиваясь. — …будь добр решать это непосредственно с ним, а не срываться на нашем звукорежиссёре, — продюсер выхватывает сигарету из его тонких пальцев и сминает о пепельницу. — И прекрати уже изображать из себя паровоз, ты и так насквозь куревом воняешь. Учти, Хада, если ты посадишь голос, — предупреждающе, — то вылетишь отсюда, как миленький. — С его смазливым лицом без работы точно не останется, — отзывается Зед, отрываясь от настройки музыкальной колонки. И едва успевает увернуться от полетевшей в голову пепельницы, которая со звоном разбивается вдребезги, врезавшись в стену. — Я же говорил, что он хочет меня убить! — Уж чья бы корова мычала насчет лица, анимешник, — шипит Джин и уходит к себе в кабинет, хлопнув дверью так, что задрожали стекла. — Вот же паскуда старая… — Зед косится на осколки пепельницы и трет затылок, который с ней едва не познакомился. — Я все слышу! Разумеется выговор от начальства нисколько не прибавляет настроения, поэтому домой Хада приезжает с отчетливым желанием напиться. Тарик оставляет его одного, предупредив, что нужно отлучиться ненадолго в офис, а вернувшись, обнаруживает Джина в гостиной, сидящего в своем любимом кресле в компании с бутылкой. Тарик машинально пытается рассмотреть название алкоголя на этикетке, но бросает это дело, наткнувшись на внимательный взгляд мужчины. В своем халате, разомлевший и с порозовевшими от выпитого скулами тот выглядит совсем не как тот, кто не так давно огрызался и сыпал оскорблениями по поводу и без. Совсем по-домашнему. Уютно. — Будешь? — Хада покачивает в своих тонких пальцах стакан с янтарной жидкостью, по цвету очень похожей на цвет его зрячего глаза. Виски?.. — Я не пью, — шатен мягко улыбается, присаживаясь напротив и с интересом рассматривая перемены в виртуозе. — Пьют все. Просто кто-то находит причины этого не делать. — Как и многие другие вещи. Видеть его таким расслабленным и тихим непривычно. Холодное и высокомерное лицо, словно дива постоянно чем-то недоволен, сейчас выглядит совсем спокойным и мирным, практически дружелюбным, и Тарик вынужденно должен признать, что такой Джин нравится ему больше. В самом деле добрый брат-близнец. — Не хочу показаться занудой… — Хочешь. — ...но у тебя ведь завтра репетиция с утра, — замечает осторожно, скосив глаза на стакан, к которому прикладывается виртуоз. — Зануда. Телохранитель тихо смеётся, качая головой — нет, это всё-таки тот же Джин. Только почему сейчас в его глазах столько колючей, как морозный воздух на улице тоски?.. Ему бы спросить, но Тарик уверен почти на все сто процентов, что ему не ответят. А портить настроение ни себе, ни другому он не собирается, как и читать морали с проповедями. — Ты как-то обещал составить мне компанию, — дива поднимает стакан и через стекло смотрит на мужчину, чуть щуря зрячий глаз, почти бардовый в отсветах камина. — Обещал, — в комнате жарко от огня, шатен со вздохом снимает пиджак, вешая на спинку кресла, и остается в одной рубашке. Хада с тихим вздохом гибко тянется в кресле, отчего тонкая ткань шелкового халата сползает с его плеча, оголяя серебристый металл протеза и кусочек груди. Замечает на себе взгляд своего телохранителя и усмехается одними уголками губ, едва ли не демонстративно закидывая ногу на ногу. Тарик против воли прикипает взглядом к обнажённому острому колену, выставленному напоказ. Мысленно поражается сам себе — он что, засматривается на эти ноги?.. На ноги другого мужчины? И понимает: да, засматривается. Ещё как. Слишком внимательный синий взгляд скользит по умопомрачительной золотистой длине от прикрытых халатом бедер до колена и вниз, почти облизывает стройные икры и узкие лодыжки с отчетливо проступающими под кожей косточками. Ласкает смуглую кожу, мерцающую, будто пропитанную светом. Чужой выразительный кашель заставляет встрепенуться и отвести взгляд, но Джин, на удивление, молчит. Настолько пьян?.. Отпивает из своего стакана, смотрит на него через изучающее, чуть щуря глаз, неприкрытый выбеленной челкой. — Ты упоминал, что не женат, — подает вдруг голос Хада, задумчиво подпирая подбородок стальной рукой. Тарик вздыхает. Вот же ж согласился на свою голову. — Почему? — Моя работа связана с рисками и накладывает определенные обязательства, — телохранитель отвечает неохотно, сцепив пальцы в замок. — Я иногда неделями дома не появляюсь, что уж тут говорить. Не каждая женщина захочет связывать себя отношениями с человеком, который не может гарантировать ей стабильность. — Ты не кажешься расстроенным этим фактом, — замечает Джин, внимательно вглядываясь в своего собеседника. — Просто привык. Да и потом, я спасаю чужие жизни. Одно это делает меня счастливым. Хада отводит глаза и чуть поджимает губы, постукивая согнутым пальцем по стакану. — Когда я был маленький, — начинает он, — то часто смотрел телевизор и хотел, чтобы у меня было так, как показывали там. Любящая мать домохозяйка, отец с постоянной работой, все собираются по вечерам за обеденным столом на ужин. Но я быстро понял, что все это чушь собачья. — Думаешь? Очень многие мужчины с тобой не согласятся, представляя себе идеал семьи именно так, как ты описал. — На самом деле никто так не живет. Отец бьет мать, мать бьет детей. Алкоголизм. Безденежье. Проблемы на работе. Красивая обложка снаружи, тихое отчаяние изнутри, — отпивает пару глотков. — А ты бы хотел этого? — Хада непонимающе хмурит тонкие брови, явно успев потерять мысль, и Тарик поясняет. — Приходить домой, чтобы тебя кто-то встречал. С ужином. — Если только в этом мире найдется человек, способный выдержать мой скотский характер, — качает головой, тихо посмеиваясь. Замолкает на какое-то время, прикидывая что-то в голове. Треш там что-то говорил про решение проблем?... — Скажи-ка, качок… В тот раз ты назвал меня красивым… — Назвал, — спокойно соглашается Тарик, когда его собеседник замолкает на середине фразы, сосредоточенно хмуря брови и глядя куда-то в плескающиеся на дне стакана остатки алкоголя с таким вниманием, будто пытается найти в нем все тайны мироздания. — И ты правда так считаешь? Телохранитель, на мгновение замявшись, удивлённо приподнимает бровь. Услышать что-то такое сейчас он ожидал меньше всего. — У меня нет привычки отказываться от своих слов, поэтому да, я так считаю, — осторожно отвечает, все ещё не до конца понимая, к чему виртуоз клонит. Джин кивает чему-то, залпом опрокидывая в себя остатки виски, поднимается со своего кресла, опасно покачнувшись, но устояв на ногах, и делает шаг в сторону столика, чтобы налить себе ещё. Однако на полпути внезапно передумывает. Тарик не сдерживает удивлённого вздоха, когда худое тело внезапно опускается на его колени. Хада укладывает руки на его плечи и прижимается к нему, весь упоительно гибкий и теплый, ткань халата сползает ещё больше, открывая изгиб узких бедер, золотисто-смуглых в неровном свете камина, и стоит очень больших усилий оторвать от них взгляд. Ему даже сказать ничего не дают, чужие руки — живая и искусственная, — обнимают лицо, а затем Джин порывисто прижимается губами к его губам. Прихватывает за нижнюю зубами, оттягивает слегка, проводит по влажной кромке кончиком языка и требовательно толкается внутрь, утягивая в поцелуй. От Хады терпко пахнет выпивкой, одеколоном, пеной для бритья и немного сигаретами, и взвесь этих запахов кружит голову похлеще спиртного. Виртуоз гибко прижимается теснее, чувствуя, как на спину опускается широкая теплая ладонь и соскальзывает ниже, согревая кожу через тонкий шелк ткани. Тарик мимолетно думает о том, что нужно все это прекратить немедленно, что все это неправильно и так не должно быть, но… Но тело на его коленях такое худое и грациозно тонкое — кончики пальцев почти ложатся друг на друга, когда он обнимает его за невозможно узкую талию и чувствует, как Джин вздрагивает от этого прикосновения, словно от удара током. Его губы теплые, податливые, с терпким привкусом виски, и целовать их оказывается так приятно, что он не сдерживает громкого вздоха, порывисто прижимая его к себе. Едва не урча в поцелуй, Хада тянет за резинку, распуская чужие волосы и давая им волной рассыпаться по плечам и спине, с каким-то смутным восторгом зарывается в них ладонями и скребет ногтями затылок. Языком скользит в теплое нутро, жарко, почти жадно сминая его рот, и все норовит зайти слишком далеко, если они продолжат в том же духе… — Постой… — сбивчиво шепчет Тарик, все же опомнившись и за плечи осторожно оттягивая его от себя. Виртуоз недовольно хмурит брови и поджимает влажно поблескивающие губы, тянется, чтобы снова его поцеловать, но шатен поворачивает голову на бок, и поцелуй смазано приходится куда-то в скулу. — Послушай, Джин, мы не можем… — Почему нет? — смотрит на телохранителя исподлобья. Тарик вздыхает. — Я не лгал, когда говорил, что ты красивый, — ладони очень мягко и успокаивающе гладят по плечам. — Ты в самом деле очень красивый. Я никогда не встречал настолько красивых людей, — Джин молча слушает, опустив взгляд куда-то вниз и сжав пальцами его рубашку на груди, взгляд у него плавающий и расфокусированный. Шатен даже не уверен, что его понимают, но старается говорить мягко и осторожно, как с ребенком. — Но сейчас ты нетрезв и завтра об этом пожалеешь. Хада молчит какое-то время, пытаясь собрать расползающиеся мысли в кучку, после чего с тихим вздохом утыкается лбом в крепкое плечо, прикрывая глаза. — Как же ты бесишь… — бормочет невнятно, вызывая у телохранителя слабую улыбку. Ладонь размеренно скользит по напряжённой спине от лопатки к лопатке, пока виртуоз под его руками не расслабляется, а потом Тарик замечает, что тот просто-напросто спит, по-детски трогательно прихватив его за краешек рубашки. — Вот и что с тобой делать? — качает головой с вздохом, но Джин, понятное дело, ему не отвечает, тихо посапывая в плечо. — Пойдем, отнесу тебя в постель. Сам он мог долго находиться в одном положении без движения — работа обязывает, а вот дива на утро явно не обрадуется, заснув в такой позе. Осторожно придерживая певца за спину и бедро, поднимается вместе с ним с кресла, крепко удерживая его на руках, и несёт свою ношу в спальню, где так же аккуратно укладывает на постель. Из-за неплотно прикрытой занавески лунный свет падает на лицо спящего, непривычно безмятежное и спокойное, и Тарик в который раз задумывается, насколько же красив этот странный человек, несмотря на все сложности его характера. Помедлив немного, развязывает пояс его халата и распахивает шёлковую ткань. Взгляд скользит по золотисто-смуглым изгибам, полукружьям ребер и мышцам впалого живота — у Хады на самом деле оказывается хорошая фигура, не лишенная рельефа. Невесомо трогает подушечками пальцев выпуклый шрам под ребрами, качает головой, поджав губы, затем накрывает Джина одеялом и тихо выходит из спальни, притворив дверь. _______________________________ Иллюстрация к главе - https://vk.com/photo-75061048_457239326