Нелюбовь

      Она всегда хотела жить в загородном доме. Достаточно большом, чтоб в нем можно было и работать, и отдыхать, перемещаться по комнатам, читать книги в разных местах. Она получила свой дом, и дизайну интерьера позавидовал бы кто-угодно, и ландшафтный дизайнер поработал над ее двором. Тина получила всё что хотела, но только тогда поняла, что дом слишком велик для нее одной. В некоторых комнатах даже забыла, когда появлялась. Вторая ванная-комната для гостей с безумно дорогой сантехникой, итальянской плиткой на заказ, и еще одна спальня, рабочий кабинет… Вся жизнь переместилась в общую гостиную, а из нее — в кухню и дальше в спальню. Гости у нее бывали редко. Она водила журналистов по территории, поила их чаем в беседке, позировала — идеальная картинка. На деле же всё было несколько иначе. Так долго собираемый по кусочкам дом сузился до размеров обычной квартиры. Она не должна была жить в нем одна, это долго казалось неправильным, пока не стало обыденным, и уже сама мысль делить его с кем-то начала быть дикой. Тина закрыла входную дверь, сняла туфли и с блаженством погрузила ноги в мягкие тапочки, пошла заваривать чай. Джа любила ее дом, она искренне восторгалась предметами интерьера и сочетанием цветов, рассматривала всё и часто задавала вопросы. Но больше всего, конечно, ей нравилась мебель, Тина прекрасно помнила, как она проводила рукой по резьбе — по каждой завитушке и гране, могла бы так часами, погруженная в свои мысли, если бы Тина не отвлекала. Вторым излюбленным местом стала ванная-комната хозяйки, там уже Тина сама теряла счет времени, и Джа заставляла вылезать, когда вода становилась совсем холодной. Бывали дни, когда Тина ходила по дому, и воспоминания о Джа становились столь реальными, что казались почти осязаемыми: ее ровная спина в зеленом кресле у окна, ее силуэт в дверном проёме и, конечно же, ее пальцы, сжимающие простынь. Юля была равнодушна. Нет, конечно, Тина не устраивала ей экскурсию и не рассказывала, сколько часов потратила на выбор обивки для дивана, но Юле было настолько безразлично всё вокруг, что они могли бы переместиться в ангар — и она бы не заметила подмены. Когда они не были заняты друг другом, Юля любила сидеть или лежать на ковре, подложив под голову одну из многочисленных подушек. Тина при этом сидела в своем любимом кресле. Они разговаривали про шоубизнес, обсуждали коллег (у Кароль всегда была припасена пара историй), музыку и просто жизнь. И в какой-то момент Тина неизменно вставала со своего места и ложилась возле нее на мягком ковре, не в силах противостоять желанию находиться возле, чувствовать тепло ее тела. Юля рассказывала о чем-то, а Тина, лежа на боку, водила рукой по ее шее, плечам… иногда вставляла короткую реплику — просто, чтоб показать, что она не ушла с головой в эти прикосновения и следит за темой. Без макияжа Юля была такой нежной, казалась еще более утонченной… Могла быть такой мягкой, невинной. Той, что целует ее в закрытые веки и засыпает, крепко прижав к себе. А могла быть другой — жесткой, требовательной к окружающим и к себе самой. И Тина также любила ту другую Юлю. — Что скажет Вал, если я украду тебя на несколько дней после Рождества? Как-то спросила Тина. За окном прихватил мороз, а в ее гостиной потрескивал камин, и идея показалась слишком хорошей, чтобы не озвучить. — И что ты будешь со мной делать? Тина облизала губы. — Тут есть варианты. Пара дней где-нибудь в Австрии? Юля задумалась. — На Рождество Вал обычно возит нас кататься на лыжах. Это уже традиция. Правда, в этот раз он странно молчалив на этот счет. — Повернула к Тине голову и легко поцеловала. — Я постараюсь. Провожая Юлю в тот вечер, Тина улыбалась ей в след и стояла на пороге, кутаясь в кофту, до того, пока ворота за ней полностью не закроются. Найти своих и успокоиться. Она вернулась в теплый дом, взяла в руки телефон и среди сообщений нашла номер, который не вносила в телефонную книгу. Она всё хорошо обдумала и точно знала, что действует правильно. Ведь нельзя же ждать иной результат, если все делаешь в точности, как в прошлый раз. Но Тина изменилась, переосмыслила многие вещи и за это время стала мудрее. Она знала свои ошибки и в этот раз не собиралась их повторять. Счастья нужно добиваться, и, настрадавшись сполна, она, как никто другой заслуживала быть счастливой. — Валер, привет. Это — Тина. Я бы хотела встретиться. Дело…дело касается Юли. И она своего добьется. ***       Тина припарковала свой Лексус. Была суббота, начало десятого утра, обычно в это время она видит десятый сон, а не едет через полгорода на студию звукозаписи. На улице было холодно и пустынно, а серое здание перед ней не давало и намека на тепло и уют, тем не менее, Тина решительно взялась за ручку и открыла дверь. За свою жизнь она видела множество самых разных студий, поэтому совсем не растерялась, не увидев никого в просторном помещении, уверенно пошла вглубь. И оказалась права сразу увидев Вала. — Тина? Я ждал тебя немного позже. Почему не набрала, я бы встретил. Тина улыбнулась. — Ехать в это время по Киеву — одно удовольствие, не доехала — долетела. Он провел ее в комнату отдыха с разбросанными креслами-мешками, предложил кофе и, не дожидаясь ответа, пошел к кофеварке. Тина приняла с благодарностью. — Юля дома? — Да. Занимается хозяйством. В своем понимании этого слова. Тина не сомневалась, что он ничего ей не сказал. Вал сел рядом, держа в руках свою большую чашку. — Юля любит это место, — обвел взглядом комнату. — Раньше здесь много времени проводила. Теперь, правда, меньше. И почему же, интересно. — Теперь, если не считать репетиций, это больше мое место. — Надеюсь, тахта — это не то, что я думаю, — усмехнулась Тина, кивком показывая на дальний угол. Вал посмотрел в ту сторону, она видела, как он пытается сообразить, что она имеет в виду. Напряженное выражение лица смягчилось. — Нет, — слабо улыбнулся. — Нет, Юля начинает трезвонить и заставляет ехать домой. Мне ни разу так и не удалось здесь переночевать. Как мило. Плакаты The Hardkiss на бетонных стенах; Юля в разных образах смотрела на нее, забытая Юлина рубашка на одном из мешков, и в то же время мелкие вещи, явно принадлежащие Валу. Тине не нравилось это место, оно казалось одновременно и заброшенным, и слишком обитаемым. — Валер, — начала она, не желая ходить вокруг да около. — Знаю, это я тебе позвонила, но у меня осталось чувство, что мы не договорили тогда в клинике. Что-то явно не в порядке. И я бы хотела воспользоваться правом Юлиной подруги и понять, что… — А ты разве не понимаешь? Снова он поворачивается и смотрит на нее в упор. Густые брови, карие глаза — под натиском хочется еще больше вжаться в кресло. Тина не отводит взгляд, напоминая себе, что он ничего не может знать, ей ничего не угрожает. Едва выдерживает, чтоб не опустить глаза. Вал словно чувствует ее дискомфорт и тут же отступает. — Она ведь делится с тобой, да? Она же так часто ездит к тебе… — обрывает себя, Тина замечает, как он на пару секунд прикрывает глаза, как будто собираясь с духом. — Если правда к тебе, а не в другое место. Тина, я люблю ее. Она — моя женщина. Она — полжизни для меня. Всё было в порядке. У нас всё было… Пока что-то не начало ломаться. И я не понимаю — что. Что я делаю не так. Тина смотрит на него, слышит эти слова, которые все так же трудно даются ему, и ей действительно жаль. Редко где встретишь такие, на первый взгляд, гармоничные семьи. Из того, что она знает, Вал не без изъянов, но он добрый, заботливый и талантливый. Он вкладывает всего себя, всю душу в то, что делает и так же вкладывает в нее. И в жизни не поднимет на нее руку, какой бы невыносимой иногда не была. Тине жаль, она хочет дотронуться до его плеча, сказать, что всё в порядке, такое случается в каждой, даже самой счастливой семье, лишь временные трудности, которые они преодолеют. Но ведь это по-своему жестоко — давать ему надежду, когда он всё это время жил и не слышал часового механизма. Тина говорит себе, что это — акт наивысшего милосердия, на которое она способна — он имеет право знать. — Валер, — вздыхает. — Действительно есть кое-что. Тина внутренне сжимается, боится, что он снова посмотрит на нее, но Вал смотрит в свою чашку, напряженно слушая. — Юля дорога мне, — нервно поправляет волосы. — Я давно так не привязывалась ни к кому. Поэтому мне вдвойне больней видеть то, что происходит между вами. И поэтому я здесь, хотя прекрасно понимаю, что эта встреча с тобой может разрушить нашу с ней дружбу. Она… у нее связь на стороне. Вал всё смотрит в свой кофе. Напряжение едва ли не искрится по комнате. Тина представляет, как сейчас он резким движением запускает чашку в стену, и содержимое вместе с осколками разлетается во все стороны, как в бешенстве выбегает из комнаты, бог знает куда или за кем. Разъяренный зверь, которого она сама же спустила с цепи. Но Вал всё сидит без движения, и тогда Тина решается на опасный ход — дотрагивается до него, Вал вздрагивает, передергивает плечами, и она сразу отводит руку. Отставляет чашку. — Ты мне скажешь его имя? — голос ровный, но Тине хочется встать и тотчас же выйти. — Тебе нужно поговорить с ней, Валер… — Значит, не скажешь. И давно это продолжается? — Достаточно. Он встает, но медленно, словно продумывая каждое свое движение, подходит к стене и упирается локтем. Ей кажется, что в таком состоянии он может сделать всё, что угодно, и эта непредсказуемость пугает. — Спасибо, Тина. Я не скажу, что встречался с тобой. Не переживай на этот счет. Тина встает и собирает всю свою силу воли, чтоб не выбежать, никак не показать волнение, проходит мимо него к выходу. Вал никак не реагирует. — Я помолюсь о вас… Он ничего не отвечает, и Тина, осторожно прикрыв дверь, быстрым шагом выходит из здания. ***       Проходит день. Затем второй и третий. От Юли никаких сообщений, и сама Тина никак не напоминает о себе. Она делает вид, что ничего не происходит, что это обычный рабочий день, но все движения — механические, а часть слов, что ей говорят, проходят мимо ушей. Ее ассистентка, не привыкшая к ней такой, несколько раз осторожно спрашивает, все ли в порядке, не болит ли голова или еще что. Тина рассеянная. К концу дня она сдается и признает, что нервничает. Мысли постоянно возвращаются к Юле: почему она молчит? Что сейчас там происходит и не произошло ли уже что-то. Берет в руки телефон и откладывает. Что она напишет: Эй, как прошел скандал? И звонить тоже не может, ведь боится, что собственный голос подведет. Ей нужно увидеть Юлю, но не заявляться же к ней на порог. Тина подзывает ассистентку и просит позвонить тому парнише, что все организовывает для The Hardkiss, узнать, когда у них репетиция, Тина хочет попробовать одну песню с ними. Не чувствуя никакого подвоха, Катя принимается за исполнение, но спустя уже пять минут возвращается обратно — у них была запланирована сегодня, но Вал отменил. Если Тине Григорьевне нужно, она может позвонить самой Юлии… — Нет-нет, не нужно, Катюш, спасибо. Что ж Тина не удивлена, ясное дело, она никуда не собиралась ехать и только получила подтверждение своим мыслям. Она продолжит не нарушать тишину сегодня, а завтра, если Юля не объявится, придется снова брать всё в свои руки. Это случается ближе к одиннадцати вечера, когда Тина читает книгу (по правде, уже давно просто видит значки в книге без смысла): звонит телефон, «Санина», секунду помедлив, Тина берет трубку, но вызов закончен. Сразу перезванивает — Юля выбивает. Выждав минуту, набирает снова, но абонент уже вне зоны. Не знает, что делать, всполошившись, ходит по дому, не находя себе места. СМСки, что абонент появился на связи, не приходят. Через сорок минут звонок в дверь оповещает о приезде гостя. Тина ждет свои четыре минуты. Ситуация уже проигралась множеством вариантов в ее голове, она ждет, какой же выпадет сейчас. Открывает дверь и впускает внутрь. Юля без макияжа, выглядит уставшей, словно не спала несколько ночей, снимает свою куртку, под которой явно несвежая футболка. Тина чувствует слабый запах алкоголя. — Привет, Тина. — Я звонила тебе, но ты была вне зоны… Юля секунду смотрит на нее, как будто не понимая, о чем она. — А… Да… Я разбила его. Но, может, к лучшему. Как сейчас, нет телефона — нет жизни, да? Мне нужен тайм-аут. — Хочешь выпить что-то? — Нет, не думаю. Я не на долго. Выглядит отрешенной, Тина хочет подойти к ней, обнять, но что-то в ней говорит не делать этого. Юля стоит посреди комнаты, чуть ссутулившись и обхватив одной рукой живот. — Я ночевала у Ромы сегодня. — Юль, присядь… — Я не хочу! Тина вздрогнула. Юля прячет лицо в руках, как будто собираясь заплакать, но затем опускает, решает подойти к ней, оставляя между ними расстояние не больше полушага. — Тина… — тяжело дышит. — Что ты натворила, Тина? — Юлечка… — Тина протягивает руку к ней, но Санина хватает ее за запястье, удерживая. — Я сделала это ради нас. Я сделала то, что ты хотела — дала тебе свободу от него. — Тина… — по ее лицу проходит страдание. — Кто тебя просил это делать? — отпускает ее руку и тут же делает шаг назад. — У меня же сын, Тина. У меня группа. Какое право ты имеешь забирать всё это? — и при этих словах в голосе появляются металлические нотки. — Юлечка, — бросается к ней Тина. — Мы пройдем через всё вместе, мы сможем, я обещаю. Я буду рядом с тобой. Милая, — тянется снова к ней, и Юля не отступает. Касается ладонью ее лица. — Моя милая, я люблю тебя… Санина отрицательно качает головой, в ее взгляде обреченность. Тину разрывают чувства, поток волнения, что сдерживала эти дни, рвется наружу. Быть с ней, целовать, засыпать и просыпаться. Они смогут, в этот раз всё будет иначе. — Люблю…люблю… — шепчет она. — Нет, Тина, не любишь. Не ври ни себе, ни мне, называя отвлечение любовью. Всё ведь из-за нее. Ты никак не можешь отпустить, я же вижу, Тина. — Нет, я… — …как ты говоришь о ней, как хранишь все ее вещи… Посмотри, сколько в твоем доме ее вещей, боже, ты даже чертов магнитик «Крым» оставила. Это ее ты любишь…если ты вообще можешь любить кого-то, кроме себя. А я… Господи, это не должно было зайти так далеко. Тина холодеет. Ее словно обдают холодной водой, перекрывают эмоции, что всего мгновенье назад переполняли с головой. Юля, которую она хотела прижать к себе и защитить от последствий… Тина неосознанно выпрямляется. — Не должно было зайти так далеко, Юлечка? — из слов льется сарказм. — Вот, чем это всё было для тебя? Интрижка на стороне? Возможность разбавить свою унылую семейную жизнь? Наверно, стоило сказать ему больше. Например, о его неспособности заставить тебя нормально кончить или о том, сколько раз ты кричала мое имя, напрочь забыв о его бесполезном существовании. Да, милая, ты и правда зашла слишком далеко. В ней поднимается ненависть, смешанная с горечью и обидой. Хочется кричать и обзывать ее дрянью, хочется открыть дверь и выставить ее из своего дома. Юля поднимает голову к потолку, вдыхает и выдыхает. Сжала руки в кулаки, что костяшки побелели. Тина видит, как она старается удержать самоконтроль, от этого желание только вывести ее еще больше. — То, что я говорила и чувствовала — всё это было подлинным. Я не умею играть, Тина, ты это знаешь. Но мы обе пустились в эту фантазию. Я вижу свои проблемы. А ты, Тина, тебе нужно разобраться в себе, твой вечный образ, вся эта фальшь шоубиза… — Заткнись. Просто, заткнись. Я не хочу тебя слышать. Я не хочу тебя больше видеть. Убирайся из моего дома! Несколько секунд Юля не двигается с места, а затем поворачивается и уходит. Тина не видит, но слышит, как она идет к входной двери, берет куртку, как клацает замок. Юля уходит. В доме становится совсем тихо. Тина сползает по стене на пол. Можно смешать таблетки снотворного и успокоительного, запить их вином. Возможно, она умрет. На своей любимой кухне. Если бы только она могла сейчас встать. Или просто ползти… Тина сжимается до состояния маленького ребенка, брошенного матерью. В своем прекрасном, дорогом, но давно опустевшем доме. Тина закрывает глаза.