надо найти выход

цветокор найтивыход дома никого нет. бродишь по комнатам, пытаясь понять, где лучше расположиться, до тех пор пока тебе не становится ясно, что оставаться здесь ты не хочешь. твоя сестра, наташа, давно уехала, сразу после того, как два года назад тебя определили в детскую колонию, и еще ни разу не возвращалась. мама говорила, что она очень занята в институте, защищая проект, но ты знаешь, она обижена до сих пор за то, что ты оставила ее одну. замечаешь на полке старенький фотоаппарат, стирая пальцем пыль, не сдерживаясь, достаешь из него старую пленку. выходишь из дома, буквально бежишь в ближайшую фотопечать, хочешь поскорее увидеть снимки, почему ты раньше не смотрела их? глупый вопрос. похоже осень в этом году все-таки наступит. побродив по городу пару часов, забираешь наконец свои детские воспоминания. жмешься от холода, но в нетерпении вскрываешь конверт с фотокарточками прямо на улице, жаль, не взяла куртку. первую фотографию ты сделала сама, на ней мама держит на руках какого-то маленького воспитанника из твоего последнего детского дома, она улыбается, смотря куда-то выше объектива камеры. на следующей, попавшейся в руку, двое детей лет десяти, у них в руках деревянные мечи и палки с изображением коня на концах, темноволосая девочка смеется, показывая пальцем на нахмурившегося светленького мальчика с огромными темными глазами. быстро листаешь фотографии, и почти на каждой присутствует этот мальчик, стоящий рядом с темноволосой девочкой. обхватываешь себя руками, сжимая в пальцах снимки, а по щеке бежит одинокая слеза. скучаешь. очень сильно. где-то вне пределов видимости тормозит автомобиль — ты слышишь, как визжат шины, а еще через несколько секунд, подняв голову, видишь на асфальте пляшущий свет фар. машина выезжает из-за угла, а ты почему-то стоишь прямо по середине дороги. водитель, игнорируя запрещающий знак, вылетает на перекрёсток и поворачивает в твою сторону. фотографии разлетаются из рук девушки, застывшей на дороге, когда автомобиль останавливается в нескольких сантиметрах от неё. бэлла тут же выскакивает, подбегая, узнает настю. это, блять, судьба сводит их вместе? бормочет извинения, собирая фотографии по всей дороге, пока настя, всё ещё в немом ступоре, наблюдает за ней. кузнецова невольно вглядывается в одну из них, улыбающийся мальчик кого-то очень сильно напоминает. фотография выпадает из руки, когда узнаёт его по большим глазам, отмечает, что запомнила совсем другим. наверное, сейчас, он вообще не похож на себя. в сердце колит, когда она переводит взгляд на настю, разве та не заслуживает правды? — аккуратнее, блять, — выхватывает фото из её руки, будто очнувшись, бережно складывает обратно в конверт. черноволосая девушка выпрыгивает из машины следом, вглядывается в лицо петровой, спрашивая все ли нормально, а бэлла, пользуясь тем, что настя отвлеклась, поднимает с грязного асфальта фотографию маленького мальчика, пихая её в карман. — ну, мы должны тебе ужин, я так думаю, — протягивает подружка бэллы, взяв настю под локоть, мелкая хмурится, но всё равно плетётся следом за ними к машине. в салоне пахло сигаретным дымом и дешёвыми ароматизаторами, настя расслабилась на заднем сидении, закрывая глаза. — меня, кстати, даяна зовут, а это бэлла, — произнесла девушка, выворачивая руль на сто восемьдесят, когда засмотрелась на странную незнакомку с кричащей татуировкой. — а б-э-л-л-к-у я знаю, — усмехается настя, заставляя кузнецову вздрогнуть, она резко поворачивается на неё, ¡бэллка! но настя смотрит в окно, не обращая на неё никакого внимания. показалось? машина взяла направление явно не на ужин, но для петровой даже лучше. надо расслабиться и сбросить камень с души, который старыми фотографиями оттягивал карман толстовки. даяна переглядывается с бэллой несколько раз, пока они едут, пару раз закуривает, успевает поговорить по телефону с каким-то зай-прости-чмоки, машину постоянно заносит, а мелкая постоянно прикрикивает на неё, но общаются они мило, подружки, наверное. настя иногда подсмеивалась над шутками даяны в сторону бэллы, и вскоре они уже разговаривали без умолку. кузнецова же сидела молча, лишь иногда отвечала краткими «да/нет», а в кармане пальцы сжимали фотографию. один ангелочек на плече говорил о том, что она поступает неправильно, скрывая правду, ведь насте лучше знать, но вот чертенок на другом шептал, что надо молчать, иначе все будет хуже. бэлла растерянно оглядывалась, будто и в правду ожидала увидеть их, но никого не было, лишь куча назойливых мыслей в голове, мешающих расслабиться. — привет, — к даяне подлетает какая-то слишком активная девушка, бросаясь ей на шею, затем чмокает бэллу в щёчку, настя почему-то не отводит взгляда от того, как руки мелкой сжимают её талию, а затем девушка лезет к насте, но петрова аккуратно отодвигает её, брезгливо поморщившись, кажется, блондинке все равно, она смеётся, пытаясь перекричать громкую музыку: — меня ася зовут! — петрова…настя, — протягивает руку по привычке, и ася теряется на несколько секунд, не зная, что надо сделать, но в итоге соображает, легко пожимая руку, настя чувствует как её длинные острые ногти слегка оцарапывают кожу. — тезка значит, — кивает, а затем, на несколько секунд пристально задержав на петровой взгляд, высовывает язык. мелкая не поняла, почему у насти странно загорелись глаза, почему она кивнула, и почему, мать твою, так просто поцеловала эту асю. они не касаются друг друга, они даже не прижимаются губами. бэлле кажется, как что-то маленькое сверкнуло между их языками, после чего они медленно отстранились. ася подмигивает, зачем-то берёт настю за руку, петрова шепчет ей что-то в ухо, слегка держа за плечо, и ася улыбается. у бэллы, наблюдавшей за ними, внутри затягивался тяжёлый узел, от того как эти двое, впервые увидев друг друга, себя ведут. хотя ася убегает от них, утягивая за собой даяну, так же быстро, как и подошла, у бэллы после неё остаётся мерзкий осадок, она косо смотрит на настю, которую неожиданно понесло. петрова хватает со стойки бокал, залпом опустошив его, вытирает губы, берет бэллу за руку, таща её на танцпол. настя начинает танцевать под какой-то выброс популярных песен, бэлла замечает, что каждое её движение идеально, четко отточено, хотя она полностью расслаблена. словно чувствует музыку на каком-то своем, особенном, уровне. наливает мелкой очередной стакан, они пьют, не ставя границ, каждая хочет отдохнуть от тяжёлых мыслей, они ведь даже не подозревают, что думают об одном и том же человеке весь день. и если настя уже забылась, отдавшись во власть алкоголя, то у бэллы, после выпитого, сеть раздумий только сильнее завязывалась, охватывая мозг и скручивая все тело. — эй, малышка, почему ты не разговариваешь со мной сегодня? — она, блять, говорит его словами, его тоном, бэлла не замечала раньше, но сейчас это убивало её, разрезая на миллионы кусков, оставляя огромные шрамы. насте петровой ничего не мешало расслабиться, поэтому она держала в руке уже третий стакан, приобнимая бэллу за плечи, наконец кузнецова взяла со стола бутылку и, не разбирая содержимое, начала вливать её в себя. артем тут же оставил её в покое, его образ не стоял перед глазами, и она смогла увидеть настю, ту самую. — я разговариваю. — выдавливает из себя, голоса всё ещё нет. на фоне неоновых огней настя светилась будто святая, пила очередной стакан с синим содержимым, подпевая песни, бэлла засмотрелась на её татуировку, не заметив, как та подошла ближе, казалось бы, протяни руку и прикоснись к манящим буквам. настя берет бэллу за лицо, приподнимая его и вглядываясь. с алкоголем та определённо переборщила, взгляд расфокусирован, глаза друг друга нахуй посылают, в общем пить она не умеет. кузнецова хватается за руку насти, резко убирая её, сжимая пальцы, почему они так близко? бэлла чувствует её дыхание и тело, которое соприкасается с ней, губы тянутся к губам, накрывая их. петрова даже не думает останавливать её, забирая инициативу в свои руки, берёт бэллу за талию, притягивая к себе, углубляя поцелуй. мелкая чувствует её сильные руки, сжимающие кожу сквозь широкий белый свитшот, так хочется его снять, очень жарко. они обе не знают, что делают, они обе пьяные и они оби не вспомнят эту ночь. у бэллы на языке остаётся таблетка, когда настя отпускает её, направляясь к бару, она чувствует кругляшок, какая-то часть мозга надрывает голос: «выплюни его», но она не хочет показаться трусихой в глазах насти. она, сука, опять повторяет свою ошибку. петрову уводит на танцпол неожиданно появившаяся откуда-то даяна, настя всегда держит в руке какую-нибудь бутылку, постоянно меняющую свое содержимое, мозг плавится от громких битов и высокого градуса напитков. бэлла глотает смайлик красного цвета, хватаясь за ближайший металлический поручень. как же круто. смотрит кругом, удивляюсь тому, насколько все прекрасно, зрачки расширяются, руки трясёт, люди расплываются и двоятся, музыка доходит до ушей не сразу, биты стучат в висках, а пол под ногами летит вниз, она летит вместе с ним, приземляясь в чиь-то сильные руки. настя материт бэллу, держа её голову над унитазом, а затем умывая холодной водой. настя помнит все наркотики в своей жизни, и если она может их употреблять, то бэллке нельзя, она не разрешит. в ней много заботы, её научил этому один очень хороший человек. заботы, которую некуда деть, поэтому она позаботится о мелкой, как когда-то давно позаботились о ней. стягивает свитшот, оставляя бэллу в спортивном топе, снова ставит её перед унитазом, она очень брезгует, ей неприятно, но всё равно пихает мелкой два пальца в рот. моет руки пятьсот раз, выливая полную бутылку мыла, следит за бэллой, прислонившейся к холодному кафелю туалета, через зеркало. выводит из толчка, усаживая на чёрный кожаный диван, бэлла закрывает глаза, чувствует как прохладная обивка дивана соприкасается с влажной от пота спиной, неприятно прилипая к коже. настя оставляет её буквально на несколько минут или, скорее всего, на полчаса, чтобы найти даяну, а когда возвращается, не находит мелкой на этом месте. ужасно переживает, судорожно пытается отыскать ее номер в мобильнике. «только голубиной почтой если» даяна успокаивает себя и настю, говоря, что бэлла просто спит где-то или блюет, но петрова почему-то не находила себе места, пока искала мелкую по всему клубу. настя петрова как всегда была права. — вставай, малая, отведем тебя домой, — её подхватывают сильные руки, которые кажутся до боли знакомыми, вдыхает запах. артём? ноги не хотят идти, поэтому парень берет её на руки, совсем легко поднимая, будто бэлла ничего не весит. глаза все никак не могут открыться, она пытается изо всех сил разглядеть его лицо. — артём, — шепчет она ему куда-то в шею, прижимаясь крепче. в машине на неё накидывают одеяло, и льют воду в горло, придерживая голову, словно маленькому ребенку. бэлла усталыми мутными глазами смотрит на дорогу, но как бы не пыталась что-то увидеть, видит только серое пятно, откидывается на спинку кресла, проваливается в приятный сон. едет домой, всю дорогу грызя ногти, не понимает такого порыва переживаний за мелкую, нахуярившуюся так сильно, что, наверняка, валяется за каким-нибудь падиком или продолжающую бухать с какими-то уебанами, что обязательно напоят её до потери сознания. на кухне стоит кастрюля борща, заботливо оставленная матерью, но самой её дома нет, настя тяжело вздыхает, включая по всей квартире свет. садится на диван, вспоминая фотокарточки. как только достает и снова начинает рассматривать их, сразу забывает про мелкую и её проблемы. принимается считать дни. два года два месяца пятнадцать дней, наверное. завтра у артёма день рождения, ему исполняется уже двадцать лет, а настя всё еще помнит его маленьким восьмилетним мальчиком с огромными добрыми глазами. охуевает, как быстро летит время. ей самой уже давно не шесть, рассматривает себя маленькую, все сильнее погружаясь в воспоминания. — какого хуя? — ты че, попутала? иди нахуй, малолетка — какого хуя, я спрашиваю — кулаки сжимаются, а голос становится громче. крупные темные локоны выбиваются из смешного хвостика на голове, добавляя какой-то харизмы. она так зла сейчас, так зла. — петрова, иди давай отсюда, — говорит ей одна из старших девчонок с короткими розовыми волосами и черной помадой. — давай-давай, проваливай к своему дружку, — добавляет её светловолосая подружка, противно смеясь. настя уверена, такие девочки, как эти две, носят кружевное бельё под своими мини-юбками и целуются с каждым встречным парнем. — что уже нажаловался? — рыжий мальчишка с грубоватыми чертами лица, в обтянутой майке, которая удачно обтягивала его рельефное, хоть и юное, тело, угрожающе нависает над ней, попытавшись потрепать по волосам. на неё смотрят одиннадцать пар глаз, она уходит в этот раз, но они обязательно встретятся ещё. настя петрова, которой, к слову, было всего двенадцать лет, избила одиннадцать детдомовцев, поймав каждого по одиночке, заставив повторить каждое гребаное слово, опущенное в адрес её друга. артем всегда защищал настю, но не мог постоять за себя, он никогда не дрался, ни разу в жизни не поднимал ни на кого руку, а настя считала своим долгом отомстить каждому его обидчику. сложнее всего было застать рыжего мальчишку, который не отходил от своей свиты ни на шаг. она схватила его за майку в туалете, приложив щекой к голубому кафелю с нарисованными золотыми рыбками. он вывернулся, пнув её в живот, на несколько секунд сбив дыхание, настя сгибается пополам, закашлившись, но когда он пытается сбежать, заламывает руку, пиная тоже, только сильнее. когда он падает на пол, добивает ударами в голову, плюёт ему в лицо и видит кровь, быстро покидая туалет, потому что боится увидеть в его глазах страх. она просто хотела отомстить, увлёкшись, не заметила, как не смогла вовремя остановиться. улыбается, когда заходит в их комнату, пытаясь скрыть разбитые руки, артём улыбается в ответ, пытаясь скрыть боль, прятавшуюся за его весёлым и быстрым взглядом, заметившим кровь на руках. — где была? — в туалете, — она не может солгать ему, только не ему, но она может недоговорить, хотя прекрасно знает, что он в любом случае поддержит, абсолютно в любом. артем прекрасно видит насквозь все слова, которые она оставляет при себе, он словно слышит, как они мыслями жужжат у неё в голове. — хочешь, научу тебя драться? — произносит петрова, нарушая тишину, она несколько минут, сидя на его кровати и наблюдая за ним, обдумывала эти четыре слова. — нет, — мотает головой из стороны в сторону, — я никогда не сделаю кому-то ¡больно! — но как ты тогда защитить себя? — хмурится настя, залезая с ногами на кровать, обхватывая колени. — в смысле как? а ты мне для чего? — он шутит, конечно, шутит, но она серьёзна, как никогда, поднимает на него свои глаза, и артем видит в них вселенскую печаль. почему она грустит сейчас? — а когда меня не будет рядом? что если ты будешь один? — насть, мы всегда будем рядом, серьёзно, что бы не случилось, — он больше не улыбается, он уверен в своих словах и пытается уверить в них настю. она верит. потом их разделяют, увозя настю в другой детский дом, она жалеет, что не настояла на своем, не научила его драться. затем его сажают в тюрьму, и их связь исчезает вообще. больше некому жаловаться на проблемы по телефону, больше некого обнимать холодными ночами, укачивания на коленях, как младенца. она больше не верит. трогает глаза, а в них не стоят слезы, потому что их больше не осталось, вместо них огромный ком переживаний, боли и чувств, собирающийся внутри. прошлое тянет на дно, опускает в этот ком с головой, заставляя погрузиться полностью, чтобы настя не смогла вздохнуть, выкуривает несколько безвкусных сигарет подряд, может, настя уже просто не умеет чувствовать запахи и вкусы? может, она просто забыла, что такое чувствовать? смотрит на часы. четыре утра, не может пойти спать, потому что знает, что не уснёт, ворочаясь на кровати в волненьях о бэлле. не забыла, значит. сжимает в пальцах её свитшот, который она всю дорогу везла с собой, вдыхает его запах. подходит к окну, вглядываясь в скрытый темнотой ночи переулок, пытаясь увидеть. что? хоть что-нибудь. первым что она видит были тёмные стеклянные глаза насти, с серьёзным беспокойством смотрящие на неё, но когда бэлла пытается подняться, образ петровой пропадает, а взгляд натыкается на чистый белый потолок. — проснулась? — слышит этот слегка хриплый голос и вскакивает, намереваясь бежать, но вдруг останавливается по середине комнаты, с недоумением уставившись на него. тёмные волосы как всегда заплетены в тугую косичку на затылке, глаза как всегда смотрят с какой-то непонятной грустью, а руки перебирают розовый браслет на руке, у бэллы сердце наливается кровью, когда она видит крупные бусины на жёлтой верёвочке. почему никита все ещё хранит его? — почему…я здесь? — оглядывается, не понимая, что это за место. стены, не обшарпанные и в трещинах, а покрытые тёмными обоями, на столе стоит компьютер, в углу стиральная машина. бэлла все ещё опасается того, что он может сделать, но остаётся стоять в этой квартире, все ещё доверяя ему, постоянно бросая взгляд то на шкаф, то на дверь. — да не бойся, мы одни здесь, а это, — обводит комнату рукой, — моя квартира. протягивает ей пачку таблеток и стакан воды, она выпивает его сразу, поэтому ему приходится заполнить его водой снова. — а ты не плохо обжился, правда? — проводит рукой по микроволновке, на пальцах остаётся тонкий слой пыли, который она вытирает об штаны, — так зачем я здесь? ждёшь своих дружков, чтобы снова начать издеваться? — своих? — криво усмехается он, но глаза всегда выдают его истинное настроение, — давно ли они стали только моими? — давно, — кивает бэлла, а затем подходит к противоположной стене, увидев фоторамку с фотографией, она помнит, сделанной в последнюю их смену в детском лагере, — но ты продолжаешь избегать мой вопрос, зачем я здесь? — а ты не помнишь? ты валялась обдолбанная и бухая вконец, и я решил… — решил помочь? — она смеётся, но изо рта выходит только хрип, — мне нужна была твоя помощь, когда я осталась одна, но вы все предали меня. — у нас была на это причина, — он подходит ближе, и если бэлла кое-как держится, чтобы не сорваться, его голос остаётся спокойным. — я тоже любила его и тоже потеряла, — в глазах слезы, готовые вот вот вырваться наружу, показав её слабость, она не хочет, чтобы никита их видел. он, наверное, в первый раз думает не о своих чувствах, а о ней. ведь артём был ей так же дорог, как и ему, скорее всего, даже больше, у них была особая связь, непонятная никите. вспоминает маленькую светловолосую девочку с весёлыми глазами, болтающую без остановки, с вечно хорошим настроением. смотрит на неё сейчас, волосы, собранные в лохматый хвостик, потускнели, в глазах уже нет того прежнего жизнерадостного огонька. — почему вы не помогли мне? — он слышит её трясущийся голос и видит слезы, бегущие по щекам. ей было всего двенадцать, а ему уже шестнадцать, он мог, действительно мог успокоить её, дать совет, но вместо этого решил игнорировать, а затем начал издеваться. когда-то артем научил его состраданию, но как же быстро он это забыл, отыгрываясь на бэлле, вливая в эту жестокость всю свою обиду. она слишком любила их, поэтому молчала, один раз она уже рассказала и что из этого вышло… — я понял, — шепчет он, обнимая её аккуратно за плечи, но она сразу прижимается к нему, оставляя слезы на груди. она была ребёнком, почему он не думал об этом раньше, почему не думал, что его вина во всем этом есть тоже, и она, скорее, даже сильнее, чем вина бэллы. никита не только не уследил за ней, поставив жизнь малой под угрозу, он ещё и сделал все, чтобы она страдала больше, он, наверное, хотел избавить себя от боли, причиняя боль ей. звонит мобильник, на экране крупными буквами «дима один», бэлла отстраняется, вытирая мокрое лицо. — они простят тебя, я простил, — говорит он, сбрасывая трубку, даёт ей одну из своих толстовок, она благодарит его про себя, это то, что было очень нужно ей все четыре года, удивляется тому, как с появлением насти, все резко вспомнили об артеме, и он появился в её мыслях, не на секунду не покидая их, а ведь никита и остальные мальчишки тоже не знают, кто эта темноволосая девочка, вступившаясь за бэллу в первый день. если бы знали, посмеялись от такой глупой шутки этой гребаной жизни. идёт, шатаясь, по утренней пустой улице с уверенностью в том, что она расскажет петровой все.