АРМАГЕДДОН

— Пока я просиживал койку в асгардской темнице, Алекс почти год жил в Эдрилионе. Восстанавливался, ставил заплаты — не без помощи аборигенов той страны: фавнов, дриад, нимф, кентавров, гномов, фей, русалок, водяных, говорящих зверей и птиц. Странно было слушать от Локи про подобные диковинки, но тот был предельно серьёзен, из-за чего рассказ был нетороплив, внушителен и даже торжественен. — Меня лично наличие одного единственного представителя человеческой расы не огорчало нисколько. Мы с Алексом не мешали друг другу, а общение с его друзьями я в ту пору считал дикостью. Хотя я сдружился со змеями, лисами, воронами и лошадьми. А со временем привык и к белкам, и к зайцам, и к бобрам… Словом, ко всем, кто нашёл в Алексе друга. Мы начали общаться…спустя неделю, в основном — за игрой в шахматы. Локи не стал говорить, что схватился за возможность пойти на контакт тогда, когда одиночество окончательно доконало. Тишина тишиной и уединение уединением, но общества не хватало. Разговоров не хватало. Алекс предложил, а Локи согласился (будто нехотя, закатывая глаза) сыграть партию-другую. Человек был непохож на Тора. И ни на кого, с кем Локи довелось быть хоть чуточку знакомым. Главное отличие в смертном было…незлобие. Он никогда не сердился, не кричал и не доказывал, приходя в исступление, свою правоту, но с первой минуты разговора становилось ясно, что причина кроется не в лени или скудоумии. Нет, Алекс был умён, так умён, что Среброязыкому порой было интересно слушать и рассуждать! Алекс очень тихо говорил — эта крошечная деталь для Локи была уникальна, поразительна. Не бубнил под нос, не сипел сорванным голосом, не демонстрировал утомление — именно говорил, мелодично, но приглушённо. Чтобы услышать собеседника, приходилось дожидаться, когда смолкнет эхо собственного властного и доминирующего голоса. Алекс любил читать, много знал наизусть и часто был задумчив. Словом, должен был найти в Локи хорошую компанию; но трикстер обыкновенно прогонял «компаньона», язвил и цеплялся по пустякам, как колючий репей. Лофт сам не знал, отчего ему так хотелось издеваться над человеком, стоило тому оказаться в зоне досягаемости. Не знал, почему всё тело охватывало бешенство при виде кроткого тихого лица. Если бы Локи прислушался к себе, он бы сравнил своё состояние с ломкой; но трикстер знал о себе лишь то, что был безумен, и списывал всё на безумие. Алекс это безумие принимал. Алекс терпел насмешки и злые выходки. Алекс лишь удивленно приподнимал брови и растерянно улыбался, будто не понимал, что это его костерят на все лады. Лишь однажды он спросил, после какого-то злого слова… — За что ты не любишь меня? Локи приоткрыл рот, сбитый с толку. Человек не упрекал, не сердился — он просто спрашивал недоуменно. — А за что мне любить тебя? — он попытался улыбнуться, но вышло нервно. — За то ли, что я должен видеть тебя, «достойнейшего» из всех мидгардских червей? Ты считаешь возможным, чтобы я радовался перспективе проводить своё время в компании слабака и неудачника, который в большой промежуток своей короткой жалкой жизни ничего не достиг? Тебя даже уважать не за что — не то что любить! Алекс лишь опустил взгляд, будто признавая правоту. Это Локи вывело из себя, он испытал желание, которое было присуще скорее Тору: поколотить просто потому, что хочется. Эта мысль о Торе и была единственной сдерживающей. — Твой ход, смертный, — Локи напустил на лицо и позу равнодушие и откинулся на спинку кресла, делая изящный жест рукой, указывая на шахматную доску. Спустя несколько дней к ежедневным застольным играм добавились прогулки: после асгардской темницы долгое пассивное занятие начинало отвращать. Тело требовало движения, ходьбы, подвижных упражнений; и, хоть библиотека в эдрилионском замке (построенном при первых королях) была занимательна, неизведана и богата, Локи после каких-то нескольких часов чтения стремился «на волю». Сперва он гулял один неподалёку от дворца. Но эти прогулки вскоре превратились в бесстыдную слежку за Алексом — всё равно развлечений было немного. Человек не отказывал в компании никому из жителей лесов и долин, хотя его задумчивости больше всего подходило одиночество. Локи нравилось наблюдать за тем, как Алекс, например, идёт через поля и трогает кончиками пальцев цветы. Или как улыбается, поднимая голову к солнцу и закрывая глаза. Как останавливается у ручья и подолгу смотрит на игру пёстрых рыбок. Это единодушие с природой, чуткость, умение ценить прекрасное было Локи очень знакомо; он сам, учась магии, постигал законы материи похожим путём. Учился видеть, слышать, слушать… Здесь, в Эдрилионе, это было проще — не было шумного города и громкого неуклюжего братца, вечно мешающего сосредоточиться. Леса, луга, реки, водопады… Страна походила на детскую сказку, с тем только отличием, что зло не ступило на девственно-зеленые травы. Потом Алекс предложил совместную прогулку — и трикстер, саркастически приподнимая брови, дал утвердительный ответ. Локи не знал, зачем человек так себя мучает и почему ищет общество того, кто оскорбляет. Это настораживало. Это смешило, как смешит глупый поступок. Это…подкупало. Путём уступок, терпения и великодушия Алекс продвинулся намного дальше, чем кто-либо другой, и в конечном счёте Локи стал испытывать необходимость встреч. Можно даже сказать, опальным бог стал ручным (как недавно заметила Люсиль); Алекс всего-навсего приходил каждый день в одно и то же время, спокойно слушал жалобы и комментарии как о себе, так и в адрес всей Вселенной; честно играл, бывало, несколько партий за раз, мимоходом отвечая на вопросы, которые задавал Локи. Один раз Уолтер не пришёл — засмотрелся на танец дриад. И в тот вечер заметил Локи недалеко от себя. Видимо, трикстер искал человека, но позвать не позволила гордость. Может, поэтому Лофт бесился и не прекращал цедить яд? Боялся стать зависимым от какого-то смертного. — При нашей первой встрече я заметил за Алексом интересную особенность, — Локи пробежал взглядом по столу; Мстители ели медленно, кто-то совершенно забыл о своих тарелках. — Его невозможно было разозлить. Для меня было развлечением упражняться на Алексе в красноречии; я нарочно старался задеть его побольнее. Но всё было без толку. Тор поймал взгляд рассказчика — Локи нарочно посмотрел прямо, даже с вызовом приподнял голову. Громовержец один знал (другие могли только представить), как страшно оказаться предметом насмешек бога Озорства. Локи почти целую тысячу лет жалил Одинсона, троицу воинов и леди Сиф острыми шуточками… Да что говорить: весь Асгард осторожничал с хитрецом, опасаясь ядовитых сплетен. Даже Одину один раз досталось — Локи съязвил такую дерзость, которая возмутила всех, в том числе всегда терпеливую Фригг. Подростка сурово наказали: высекли розгами до рубцов, как простолюдина, Локи после ходил с трудом, а сидеть вообще не мог. Всеотцу от так и не простил этого, да и с матерью повздорил, обвиняя её в нерешительности и робости перед Одином. А смертный каким-то образом выстоял… Тор стиснул зубы — хватит так думать! Локи нарочно выбеляет человека — хочет показать, насколько тот хорош в сравнении с Одинсоном. Это всё ложь, ложь искусного лжеца, и ничего более; но даже если и правда, то направленная острым концом исключительно на самолюбие Тора. Локи прищурился, когда стекла задрожали от грома. По губам змейкой скользнула усмешка. — А этот смертный был в курсе, что говорит с тем, кто пытался поработить Мидгард? Люсиль метнула в Громовержца сердитый взгляд. Локи на миг задержал дыхание, но маска не слетела. — Алекс не интересовался…действующими лицами Манхэттенских событий. Как я и говорил, он не хотел никому мстить. А я…не вспоминал. Нет, о Нью-Йорке мы не говорили. Это было просто удивительно, что они, Алекс и Локи, ни разу не попали в ловушку этой темы. Воля Адоная была в том, чтобы правда раскрылась спустя некоторое время. Они оба были осторожны, когда говорили о своём прошлом; иногда Лофт игнорировал вопросы, если они были ему неинтересны. Алекс рассказывал о себе лишь тогда, когда Локи сам спрашивал. — Во время одной из прогулок Алекс предложил побороться на мечах. Я согласился, расчитывая получить ещё один повод для насмешек — но был удивлён, найдя довольно опытного и сильного воина. Он до прибытия в Америку проходил обучение у китайских мастеров, причём по собственному желанию. И сумел достичь впечатляющих результатов, так что монахи просили чужака остаться с ними. Локи хорошо помнил тот день, когда едва не проиграл смертному в спарринге. Трикстер лениво поигрывал кинжалом, оставляя на теле человека неглубокие царапины, и вдруг… Лофт сам не понял, как, но клинок выпал из руки, а сама рука ослабла и повисла вдоль тела плетью, отказываясь подчиняться. За несколько секунд до этого Алекс отвёл чужую кисть, ухватив её как-то по-особенному пальцами, и это ребяческое с виду движение Локи лишь рассмешило. Алекс же, коварно используя замешательство соперника, сделал подсечку и повалил бога в пыль. Не будь происходящее игрой, а Алекс — другом, лежать бы опытному и неубиваемому бойцу со свёрнутой шеей или в луже собственной крови. Времени и, главное, сил на мгновенное убийство Алексу бы хватило; и хотя прозрачная шёлковая кожа полу-йотуна была невероятно прочна, руки Алекса совершали невозможное: пробивали дерево, ударом пальцев парализовывали конечности, находили на теле болевые точки (с огромным трудом Локи упросил смертного провести эту пытку на трикстере, и испытание было…мягко сказать, неприятным). В общем, Локи тогда сильно удивился, если не сказать — поразился. Произвести такое впечатление на бога Озорства удавалось далеко не каждому, и Локи втайне (даже от себя) радовался, что именно Алекс стал избранным. — Учение у китайских монахов было мучительным; приручение боли требовало от смертного и хрупкого тела очень и очень многого. Алекс был старательным учеником, он полностью отдавал отчёт, куда шёл; однако он один из немногих, кто говорил нет (если некоторые убеждения расходились с личными, если ему пытались навязать новую мораль), при этом покорно принимал наказание и стойко переносил гнев своих учителей. — А ты — знал? — внезапно прервал рассказ Тор. Локи непонимающе нахмурился, и Одинсон пояснил: — Ты знал, что смертный был в Мидгарде тогда? Локи мысленно выругался — он не хотел говорить на эту животрепещущую тему, спешил отделаться от неё, но Тор, чтоб его, прицепился. Странно, что он один. — Не знал, — холодно проронил трикстер. — Но пробыл в неведении недолго — до того момента, как Адонай привёл в Эдрилион Люсиль. Неудивительно — девочка была общительна и, чего греха таить, бестактна в некоторых случаях. Как Лев и обещал, Он явился довольно скоро, но за столь короткий срок Локи, к своему стыду, почти привык к тихому человеку, и общество Люсиль оглушило трикстера. Девочка свалилась на него, как метеорит, и не было дня, чтобы тысячелетний бог и человеческий детёныш не ругались до хрипоты. Локи терзала ревность, когда Люсиль вступала с Алексом в разговор, порой совершенно нелепый, так что впору было возмущаться столь вандальным убийством времени. Но Алекс спокойно отвечал, и в итоге Лофт утешил себя тем, что благодаря девчонке он получит хоть какую-то новую информацию о человеке. Так, Локи узнал, что у Алекса была сестра, очень похожая на Люсиль. Значит, к столь безбоязненной, беззастенчивой, шумной, озорной, подчас жестокой, но очень ранимой и чувствительной натуре Уолтер банально привык. На самом деле, привыкнуть к девчонке и полюбить её было не так уж трудно: дешёвые капризы могли пресечься самой Люсиль в один миг — и она становилась очень собранной, беспощадной к себе, жертвенной и ответственной. Она была похожа на Локи, в конце концов. Но себя трикстер никогда не любил — с чего тогда ему любить собственное отражение? Так вот, однажды… Люсиль завела разговор о семье. Именно эта тема интересовала, и никакая другая; и Алекс слово за словом поведал про своих близких и своё угасание после похорон. Девчонка лишь пожала плечами и сказала что-то вроде: «Хреново». А потом ушла, не доиграв партию в шахматы — она иногда не заканчивала начатое, если предмет не захватывал полностью её мысли и чувства. Локи почувствовал тогда, ещё при упоминании Нью-Йорка, обреченность и тоску, которые стиснули грудную клетку. И злость — на Адоная, который не мог не предвидеть… Лев загнал трикстера в ловушку прошлого, в петлю искупления — почему из всех людей была выбрана жертва Нью-Йоркской битвы? Жертва, которая спокойно разговаривала с убийцей своей семьи, которая дарила тепло, успокаивала, заботилась?! Глаза автоматически бежали по строкам книги, но Локи ничего не видел. Алекс, когда Люсиль ушла, заметил странный косой взгляд и решил, что собеседнику тема неприятна. Попытался перевести разговор в другое русло, но трикстер начал расспрашивать, непривычно мягко; особенно просил про мать. Описание женщины делало с Лофтом что-то невообразимое — ему казалось, что в душу вцепляются когти и медленно, нежно отрывают по кусочку. Хотя смертная была совершенно чужой, трикстер был уверен: Алекс унаследовал и мамин голос (который во время повествования был тих, ровен и спокоен), и мамин характер, и мамину внешность: прямую осанку, но негордый разворот плеч; серые глаза и лицо, по которому в течении монолога безостановочно и безмолвно текли слёзы. Локи мог представить, как она выглядела. — Я понял тогда, кто он и что с ним произошло. Спасибо Люсиль. — Не за что, — отозвалась Люсиль без тени веселья. — Потом я тоже…ударился в откровения. — Быть того не может! — ахнул Роуди. — Что? — Ты сказал ему, что это ты возглавлял читаури? — Нет, конечно, — Локи криво улыбнулся. — Зачем мне было…портить отношение с одним из немногих интересных компаньонов? Я рассказал о Фригге. О своей…матери. Как она погибла. Как меня не пустили на похороны, — злой взгляд вонзился в Тора. — Как я скорбел… — Для чего это было нужно? — ядовито спросил Старк? — Хотел, чтобы тебя пожалели? Утешили? — А что мне было нужно сделать? — повторил тон Локи. — Броситься в ноги? Просить прощения? Сказать, как я сожалею? Я, как это ни поразительно, не хотел лгать и оскорблять память Анастасии своей ложью. Наташе сделалось грустно — Локи невольно выдал своё неравнодушие, и хоть он пытался изо всех сил выглядеть сволочью с неким исковерканным кодексом чести, его мучила совесть. Сильно мучила, раз он назвал какую-то смертную, одну из сотни погибших, по имени. — Мэри похожа на Фриггу. Очень, — внезапно признался Локи. «Поэтому ты её слушаешься», — мысленно продолжила Наташа. — Мэри тоже была…в Эдрилионе? — уточнил Стив. Всё, что касалось девушки, Капитана интересовало подозрительно сильнее, чем другая информация, за которой Мстители как раз и пришли. — Да. Марианна пришла вскоре после Люсиль, недели через две или три. К этому времени Локи освоился, смирился с пребыванием Люсиль. После памятного разговора он много молчал; Алекс тоже. Это стало нетягостной, уютной привычкой; к тому же, именно тишина помогла узнать много нового и чрезвычайно быстро. Так, например, Алекс стал замечать, что Локи тянется ко всему теплому, порой неосознанно. Но избегает прямых и горячих лучей солнца. Сторонится плясок фавнов, но любит слушать песни и баллады, сидя у костра где-нибудь в сторонке; с тоской смотрит на полоску моря, ожидая прихода Льва, но никогда о Нём не говорит. А если кто-то рассказает об Адонае — слушает внимательно, с жадностью. Появление Мэри сломало последнюю стену пренебрежения к людям. Локи представить себе не мог, что обычная смертная может быть столь похожа на богиню — уверенностью, чувством собственного достоинства, добротой, внутренней силой и авторитетом. С первого взгляда трикстер узнал ту, власти которой он должен был покориться; его пугала не сама девушка, а то, как он на неё реагировал. Он не хотел быть зависимым от новой Фригги. Поэтому, к своему стыду, Локи сбежал при первой встрече; но он не смог скрываться долго — это он-то, неуловимый проказник! Случайно столкнувшись с Мэри в коридоре, он обмер, будто его заморозили Ларцом Зим. Опустил глаза, чуть развернулся, дыбя плечи, словно был сердит. — Не бойтесь, — её прикосновение к щеке обожгло, Локи содрогнулся и тут же поспешил взять себя в руки. Что это с ним? Он ведь бог, принц Асгарда, король Йотунхейма… — Прошу вас. Обещаю именем Адоная, что не обижу вас. Упоминание Льва навело в мыслях и чувствах порядок, стало спокойно и хорошо. — Она…была добра ко мне. К нам всем. Единственная, кто явился в Эдрилион целым, без шлейфа потерь и боли, — Локи грустно усмехнулся. — Она пошла за Адонаем не потому, что ей больше некуда было идти; она не искала ни убежища, ни лучшей жизни. Мэри нас объединила. «Объединила» — ещё мягко сказано! Мэри удалось примирить подростка и раздражительного бога, она стала инициатором совместных прогулок, трапез, выходов «в свет». Восстановила репутацию Локи среди большинства эдрилионцев. Трикстер сам стал более сдержан, даже появился несколько раз на праздниках. — А потом, в один из беззаботных, благодатных дней перед нами предстал Адонай. Он пришёл с востока, — складки на лице Локи разгладились, с него исчезла печать гордыни. — Золотой, прекрасный, сияющий. Он был один на этот раз. Зато с особенной задачей: Он предложил то, чего мы никак не ожидали… Очередной выбор. Стив увидел Мэри, прислонившуюся к косяку двери. Девушка была в тени, подошла бесшумно, и заметил её только Капитан. Губы мисс Уолтер чуть улыбались, напряженные морщинки разгладились. Стив был рад, что девушка больше не волновалась — ему было неприятно думать, что Мстители доставляют своим пребыванием одно мучительное беспокойство. — Он предложил нам стать королями Эдрилиона… — Что?! — этот возглас вырвался у трёх или четырёх слушателей. — …Занять четыре трона во дворце, — невозмутимо закончил фразу Локи. — Такой чести удостаиваются только люди и…похожие на людей. — Но Алекс… — начала было Нат. — Он ничего такого не сказал. То есть… Понятно, он не успел, но… По нему не скажешь, что он был венценосцем. — Скромность Алекса не знает меры. Да, вы всё это время говорили с верховным королём Эдрилиона. Тора волновало другое. — Тебе доверили трон? Тебе?! Локи уязвленно оскалился, но Люсиль была проворнее: — Так решил Адонай. А Он никогда не ошибается. — Этот Адонай, кажется, сам неплохо бы справлялся с правлением, — Тор не мог успокоится, вся его сущность протестовала против признания такой ужасающей правды. Люсиль пожала плечами. — У него полно дел. Он лишь создал свой мир — но те, кого Он избрал, помогают Ему поддерживать порядок. — Локи на страже порядка, — хохотнул Старк. — Звучит как лозунг. — Смейся сколько угодно, сын Говарда, — огрызнулся трикстер. — Никто не усомнился в моей кандидатуре. Даже те, кто знал обо мне…достаточно. Это была не проблема. — А какая была проблема? — спросила Наташа. Локи удивлённо вскинул бровь, оглядывая шпионку. Как тогда, в комнате-библиотеке: «А ты умна, девочка…» — Обычно такие могущественные существа, как Адонай, предупреждают о последствиях. Или ставят условия. — Несколько грубо, — трикстер поджал губы. — Но в целом верно. Великий Лев сказал, что мы должны стать семьёй. Названными братьями и сёстрами.