АРМАГЕДДОН

(Тем временем) Локи не старался подслушать разговор, понимая, что это вряд ли успокоит. Но он, сам того не ведая, угадал направление, а именно: печально-известный инцидент с рукой подростка-Люсиль. Неприятное воспоминания и чувство дежавю появились после того, как алкоголь ударил в голову. Несильно, но ощутимо — кроме потребности говорить, сентиментального настроя и нахальности, никаких признаков не наблюдалось. Алекс сам предложил выпить, задорно блестя глазами и переходя на заговорщицкий шёпот, хотя никто не подслушивал. Несомненно, хотел вытянуть младшего из болота тоски. И знал, что озорство в этом случае — идеальный вариант. Озорство или шутка — так действовал Уолтер с братом и сёстрами, когда требовалось разрядить обстановку, помирить ссорящихся, поддержать дух. Ему всегда приходилось быть сильным и с весёлой улыбкой на губах. Тогда, после ампутации правой руки Люси, Локи покорно поплелся за Алексом домой, гадая, что за кара ждёт бога. Кара, ха! От человека! Да, Локи боится смертного. Боится посмотреть ему в глаза, позорно отшатывается, когда чудится, что вот сейчас Алекс замахнется и влепит звонкую пощёчину, вкладывая не столько человеческую силу, сколько бушующие эмоции. — Локи… Вышеназванный стоит посреди гостиной, опустив голову и нервно ковыряя заусенец. Но осанка прямая, нет собачьей виноватой сгорбленности. — Подойди. Пожалуйста. Он не шёл так даже к трону Одина… Ох, видел бы сейчас Всеотец насмешливого трикстера, бога Лжи и Коварства, склоняющего виновную голову перед смертным. Лёгкий поцелуй клеймит лоб. Локи стискивает зубы, сдерживаясь изо всех сил, но слеза всё равно катится к подбородку. …Девочка на больничной койке… Знакомая сосредоточенная складка меж бровей, но белое, слишком серьёзное лицо. Люсиль не должна быть здесь, с ней не должно быть ничего плохого, она ведь ещё ребёнок, кто обидит ребёнка, да ещё такого обаятельного? …Не ребёнок. Подросток, костлявый, нескладный, без груди, без грациозности и без тормозов. Не ребёнок — но и не взрослый… …Продолговатый предмет, бывший некогда неотъемлемой частью тела, а теперь ненужный, нелепый, жуткий, неправильный… Окровавленные простыни… Мэри в халате медсестры, сосредоточенная и непривычно-хладнокровная… Устрашающие хирургические инструменты на столике и у специалиста… У жалкого смертного, в ланцетных руках которого жизнь сестры самого бога Локи… …Бога-неудачника. …Он не уследил. Не уследил, пепел Муспельхейма, за одной-единственной сопливой девчонкой! Потерял время, упустил «клиента», как какой-то второсортный детектив. — Тшш, — Алекс прижимает к себе младшего. Они одни, и могут быть наедине друг с другом слабыми, размякшими. — Всё прошло. Все живы. — Ненадолго, — Локи неосознанно ведёт хлюпающим носом вдоль хрупкой кости ключицы. Не виснет в объятьях (человек попросту не удержал бы), но как-то беззащитно льнет к тёплой груди, прячется в крепости человеческих рук, таких слабых…таких сильных. — Убью того, кто это сделал. Убью, клянусь…всем, что есть у меня драгоценного. Алекс неодобрительно молчит. Ясное дело — этот блаженный не может благословить на жестокое убийство. Даже пытается заступиться… Впрочем, нет, не заступиться, а удержать от пропасти своего близкого. — Он болен. — Здоровый не насилует и не расчленяет девочек. Он безумец, как и я — но я не мучил детей, не ловил их, как птиц в силки. Ему нравилось, Алекс, нравилось, а человеку тяжело расстаться с тем, что приносит ему удовольствие. Этого…это чудовище не вылечить. Где гарантия, что он не тронет другого ребёнка? Сколько девочек ещё должны пострадать из-за того, что я откажусь от мести? Алекс тяжело вздыхает. — Я не хочу, чтобы ты получал наслаждения от чужой боли. Локи нечего ответить. Он не может солгать (какая ирония!), но и правда наложит на Алекса очередной рубец. Они стоят в молчании некоторое время, потом Алекс предлагает выпить. Мидгардский алкоголь оказывается коварен. А может, Локи просто отвык; нет, он никогда не уподабливался Тору, Сиф и троице воинов, и, хоть по праздникам осушал свой кубок, веселился от души, провозглашал тосты — после не валился на пол в непотребном виде. За это трикстера часто дразнили «целомудренной девой», «принцессой», «ханжой» и так далее. Локи лишь презрительно кривил губы: «Не пристало принцу походить на свинью для услада взоров прочих свиней». С Алексом всё по другому. Они опустошают бутылку за бутылкой, но не гарланят песни и не бьют посуду, почти не разговаривают. Просто сидят рядом; Локи кладёт голову на тёплое плечо, почти не думая, что этот жест — вершина доверчивости и нежности. Мысли замедляются и теряют чёткость. Уолтер утыкается носом в черноволосую макушку — очередной раз прощая младшего за страшную ошибку, стоившую Люсиль руки. Сейчас Локи было ничуть не легче, но пил он умеренно. Не хватало ещё появиться перед Мстителями и сёстрами всклокоченными, на ватных ногах, держась за стеночку. — Мэри нас убьёт. — Не убьёт. Тебя уж точно, ты её любимчик, — Алекс лишь слегка пригубил напиток. Он накинул лёгкую ночную рубашку, став казаться в ней ещё более хрупким, как хрустальный светильник. Из широких рукавов выныривали запястья с пульсирующими голубыми венками, из-под кожи лился особенный свет — или это была игра фантазии? Иллюзия, что Алекс ускользает, утекает, как вода сквозь пальцы, как зыбкий туманный призрак. Но человек и походил на призрака, угасал на глазах, подобно свечке, того и гляди — вытянется струёй дыма. Тот, кто не должен умирать, кому непременно надо жить, до глубокой старости, к кому тянутся сотни, тысячи обиженных и оскорблённых. Скольких он спас, скольких вылечил — помимо Локи? Самый добрый, самый чистый человек… Великие Норны, да ему и не за чем был Камень, он всегда остро-обнаженно чувствовал окружающих! За что эти бесполезные муки? За что эти испытания? — За гордыню, — Алекс виновато улыбнулся. — Прости, ты очень громко думал. — За гордыню, — повторил Локи, прожигая взглядом противоположную стену. — За пустячные мысли о собственном величии, ты это хочешь сказать? — Однажды я едва не совершил непоправимое: чуть не покончил с собой, — напомнил Уолтер. — Сосредоточился на себе, только на себе, самонадеянно отверг руки помощи. Адонай спас, но чего Ему стоило няньчиться со мной! Потом, я… захотел стать Богом, примерить могущество Льва, как какую-то одежду. — И захотел искупить вину? Какой ценой? Собственной кровью, смертью? — Локи бы рассмеялся, если б мог, но напрягать горло стало больно. — Я искал искупление, соразмерное вине. Мне многое было дано, Локи. А с того, кому многое даётся, многое и спрашивается. — Ты слишком требователен к себе. И ко мне. Это жестоко — полагать, что я смогу хладнокровно убить тебя. Пусть и ради Камня Бесконечности. — Это крайний случай, — напомнил ровным голосом Алекс. — Верно. Но что-то уж очень тревожно ждать благополучного исхода! — Адонай знает, что делает. «Я на это надеюсь», — мысленно проворчал Локи. Но вслух сказал совсем иное: — Постарайся не умереть, Алекс: куда же денутся все твои «нытики», — трикстер имел в виду пациентов психотерапевта, — без своей путеводной звезды? — Ты ведь больше не о людях печешься, а о себе, — Локи презрительно фыркнул. — Хотя…ты чаще других в глубине души желал мне смерти. Локи удивлённо и растерянно поднял голову, вздрагивая так, будто его ударили по лицу наотмашь. Потом опомнился и отдёрнул себя, но было поздно прятать эмоции. Алекс тоже вздрогнул, осознав смысл жестоких слов. Отодвинув бокал так резко, что выплеснулось вино, человек закрыл глаза ладонью. — Прости. Прости, умоляю тебя, и забудь, что я только что сказал. Это…вырвалось случайно…глупо, неверно. Ложно. — О чём это ты? — Локи правдоподобно улыбнулся, но в уголках рта скопилась горечь. — За что из сказанного тобой следует просить прощения? — Я ужасно поступил с тобой, — Алекс будто не слышал, от волнения к его щекам прилила кровь. — Пренебрег твоими чувствами. Я попрошу Адоная забрать Камень. Твои руки не будут в моей крови. Локи, боясь быть излишне сентиментальным, небрежно поднял подбородок Алекса двумя пальцами. — Эта борода… Ты похож на цверга, — Лофт не был готов уйти от темы, но ему нужно было чем-то занять руки. Не пустым бокалом, который хотелось наполнять раз за разом рубиновой жидкостью. — Ты так считаешь? — Алекс поднялся и подошёл к зеркалу. Он понимал, что Локи просто тянет время, не желая возвращаться к гостям — но жертвовать благородной порослью на лице не особо хотелось… В отражении человек поймал лукавый взгляд, и ответно улыбнулся: Локи без зазрения совести пользовался положением любимого младшего брата. — Послушай, это не самая лучшая ид… Локи решительно взялся за балон с пеной. — Будь осторожнее, сомневаясь в моих идеях, — наколдованное кресло сделало подлую подсечку, Алекс плюхнулся на сидение, не успев ахнуть. Локи оседлал подлокотник, склоняя голову к плечу. — Ты лицо нашей семьи, Алекс, а я не хочу, чтобы оно было таким страшным. — Страшное лицо? У меня? — Невозможно смотреть без слез. Человек мягко улыбнулся, закрыл глаза, покорно расслабляясь и позволяя делать с собой всё, что угодно. Трикстер взял бритву, поднес её к беззащитно открытому горлу и замер. Сейчас смертный был абсолютно в его, Локи, власти. Одно лишь движение руки — и конец, и будет что-то… совсем другое, потом, после. Ох, как же Лофт струсил — не от самой нежданной страшной мысли, а от того жуткого спокойствия, с которым он принял и осознал эту мысль. Как он может так думать? Это ведь Алекс, старший брат, его собственный родной человек… Его болевая точка, слабость, уязвимость. — Я иногда думал так же… — тихо, чтобы не вспугнуть, сказал Уолтер; Локи забыл, что человек научился считывать мысли младшего. — Когда вернулся из Китая. Меня там научили искусству отсроченной смерти, вернее, познакомили с основой; и я иногда представлял, как наношу точечный удар сестре… Или маме. Это было ужасно. Я даже плакал — не мог понять, отчего берутся такие ужасающие мысли. Локи взял себя в руки и уверенно провёл отточенным лезвием по коже. — И откуда же они берутся? — Думаю, с той тёмной стороны нашей личности, которая постоянно задаёт провокационные вопросы и стремится к познанию запретного. Тёмного и неполезного запретного, того, что несёт лишь огонь и разрушение. Ужасающий интерес учёного, препарирующего цельную материю. Локи хмыкнул. Ему всегда нравилось говорить с Алексом — тот не умничал, но рассуждал похлеще софистов. — Продолжай. — Я не верю, что жестокосердие заложено в человеке изначально. Но от характера зависит действительно многое. А если характер подпитывается внешней средой и внешним возбудителями — тут проще простого удовлетворить злое, нечеловеческое любопытство, забив камнями собаку, доверчиво тянущейся к людям… Унизив старика или женщину. Злодеяние ради того, чтобы испытать ощущения. — Ну всё, перестань, — Локи сделал вид, что не заметил слезу, одиноко выкитившуюся из уголка глаза. — Не думай об этом, — Алекс слишком лично переживал всю чужую боль и все чужие горести. — Да. Не стоит об этом думать. В конце концов, есть добрые и попросту порядочные люди, сердца которых открыты для Адоная. — Слава Великому Льву, — Локи отвернулся, ополаскивая бритву и пряча лицо. — Вовеки. — Готовься к повышенному вниманию со стороны Наташи Романофф, — поддел Локи, опять переводя тему. — Это довольно забавно… Хотя от её кокетства меня тошнит. — Тебя тошнит от всех, кто невольно вызывает в тебе ревность. Взять хоть Мэри — разве она не имеет права на свою личную жизнь? — Мы — её личная жизнь, — буркнул Лофт. — Ты обрекаешь сестру умереть старой девой, — укорил Алекс, смеясь глазами. На самом деле, Локи проявлял стоическое терпение, помогая Мэри выйти из машины очередного поклонника или ставя в вазу букет, чересчур изысканный даже для благодарных пациентов. Нет, девушка вела себя довольно скромно и никогда не подходила к черте неприличия; однако, она не лишала себя удовольствия принять чью-то помощь или чей-то подарок. Она знала, что младший брат ревнует, но (следует отдать мисс Уолтер должное) не давала повода для конфликта. Подаренные сладости преподносились младшим, как трофеи; а цветы недолго мозолили глаза, засыхая меньше, чем через сутки (тогда ещё никто, кроме Алекса, не знал о присутствии в доме Камня). — Мэри не умрёт старой девой, — Локи пересел на другой подлокотник. — Таких, как она, очень не много не то что в Мидгарде — во Вселенной. Но я бы предпочёл, чтобы всяких чванливых сусликов было поменьше в нашей жизни. На это Алексу нечего было ответить: в самом деле, им знатно попортил кровь один из ухажёров Мэри, некий Олав Моен, один из бизнесменов, который давно хотел заполучить либо живописное место на холме, либо плод английской ностальгии. Локи невзлюбил этого человека сразу, как только увидел — невзлюбил больше туристических агентств и прочей шушеры, которые донимали чуть ли не сильнее. В отличие от последних, Моен моментально попал под обаяние темноволосой красавицы, оставил в покое дом и приструнил других конкурентов, что было Уолтером на руку. Но на этом плюсы и кончились: поклонник начал едва не преследовать Мэри, не подозревая, какой опасности подвергает своё дело, здоровье и даже свою жизнь. Локи и Люсиль дали слово старшим, что не будут трогать влюблённого нахала; но им ничто не мешало исходить ядом и насмехаться над воздыхателем (так, они подметили, что Моен похож на суслика внешностью и повадками). Но руки всё равно чесались; тем более, кроме преследования имели место шпионаж и даже шантаж. Локи готов был нарушить клятву, но норвежец уехал по делам в другую страну, спасая свой зад. — Суслик, — с ненавистью повторил трикстер, отряхивая бритву так интенсивно, что вода забрызгала зеркало. Алекс незаметно усмехнулся, но Локи почувствовал, верно, дуновение дыхания и рассерженно прищурился. — Так что насчёт Романофф, а? Она очень тобой интересуется. — Она интересуется лишь твоим братом. — О, отнюдь. К слову, она напоминает мне…как там её? Твою очаровательную возлюбленную? Или бывшую возлюбленную? Даже внешне похожи, только Романофф рыжая и меньше ростом. — Марго. — Да, точно, Марго. — И она столь беззащитна перед тобой, что я не посмел предложить ей больше дружбы, — Уолтер улыбнулся, но на этот раз откровенно-печально. Складка меж русых бровей сделалась резче. Локи знал, что мужчине эта тема неприятна и даже болезненна, но злость затыкала совесть и жалость. — И правильно. Если я вас терплю, ещё не значит, что моё благодушие распространяется на прочих людей. Тем более я не потерпел бы чужую человеческую женщину в своём доме. — Я знаю, — ровно отозвался собеседник. — Я знаю. Моя жизнь была посвящена тебе, Мэри и Люсиль, и пусть так оно и будет пока что… Может, когда-нибудь потом я и решусь взять ответственность… — О, ты собрался долго жить? — перебил трикстер. — А как же Камень? Разве у тебя есть чёткий план, как избавиться от этого груза, который убивает тебя и, возможно, убьёт — моими руками, заметь? Не следовало тревожить больного, но Локи не мог прекратить, он намеренно измывался над тем, кому и без врача, априори был прописан покой. Лофт получал низкое неестественное удовольствие, мучая Алекса и принимая свою порцию терзаний от осознание своей подлости и жестокости. — А как всё-таки она тебя любила!.. Я знаю этот тип женщин: одинокие, страстные, отчаянные. Она тебя холила бы и лелеяла, застерзала бы твоих обидчиков на куски, как тигрица. Она стелилась бы тебе под ноги и покорялась моментально твоей воле. Я поразвлекся бы с нею, выпил бы из неё все соки, она такая вкусная, так богата силами и жизнью. — Этого не будет, — шёпот был еле различим. — Конечно, но ты любил её? — Да. — Э, нет, — неприятно рассмеялся трикстер, ласково смывая пену и вытирая чистую теперь кожу полотенцем. — Известна мне твоя любвеобильность. Позволь перефразировать: ты её как женщину любил? — Ты знаешь, что любил, — тихо отозвался Алекс и добавил: — Она была как Магдолина, как мученица, и взгляд, и лицо… Необыкновенная женщина. — Прикасался к ней? — голос Локи стал вкрадчивым, а глаза жадно вцепились в лицо брата. Уолтер — голубиная душа! — и не подумал смутиться. — Нет, что ты… У неё муж, и потом, она ведь была моим пациентом, а я — её лечащим врачом. Правда, она любила обнимать мои ноги и класть голову мне на колени. Так мы сидели часами, разговаривали. Локи закусил губу с досады — он поступал точно так же. А какая-то мидгардка… Как она смела? Да, Марго хороша собой; эдакое будоражещее сочетание суровости и хрупкости. Она будто родилась из промерзшей норвежской земли, с внешней холодностью, но с горячей, неистовой натурой, как у валькирий. Вот только Алекс принадлежит не ей, а Локи. Жизнь, тело, душа, помыслы, любовь, все чувства и вся забота. Трикстер понимал, что это чересчур… Но он физически зависел от человека. И не намеревался «делиться» с какой-то смертной девкой. — Хм, если любила, так почему же не развелась с мужем? Здесь нынче свободные нравы. — Она не может так предать мужа, которому обязана всем. Я тоже не дал ей надежды. — Хочешь сказать, видел её к тебе отношение? — Она мне сама призналась в своих чувствах. — Впечатляюще. И как это было? — мучитель хищно облизнулся, как ящерица. — Локи, пожалуйста… Давай не будем об этом. Теперь уже всё кончено. — Кончено? Да ты раз свистнешь — она сразу прибежит, как собачка! — Перестань, — Алекс пытался быть строгим, но в его голосе отчётливо прозвучала мольба. — Нехорошо так говорить. Зачем ты меня мучаешь? — Мне так хочется, — Локи поднялся на ноги, нервным движением отбросил в раковину бритву и полотенце. — Хочется пытать тебя. За твою треклятую жертвенность. За твою беспечную щедрость. За то, что ты согласился быть хранителем Камня. За то, что ты и меня в это втянул, как будто мне одной Фригги было мало! Вот погоди, если иного выхода не будет, как только убить тебя, я сделаю это максимально больно… Ты возжелаешь смерти, как избавления, как свободы! Он так сильно сжал кулаки, что ногти впились в мясо. Полумесяцы закровились, Локи со злорадством взглянул на алые отметины. — Я заслужил это, — теперь, без бороды, улыбка Алекса стала полностью видна, но она не потеряла растерянности, виноватости. — И потом, у тебя останется другой брат. — Нашёл, чем утешить. — Я не перестану повторять, что Тор нам не чужой. Береги его. Прошу тебя. — Почему ты так говоришь? — с досадой спросил Локи. — Мы ведь…не расстаемся — а ты мне завещаешь сына Одина, как наследство. — Боюсь, расставание близко, — Алекс рассеянно тронул подбородок (десятый раз уже). — Мы должны найти Камни раньше Таноса. Раз уж мы все здесь, стоит обсудить это со Мстителями. Они помогут. Мы вместе справимся. — Справимся? — саркастически хмыкнул Локи. — С Безумным Титаном? Мстители — справятся?! Они сумасшедшие. Постоянно препираются, ругаются, соревнуются… Что они могут натворить, если будут бороться друг против друга? — Общая беда сплотит их, — заверил Алекс и мягко пожал холодную ладонь. — А общая беда — это Танос. Следует донести эту мысль до них. — Уверен, девочки об этом уже сказали. — Нет, вряд ли. Я слышу мысли Мэри — они не говорили о Таносе. Локи скривился. — Значит, придётся мне. Чудесно. Восхитительно. — Я могу… — Нет. Я должен. А ты…просто будь рядом, мне так будет спокойнее. А что до разлуки — я возьму с Мстителей клятву, они будут обязаны защищать тебя, оберегать тебя и нянчиться с тобой в моё отсутствие. — Вовсе не нужно со мной нянчиться… — проворчал Алекс, смеясь глазами и поднимаясь, поддерживаемый младшим братом. — Можешь отпустить, я дойду. Всё же…это зелье дало мне много сил. Ты замечательный колдун…и замечательный брат. — Повторишь это при Торе? — Локи обернулся у двери и повернул щеколду. Зелёные глаза блеснули озорством, на миг затмив тревогу и грусть.