АРМАГЕДДОН

— Властью, данную мне Норнами, я передаю тебе также Ларец, — Один вытащил из трёхмерного кармана сундук, нажал одну из рун, — коим ты владеешь по праву наследника Йотунхейма. В комнате ощутимо снизилась температура, когда кастет забликовал голубым на старческом лице. Впрочем, горячая волна гнева и недовольства решила эту проблему. — Это безумие, отец! — воскликнул Тор. Троица Воинов и Сиф поддержали принца согласными возгласами, открыто выразить претензию никто из них не решился. Пусть Один сошёл с ума… Он всё же царь. — Если эта штука позволяет Локи апнуться* на новый уровень, то я согласен с Тором, — добавил Старк. — Так что это вообще такое? — спросила Романофф. — Достояние йотунов, средоточие их силы, могущества и величия… — А Локи, как сын Лафея, имеет право на эту реликвию, — вставил с долей сарказма Фандрал, незаметно подмигивая Наташе. Независимая рыжеволосая девушка, да ещё в обтягивающей кожаной форме, сразу вызвала у асгардского гуляки нешуточный интерес. — А не жирно ему будет: Тессеракт да Ларец — в придачу? — поднял брови Клинт. Вот тут Локи не выдержал, перебивая разъяренную Люсиль и опережая Одина, открывшего было рот. — Не могу быть уверенным, что Ледяной Ларец сдержит Безумного Титана, но всякое сколько-нибудь мощное оружие не будет лишним. Есть среди вас йотуны? Нет. И никто с Ларцом не совладает. При слове «йотун» лицо Фандрала презрительно скривилось. — Ну, хоть где-то пригодится трофей. Кровь отхлынула от лица Локи, он растерянно замер, будто слова превратились в копья и ударили в грудь. Опомнился и опустил глаза, надеясь, что никто не успел заметить в них боль и беспомощность. — Ларец и вправду может стать оружием победы, — глаз Одина пронзил Фандрала холодом, но к Локи Верховный ас развернулся со спокойным лицом. — Ты берёшь его? — Оставь кофр, — только и сказал Локи, убирая Ларец Зим в громоздкий сундук с рунами (не в магический карман, пока нет). Руки лишь начали синеть, но трикстер не дал себя рассматривать, спрятавшись за иллюзией. — Завтра мы отправляемся на Забвение. Вместе с Тором. За Камнем Реальности. Всеотец кивнул. — Да благоволят вам Норны, дети мои и друзья детей моих. Тор? — Громовержец хмуро глянул из-под бровей. — Береги брата. И, не дав обоим царевичем ответить чём-то возмущённым, Верховный ас обратился к Мэри. — Благодарю за приём, королева; нам жаль так скоро покидать вас. Король Алекс, — Локи напрягся, зорко следя за диалогом асгардского бога и человека. — Двери Асгарда открыты для вас и вашей семьи. — Благодарю, — Алекс поклонился, приложив руку к сердцу. — Приходите ещё, — сострила Люсиль, за что схлопотала осуждающий взгляд сестры. *** Визит Одина ещё тем был знаменателен, что значительно упростил план, убрав пункт: «Ограбить Хранилище Асгарда». Но это же означало, что расставание с людьми наступит ещё скорее; да и одно дело — переместиться в родной мир, и совсем другое — как там? На Забвение? На космическую станцию Незнамогде? Одно название заставляло ежиться…и ближе льнуть к людям. Поэтому Локи не особо протестовал, когда Люсиль предложила своей семье переночевать вповалку у камина. — Нет. — Ох, ну пожалуйста! Умоляю! — Надо вещи тащить сверху… — лениво начал перечислять Лофт, но Люсиль уже была возле нижних ступеней. — Я мигом! — Никогда не сомневайся в её рвении, — рассмеялась Мэри; действительно, девочка справилась одной рукой и двумя заходами, правда, едва не навернулась с лестницы. — И для Мстителей целых четыре комнаты освободится, — пыхтя, выдала она. — Три, — Локи мило улыбнулся. — Я никого не пущу в свою библиотеку. — А мы и не рвались, — ответил Старк. — Мало ли, вдруг у тебя кровать с сюрпризом. Или скелеты в шкафу. Пустишь в свою комнату, Пеппи? — Конечно, только там нет кровати. — А где ты спишь? — Под столом. — Кошмар, дискриминация по отношению к детям… — Я забронировала гостиницу в городе, это недалеко отсюда, — Мария Хилл переглянулась с Клинтом и Сэмом. — Хотя, пока дойдём до квинджета, промокнем до нитки. — Уж лучше промокнуть, чем спать бок о бок с кое-кем, — Бартон перекинул через плечо колчан, оборачиваясь к Наташе. — Ты идешь? — Вообще, я бы осталась, — лучник выпучил глаза. — Я тоже останусь, — Стив глянул на Мэри, как бы спрашивая её разрешения. Девушка улыбнулась. — Мы уместимся на диване, — Вольфштагг совершенно не горел желанием выходить из тёплого помещения, где его вкусно накормили. Да и Тор не хотел оставлять брата без присмотра — Сиф разделяла подозрительность Громовержца. Друзья-асы единодушно негодовали также на молчаливость Локи и привязанность последнего к ничем не примечательному человеку. Ещё бы! Наглец прилёг на плечо Алекса, положив на грудь ладонь и прикрывая глаза. Уолтер ткнулся носом в черноволосую макушку; на другом плече устроилась Люсиль, бесцеремонно закидывая ногу на брата. И всё же… Девочке шла эта детская непосредственность. А для Локи жесты выглядели излишне…сентиментальными. Когда трикстер был совсем ребёнком, беззастенчивым и доверчивым, он прибегал к Тору ночью, шлепая босыми пяточками по каменному полу, нырял в ворох одеял и подушек, жался к горячему тельцу румяного Одинсона и грелся, как ящерица на камне. Или спасался от холода и страха под боком Фригги, невзирая на недовольство Одина. Но шли годы, потом столетия; холод преследовал Локи везде, а объятий и других прикосновений становилось всё меньше, пока наконец они совсем не прекратились. Тор и его друзья признавали только грубоватую неотесанную нежность, сторонились замкнутого, робкого королевича, чувствуя его ненасытный голод, потребность в тепле и в свете, хотя мальчик старался скрывать пристальный жадный взгляд под надменностью. Тору было неловко, когда, например, Локи ненароком задерживал студеные руки на крепком торовом плече — и бог Обмана приучил себя обходится магическим огнём. Правда, была Фригга… Она как женщина остро чувствовала его жажду и сочувствовала всем сердцем. Вот и получилось, что Локи было проще находиться с женщинами, он их понимал, они его понимали, и потом, они не пугались тактильных контактов. Алекс, как оказалось, тоже не пугался. Может, он был проще, чем Тор, не думал ничего лишнего, вообще не рассуждал, правильно это или нет, что младший брат ластится, как кот, что жмётся, как замерзшая птица… Вот и теперь: Локи лег на бок, положив свою голову Алексу на грудь, почти под подбородок — а человек лишь тронул чёрные пряди и спокойно, даже успокоенно вздохнул. — Алекс? — М? Он хотел поговорить… о многом. Хотел сказать, что может, и не против Марго. Хотел помириться — насколько это возможно неуступчивому гордецу. Что-то вроде «Забыли, больше об этом говорить не будем, ладно?». Но вместо этого: — Ты чувствуешь Тессеракт? Я могу отдать его Мстителям на ночь… — Всё в порядке. Добрых снов, Локи. Добрых снов, Люси. Глупые разговоры остались позади, наступала ночь, их (и только их) заветное, жестоко отмеренное время. Локи знал — он каждую минуту запомнит, впитает, жадно соберет, как нищий собирает брошенные на мостовую грошики. На страшное будущее. «Добрых снов»… Локи усмехнулся — у него были совершенно иные планы. Целый список дел, о которых Мстители и не догадывались. — Классный вечерок был, — Люсиль неприлично широко зевнула, блаженно причмокивая. — Сложный, конечно… Но одно мы знаем точно. — И что же? — спросил Локи. — Капитан Америка не сводил своих ясных голубых глаз с нашей Мэри. А сестрёнка, кажется, к этому бойскауту неравнодушна, — голосом заядлой сплетницы протянула девочка, хитро щуря раскосые глазки. *** (Тем временем) Чернильная живая темнота. Безвременье. Безмолвие. Звёзды молчат, пронизывают темень, но не могут её одолеть, да и не желают. Зато Лев, неспешно бредущий по несуществующей тропе, сияет так ослепительно, так победоносно, что сгустки мрака невольно отшатываются и враждебно колеблются. — Ты не задумывался, Гоэл, что просишь СЛИШКОМ многого? И ради чего? Кого? Одного ничтожного человечишки? — Вы никогда меня не поймёте. Поэтому я хочу услышать лишь, согласны ли вы на мои условия и мою уплату. Безликие голоса сперва стихают, потом звучат вновь. — Будь по-твоему, Человеколюбец. Но помни, ЧТО обещал… Лев кивает и исчезает. Холодные звёзды в недоумении моргают, не понимая, куда делся теплый золотой свет; мрак бархатом окутывает их, словно хочет отвлечь их от тоски и вернуть к стойкому равнодушию. *** (Этой же ночью, где-то в пространстве Космоса) — Надеюсь, ты не оправдываться пришёл, асгардец, ибо этого мало, — он откинулся на спинку трона, положив на подлокотник руку с Перчаткой. Одно из гнёзд занимал Камень Силы, сверкающий блекло, побеждённо. Кругом никого не было, Чёрный Орден всё ещё отдыхал после «зачистки» Ксандара, хотя нападение произошло несколько дней назад. Танос тоже отдыхал, совесть его почти не мучила, будто устала — он находил её испытанием, проверкой на целеустремлённость, и побеждал в борьбе с сентиментами. Иллюзия склонила черноволосую голову к плечу, словно обиделась на несправедливые обвинения. — Валькирий послал Один. Я не знал о них, цвергов всегда защищали эйнхерии. — Значит, оправдываться… — Ты винишь меня более потому, что они, по твоему мнению, — мои сородичи, хотя с ними я не имею ничего общего! — голова, прежде склоненная, дерзко поднялась — тем более, его забавляет злость трикстера, так почему бы не угодить? — Что асгардцы, что девы… Слишком самонадеянны, вы привыкли считать себя великими, как и раньше… Но ваше время прошло. Вы застыли, подобно мраморным изваяниям — красивые предметы роскоши и старины, непрактичные, мёртвые, — Танос увлёкся, но Локи слушал очень внимательно, пытаясь угадать настроение титана. К тому же, то, что Безумец втянулся в разговор, было добрым знаком. — Ты справился с ними превосходно, повелитель, — осторожно сказал трикстер. — Перчатка Бесконечности у тебя, а это главное. — Я планировал обойтись малыми жертвами, а по твоей милости ряды читаури значительно поредели. Земля, Нидавеллир… Ты дважды обескровил мою армию, — в низком дородном голосе послышались угрожающие нотки, слова стали тягучими, обманчиво-мягкими. Поступь тигра перед смертоносным прыжком. — Думаешь отвратить мой взор от своего любимого Асгарда? Я всё равно заберу Тессеракт, сам или с полчищем таких существ, которых ты и не видел. — Я не сомневаюсь в твоём могуществе, владыка… — иллюзия преклонила колено. — Но ты ошибаешься, полагая, что я всё ещё мыслю к Асгарду. Он никогда не был мне домом, мне там нет места… — Зато на Земле ты неплохо обосновался, — вкрадчиво молвил Танос, и иллюзия дрогнула. Спина под ядовито-зеленым плащом закаменела. — Ты насквозь пропах людьми, у тебя испортились манеры, поменялась походка… Но довольно прелюдий — говори, зачем пришёл. — Желаю искупить свою вину и доказать свою преданность. Гигант презрительно хмыкнул. — Заинтриговал. Не лицо — гротескная маска. И этот немигающий взгляд, как у рептилии, жуткий, жестокий, без теплоты… Взгляд одержимого. Того, кто пойдёт до конца. Того, кто всем пожертвует, но достигнет цели. Того, кого поглотила ИДЕЯ, высокая, благородная, патетическая — спасение Вселенной. — Камень Реальности… — произнёс Локи, глядя из-под опущенных волос на реакцию титана, которая не заставила себя ждать: Танос качнулся вперёд, но не поднялся с летающего каменного престола. — Я знаю, где Камень Реальности. *** (Всё та же ночь, Мидгард) В морщинистую руку лег тонкий прут, на свету оказавшийся стрелой из омелы… Стрела со свистом рассекла воздух и вонзилась прямо в открытую грудь человека. Светлые брови удивлённо взлетели, рот приоткрылся, глаза поднялись на Хёда, потом сместились вправо, прямо к застывшему… Локи вынырнул из кошмара с выпученными глазами и рваным дыханием. Слезящиеся глаза выхватили светлую полоску неба — хлопотливая ночь завершилась скучно-серым рассветом, солнце выжигало голубоватые сумерки… Хотя Лофт часто пренебрегал сном, сейчас он чувствовал себя особенно паршиво. Он приподнял голову и взглянул в лицо Алекса: уголки губ скорбно опущены, меж светлых бровей пролегла напряжённая складочка, веки чуть подрагивают… — Локи? — сонно пробормотала Мэри. Трикстер почувствовал приятное тепло женской ладони на своём ноющем затекшем плече, возвратился в прежнее положение, умещая голову под ключицами Алекса, так, чтобы сердцебиение человека находилось прямо под ухом. — Просто плохой сон. Между Мэри и Алексом Локи находился будто в тёплом коконе, однако сразу успокоиться не получилось: перед глазами всё ещё стояла ужасная картина. Асгардский праздник… Кроме Тора и свиты Громовержца, Одина, эйнхериев, старцев-советнико, слуг и простолюдинов на поляне присутствовал Алекс — в своём царском одеянии короля Эдрилиона, улыбающийся своей всегдашней растерянной улыбкой. Асы устроили странное развлечение — метали копья, дротики и ножи в человека, стреляли в него из луков, арбалетов, пращей или просто кидали камни — и всякое оружие летело мимо, отскакивало от мишени, будто она была заговорена. Воины после каждого промаха почему-то радостно восклицали, смеялись и хлопали друг друга по плечу, женщины аплодировали, старики прятали улыбку под усами и бородами. Но вот, Локи заметил, как к одному из стариков подкрался кто-то, скрытый ядовито-зеленым плащом, склонился, тихо шепча на ухо. Подозрительного гостя никто не заметил, старик стоял поодаль в тени и не участвовал в забавах. Локи похолодел от нехорошего предчувствия — в морщинистую руку лег тонкий прут, на свету оказавшийся стрелой из омелы. Асгардское солнце также осветило самого «стрелка» — он был слеп и шёл медленно, но с достоинством, высоко подняв беловолосую голову. Асы развеселились, кто-то подал лук, кто-то помог наложить стрелу на тетиву, кто-то навёл прицел… Локи уже понял, что произойдёт, но не смог сдвинуться с места и даже зажмуриться. — Смотрите все! — Стреляй же, досточтимый Хёд! — Не промахнись! — выкрикнул какой-то остряк, и кругом захохотали. «Нет!» — прошептал Локи, когда стрела со свистом рассекла воздух и вонзилась прямо в открытую грудь человека. Светлые брови удивлённо взлетели, рот приоткрылся, глаза поднялись на Хёда, потом сместились вправо, прямо к застывшему Локи. Смолки все голоса, страшная тишина повисла над поляной; улыбки смазались, живые тела превратились в статуи, взгляды сотен пар глаз устремились к багровому пятну, расползающемуся по зелёной рубашке с головой льва, вышитой золотыми нитями. Алекс тоже опустил глаза вниз, поднял руку к изображению, дотронулся подушечками пальцев до вышитой гривы, золотые нити начали темнеть, рисунок исчезал.  — Просто…плохой сон… — Ничего. Я рядом. Алекс рядом. Люсиль… — Мэри зевнула, — тоже рядом. Мы вместе. Мы дома. И нам нужно набраться сил… Шёпот обволакивал разум, тело надёжно укрывалось от сквозняка — с одной стороны и жара — с другой. Но Лофту было не суждено отдохнуть даже под утро, когда сон так сладок — произошло повторное падение в вязкую полудрему. С листьев падали сочные капли, весь лес напитался тяжёлой влагой, и — странное дело! — Локи чувствовал этот запах так явно, что во рту скопилась горечь. Непонятно было, какое сейчас (то есть во сне) время суток — небо еле просвечивало сквозь деревья, было серо и низко. Темнота уплотнилась… Темнота? Локи с изумлением узнал фонарный столб, смотрящийся посреди чащи довольно странно. Странно — но как-то знакомо, Локи мог поклясться, что место он знает и…оно ему дорого. Что-то было не так с этим фонарём. Слякоть и сырость — пусть их, где не бывает скверной погоды? Но фонарь… Он не горел. Стекло тускло серело, пугая, как пугает слепой глаз. Но ведь такого никогда не было. Фонарь всегда горел, сам по себе, в любое время года. Это был не просто добрый волшебный символ — обещание. Обнадеживание. Зарок. Сон завершился тоскливой давкой в груди и мрачным ожиданием туманного будущего.