АРМАГЕДДОН

(Ваканда) «Тони…» Дальше следует ступор. Конкретный ступор, фразы подыскиваются быстро, но так же быстро отсекаются. Не то. Не те слова. «Понимаю, мой почерк оставляет желать лучшего…» Эта ирония не к месту. Не надо уходить так далеко, надо сразу о главном. Или не о главном. Но хотя бы не о себе. «Мэри посоветовала написать письмо». Да. Определённо, это то, что нужно. Далее дело идёт быстрее, ручка с шорохом бежит по бумаге. «Тони, Мэри посоветовала написать письмо, хотя это выглядит, наверное, несколько нелепо — в век компьютерных технологий. Я хочу после битвы сделать Мэри Уолтер предложение. Хотя Мстители были моей семьёй (то есть опыт у меня как бы имеется), но я всё равно чувствую себя неготовым. Я-то с восемнадцати сам по себе. Нигде не мог вписаться, стать своим, даже в армии. Я бегаю быстрее любого обычного человека, но часто замечаю, что этот самый обычный человек меня обгоняет раз за разом. И в итоге я не только остаюсь один, но и один где-то в «хвосте», позади. Мэри толкнула меня вперёд, она приняла меня таким, каким я есть: старым, дряхлым и ворчливым, постоянно впадающим в старческую меланхолию и ностальгию. Это удивительная девушка, Тони. И создать семью благодаря ей — это счастье, в которое я до сих пор не могу поверить. Знаю, что причинил тебе боль. И понимаю, что, расписывая тебе свои радости жизни, наверняка делаю ещё больнее. Я думал, что, умалчивая о твоих родителях, я поступаю милосердно, но теперь понимаю, что щадил лишь себя самого. Прости. Надеюсь, однажды ты поймёшь — когда-нибудь после Таноса, возможно. Или не поймёшь — такое, наверное, вообще никак понимать не следует. И жаль, что с договором не срослось, правда жаль — знаю, ты делал, что должно, мы все должны делать, что должно, насколько это возможно. Как бы всё не сложилось, даю слово: если буду нужен — я приду. И в предстоящей битве закрою тебе спину. Я рад, что Пеппер с тобой. И рад, что ты занимаешься любимым делом (ты не подумай, я не слежу за тобой, просто у тебя очень дружелюбный сосед).» Стив снял с руки подаренный Т’Чаллой щит. Конечно, это не старый вибраниумный круг, идеально сбалансированный. Но к чему-чему, а к этому Капитан мог привыкнуть. Письмо, написанное довольно давно, крепко отпечаталось в памяти. Неудивительно: Стив исписал порядка десяти страниц, прежде чем вышел удовлетворительный результат, прочитанный, в свою очередь, с особой тщательностью, чуть ли не по слогам. Брюс передал письмо в тот же день. Но Старк не отвечал и никак в принципе не реагировал, избегал с Роджерсом встреч или делал вид, что не замечает бывшего друга и товарища по оружию. Горько было на совете с Алексом и Наташей — Тони не произнёс почти ни слова, и если раньше болтовня гения-задиры раздражала, то сейчас Стив отдал бы, наверное, что угодно за прежнего язвительного Железного человека. Он со вздохом вытер пот со лба, распрямился, осмотрелся. Взгляд выхватил знакомую рыжую шевелюру: Наташа непринуждённо болтала с Брюсом. Стив, помедлив, двинулся в сторону подруги. Давненько они не разговаривали, два счастливчика, две белые вороны. Как-то времени не находилось. *** Духота утомляла, но Наташа заставляла себя выходить на территорию, где ей предстояло вести многочасовой бой. На Беннера девушка наткнулась случайно, хотя этой встречи ждала давно. — Брюс. — Нат! — улыбка доктора была искренняя, и девушка чуть расслабилась. — Ты… чудесно выглядишь. — Спасибо, — Наташа не стала ходить кругами и задала самый волнующий её вопрос в лоб: — Ты не сердишься? — Сержусь? — рассмеялся Брюс, опуская глаза на свои руки и вскидывая их обратно. — Нет, что ты. Я рад за тебя. — Правда? Лицо доктора было расслабленно, в глазах не было ни искры ярости. — Ты мне не веришь? — Если не сердишься, то точно обижен. — Я рад за тебя, — повторил Брюс. — Алекс — хороший человек, и мне спокойно за вас и за себя. Это большая редкость, когда люди могут найти и понять друг друга за столь короткий срок и…в итоге стать чем-то значимым и крепким. Как дочка, кстати? — Растёт изо дня в день. Она большая умница, крепенькая и спокойная. Хотя…может и лукавить. — Вся в тебя. — Думаешь? Я нахожу больше сходства с Алексом. За этим разговором их и застал Стив. Брюс вскоре ушёл по делам, как бы передав собеседницу Капитану. — Я так понимаю, Брюс не ревнует? — шепнул Роджерс. Нат ткнула друга кулаком в бок. — Не дождетесь. Не будет вам никаких шекспировских страстей. И никаких дуэлей. И разбитых сердец. — А я — так вовсе не против спокойствия и процветания, — они медленно пошли вдоль мишеней. — Мне стало доступно тихое человеческое счастье. И это вовсе не скучно. — Но от дел отходить ты не планируешь? Стив как будто задумался, вглядываясь в горизонт, будто там были ответы. — Пока я способен защищать людей — я должен их защищать. Мэри одобрила мой выбор, она согласна жить где-нибудь в провинциальном городке и дожидаться меня столько, сколько потребуется. — Круто, — покачала головой Романофф. — А я и не знаю, как решить. Думаю, меня в покое никогда не оставят, и спокойной жизни не будет никогда. Вокруг твоей персоны сияет ореол праведности, — с иронией протянула девушка, глядя, как морщится Капитан. — У меня нет такой привилегии. Как сказал однажды Старк: «Двойной агент, тройная дрянь». Грубо, но очень честно. — Не очень оптимистично ты настроена, — заметил Роджерс. — А насчёт ореола ты не права. Это вовсе не привилегия, и в меня чаще летят камни, чем цветы поклонников. И потом… я не могу бросить Баки. Он пока поживёт у нас, Мэри его обожает. Но он нелюдим, и хочет быть один, хоть иногда. И ещё думает, что не заслуживает ни моей дружбы, ни заботы Мэри. Не хочет обременять нас своим присутствием, хотя мы пытались убедить его быть более…наглее. Вообще…не думать об этом. Но он зациклился, а насильно осчастливить его мы не можем. Должно пройти время. Баки не пропадёт, подыщет простенькую квартиру. Найдёт девушку. Работу. Заведёт питомца. И будет навещать Мэри раз в неделю. Наташа покивала, потом осторожно заметила: — Нам бы… пригодился такой боец. Ты намекни ему, что он мог бы стать частью команды. — Я давно предлагал, — вздохнул Стив. — И? — Он ответил, что последнее, что он хочет — это снова брать в руки оружие и проливать кровь. Наташа снова кивнула. Она понимала, как никто другой этого мрачного неулыбчивого столетнего парня с железной рукой из вакандского вибраниума. — Кстати, как рука? Прижилась? — Шури вскоре должна навестить и проверить. Принцесса — единственная, кого Баки к себе подпускает из медицинского персонала. — Его можно понять. Разговор доставлял удовольствие обоим, у Стива и Нат было очень много общего, и темы просто не иссякали. Девушка так увлеклась, что долго не замечала пристального взгляда и тень, маячившую рядом. Только когда в голове началась щекотка, Романофф отвлеклась и насторожилась. Осмотрелась, стараясь выглядеть расслабленной. — Окей. Парням от меня передашь привет? Надо навестить Алекса и Ксению. — Хорошо. До встречи. — Ага. Тревога по мере приближения ко дворцу всё нарастала, но это было что-то личное, не страх за кого-то, а животный инстинкт самосохранения. По коридору Наташа припустила рысцой, но вдруг споткнулась словно о невидимую верёвку и грохнулась на каменные плиты, неприятно разодрала ладони и коленки, да ещё и бок отшибла. Уши навострились, заслышав смешок. Показалось? Вряд ли. — Зачем ты преследуешь меня? Со стороны могло показаться, что Романофф разговаривает сама с собой. Или с невидимым собеседником. — Не бойся, бить не буду, — продолжила Нат. Надменное фырканье раздалось в двух-трёх шагах, и Наташа приложила немалое усилие, чтобы не попятиться. — Тебе идёт испуг, бесстрашный агент, — вкрадчивый баритон не был громким, но эхо скользнуло к потолку, вибрируя и колыхаясь. — Это… возбуждает. Этим ты вскружила Алексу голову? Покорилась… Будучи самой непокорной. Умно, очень умно. Наташа усмехнулась — Локи походил на ревнивую бывшую, сам того не замечая. Бедняга. Не будь Романофф на взводе, она пожалела бы деверя. — Долго будешь в прятки играть? Заклятие невидимости спало изумрудной органзой. Локи стоял, заложив руки за спину и склонив голову к плечу. — Брюс Беннер. Спокойный, тихий, кроткий доктор, — трикстер будто читал лекцию, говорил с расстановкой, тягуче. — Человек не без хитрости, умный, но в целом добросердечный и простодушный. Алекс Уолтер. Тихий, уравновешенный, мягкий. Тебя тянет на свою полную противоположность, да? — Ты пришёл истерить? — жёстко оборвала Наташа. — В таком случае учти, у меня нет лишних минут. Локи моментально окрысился. — Думай, с кем говоришь, смертная… — С ребенком, у которого отняли игрушку! — огрызнулась Романофф. Ей уже порядком надоела эта история и этот капризный божок. Локи налетел на неё коршуном, впечатал в стену и придавил плечи девушки ледяными ладонями. Злое белое лицо оказалось совсем рядом, Наташа увидела себя в расширившихся чёрных зрачках. — «С ребёнком, у которого отняли игрушку»?! — прорычал Лофт. — По-твоему, я в игры играю?! По-твоему, я выдумал ответственность за рандомных людей и живу в этой сказке, как безумец? Нет, девочка, это не так! Алекса, Мэри и Люсиль мне доверил Адонай! А у тебя не было никакого права повеситься Алексу на шею, ты его не заслужила. Я жил с ним весь год под одной крышей, я сидел у его постели, когда Камень мучил его тело… Я вложил в него свою душу! И совершенно не для того, чтобы потом этой частицей завладела самая порочная, самая мерзкая мидгардка! — Ты взял с меня клятву, что я буду его охранять… — Ты сама напросилась! — …и честно выполнила твоё поручение, я была рядом с ним постоянно… — Честно? Честно?! Ты влюбила его в себя! Вскружила ему голову! Воспользовалась случаем отомстить мне! — Что ты несёшь?! Ни о какой мести я и не думала! — Лгунья! — холодная ладонь дёрнулась к хрупкой шее, Нат сгруппировалась для удара, но трикстер, по счастью, пришёл в себя. Даже отпустил её, но не отошёл, нависнув тенью. — Я люблю Алекса, — медленно и твёрдо произнесла Романофф. — Он меня любит. Он сделал мне предложение, мы поженимся, нравится тебе это или нет. Губы Локи дрогнули, но мужчина сумел удержать брань за створками зубов. Нат, набравшись храбрости, выпалила: — Свою часть сделки я выполнила. От тебя же я прошу… — глаза трикстера прищурились, но шпионка смело продолжила: — Оставить в покое меня, Алекса и Ксению. Смириться. И постараться принять неприятную данность. — Не много ли хочешь? — Это моё желание. Твоя плата, по нашему уговору. — Ты всё расчитала наперёд, смертная… — Если тебе это поможет, — проигнорировала шипение Наташа, — мне явился Адонай. Он сказал мне идти к Алексу. Локи замер, а потом резко переместил ладони на рыжую голову. Романофф упустила буквально секунду — и за эту секунду маг ворвался в чужие мысли, в чужие воспоминания, наверняка дезориентируя и причиняя боль; откидывая ненужное и вытягивая самое сокровенное. — Ты не можешь любить меня. Не успел бы. — Я постараюсь. — Так не бывает. Нельзя себя заставить. — Мне кажется, я давно тебя знал. И мы родные друг другу чуть ли не с самого детства. Знаешь, что это значит? — И что же? — Адонай уже породнил наши души. Я чувствую себя во власти этого человека. И это положение кружит мне голову… Хотя Алекс не использует меня, не приказывает, не насмехается… Цветы подарил. Красивые. Не потому, что новое положение обязывает, а потому что захотел сделать приятное мне… — Почему? — Нельзя. — Но ведь ты хочешь… — Наташа, пожалуйста… Я не могу этого объяснить. Просто знаю, что нельзя. Это единственная моя просьба. — Только после свадьбы? — дергаю насмешливо бровью. Я опрокинула его на спину, но он меня не отталкивает. Смотрит. И я понимаю, что он своим несопротивлением уже одолел меня. — Так хочет Лев. Я это чувствую, я вижу Его улыбку сейчас. Он радуется. — Можно, я хотя бы поцелую тебя?.. Россия. Китай. Опять Россия. Я никогда прежде не тосковала по Родине. Но Алекс… он впитал в себя эту страну, он был ребёнком своего Дома. И он попросил эту страну принять меня. И я дышала будто по-новому, более полно, так, что на глаза наворачивались слёзы… — Я не могу иметь детей. Мне…вырезали всё…там. Страшно. До тошноты. Всё сказала, всю себя вывернула — кроме ЭТОГО. Тянула до последнего. — Бедная моя, — ласковые мужские объятия. — Что они сделали с тобой… — Я сама согласилась. Дрожь сильного тела. Но тихий и спокойный голос: — Можно взять ребеночка из детского дома. Это будет хорошее дело, наше общее… Только если ты этого хочешь… «Хочу ли этого я?! И ты ещё сомневаешься?!» — А у меня получится? — облегчение такое, что ноги подкашиваются. — Ты ведь знаешь, кем я была… А однажды… Антония… Голос дрожит, подводит, срывается. Я не могу говорить, всхлипываю. — Я буду рядом. Я с тобой, моя дорогая, моя любимая Нат. Я помогу. И Мэри. И Люсиль. И Локи. Фыркаю: — Конечно, Локи у нас мать года… Тогда, в Красной комнате… Они пытались лишить меня счастья материнства… У них не получилось, верно, Ксюша? Иначе я не чувствовала бы сейчас необъяснимое и неизведанное, вырвавшееся из-под замков. Это, наверное, магия Адоная… Наташа не поняла, когда всё закончилось. Её саму оглушила лавина чувств, которая образовалась за всю прошедшую неделю. Кто-то бережно усадил её на пол. Руки были тёплыми… Тёплыми? — Локи, ты сейчас упадешь… — Не прикасайся ко мне, я сказал! Зрение, наконец, прояснилось, и Нат увидела Алекса и Локи. Трикстер выглядел уставшим (верно, телепатия отняла много сил), он отступал от человека неровными шагами, как пьяный. — Что вы тут устроили? — Поболтали по душам, — хрипло хмыкнула Романофф. — Ага, — поддакнул Локи. — Так сказать, по-семейному. Он сжал пальцами виски, и Наташа мстительно обрадовалась. Так тебе, чёртов маг! — Локи, сядь, я сейчас воды принесу… — Не хочу я никакой воды… — Локи ухватился-таки за протянутую руку и съехал по стене на пол. — Алекс… — Да? — Пойдёшь сейчас к Ванде. И скажешь, что я… Приду к ней через три часа. Пусть за ней проследит Вонг. — Хорошо. Я всё сделаю. Тебя отнести в твою комнату? — Невесту свою недобитую на руках носи… — вяло огрызнулся Локи. Уолтер улыбнулся, как и Наташа. Девушку чрезвычайно позабавила ситуация, и удержаться от комментария она просто не могла. — Надорвешься, Алекс, он ведь тонну весит, не меньше. — Сказал бы я, сколько ты весишь, — презрительно бросил Локи и поднялся одним рывком. Выругавшись на асгардском, он побрел к лестнице, не забывая, однако, держать царственную осанку и гордо поднятую голову. *** (Вормир) Люсиль механически переставляла ноги, запустив живую руку в гриву Льва. Она специально выбрала идти рядом с Адонаем — чтобы кожа ладони ощущала Его тепло, Его сильные мышцы, перекатывающиеся при каждом шаге. Недвижимые озёра Вормира, сизо-розовое небо, таинственные тени — на всё это Люсиль не смотрела. Девочка говорила с Другом ещё на корабле Таноса, и дала слово исполнить всё, что сказал Великий Лев. А это будет тяжело. — Я не хочу! Тебе будет больно… — Не больнее, чем уже было, дитя моё. Процессия состояла из Чёрного Ордена, нескольких читаури, сакаарцев, представителей немногочесленных простейших рас, которые окружили двух пленников ощетинившимся кольцом; впереди шёл Танос, уверенно ступающий за проводником — призраком с обнажённым черепом. Но ни конвой, состоящий из злобных чудовищ, ни устрашающий проводник не вызвали у Люсиль страха. Вернее она боялась — но не за себя. — Если бы я сказал тебе: «Полей этот камень своими слезами и принеси мне росток, проросший из этого камня» — ты бы ответила мне, что не станешь этого делать, ибо камень мёртв? Неужели не осталось у меня верных, которые действовали бы, не рассуждая? Девочка подняла голову, шмыгнула носом. И тихо произнесла: — Я сделаю всё, что Ты скажешь. Глаза Адоная заискрились радостью и благодарностью. И это было дороже всего на свете — слушать Его, доверять Ему… Танос ощущал острое чувство дежавю, но сильнее было осознание важности момента. Пару дней назад Танос заметил за собой некоторую медлительность, смакование времени и действия. И если бы не армия, жаждущая битвы и крови, то он бы максимально растянул удовольствие. Удовольствие. От общения с человеком (вернее, со Львом). От споров с умным собеседником, равным по силе (так думал Безумец). Титан позволил малышке находиться всё время в комнате с Другом. Лично следил за тем, чтобы пленников хорошо кормили. Даже позволил девочке посетить лабораторию, где она тщательно изучала возможности своей бионической руки, в частности: притяжение предметов. Теперь человеческий ребёнок был здесь вместо Гаморы. Почему-то это успокаивало. Танос не хотел вмешивать в это дело любимую дочь. — Можно начинать, мой господин, — Зоб указал рукой на площадку, куда они поднялись. Отсюда открывался фантастический вид, от которого захватывало дух. Титан подошёл к краю — вниз уходила отвесная скала. — Приступим. Маленькое сердечко, казалось, раздулось вчетверо и не умещалось в груди, давило на горло и на живот, стук заложил уши и эхом отдавался даже в ногах. Люсиль стиснула зубы — её мысли, вопреки общей вялости организма, работала чётко и оперативно. Будто голова принадлежала другому человеку. Так, она подметила, что Адонаю тяжело идти, что хвост его чуть ли не волочится по полу, а нос почти касается лап. Он несколько раз споткнулся о камни, а возле плоской вершины, конца их пути, едва не упал. — Ты выглядишь менее бодрым, Лев, — насмешливо протянул Танос, обернувшись к пленникам. — Или это трюк, дабы усыпить мою бдительность? В таком случае знай, что ты не один, и за твой неверный ход будет расплачиваться ребёнок. Адонай ничего не ответил. — Молчишь? Неужели тебе нечего сказать мне? Ты считаешь себя выше всего этого? Но именно от меня зависит теперь твоя судьба. Лев молчал. — Что ж… — было видно, что Танос разозлился. — Может, это и к лучшему. Лев молчал. Тогда Эбони по немому знаку своего господина приблизился к Люсиль и сделал приглашающий жест рукой. Девочка подумала, что если бы Колдун её коснулся, она бы его ударила. Не удержалась бы. Но тот избежал её гнева, девочка отошла к краю обрыва. Покидать Друга не хотелось, но надо было делать то, что Он сказал. — Свяжите Его, — велел Танос мелким слугам. Те трусливо заозирались; Чёрный Орден был более решителен: Глейв толкнул Льва своим копьём в плечо, Обсидиан, который держал верёвки, наступил на шею жертве огромной ногой и принялся связывать передние лапы. Читаури, увидев, что пленник не сопротивляется, а только терпит и молчит, взвизгнули и кинулись помогать. Люсиль кусала губы до крови, но, как и Адонай, не издавала ни звука. Из-за темных раскареженных тел, в блеклом свете вормировского солнца похожих на огромных насекомых, ей не видно было Льва, и она одновременно очень хотела и очень не хотела Его увидеть. Наконец, чудища расступились, и девочка тихо застонала: огромные сильные лапы, под которыми дрожала земля, были туго связаны — так, что веревки глубоко впивались в тело, грубые волоски в некоторых местах потемнели от крови. Но этого мучителям показалось мало — они завязали Льву пасть, тоже очень туго. Неистовый хохот Проксимы вспорол воздух. — А вы Его боялись! Смотрите, какое Он ничтожество! Господин! — обратилась она к Таносу. — Дозволь нам…остричь Его! Люсиль так резко вскинула на титана голову, что шею прострелила боль. Но девочка даже не поморщилась — она во все глаза смотрела на каменное бесстрастное лицо. — Делай. Под взрывы злобного гогота Миднайт острым ножом небрежно отрезала золотую, потускневшую, но по-прежнему шелковистую и прекрасную гриву, которая кленовыми листьями сыпалась на пол. Проксима судорожно улыбалась, зрители хохотали и топтали золотые клочки ногами. Когда женщина закончила, Люсиль не узнала своего Друга — голова Его казалась такой маленькой без гривы. Но и прочие увидели, как Он изменился. — Это же просто большая кошка! — Кис-кис-кис! — засюсюкал кто-то, и многие схватились за животы. — Хочешь молочка, кошечка? Кто-то плевал на Льва, кто-то пинал Его ногами. Связанный и остриженный, Адонай не казался им грозным, величественным и страшным, но Люсиль готова была поклясться, что Лев никогда прежде не был таким прекрасным. По её щекам текли слёзы, они шептала: «Как они смеют… Как они могут! Скоты! Мерзкие скоты!» и сжимала кулаки так, что ногти глубоко впечатывались в плоть. Танос же следил за действиями слуг с алчностью; большие жесткие губы были приоткрыты и из них вырывалось хриплое неровное дыхание. Видеть поверженным могущественное существо и осознавать свою власть над Ним — это приводило титана в состояние, которое трудно было назвать. Восторг, торжество, наслаждение, трепет, ужас… От этого почти дрожали сильные руки. Почти. — Ты знаешь, что делать, — проскрежетал призрак. На происходящее он смотрел с лёгкой брезгливостью, не пытаясь ничему помешать. Бессмысленные издевательства над обречённым вызывали лишь удивление, но и только. — Душу…за душу. — Эту большую Кошку любит девочка… — Это будет её жертва. Она станет обладательницей Камня, и сможет касаться Слитка голыми руками, не боясь обжечься. Сможет владеть им. Танос кивнул, сжав Перчатку в кулак, рассматривая пустые углубления. А после дал знак своим Детям. Обсидиан потащил Льва к обрыву, но даже ему, огромному, больше самого Таноса, было тяжело. Давя своих сородичей, читаури и сакаарцы толкали и тянули Льва к жертвенному месту. С большим трудом они дотащили Его до каменного полукруглого скола, ещё немного — и Лев полетел бы в страшную бездну. Проксима и Глейв встали позади Люсиль, готовые схватить малышку в случае чего. Танос подошёл ко Льву, все остальные отступили. — Прости меня, крошка. Так надо, чтобы завершить миссию. — Ты просто псих, — Люсиль не шевелилась, даже не вытирала слезы, позволяя им капать на камни и впитываться в твердь этой проклятой планеты. — Я бы прыгнула следом, лишь бы Камень не достался тебе! Но Друг не хотел этого, Он хотел, чтобы я жила, Он хотел, чтобы все жили, чтобы никто не пострадал вместо Него! — Он не хотел твоих мук, малышка. И я рад, мы с твоим Другом хоть в этом солидарны. Однако, довольно жестоко с твоей стороны, Лев, втягивать в этот ритуал девочку… В самопожертвовании всегда есть что-то самовлюбленное… Танос сел у головы Адоная, положил руку с Перчаткой рядом с львиным ухом. Камни сияли ярче — или так казалось из-за темени? — Это дитя преподнесёт мне Камень Души. И я пойду с армией на Землю, которую ты так пытался уберечь. Ты жалок, Защитник жалких людей, предателей, убийц и жестокосердных, жадных и несправедливых, кровопийц и блудниц. Своей смертью ты никого не спасешь… Половина Вселенной будет уничтожена. Люсиль дрожала, она видела, как испуганно, заполошно поднимаются и опускаются ребра Льва, под которыми билось огромное великодушное сердце. Девочка нащупала в складке платья украденный нож. Бионическая рука чуть заметно подрагивала, по ней к кончикам пальцев текла энергия. Старк сделал не просто протез. Он не знал, зачем такое серьёзное оружие ребёнку, но сделал заказ. Малышка сама не знала, зачем… Может, чувствовала? — …И теперь, зная это… Люсиль хотела зажмуриться, но не смела, смаргивая слезы. Она должна быть сильной… — …Умри! Одного толчка Таносу хватило, чтобы сбросить Адоная с жертвенного места. Связанный, Лев не мог даже зацепиться когтями за выступы отвесной скалы, не мог закричать. Люсиль с отчаянным воплем упала на колени, в ужасе глядя, как золотое безвольное тело несётся с вниз, к камням с выбитым ритуальным рисунком, отдаляется с огромной скоростью. Девочка не видела, как в ответ на слова Таноса Адонай улыбнулся и в его глазах сверкнула радость.