АРМАГЕДДОН

Воля Адоная была в том, чтобы показать Мэри всю глубину страданий Локи. Она была на самом дне души своего брата, видела самые нелицеприятные стороны его жизни. В отличие от Алекса, перед глазами которого пролетел быстро и малоразборчиво плен у читаури, Мэри видела всё. Ей казалось, что её нежная девичья кожа лопается под раскаленными ножами; ей чудился запах забуревшей крови и горелой плоти; она зажимала руками уши, потому что её оглушали крики несчастного — так ей казалось. Она не обвиняла Адоная, не спрашивала Его, почему Он допустил такие ужасные муки для асгардского принца, маленького полу-йотуна. Она плакала, качала головой и клялась себе удержать Локи от падения в бездну безумия. Это безумие порой проявлялось в маниакальном блеске зелёных глаз; в беспочвенных истериках; в том, что Локи порой изводил Алекса капризами, жестокими словами или, наоборот, глухим молчанием. Иногда трикстера мучили ночные кошмары, иногда ему чудились кошмары наяву — тени, голоса, лица, взгляды. Но благотворное влияние её и Алекса, мир, участие и взаимопонимание в семье, тёплый и чистый дом, уют и действенная любовь сестёр и брата восстановили психику Локи, укрепили его дух, вытянули из болота страхов и ненависти. Он был чудесным братом, он был её любимцем, которого она баловала сладостями, как ребёнка, поощряла его за крохотную, самую незначительную помощь, защищала от нападок остроязыкой Люсиль. И с Мэри Локи был, как он выражался, лучшей версией себя самого. Не с Алексом, хотя Алекс был ещё лучше, ещё чище, ещё мягче, ещё добрее и милосерднее. С Мэри, любимой старшей сестрой, с которой он был галантным, нежным и незлым. И вот теперь адово колесо закрутилось по-новой. Мэри знала, что против древних нимф Эдрилиона сила Камня окажется не столь разрушительна. Так и получилось, да только Танос не стал бороться, он просто окружил себя скорлупой, разбить которую деревья не могли. Они хлестали по сфере, обжигая листья и ветви, вспарывали корнями землю, но всё было напрасно. Они только мешали Мэри смотреть на брата, которого мучил этот бессердечный сумасшедший монстр. — Сволочь… — деревянными губами шептала девушка. Слёзы бессильной злости застилали ей глаза, она яростно стирала их дрожащими ладонями. — Погань… Что она могла? Только смотреть и слушать. Крики перешли в хрипы, те — в стоны, потом опять в крики. Она знала, что Локи очень больно, и тот факт, что брат уже не мальчик, отпустивший по детскому озлоблению Гунгнир, а мужчина, за плечами которого дюжий опыт и выженная на линии жизни поступь Адоная — этот факт ничуть не успокаивал. Локи не заслужил повторения пыток. Тем более — из-за клятых Камней Бесконечности! Но выйти и бросить одну-единственную фразу в лицо титану Мэри не могла — на кону жизнь триллионов и судьба всех, всей Вселенной. И хотя Стив обмолвился раз, что они не торгуются жизнями, такую цену Мэри не могла заплатить. Просто не имела права. Она смотрела на Локи, не отрываясь, и не заметила появления Люсиль. Девочка воспользовалась своим Часоходом, последним оставшемся — и нашла брата с сестрой по треску деревьев и фиолетовому всполоху. Близился вечер, и они стали более заметными на фоне медленно наступающих сумерек. *** По подбородку Локи потек кровавый ручеек, из носа тоже потекли две струи — ребра были спрессованы Камнем Силы, они пробили лёгкое, и каждый вздох был тяжёлым, натуженным, грозящий стать последним. Танос схватил трикстера за шею широкой ладонью, поднял на колени, нависнув скалой позади. Прогудел на ухо Локи: — Смотри — вся твоя семья здесь. Я убью её у тебя на глазах — хорошо, что я оставил тебе твои глаза, верно, щенок? С кого начнём? С девчонки, что посмела украсть мои Камни? Или с той красавицы, которая так неосторожно пришла тебе на помощь? Локи не отвечал, давясь кровью и цепляясь слабыми руками в кожаный наруч с металлическими пластинами. Да, глаза остались нетронутыми, но видел трикстер всё равно плохо, ещё хуже переваривал увиденное. Изображение то шло рябью, то мутнело, как стекло на пару, то вдруг выхватывало деталь, размазывая лишнее. Так, он разглядел на лице Мэри царапину, пересекающую щёку, однако само лицо не узнал, хотя понимал, что должен знать и помнить. Танос выбрал Люсиль (и это не удивительно), выстрелив сгустком черноты (иначе не скажешь). Что эта страшная и непонятная субстанция должна была сотворить с девочкой, так и осталось невыясненным — Тор приземлился как раз перед малышкой, оттолкнув её на землю, принимая удар на Мьельнир. Локи, чьё сознание на миг прояснилось, выхватил хмыканье титана. — Один приятный сюрприз за другим. Тор, сын Одина… Помнится, я обещал тебе его голову, а, Локи? Позвоночник загудел: Танос не забывал мучить пленника, а Камень словно рад был угодить, исполняя любую прихоть. Разум снова отключился. «Сюрпризы» и правда зачастили — вслед за Тором появился Алекс верхом на Мунтанге. Дракониха была измучена, но при виде своего господина вся ощетинилась, оскалила зубы и зарычала так угрожающе, что будь у Таноса на голове волосы, они бы непременно встали дыбом. — Люсиль, Мэри, — человек был до странного спокоен, но это был плохой признак. От Уолтера можно было ждать что угодно, когда его близким грозила опасность (поэтому Фьюри опасался Алекса едва ли не так же, как и Локи), — вам здесь не место. Уходите. Люсиль с отчаянием взглянула на агонию Локи — она действительно ничем помочь не могла, пустые крики не трогали мучителя. А вот помешать её присутствие очень даже было способно. Она слишком хорошо это понимала. Мэри тоже не стала возражать Алексу, и когда Люсиль прыгающими пальцами открыла крышечку Часохода и начала крутить колесико, отматывая минутную стрелку, то и дело ладошками размазывая по щекам слёзы — подошла почти вплотную. — Готово, — глухо произнесла девочка и задрала голову, чтобы видеть сестру. — Скорее! — крикнул Тор, отбивая молотом шаровые молнии. Те взрывались, грозя обжечь или ранить сестёр Уолтер. Крышка защелкнулась, пространственно-временной вихрь подхватил Люсиль и Мэри и перенёс их к самому началу скал, далеко на юго-восток. *** Заходящее солнце ослепило золотыми лучами. Мэри упала на колени, согнувшись и закрыв лицо руками; Люсиль, отряхнувшись от обугленных осколков Часохода, села на камень, с тоской глядя на сестру. — Ты плачешь? Мэри проигнорировала вопрос — а может, просто не услышала. — А я уже не могу, — тихо, сама себе продолжила Люсиль, осматриваясь кругом. — Слёзы кончились. Мэри? Эй, Мэри! Женщина медленно села. Опустила руки на колени, раскачиваясь и пытаясь отдышаться. Ей катастрофически не хватало воздуха, будто рука Таноса сжала её горло, а Камень Силы поломал её рёбра. — Мы не можем просто сидеть и ждать! — воскликнула Люсиль, вскакивая. — Пока там… Локи… — её голос прервался, но она быстро взяла себя в руки. Такая она была, Люсиль Уолтер — поспешная, динамичная и неспокойная. И горящая огнём, который Адонай велел поддерживать и не гасить. Адонай. — Но что мы можем? — низким незнакомым голосом спросила Мэри. — Я не знаю! — Люсиль в отчаянии схватилась за голову. Думай, сестра бога Хитрости, думай! Но никакие мысли не просачивались под плотную муть паники и опустошенности. Нужна не хитрость. Нужно…что-то другое. Была ведь мысль, дразнящая у самого носа зацепка… Адонай. Люсиль словно проснулась, и совсем иначе взглянула на местность. Они стояли под самой пещерой, где находился саркофаг, однако каменный обвал делал невозможным попадание внутрь. Да и осталось ли что-то от погребальной ниши? Девочка оглянулась назад — на фоне розового неба силуэты кораблей читаури были совершенно чёрными. Остатки армии титана, никак не убывающей, отбрасывали длинные тени. Как незаметно прошёл день. Страшный день, а ведь Танос ещё жив, и далёк от усталости. И Люсиль, которая часто попадала в серьёзные передряги, которая всегда могла себя приободрить и очень часто находила самый сумасшедший выход — она не знала, что делать. Это была не ленивая отговорка, не отмашка. — Знаешь, когда мне бывало совсем плохо, я думала об Адонае, — Люсиль вытерла нос бионической рукой. — Это помогало. Я хочу добраться до Него, не хочу, чтобы Он лежал под камнями. Мэри на этот раз услышала сразу и сразу же поднялась. Вдвоём (рядом никого не было, те защитники, которых Танос раскидал мощью Слитка, находились либо в лазарете, либо охраняли Перчатку и Беннера) они поднялись на самый верх, и там встретили Наташу. Романофф сидела у края разбитого саркофага, с поникшими плечами, вся в крови, и плакала. Она, эта непробиваемая сильная и гибкая женщина, красивая чертовка, плакала, как ребёнок, над поруганной могилой того, кто совершенно неожиданно и незаслуженно осчастливил девушку. — Его здесь нет, — ответила она на немой вопрос Мэри и Люсиль. — Я тоже… Хотела прийти. Не знала, что делать — нога вывихнута, — она похлопала себя по колену, — но Танос… — она всхлипнула, поднимая глаза к темнеющему небу. Она не смогла защитить Алекса. Она даже не смогла уберечь Его — чего уж говорить о любимом человеке?! Люсиль и Мэри сели рядом. Будто ничего кругом не происходило. Они чувствовали себя одинокими, но их было трое, и Нат начала успокаиваться, согреваясь теплом их тел. — Как холодно, — поежилась Люсиль. — Холодно, — согласилась Романофф, обнимая девочку. Мэри погладила плечи Наташи. — Танос разрушил гробницу, уничтожил тело нашего Друга — но ему не под силу выжечь Его из нашего сердца. Мы любили Его при жизни, и после Его смерти любили. Это ли не Чудо? — Совершенно верно, моя радость! — сказал Кто-то, Кто стоял позади. Все трое вздрогнули, вскочили и обернулись. Рядом с ними, сверкая на солнце, потряхивая гривой (прекрасной, шёлковой, пахнущей полевыми цветами гривой!), стоял… Адонай. *** (Тем временем) Тор никогда не задумывался всерьез и полноценно о том, что же всё-таки случилось с Локи после падения в Бездну. Рассказ Алекса за чашкой чая (Норны, как же это было давно!) Одинсон воспринял в штыки, как и всё, сказанное человеком. Потом было не до размышлений — ни на Забвении, ни на Сакааре, ни в Асгарде, ни в Мидгарде. И даже в те дни (неужели это был не сон?!), когда Локи ходил привидением по Ваканде, тоскуя об Алексе и Люсиль, когда в их напряжённых отношениях с Тором наступило что-то, напоминающее перемирие — даже тогда Громовержец не поднимал остро-колющей темы. Непонятно было, как отреагирует младший брат — разоткровенничается или, наоборот, замкнется в себе ещё больше. Ну, а потом появился Алекс, и самые безобидные разговоры стали перетекать в препирательства. Зато сейчас Тор видел во всей красе… то, что происходило с младшим принцем почти год в лапах Таноса. Закрыть уши и единственный уцелевший глаз он не мог, заставлял себя смотреть и слушать; а Мьельнир безостановочно бил по шару, внутри которого происходил кошмар. Одинсон был готов благодарить Лафея за то, что Локи — полукровка. Во многом благодаря происхождению трикстер ещё не умер. Пока ещё… Рядом орудовал мечом Алекс. Уж из чего был сделано оружие, Тор не знал, но только оно не уступало Мьельниру, и даже в чём-то превосходило его. Если молот будто раззадоривал сферу, и с каждым ударом кокон словно уплотнялся, то клинок жалил серьёзнее, он брал не силой, а верткостью. Но всё равно, этого было мало, они теряли драгоценное время; вот, Локи обмяк в руках истязателя; вот, содрогнулся от боли и снова пришёл в сознание. На трикстере не осталось живого места, он весь был избит, хотя титан до него не дотрагивался. Жуткий артефакт ломал тело на расстоянии: дробил кости, рвал сухожилия и выворачивал суставы. Это была так неестественно, так страшно, так ужасно, что внутри у Тора всё обливалось холодом, сжималось и ухало вниз. Он ненавидел себя, потому что на вопрос Таноса «Где Камни?» только сжимал зубы и бил, бил, бил по броне, попутно отбиваясь от смертоносных лучей Слитка. Вдруг, вдали послышалось рычание, оно прокатилась по сломанным и выкорчеванным деревьям, шевеля листья и перекатываясь волнами по пепелищу. Мунтанга, которая царапала щит, обжигая лапы, подняла голову и замерла. Алекс тоже остановился. — Это невозможно, — прошептал он. Тор не понял — что невозможно? Почему Танос тоже закаменел, что его насторожило? *** (Чуть ранее) Лев хлестал себя хвостом по бокам, предчувствуя скорую развязку. Стены зала вибрировали, и Хела пыталась отрешиться от этого страшного звука, закрыв ладонями уши. Но помогало слабо. — Хватит! Ты разрушишь тут всё! — прокричала она, зажмурившись, как ребёнок. — Это не я. Это твоё Царство хочет избавиться от меня. Потому что мне здесь не место. — Так уходи! Уходи! — прочти взмолилась неустрашимая Богиня Смерти. Не Адонай её пугал, а то, какой мощью Он обладал. Этой мощи было вполне достаточно, чтобы сокрушить врата смерти и вернуться в мир живых. Ничего подобного Хела никогда не видела. И она трепетала от ужаса. Казалось, в Хельхейме началось землетрясение — пол ходил ходуном, поваленные колонны прыгали, как брёвна, камушки подскакивали лягушками. Громыхал гром, начали сверкать золотые молнии; одна из них, огромная, ударила в трон, оставив чёрную трещину шириной в палец. Ещё одна молния, больше предыдущей, поразила жутковатые ворота, одиноко стоящие у озера. Хела, еле удерживаясь на ногах, поднялась и метнула в Льва клинок. Но за миг до этого сверкнула третья молния и ударила прямо в Адоная. Он исчез, и всё прекратилось; наступила тишина, и тени умерших долго боялись возобновить шёпот. Хела оглядела с неприкрытой злобой разрушенный дворец. Она не была никогда в современном Мидгарде, и если бы одним глазком посмотрела на людской праздник, сейчас ей пришло бы на ум сравнение: когда рассеянный взрослый слишком долго дует в воздушный шар, резина лопается. И в человеческой руке остаются лишь жалкие ошметки шарика. Так и Хельхейм — от него осталась лишь тень былого величия. Адоная оказалось слишком много для Царства Мёртвых, и Он покинул воздушный шар, лопнувший оглушительно. *** — АДОНАЙ! — воскликнули все трое, глядя на Друга со смешанным чувством радости и страха. — Ты живой, милый Адонай? — прошептала Люсиль. — Живой, — ответил ей Лев, смеясь глазами. — Ты не… — дрожащим голосом начала Мэри и замялась. Она не могла заставить себя произнести слово «привидение». Адонай приблизился к ней и дунул ей в лицо. — Разве я на него похож? — с улыбкой спросил Он. Мэри всхлипнула и замотала головой. — Ты живой, ты настоящий! Ах, Адонай, как нам Тебя не хватало! — вскричала она, и первая бросилась обнимать и целовать Льва. Наташа сперва стояла в стороне — она робела, не смела подойти. Но Адонай посмотрел на неё, и Нат подошла, ковыляя, и уткнулась лицом в теплую гриву. — Но что все это значит? — спросила Мэри, когда смогла наконец говорить. — Ведь Ты…погиб. Мы похоронили Тебя. Это была иллюзия? — Нет, всё было по-настоящему. И сейчас всё по-настоящему. Я жив. Я с вами. Но не спрашивайте меня о том, для чего это было нужно, слишком долго придётся объяснять. Мы должны помочь вашему брату и покончить, наконец, с Врагом. Девочки сели на спину Адоная — тот специально лёг, чтобы им было удобно. Они все уместились — вот каким огромным был их Друг. — А теперь закройте уши, и посильнее. Я хочу поприветствовать этот мир! И он зарычал — так, что содрогнулись горы, пригнулась трава и услышали все. Он мчался к лесу — Победивший Смерть, Пришедший на помощь, Тот, Кто был Надеждой и Светом. Он был подобен солнцу — так ярко светилась Его шкура! Он был очень тёпл, и от него сладко и грустно пахло полевыми травами. И девочки: Люсиль, Мэри и Наташа ничуть не боялись встретиться лицом к лицу с Таносом. Ведь с ними был Адонай. *** Локи не воспринимал происходящее — за очень короткий срок Танос умудрился превратить трикстера в безвольный мешок с костьми. Всё же, в плену его до такого состояния не доводили. Но титан был…расстроен, и он не церемонился. Лофт не знал, жив ли Алекс. Не знал, жив ли Тор. Он даже не был уверен, что жив сам — мозг разрывался на части, это было кошмарно. Спасительное забвение прекращалось быстро — при новой вспышке пронзительной, всепоглощающей боли. В итоге всё закончилось тем, что Локи лежал, вздрагивая, на земле, у ног палача. От него не требовали уже никакой информации — просто вымещали злость, и конца-края этой агонии не было. Пока не блеснуло перед глазами что-то золотистое, и потом — светлое. Он почувствовал дыхание, чьё-то тёплое цветочное дыхание у самого лица. И услышал много голосов, которые звали его по имени: — Локи! Локи!..