АРМАГЕДДОН

Когда он очнулся, то понял, что жив. Это знание не принесло ни радости, ни облегчения, ни досады, ни какого-либо чётко «окрашенного» чувства. Было очень больно и очень плохо — но мысль, что ему больно и плохо, никак не желала формироваться, словно вместо мозга (самого изворотливого мозга на свете!) в голове растеклось желе. А ещё было невероятно сложно дышать, только маленькими вздохами — грудную клетку словно опутала другая клетка, из прочных прутьев. Или будто Тор положил Мьельнир на трикстера — Локи до сих пор помнил, как ужас задохнуться под тяжестью артефакта ударил в мозг, как это было мерзко — бессилие перед маленьким, но неподъемным предметом. Какая-то штуковина закрывала нос и рот — но убрать её не представлялось возможным: руки не слушались… Будто их не было. Но Локи не был бы Локи, если ли бы просто продолжил лежать. Ему было интересно, где он находится и что с ним, и с каждой минутой этот интерес донимал всё сильнее и сильнее, становился назойливым пропорционально тому, насколько быстро он, Локи, «оживал». Так, он заставил себя разлепить веки, потом ещё раз, пусть свет и резал глаза. Мучительное обретение зрения оказалось ненапрасным: удалось определить, что свет не яркий, а приглушённый, что потолок незнакомый и неприятно-белый, с металлическими перекладинами. Поворот головы был непосильной задачей; поэтому Локи закрыл глаза и стал прислушиваться к своему телу. Всплыло воспоминание: башня Старка, удар о деревянные панели бара, падение на осколки… Зелёный монстр… Как там его? Халгер? Хак? Всё…странное, в странном окрасе, синем и бирюзовом, будто на носу — очки с голубыми стеклами. Чувство гнева побеждает здравый рассудок, с опухшего непослушного языка сыплются оскорбления…кажется. Удары, ломающее тело. Не смертельно, но очень больно и унизительно. Хм, наверное, он только пришёл в себя после боя. Сейчас заявится Тор, потащит в Асгард. Домой? «У меня нет дома…». К Одину. Старый дурак опять будет нудно и тщательно проговаривать, как Локи их всех разочаровал, какой Локи неблагодарный сын… Трикстер не злился — только было чуть-чуть досадно. Потом будет тюрьма. Скука. Желчь обиды будет сводить с ума не хуже однообразных белых стен. Так, стоп. Локи не смог нахмуриться, потому как мимика задействовала мышцы, а те были недееспособны — он просто прекратил перечислять события и насторожился. Предполагаемое будущее не должно быть таким детализированным. Словно… Это уже происходило. Да, у трикстера замечательная фантазия; но… Фантазия на то и фантазия, чтобы предлагать несколько вариантов развития событий. Не успел Локи додумать всё сам, как его отвлёк шорох. В помещение, доселе пустое, проник посторонний — но Локи был слишком разбит, чтобы нервничать или, тем более, бояться. Стильная стрижка, подбитый глаз, ссадины по бледному лицу и довольная ухмылочка. Тони Старк. — Учнулся, Спящая Красавица? Мы уж думали целовать тебя по очереди — трое суток подряд в отключке — шутка ли? Глаза Локи в ужасе расширились. — Да успокойся ты, никто тебя не трогал, только медики перевязывали. Ну, и Стрэндж лечил. Возмущение и упрёк во взгляде — таков был ответ. — И нечего так смотреть. Он тебя из осколков слепил, даром что док, а не обыкновенный «чернокнижник», как ты его любил называть. И только попробуй не сказать ему спасибо. Тут Локи поймал себя на мысли, что знает Стрэнджа. Более того — помнит. Но ведь мидгардский колдун… Его не было в Нью-Йорке. Ведь не было же? Мыслительный процесс причинял новые страдания, и Локи прикрыл глаза. Тор будет совершеннейшей скотиной, если потащит преступника в Асгард в таком состоянии. — Эй! Ты что, опять спать собрался?.. — начал Старк (хорошо ещё, что не притрагивался. С этого глупого смертного станется), но его перебил другой голос, очень знакомый. — Ты сам с собой разговариваешь? Или с бессознательным телом? — Он очнулся, сама посмотри. Локи наскреб максимум силы и поднял непомерно тяжёлые веки. На него смотрели зелёные ведьминские глаза, один из которых пересёк рыжий локон. Наташа. Русская бестия. — Ну, с добрым утром, Локи. — Не обижай невестку, Смурфетта! — «пожелал» Старк и обратился к Романофф. — Обрадовать Алекса, или пока не стоит? Что ответила девушка, Локи не услышал — в его голове (бедная, бедная голова!) случилось что-то вроде оглушающего фейерверка. Алекс. Такое знакомое имя, такое родное широкое лицо, на котором серые светлые глаза, узкий прямой нос и улыбающиеся виноватой или растерянной улыбкой губы кажутся маленьким; такие мягкие темно-русые волосы с ранней, слишком ранней проседью; такое пронзительно-тихое выражение лица и такая непонятная благородная мягкость натуры. Он помнил его. Этого человека. И не просто помнил — любил, нуждался в нём, как голодный нуждается в хлебе, а страждующий — в воде. Он помнил женщину с чёрными, но не такими тёмными, как у Локи, волосами; с мягким взглядом больших и красивых глаз, с правильным лицом и с ласковыми алебастровыми руками. Эту женщину он тоже любил, даже с большей нежностью. Он помнил девочку — почему-то её лицо становилось то взрослым, то детским, словно Локи крутил перед глазами переливную картинку*. Женщину звали Мэри. А девочку — Люси. Он это знал. Но не понимал, как эти три человека связанны с Нью-Йорком, когда они успели стать так близки. Если бы голова перестала раскалываться, он бы спокойно всё обдумал. И если бы ушла Романофф… Она ведь враг (Норны, хоть в чём-то он может быть уверен на все 100%!) — так почему смотрит с таким сочувствием?! Старк не успел выйти, как столкнулся в дверях с кем-то маленьким, быстрым и сердитым. — Ох, сейчас он у меня получит! — пропыхтело нечто, пытаясь протиснуться между Старком и дверью. — Остынь, малявка, он еле дышит… — Тони удерживал нарушителя спокойствия шутя, но крепко. Локи не мог видеть, кто вошёл (кхм…ворвался), так как для этого нужно было повернуть голову. Или скосить готовые лопнуть от напряжения глаза. Но долго мучиться от неизвестности не пришлось — к Наташе на колени забралась кроха восьми лет, с ужасно знакомыми всклокоченными волосами. Локи просто не мог удержаться и послал слабенький импульс в голову Люсиль: «А косы-то тебе никто не заплел…» Девочка громко всхлипнула. Она точно не плакала до этого, но её сухие глаза в мгновение ока покраснели и из них градом полились слёзы. — Дурак… — еле выговорила она. Локи попытался двинуть пальцами — несмотря на боль, ему ужасно хотелось почувствовать тепло её ладошки. Люсиль угадала его желание и осторожно, так не похоже на неловкого порывистого ребёнка, накрыла и погладила руку брата. Трикстер почти не ощутил холод металла. — Кто мог меня заплести, позволь спросить, когда ты делаешь причёски лучше всех?! А Ванда недавно сожгла волосы Мэри — одну прядь, ничего страшного, но всё равно смешно. Смех отдался чудовищной болью в животе, груди и горле. Содрогаясь под испуганным взглядом сестры, Локи впервые задумался о том, как он выглядит. Наверное, как ничтожество. Как раздавленное насекомое в коконе бинтов и паутине трубок. — Ему нужен покой, — мягко сказала Наташа. Локи прожег её ненавидящим взглядом — пусть подавится своим сочувствием, он здоров! Просто…немного ослаб после битвы. Битвы с титаном. Проклятье, неужели Мстители закончили без него? Кто выжил? Какой ценой они победили — ведь победили же? Или… Локи тяжело сглотнул — где Тор? Он ведь… Он не мог погибнуть. А вдруг Танос добрался до второй Перчатки, заполучил все Камни и совершил задуманное? Люсиль точно бы ответила на все вопросы, но, повинуясь Романофф, не обращая внимания на молящий взгляд брата, тихонько вышла, погладив напоследок иссиня-чёрные волосы, рассыпавшиеся по подушке. Вслед за малышкой из палаты ретировался Старк. Шпионка осталась один на один с богом Коварства, но ничуть не боялась, даже посмела улыбнуться на ярость «больного». — Брось, Локи, это для твоего же блага. Тебе лучше ни о чём не думать, просто лежать и набирать силу. «Чтобы отомстить тебе, женщина!» Наташа, видя, что Локи не успокаивается и делает попытки заговорить, решила ввести трикстера в курс дела. Так будет лучше, по крайней мере, неизвестность прекратит добавлять дополнительную боль. — Мы победили. Абсолютная победа, и… Это было совершенно неожиданно. На помощь пришёл Адонай. Чёрная бровь чуть заметно дёрнулась. — Да. Адонай жив, — Наташа улыбнулась. — Он был великолепен: ещё больше, чем прежде, золотой и прекрасный. Как так вышло, мы до сих пор не знаем: Лев сказал лишь…- тут Нат замолчала, вспоминая: — «Ни человеческий, ни асгардский, ни какой бы то ни было другой ум не сможет постигнуть этой тайны. Это очень древняя Магия, перед которой бессильны даже Целлестиалы». Он, Адонай, фактически победил Смерть. Вернулся с того света. Локи прикрыл глаза — Адонай говорил однажды, предупреждал… Их с Алексом. Обоих королей. И вот теперь Он жив. Жив — вопреки всем законам, потому что Он сам — Закон. — Он помчал нас в лес: меня, Мэри и Люсиль, — продолжила рассказ Наташа. — Когда Он остановился, мы быстро спрыгнули, а Лев зарычал и бросился на Таноса — прямо через магический шар. Мы смогли добраться до тебя, Тор и Алекс бросились защищать Льва. Только боя как такового не было: Адонай опрокинул Таноса на спину и отпрыгнул. Титан сел — он был в шоке и совершенно не защищался, только смотрел на Льва. Романофф описывала минувшие события, а сама словно окунулась в них, не думая о внимательном слушатели и о том, что хотела сделать свой рассказ кратким. — Это невозможно… Адонай не усмехался, не ликовал, не наслаждался проигрышем врага — более того, в его глазах была грусть. — Всё кончено, Танос. Победили те, кого ты хотел уничтожить. Как я и говорил — иначе быть не могло. — Но ведь я убил Тебя! — Да. Однако я вернулся. Я здесь. Я пришёл к своим детям, чтобы защитить их. И снова спрашиваю — отступишься ли ты? Вспомни, о чём мы говорили. И сделай выбор. — Я сделал его уже давно! — рыкнул Танос, вскидывая руку с Камнем. Однако, прежде чем разрушительная сила ударила по Тору, людям и Льву, Алекс взмахнул мечом и одним движением отрубил Таносу голову. Всё произошло слишком быстро, и поверить в это было трудно; все замерли, глядя в искажённое удивлением и злобой лицо мёртвого титана. Лев, однако, был собран — Он подошёл к Мэри, на чьих руках сломанной куклой лежал Локи. Кровь толчками вытекала изо рта, её было пугающе много; кровавые слёзы текли по лицу, из ушей тоже тянулись алые дорожки. Осколки кости выпирали из-под прозрачной кожи. Адонай склонился над изуродованным бессознательным телом некогда красивого асгардского божества и дунул на Локи. — Поспешите — вашему брату нужна срочная помощь. Я запер его душу в теле, но если тело не исцелить, Локи умрёт. — Я полечу с ним во дворец, — Тор шагнул к трикстеру, с ужасом разглядывая раны. Адонай отрицательно качнул головой. — Садись на Мунтангу, сын Одина. И лети к Стрэнджу — он поможет. Наташа, — золотые глаза поднялись на бледное лицо шпионки, — скажи целительнице Эйр, пусть поможет. Алекс, — человек заставил себя посмотреть на Льва, до этого Уолтер следил за тем, как Тор поднимает Локи на руки, несёт свою драгоценную ношу к дракону и садится, бережно держа у груди трикстера. — Возьми голову врага, садись мне на спину. Ты принесёшь славную весть. — Собственно говоря, армия Таноса уже была обречена. Но когда появился Алекс верхом на Адонае, когда поднял на мече голову Таноса — ты бы видел, что произошло на поле! — Наташа усмехнулась, глядя на Локи. — Все словно с ума посходили! Жаль, тебя там не было. Локи рассерженно отвёл взгляд. Надо ведь было проехаться по больному — он пропустил самое интересное, и Романофф любезно озвучила эту правду! — Не грусти, на твою жизнь ещё хватит триумфов. Локи решил не возражать — и послал в голову Нат самый волнующий вопрос: «Где Адонай?» Девушка ответила не сразу — опять задумалась. — Ты уходишь, — она не спрашивала, смотрела с грустью, но без мольбы. Знала, что молить не имеет смысла, у Льва полно дел. — Так надо. Ты что-то хочешь спросить у меня, моя радость? Наташа не смогла выговорить ни слова — это обращение «моя радость» буквально пронзило насквозь, навылет. Она всхлипнула, закрывая рот ладонью; ей было страшно, никогда прежде она не плакала, будто маленькая девочка. Алекс говорил с ней также, с такой же добротой и нежностью; но почему-то Наташа заплакала. По лицу скользнула грива, Нат упала на колени, захлебываясь рыданиями. Из неё выцеживались боль, ненависть и обида, как яд выходит из тела после целебного отвара; все непролитые слёзы потекли разом, будто плотину прорвало. Лев был рядом, носом гладил её волосы и охлаждал пылающее мокрое лицо дыханием; Он всё понимал, даже предугадал её вопрос и тайную просьбу, которая вряд ли бы была озвучена. — Ты жалеешь об однажды принятом выборе. Но радуйся — за то, что ты не притронулась к Алексу, как он просил, за вашу чистоту и зрячую любовь друг к другу я благословляю тебя. Будет так, как ты хочешь. Наташа удивлённо подняла заплаканные глаза. — Но ведь…я не могу. Физически не могу. — Теперь — можешь, — Лев опустил голову ниже и коснулся носом Наташиного живота. От места прикосновения растеклось тепло, и это было так хорошо, что Романофф перестала плакать — она закрыла глаза, пару раз судорожно, со всхлипом, вздохнула, а когда открыла их, никого рядом не было. Адонай исчез, остались только Его запах и тепло, медленно уходящее к сердцу. — Он исчез, никто не видел, как. Но Он оставил тебе послание — когда сможешь ходить, найдешь Алекса и расспросишь его. Она издевалась! Осознание этого заставило Локи забыть об осторожности, он дёрнулся сильнее прежнего — и потерял сознание. *** Когда трикстер снова очнулся, боль ощутимо притихла. И давление на грудь исчезло. Веки, правда, остались каменными, но Локи всё же заставил себя их поднять. Обстановка не изменилась — это была всё та же одиночная палата; так же тускло и милосердно светили лампы. Только запах изменился, а всё потому, что вместо Романофф на стуле сгорбилась громадная широкоплечая фигура, «благоухающая» потом и чувством вины. Тор сидел, опершись на локти. Голова свесилась как-то обреченно; вот, Одинсон вздохнул, вытер нос и сделал глоток из бутылки, даже не морщась. Верно, это был мидгардский алкоголь. «-Какая знакомая картина», — маска на лице снова мешала говорить, зато мысленно общение не причиняло почти никакого дискомфорта. Тор вздрогнул, мотнул головой — верно, решил, что у него глюки. Но вот он встретился глазами… кхм, глазом с братом и обмер, светлея лицом. Мрачность ушла, складка меж бровей почти исчезла. — Локи? — всегда громкий голос Тора был непривычно тихим, таким, что Локи испугался за свой слух. — Ты… Как ты себя чувствуешь? Нет, уши определённо были не в порядке — Тор не мог такого спросить. Или… нельзя ведь так плохо думать о нём. Просто Локи не привык. Наверное, он выглядел и вправду паршиво. Жаль, зеркала нет. «-Отвратительно. Утешает только то, что твой вид скоро будет не лучше. Ты хоть когда-нибудь НЕ прикладываешься к винным изделиям?» Локи сам прекрасно знал, что обвиняет несправедливо, Одинсон был в форме с того момента, как покинул Базу, его не в чем было упрекнуть. Вот лишь недавно что-то в Громовержце надломилось; судя по тёмным кругам вокруг глаза, он не просто не спал (не спать асгардские боги могли довольно долго), но рвал и метал, выпивая и наверняка срывая злость на Брунгильде, Сиф, Фандрале, Огуне и Вольштагге. Сейчас, однако, Тор расплылся в широкой улыбке. — Ты всё та же язва, брат. Локи усмехнулся, впрочем, больше грустно, чем весело. — Тебе чего-нибудь хочется? Пить? Есть? «-Поскорее покинуть эту койку», — был ответ. — Твои раны исцеляются намного быстрее, чем у смертных, — видимо, Тор пытался подбодрить, но Локи скривился и закатил глаза — только сравнения со смертными ему и не хватало! «-Разумеется, я ведь бог… Если ты ничем помочь не можешь — зачем сидишь?» — Ну… — Тор задумался. Вопрос выбил его из колеи. — Я… Э… Ну, вдруг тебе что-то потребуется — надо, чтобы рядом кто-то был. «-Разве ты не должен восстанавливать Асгард?» — Я как раз сижу и думаю, что можно ещё построить, — сориентировался Тор. Он чувствовал себя неловко, давно ни перед кем не отчитывался. Одинсон не замечал насмешку в глазах Локи. «-Врёшь, братец. Ни о чём нужном ты не думал.» — Слушай, что ты прицепился, как репей?! — завёлся Тор. — Сижу — значит, надо! Не твоего ума дело. А ты лежи, как и лежал. Локи очень хотелось расхохотаться, но слишком свежо было воспоминание о прошлом приступе. «-Неужто обиделся? — Тор не ответил, отвернувшись боком. — Это мне в пору обижаться. Никогда прежде ты не удостаивал меня такой чести, только когда я очутился на смертном одре, ты начал обо мне беспокоиться. А пока я жив-здоров, тебе и дела нет, чего мне хочется.» — Прекрати, Локи, ты уже не ребёнок. «-Я просто хочу знать, что тобою движет». — Может, я хочу исполнить долг брата, — огрызнулся Одинсон. «-Долг? Ах, ну да, для тебя долг всегда превыше всего… Послушай, у меня страшно чешется рука, чуть повыше локтя. Будь…заботливым братом, окажи услугу.» Тору казалось, что Локи над ним издевается, но сделал просимое. Трикстер поерзал на постели, посмотрел в потолок. «-Ну, а теперь говори, зачем пришёл» — Я же сказал… «-Стало меня жалко? Мучает чувство вины? — Тор отвёл глаз, тронул повязку, отхлебнул из бутылки последние глотки. — Хм. Ты ведь понимаешь, что это ничего не изменит?» — Я не знал, что с тобой происходило. В плену. Это было ужасно. «-Конечно, ужасно. Но ещё ужаснее было вырваться из плена и остаться один на один с воспоминаниями… С безумием. У меня ведь тогда не было Алекса. И Мэри. И Люсиль. Был только Тор, сын Одина…» — Если бы ты всё сказал с самого начала… Но ты гордо молчал и наслаждался своей обидой! И ничего не говорил. «-А ты ничего не спрашивал» — Ты бы не ответил! «-Откуда ты знаешь?!», — зло оборвал Локи. Оба замолчали, и минутная передышка позволила осмыслить, насколько детской выглядела их ссора. Проходят столетия, а упрёки — всё те же. Трикстер, однако, продолжил свою заученную мелодию: «-Ты не хотел ничего знать. Так было удобно — считать меня последней сволочью» — Я так не считал. Я… Локи, послушай — мы оба допустили очень много ошибок. Я был слеп. Но я всегда любил тебя… «-Только слова, братец!» — Ты мне не веришь? Локи глядел, не мигая, в искажённое болью лицо Тора. Сын Одина всегда опаздывал, как с помощью, так и с просьбой простить — так гром запаздывает за молнией. Но отталкивать от себя последнего, кто остался из прошлой семьи, было непозволительной роскошью. — Локи, асы знают о твоём подвиге. Ты больше не изгой, и никто не посмеет бросить в тебя камень. Мы вернёмся домой, начнём жить по-новой. Мне очень нужен советник, ты ведь умён, Локи, ты умнее всех старейшин! Мы возродим Асгард в былом величии, вместе! Ты…хочешь этого? Локи сразу отметил про себя, что Тор завершил свою пламенную речь самым главным вопросом: «Ты хочешь этого?». Определённо, бог Грома изменился. Стал мудрее, мягче. Как настоящий царь. «-Прости, Тор. Я не хочу возвращаться в Асгард, мне там нет места.» Тор не стал уговаривать. Поднес бутылку к губам, вспомнил, что там ничего нет, рассеянно поставил склянку рядом со стулом. — Это твоё твёрдое решение? «-Да» — Ну, что ж… Хорошо. Жаль, конечно, мне будет тебя не хватать, но это твой выбор. Сердце Локи кольнула жалость — Громовержец просто воплощал собою вселенское одиночество. Трикстер, который уже мог двигать руками, положил ладонь на горячее предплечье. «-Я буду иногда тебя навещать. Зато ты можешь быть спокоен на время моего отсутствия за благополучие Асгарда» — Не говори так, — Тор накрыл холодную ладонь второй рукой, очередной раз удивляясь, какой же Локи хрупкий. — Ты ведь не стихийное бедствие. «-Как посмотреть» Тор не стал развивать эту тему. Опять тронул повязку, механически. — Твои покои никто не тронет. «-И мамины». — И мамины. «-Пожалуй, я всё-таки загляну к тебе. Вернее, в сады Фригги**» — Сад Одина слишком беден. Ты мог бы сходить и к нему, чтобы облагородить, — осторожно заметил Тор. Локи спокойно ответил: «-Хорошо» — Ну, я…это. Пойду, наверное. «-Иди» — Тебе чего-нибудь надо? «-Видеть пышущего здоровьем асгардского царя, а не пьяную панду». Одинсон не знал, что такое панда, но на всякий случай хмыкнул. Поднялся, напоследок подоткнув белую простыню по бокам трикстера. Пошёл к двери, но на пороге будто споткнулся. — Кстати, самое главное не сказал: Хела больше не пытается выбраться из Хельхейма, Гунгнир уже совсем просто держать. Померла, что ли… «-Богиня Смерти?» — Да, не сходится. Ума не приложу, что это может значить. Когда шаги Тора стихли (а произошло это нескоро), Локи усмехнулся. Он догадывался, почему Хела их больше не беспокоит. Догадывался, почему жертвы армии Мстителей составило всего 40 человек (!!!). И знал, что это не конец чудес.