АРМАГЕДДОН

«Во всех сказках неизменно только одно: злодеи не могут быть счастливыми» («Однажды в сказке»)

Локи лежал, обессиленный, на спине. Тонкие серые губы безумно улыбались. Лопатку довольно чувствительно колол камешек, но трикстер не обращал на это внимание. — А ведь… Наташа… — он как-то не так вздохнул, вышло хрюканье, которое развеселило необычайно. -…Обещала…охра…охранять… — он поднял руки к лицу, словно пытаясь зажать рот — но не смог, да и не хотел. На ладонях чернели ожоги. Ожоги? Когда трикстер цеплялся за руку душителя, то обжигался — о Камни Реальности и Силы. — Лгунья… Неспроста сбежала… Меня испугалась… А может, сдохла? Глупая смертная… Дала клятву — и не исполнила! А ещё…а ещё…меня…лжецом… Вот умора… По вискам текли слёзы, теряясь в разметавшихся прядях, одна из которых прилипла к мокрой щеке, тело тряслось, будто из-за активированного сакаарского диска подчинения. Сумасшедший хохот чередовался со всхлипами. Он никого не винил, просто вспомнил. И даже досада на Мэри пропала — счастливым быть не запретишь, а Капитан делал её, несомненно, счастливой. Они оба, Марианна и Стивен, заслуживали быть любимыми. Локи не мог себе позволить такую роскошь — счастье. Он был проклятием, наказанием, проблемой. Как там говорил Один? «Где ты — там война, разруха и смерть»… Прав был Всеотец — так зачем же бросился под копьё? Зачем позволил проказе существовать и дальше, почему не задавил окончательно, раз была возможность? Слишком лёгкая смерть для бога Всех Горестей. Справедливее будет иная кара — медленное и мучительное сумасшествие или угасание. Честное слово, он не знал, чем кончится для него эта ночь. «Ты спас Тора, — шепнул Алекс… Голос Алекса. Воспоминание голоса. — Ты спас своего брата. А Один… Он поступил как любящий отец, ему зачтется». — Он очень удачно… отошёл от дел — я так это вижу. Я не просил защиты, я мог бы… постоять за себя. Меня поражает… твоя способность видеть только хорошее. «Ну, это не так уж и трудно, — образ Люсиль улыбнулся, склонив голову к плечу. — Это хитрая загадка. Фокус-покус, простенький, на самом деле. Всего-то и надо, что…» — Что?! Что надо, если нет… предрасположенности прощать и любить? «Может, следовало попросить Адоная? Всего лишь попросить?» — Я просил. «Мало просил. И не очень-то хотел. И не очень-то верил, что Он даст.» Люсиль, как всегда, не жалела брата. Поэтому он старался не представать перед младшей сестрой уязвимым, держал себя в руках и не метался от настроения к настроению так резко и часто, как это бывало рядом с Алексом. Она была преданным товарищем, весёлой, неунывающей напарницей, а иногда (но это Локи редко признавал даже себе самому, а Люсиль и вовсе не говорил) — он испытывал к ней отцовскую любовь. Если бы девчонка проявляла чуть больше уважения к асгардскому богу… Нет, такого и представить невозможно — что бы Люсиль, да относилась с почтением?.. Корона из золотых ветвей омелы легла с тихим звоном на стол… Омела… Стрела из омелы. А ведь с Люсиль он не взял клятвы охранять Алекса. Какая ирония. Глупая, непослушная девчонка, ну почему, почему не осталась в Мидгарде? Она всегда поступала так, как хотела, никого не слушала, не слушалась. Глупая… Непослушная… Сколько раз руки чесались выпороть несносную мидгардку ремнём — и он бы так и поступил… Если бы Люсиль была здесь. А не во власти Эбони Мо. Стоило Локи представить малышку, сжавшуюся перед сухой длинной фигурой Колдуна, как волосы становились дыбом. Этот вкрадчивый голос, эти короткие смешки, эти мимолётные издевательские прикосновения к лицу… Боги! Нет! Только не это! Локи, набравшись сил, перекатился на живот, встал, шатаясь. Зачем? Он сам не знал. Ещё не вся боль покинула тело, она заставляла крючиться, швыряла из стороны в стороны, вздергивала на ноги, как куклу. Яд отчаяния и вины тек вместе с кровью, и конца-края не было видно этим судорогам. — Адонай, ты НЕ МОЖЕШЬ допустить этого! Ты не можешь… Однако, допустил ведь Он ту боль, которую пережила Люси-подросток? Она спаслась, да — но какого было ребёнку без морфия, на-живую резать себе кисть тупым ржавым ножом? Какого было после справляться с фантомными болями, с ночными кошмарами? — Умоляю… Пощади её! Она ведь ребёнок, несмышленный слабый ребёнок… Пощади их обоих, они не… они не заслужили, они не должны… так не должно было быть! Крик оборвался, Локи пригнулся к полу, уткнувшись носом в колени, сгорбив спину. Забавно — он ведь проклинал Льва, а теперь что-то у Него просит. Как и всегда, впрочем. Натужный торопливый шепот едва заметно сдул пыль. — Умоляю Тебя… Я не смогу…без них… Они ведь твои дети, избранные, благословенные… Это я виноват — не они… «Утешайтесь надеждою, в скорби будьте терпеливы» — я помню, всё помню, как обидел его — помню… Но клянусь — никогда не забуду… Ты и есть последняя надежда…последняя… — Надо бы ёлку уже пустить на растопку, и игрушки с гирляндами убрать… Ты чего?.. Локи растерянно остановился на пороге комнаты Алекса. Человек сидел неподвижно на кровати, положив руки симметрично на колени и выпрямив спину. На глазах была тёмная плотная ткань. — Это такая игра, не пугайся, — губы под пухом бороды мягко улыбнулись. — Наша с Катенькой игра. Помогает становиться более чутким к окружающему миру, — Алекс чуть повернул голову, и Локи почему-то стало жутко. Хотелось содрать повязку, чтобы снова с мягкого лица смотрели широко поставленные серые тёплые глаза. — Какие же вы всё-таки странные существа, смертные, — пробормотал Локи. О семье Алекса (свою сестру Кейт человек обыкновенно называл Катей) они почти никогда не говорили, это была запретная тема. Но Лофт иногда замечал, как мужчина с тоской смотрит на игры детей и мам, ловит чужие разговоры. В такие минуты Локи не знал, как поступить, хотелось или уйти, или, наоборот, прижаться к человеку, напомнить о себе, вернуть в реальность… — Сестрёнка никогда не видела темноту. Просто не знала, что это, не с чем было сравнивать. Интересно, правда? — тихо сказал Алекс. Потом вздохнул и спросил: — Зачем ты взял перстень, Локи? Трикстер невольно скосил глаза на белую полоску человеческого пальца. «Взял». Не «украл», а непременно «взял», как-будто нельзя обличить. Почему Алекс не хочет принять очевидное? Бог Обмана хотел уничтожить все иллюзии, показать правду. — Просто так, — черноволосая голова вскинулась с вызовом. — Это кольцо мне подарила мама, — мягко пояснил Алекс. — Ты… — Я знал об этом, — почти огрызнулся Локи. Он не хотел быть оправданным. — Тебе незачем так делать. Не надо брать залог. — Ты о чём? — нервно спросил Локи. Желание снять повязку, что была подобна чернильной кляксе на картине, стало нестерпимым. — Ты боишься, что я уйду. И берёшь дорогую мне вещь, полагая, что уж без неё-то я никуда не денусь, — Алекс тронул рукой ворот кофты. — Подарил мне кулон, благодаря которому ты сможешь меня найти… Разве я могу бросить своего любимого младшего брата? Ты — моя семья… — Ты лжешь! — прошипел Локи, стискивая косяк двери и почти вырывая слабую деревяшку с мясом. — Думаешь, я дурак? Я видел вас, тебя и ту смертную женщину! — Ты следил за мной… — не вопрос, нет. Вздох сожаления. Он невыносим! Хуже Тора, тот заводился с пол-оборота, срывался сразу, не мучил долготерпением. — Мне было скучно! Вот и всё… А она хороша собой. Всеотцы, какая грудь, какие бедра!.. — Локи, не надо, — Алекс тронул рукой повязку, но не снял, отдёрнул руку. — Не надо что? — Говорить… так. Тем более о замужней женщине. Это… нехорошо. Дурно. — Лгать — дурно. А я делаю ей комплимент. И тебе, вернее, твоему вкусу. — По-твоему, я… полюбил Марго за её тело? — О, конечно же, нет… — с сарказмом откликнулся Локи. — Тебе намного важнее внутренности. Как бишь её?.. Душа, точно. — Разве это плохо? — светлые брови приподнялись над чёрной полоской. — Адонай… — Не сравнивая себя с Адонаем! И не увиливай от темы! — Локи уже забыл, зачем сюда пришёл. Надо было уходить, чтобы не наговорить лишнего, ненужного, обидного. Но ноги будто приросли к полу. — Значит, и меня ты любишь за душу? Гнилую душонку шарлатана, обманщика, завистника… Право, тебя не понять. Иногда я сам начинаю верить, что идеален. Весь из себя положительный герой. — И это не есть ошибка, — виновато улыбнулись губы. — Ты слишком часто верил в обратное — и это не сделало тебя лучше… Локи дёрнул плечом, развернулся на каблуках, но напоследок бросил, цедя слова: — Уясни лишь одно — если та смертная понесёт от тебя, я её на порог не пущу, я убью детёныша ещё в утробе. Поверь, мне это под силу. Ужасно раздраженный, трикстер расхаживал до ночи по комнате-библиотеке. Пытался читать — не читалось. В итоге, Лофт наколдовал иллюзию-невидимку и отправил призрака к Алексу. Того в комнате не оказалось, на первом этаже — тоже. Прибегнув к помощи кулона, Локи отыскал человека в ванной. Уолтер стоял рядом с лоханью, спиной к двери. Он снял кофту и теперь аккуратно складывал её; старые шрамы, оставленные китайским Мастером, образовали замысловатый узор на лопатках, вдоль позвоночника, у шеи и на пояснице. Локи почувствовал неловкость — что-то было нехорошее, неправильное и несерьёзное в этом подглядывании за чужими вечерними процедурами. Словно Локи — не король, а какая-нибудь молоденькая служанка, по типу тех, которые щебечущими стайками преследовали Тора в Асгарде… Да и в Мидгарде. Лофт собрался уже уйти, однако невнятный звук привлёк внимание. Вот, звук повторился — Алекс чуть повернулся, чтобы положить вещь на табурет, но прежде быстро прижал ткань к лицу и всхлипнул-вздохнул — третий раз. Он плакал. Понимание этого смутило Локи чрезвычайно, и он не к месту обрадовался, что сидит наверху, в библиотеке. Алекс всегда чувствовал, когда кто-то был рядом. Но настроение у Локи было прежнее, и смущение быстро уступило место досаде и злости. Он с презрением наблюдал, как человек вытирает ладонью лицо, как идёт к зеркалу и рассеянно поправляет стакан с щетками и пастой, мыльницу, баночки с кремом… Если Алекс решил, что Локи всерьёз собрался возиться с ничтожной мидгардкой — значит, дурак. Сентиментальный дурак, что ещё хуже. Впрочем, этот страх можно использовать, и очень выгодно — нежданных невест явно не предвидится. Алекс заправил за ухо волосы, опустил голову и замер, словно внезапно устал. Локи тоже застыл, в предвкушении — неужели получилось, и Алекс наконец осудит?! Наконец сбросит эту треклятую маску любви и кротости?! Человек повернул кран, набрал в ладонь холодной воды, вымыл лицо. Поднял голову, расправил плечи. Улыбнулся своему отражению и негромко проговорил, сам себе: — Утешайтесь надеждою, в скорби будьте терпеливы… Локи вцепился пальцами в волосы, пошатнулся и завалился на бок. — Я бы никогда не убил твоего ребёнка и твою жену. Никогда. Ты ведь должен был это понимать… А разве Алекс не понимал? Ещё как понимал, и мог бы даже посмеяться, если бы слова были подобраны помягче, а интонация — по-равнодушнее. «Никогда не видела, чтобы Алекс… — Люсиль нахмурила бровки, поджала губки. — Ты его сильно обидел». — Он видел много жестокостей и ужасов… — Локи прижал ладони к горлу, дышать было тяжело, глотка саднила. — И от меня в том числе… Я не знаю, чем тот раз отличался от других… «Накопилось, наверное. Не всегда ведь ему сильным быть; а ты мог бы не так грубо разговаривать. «Понесёт», «детёныш»… Он ведь не так неуязвим, каким мог казаться». — А он потом… пришёл и доброй ночи пожелал… — Локи закрыл глаза, сглотнул. — Норны… Это стало тем воспоминанием, которое всегда приходит с горьким стыдом. Голос Люсиль резанул, капнул ядом сверху: «Тебе с этим жить, Локи. Право, чего тебе не хватало, что ты постоянно норовил обидеть своего необидчивого старшего братика?» А действительно — чего ему не хватало? Почему он никогда не мог успокоиться? Почему мучил себя и своих близких? Зачем ломался, как актёр, и не мог получать наслаждение от глотка воздуха, от красоты, от милосердных поступков, своих и чужих? Алекс многократно повторял, что у Локи была замечательная семья и счастливое детство. Трикстер зеленел с досады, но теперь… Теперь было понятно, что человек говорил правду. Один был хорошим отцом. Таким, которым стоит гордиться. Он допустил много ошибок, его молодость сочилась кровью, но последние столетия, на глазах царевичей, он правил мудро и справедливо. Он любил свою жену и никогда не поднимал на неё руку. Он любил детей, они выросли в неистеричной обстановке. И Тор был, в общем-то, неплохим братом. До Алекса не дотягивал, это да — но кто дотягивал? Дети ссорились — но мирились, и Тор часто защищал младшего, помогал. Сколько зла кругом — а Локи многие беды обошли стороной. Он знал, о да! — стоило раз окунуться в будни психолога, чтобы понять, как милосердны были Норны к вечно недовольному капризному божку. Люсиль не любила рассказывать о своём прошлом — но Локи видел отрывки, которые Адонай нашёл нужным показать… И что же? Пьющий отец, кричащая, иссохшая мать, серые стены душной квартиры… Люси — вот кому следовало жаловаться. Но та не жаловалась. Она вообще была очень умным подростком — не тратила времени на комплексы, самоедство и депрессию — жила на полную катушку, ныряла с головой в любую шалость, которую они с Локи выдумывали… Алекс и Люсиль. Родные, любимые… Неизвестно — живые или нет, но одно точно — он, Локи, помочь им никак не может. Он опоздал. *** — Тор! — Мэри взволнованно оглядела мощную фигуру Одинсона. Тот был в лёгких кожаных доспехах, на алый плащ осели пыль и копоть. Лицо осунулось, глаза потемнели, черты сделались жёстче. — Леди Мэри… — Громовержец поклонился девушке и оторопело моргнул, когда мисс Уолтер обняла мужчину, не стесняясь зрителей и не обращая внимание на грязь. — О, звёзды, я так рада, что ты пришёл… Что в Асгарде? Вам хватает целителей? Эдрилионцы помогают вам? — Асгард возродится в былом величии, — уклончиво ответил Тор. На самом деле, разрушения были просто удручающие, и мысль, что могло быть хуже, служила малым утешением. На глазах Тора погибла красивая, цветущая Родина, похоронив под обломками беззаботное детство. — Страна-Второго-Неба явилась спасительницей и заступницей, и клянусь Девятью мирами — мы не забудем помощь, что оказал Эдрилион моему народу. Он встретился с Мэри глазами и споткнулся на полу-слове. Не те слова. — Я должен поговорить с Локи, — тихо сказал Тор, совсем другим голосом. — Его нет в лазарете. Мэри улыбнулась сквозь слёзы. — Он здесь, в Ваканде. И ему сейчас очень плохо. Боже мой, как хорошо, что ты приехал, Тор… Он обижен на меня из-за Стива. Я сделаю только хуже, но ты… — Я… — Тор смущенно покраснел. — Я, вообще… Мне нужно спросить у него кое-что. В покоях Всеотца обнаружили кинжалы Локи, Один тогда был с моим братом. Я хочу знать, где жезл, это очень важно… Мэри непонимающе замерла. Быть может, она ослышалась? — Тор, ты что… Ты не понимаешь? Локи вот-вот с ума сойдёт от горя, а ты собрался его допрашивать? — Не допрашивать, а просто… Суртур, да Локи сейчас кто угодно нужен, но только не я! Он меня ещё больше ненавидит, и я не стал бы его терзать напрасно, но мне нужно с ним поговорить. — Я не позволю тебе и близко к нему ступить! — Мэри побледнела, её голос стал холодным и непреклонным. — Его все считают предателем, и… — А разве это не так?! — взорвался Тор. — Я не наивный дурак, и мне не составило труда сопоставить обстоятельства: как только Локи стало известно, где Камень Реальности, так на следующий же день Танос громит Забвение. Случайность? Или ещё — откуда титану было знать о Перчатке, что хранилась в Асгарде? Это тоже подсказал Локи, и Танос напал на Нидавеллир! Погибли почти три сотни гномов! Погибли Валькирии! А теперь ещё и Всеотец, и неизвестно, кто был тому причиной! Мэри покачала головой, её взгляд остеклянел. Одна единственная слеза скатилась по бледной щеке. Действительно, слишком много совпадений. И очень похоже на Локи — вести двойную игру; он однажды обмолвился, что не потерял с Таносом связь, что при случае может найти титана… Выходит, Локи предал. Асгардцев, Мстителей, свою семью, Адоная. Предал во благо, расчитывая на ответную услугу со стороны… хозяина. Но обвинять брата Мэри не могла. Ну не могла — и всё. Жалость затопила сердце, и ни один упрёк не сорвался бы с её губ, если бы Локи оказался перед ней. — Мэри, — голос Тора зазвучал будто издалека. — Мэри, послушайте… Я просто поговорю с ним. Обещаю, что не буду… реагировать на выпады. Я буду держать себя в руках. «Не надо требовать с него большего», — подумала Мэри и кивнула. — Я отведу. Постарайся понять, Тор, он… Ему… Он сполна расплатился за всё. *** Комната была разгромлена и погружена в кромешную темноту, хорошо, что он предусмотрительно взял фонарь местного изобретения — в виде светящейся лепешки, которая могла прилипнуть к какой угодно поверхности. Но даже с этим фонариком Тор не сразу заметил Локи; увидел лишь тогда, когда раздался надтреснутый тихий голос: — В прошлый раз… на тебе была траурная одежда. Тор медленно подошёл, думая почему-то о том, что связки должны были уже срастись. У Локи была хорошая регенерация, даже лучше, чем у других асов. «Верно, от крика…», — подсказал разум, и жалость полоснула по сердцу. Локи что-то сказал… «В прошлый раз»? — Когда погибла Фригга, — услужливо пояснил Локи. Он сидел на полу, привалившись боком и головой к стене, подогнув ноги. «В прошлый ты встретил иллюзией», — с тоской подумал Тор. Локи предпочитал скрывать свои чувства, и то, что сейчас трикстер поступил иначе, пугало. Ну не мог Локи сломаться, он ведь… Локи. Злой, насмешливый братишка. Все мысли выветрились, Одинсон забыл, зачем пришёл. Он хотел что-то спросить… Да, но сейчас это было бы верхом черствости и жестокосердия. — Хотя, Фригга была тебе родной матерью, всё логично, — тонкие губы скривились в усмешке, глаза сверкнули безумием. — Алекс являлся для тебя костью в горле, а на Люси ты смотрел, как на назойливую букашку. Тор не нашелся с ответом. И Локи, не встретив отпора, продолжил: — Ты даже по имени Алекса ни разу не назвал. Конечно, велика честь, куда «ничтожному человечишке» до прославленного бога Грома, сына Одина, Защитника Девяти миров… Знаешь, — он двинул затекшим плечом, тронул машинально шею, — ты, думаю, рад будешь это услышать: теперь я знаю, что ты чувствовал. Когда я разжал пальцы… И когда моя иллюзия умирала на твоих руках. Тор ничего не ответил, вместо этого положил фонарь на пол, сел рядом с Локи и притянул к себе вздыбленные костлявые плечи. Сперва Лофт дёрнулся, руки уперлись в грудь Одинсона, но после обмяк, позволяя укачивать себя и убаюкивать. — Ну всё, тише, тише… И ничуть я не рад. С чего вдруг? Он был… Алекс, то есть, — Локи вздохнул, содрогнувшись, и Тор прижал холодного трикстера ближе, крепче, как ребёнка. — Он был неплохим человеком. И я никогда не могу быть ему заменой. Думаю, я мог бы многому у него поучиться, просто… Так мало было времени. А Люсиль, конечно, дала фору, ты по сравнению с ней просто… Ну, не знаю. Пример послушания и скромности. Локи фыркнул Тору в ключицу. — Танос сам скоро пожалеет, что похитил малышку. Она ему эти Камни Бесконечности туда засунет, откуда щелкнуть не получиться. Конечно, шутить про такое было цинично, Люсиль и Алекс прямо сейчас, верно, проходили через невыносимые пытки. Но повторное фырканье Локи доказало, что Тор движется в верном направлении. — Спи, братишка… Завтра будем ссориться, — прошептал Тор и разбил пяткой фонарь, не желая выпускать Локи из кольца рук.