Лучше него

      Первое, что заметила Сакура, проснувшись на следующее утро, было то, что у неё скрутило желудок.       Второе — что у неё раскалывалась голова.       Оставаясь на боку, чтобы избежать дальнейшего расстройства желудка, она начала направлять чакру в эти две проблемные зоны, чтобы облегчить похмелье. Пару минут спустя, уже не чувствуя, что её вот-вот стошнит, и того, что внуки Гамабунты использовали её голову в качестве тренировочного полигона, Сакура воспользовалась моментом и благословила Цунаде-шишо за то, что та научила её избавляться от последствий чрезмерного употребления саке… а затем воспользовалась моментом, чтобы проклясть её за то, что она сперва познакомила её с этой гадостью.       Под конец своего краткого, но красочного мысленного проклятия Сакура заметила кое-что третье… на её бедре лежала мужская рука. От осознания этого её желудок вновь начал бурлить, но на этот раз это было больше похоже на рой бабочек, чем на то, что её вот-вот стошнит.       Хотя она боялась подтвердить свои подозрения относительно владельца этой руки, Сакура медленно, нерешительно открыла глаза и увидела пару смотрящих на неё серых глаз. Она тут же снова зажмурилась, надеясь, что в следующий раз, когда откроет глаза, увидит только подушку, как обычно. Однако осознание того, что ей не видать такой удачи, заставило её сердце заколотиться в странной смеси отчаяния и предвкушения, и Внутренняя Сакура настойчиво указывала, что место на её бедре, где лежала его рука, покалывало не таким уж неприятным образом.       — Сакура… Я знаю, что ты проснулась, — бесцеремонно сказал низкий голос перед ней.       Открыв один глаз, затем другой, Сакура встретила знакомый взгляд Какаши. Хотя он хорошо это скрывал, его глаза, в мягком утреннем свете казавшиеся скорее тёмно-серыми, чем угольными, выражали неуверенность, и она могла сказать, что его мышцы были напряжены, как будто он готовился бежать по первому требованию. Однако несмотря на это он оставался в кровати, на боку, лицом к ней, его рука всё ещё лежала на её бедре. Он, казалось, ждал, что она предпримет.       Возможно, это были оставшиеся последствия похмелья, а может быть, она ещё не совсем проснулась, Сакура не была уверена, но даже с бешено колотящимся сердцем она не чувствовала, что вот-вот задохнётся, и у неё не было желания вылететь из кровати и убраться от него как можно дальше. В действительности она поймала себя на том, что говорит первое, что пришло в голову:       — Привет.       — Привет, — ответил он, и уголки его глаз на мгновение изогнулись, когда он едва заметно улыбнулся своей обычной улыбкой.       По какой-то причине она не смогла сдержать искреннюю улыбку, украсившую её губы. Она знала, что должна бы запаниковать, и понимала, что рано или поздно это случится, но в данный момент она просто лежала, чувствуя себя словно окутанной тёплым туманом, глядя на красивого сереброволосого мужчину.       — Как прошло твоё выступление? — спросила она, по-прежнему не отрывая взгляда от его глаз.       — М-м-м, — начал он, глядя на изголовье кровати, — Ну, войну я не начал…       Она покачала головой, кривя губы в раздражённом веселье.       — Рада это слышать, — сказала она, по-доброму закатывая глаза.       В какой-то степени Сакура понимала, что ей должно было казаться ещё более странным вести разговор с Какаши так, будто лежать в постели со своим бывшим учителем было нормальным… Даже если они не делали ничего «такого» прошлой ночью, даже если он лежал поверх одеял, пока сама она была под ними, даже если их тела соприкасались только в одном (относительно) невинном месте, никто, особенно Саске, не воспринял бы это нормально.       Но она не могла найти в себе силы встать.       — Спасибо, — неожиданно сказала она.       Его брови слегка нахмурились.       — За что?       — За то, что помог мне добраться до дома прошлой ночью… и за то, что остался, когда я попросила, — тихо объяснила она. Он выглядел удивлённым. — Нет, я не помню всего, но это помню, так что… Спасибо, — сказала она, слегка покраснев и опустив глаза.       Она тут же почувствовала, как его рука оторвалась от бедра и нежно приподняла её подбородок двумя пальцами. Она встретилась с ним взглядом и покраснела ещё сильнее от теплоты, которую увидела в его глазах. Румянец усугубила его наполовину нежная, наполовину озорная ухмылка.       — Пожалуйста, — ответил он, проводя пальцами по её подбородку и заправляя прядь волос за ухо, прежде чем снова положить руку ей на бедро.       Она знала, что должна попросить его убрать её… Чёрт, она знала, что должна встать с постели и попросить его уйти.       Но она этого не делала.       И она поняла, что он это подметил, когда его внимательный взгляд опустился к её рту и его хватка на её теле усилилась.       — Какаши, — выдохнула она почти шёпотом.       — Хм-м? — пробормотал он, глядя на неё с новым жаром в глазах, и она вспомнила коридор к уборной в пабе, то, как его нос коснулся её, а его губы находились менее чем в сантиметре от её.       При этом воспоминании она обнаружила, что её собственный взгляд скользит вниз к его рту, и у неё перехватило дыхание от обжёгшей её живот волны желания. Её разум был переполнен воспоминаниями о его губах, касавшихся её губ, его руках, крепко прижимающих её к груди, его твёрдой длине, потиравшейся о неё именно там, где ей это было необходимо, когда она двигалась на нём в смотровой…       Когда ей удалось вырваться из воспоминаний, которые угрожали её захлестнуть, она обнаружила, что каким-то образом они находились ближе, чем раньше, что его взгляд стал горячее, чем раньше, и что её тело не могло не откликаться на его близость с уже знакомой потребностью.       Именно внезапное осознание того, что эта страсть к нему начинает казаться почти нормальной, в конце концов охладило её. Она глубоко вздохнула и убрала его руку со своего бедра, положив её на кровать между ними. Посмотрев ему в глаза, она увидела, что он понял.       — Мне жаль… Я не могу, — тихо сказала она. Она не хотела размышлять о значении ноющей пустоты, заполнившей её, пока она говорила.       Он на мгновение закрыл глаза, как если бы ему было больно, прежде чем сделать глубокий вдох и снова открыть их.       — Знаю, — ответил Какаши. Он поднял руку и провёл линию от её лба вниз к подбородку, пока не обхватил её голову. — Знаю, — повторил он, проводя большим пальцем по её нижней губе и пристально наблюдая за этим движением, прежде чем отпустить её и встать.       Поднявшись на ноги, он повернулся и одарил её слабой сожалеющей улыбкой, от которой у неё в горле образовался комок, и она поняла, что пытается не заплакать, когда он тихо сказал:       — Увидимся, Сакура-чан.       Когда он ушёл, она перестала пытаться сопротивляться плачу и уткнулась головой в подушку, её тело сотрясали приглушённые рыдания. Она отказывалась думать о том, почему его уход так расстроил её, но не могла сдержать слёз, хлынувших из глаз, и не могла сдержать необходимости сжать подушку так сильно, что у неё начало сводить руки. Она просто рыдала до тех пор, пока не смогла больше, а потом выбралась из кровати, чтобы принять душ и пойти на работу, её разум и сердце онемели.