Лучше него

      «Спасибо», возможно, было последним, что Какаши ожидал услышать от Саске, и ему потребовалось какое-то время, чтобы справиться с удивлением.       Когда ему это удалось, он не был уверен, что именно он чувствовал… несомненно, присутствовало чувство вины — получение благодарности от человека, которого он предал, терзало его, особенно когда он заставил себя признать, что первоначально он предложил обучать Сараду-чан только потому, что она была дочерью Сакуры… Тот факт, что он продолжал тренировать девочку потому, что ему это нравилось, не отменял его первоначального мотива, что бы он себе ни говорил.       Нахмурив брови, он закрыл глаза и прислонился затылком к дереву.       Конечно, он чувствовал вину за «спасибо» Саске… и эта вина, возможно, была сильнее, чем любая вина, которую он чувствовал относительно своих отношений с Сакурой до этого самого момента, возможно, даже сильнее, чем вина, которую он чувствовал, когда смотрел в её полные боли глаза через кофейный столик после смотровой, возможно, даже сильнее, чем вина, которую он чувствовал, когда слушал её рыдания, пока она прижималась к нему после того, как они впервые занялись любовью…       Чувство вины, которое он испытывал сейчас, было, пожалуй, самым сильным, потому что это слово напомнило ему, что — несмотря на всё, о чём Какаши спорил сам с собой, прежде чем сделал следующий шаг с Сакурой — Саске действительно дорожил своей семьёй. Он был отстранённым, это правда… но он не был бесчувственным, и то, что пытался сделать Какаши, причинило бы ему боль…       Так что да, чувство вины было… но это было ещё не всё.       Он открыл глаза и уставился на листья над собой, пытаясь определить подходящее название для того, что ещё он чувствовал.       «Раздражение», — предположил он… Тяжёлая вина, которую он чувствовал, сопровождалась значительным раздражением, потому что он подозревал, что Саске не просто сказал «спасибо»…       Хоть его бывший ученик, может, и повзрослел за эти годы, простое «спасибо» казалось нехарактерным даже для нынешнего Саске… Какаши не сомневался, что на каком-то уровне Саске действительно был благодарен за то, что перед глазами его дочери была отцовская фигура — человек, на которого можно было равняться, с которым можно было тренироваться, — но ему трудно было поверить, что Саске это по-настоящему устраивало… что Саске, который всего пару недель назад не выказывал никаких признаков того, что хочет вернуться в Коноху, смог перерасти свой эгоизм настолько, что испытывал лишь благодарность, узнав, что другой человек, по сути, занял его место… Даже менее эгоцентричному отцу было бы трудно не испытывать некоторую ревность, независимо от того, знал он или нет, что это пошло на пользу его дочери.       И Какаши был очень хорошо знаком с тем, как трудно может быть соотносить то, что ты на самом деле чувствуешь, с тем, что, как ты знаешь, ты должен чувствовать… Он сам испытывал это несколько минут назад, когда на краткий миг ему захотелось, чтобы Саске было больно, просто потому, что темноволосый мужчина был женат на женщине, которую он любил.       Да, он знал, что это не вина Саске, так же как он знал, что дорожит Саске, во многих отношениях видит в этом человеке себя, хочет для него лучшего. И он знал, что должен быть рад, что его проблемный бывший ученик наконец-то остался, наконец-то пытался сделать так, чтобы он сам, его жена и дочь были счастливы.       Но то, что Какаши всё это знал, не мешало ему чувствовать боль и зависть, а затем иррационально захотеть спроецировать эту боль и зависть на человека, у которого было всё, чего он жаждал — Сакура, Сарада-чан, семья… особенно когда этот человек так легко оставил всё это более чем на десять лет.       Даже зная, что он мог понять и частично сопереживать трудностям Саске, не мешало ему чувствовать в глубине своего сердца — как бы сильно он ни пытался игнорировать это — что Саске не заслуживал того, что имел, если продолжал отказываться от этого, когда для того больше не было реальной причины.       Нет, Какаши не мог заставить себя поверить, что этот Саске — державшийся вдалеке от своей семьи из-за того, что на самом деле могло быть истолковано лишь как эгоистичность — был способен поблагодарить другого мужчину за то, что он играл роль отца для его дочери, и имел в виду именно это — просто «спасибо»…       В конце концов, вполне вероятно, что главным намерением Саске было не выразить благодарность, а показать Какаши, что он больше не нужен, что теперь, когда вернулся её настоящий отец, ему больше не надо её тренировать…       «Спасибо, но теперь это моя забота… Можешь вернуться к своему чтению или чем ты там занимался», — вот, что на самом деле говорил Саске.       И это чертовски раздражало его… за последние несколько месяцев Какаши и Сарада построили друг с другом отношения, которые дали ей присутствие взрослого мужчины в её жизни, чего раньше у неё на самом деле не было, которые были лёгкими, но также помогли ей вырасти как ниндзя, и благодаря которым она чувствовала себя достаточно комфортно, чтобы приходить к нему со своими проблемами…       Не было причин, по которым он не мог бы продолжать тренировать её время от времени, если бы ей этого хотелось.       Вздохнув, он вытащил книгу в ожидании упомянутой девочки, чья чакра приближалась к нему.       На самом деле, не имело значения, насколько виноватым или раздражённым он себя чувствовал, и не имело значения, что Саске подразумевал под своим «спасибо»… Какаши не собирался отказывать Сараде-чан, если она попросит потренировать её или выследит его, чтобы высказаться кому-то, кому она доверяла — последнее, что ей нужно, это ещё одна бросающая её отцовская фигура, а, при всех многочисленных недостатках Какаши, бросать важных ему людей не было одним из них.

***

      Минуту спустя его размышления были прерваны вскочившей к нему на ветку девочкой.       — Нашла! — объявила она.       Расплывшаяся на её лице улыбка, была, без сомнения, торжествующей, и в глазах был блеск, напоминающий Сакуру в моменты её побед, но Какаши заставил себя подавить воспоминания о любимой женщине и вместо этого принял удивлённый вид, после чего нахмурился.       — Ты, должно быть, жульничала, — отметил он, прежде чем закрыть книгу и сунуть её в карман.       Сарада покачала головой.       — Нет! — твёрдо заявила она и с любопытством посмотрела на него. — Зачем вы метнули тот кунай?       Хотя внутренне он вздыхал над этой выходкой Саске, внешне Какаши встретил вопросительный взгляд девочки своим пустым и лениво пожал плечами.       — Он выскользнул, — равнодушно ответил он.       Сарада скрестила руки на груди и недоверчиво подняла бровь.       — Как же он оказался точно посередине столба, если «выскользнул»? — спросила она.       Какаши приложил палец ко рту и поднял глаза вверх, словно размышляя.       — Что ж… полагаю, даже мои ошибки великолепны, — наконец пробормотал он, а затем улыбнулся своей обычной улыбкой темноволосому генину.       Сарада сделала героическое усилие скрыть это, но Какаши видел, что она хотела рассмеяться, и он улыбнулся ещё шире, от чего углубились его морщинки, тогда она фыркнула и закатила глаза.       — Вот так самомнение, — обвинила она, усмешка растянула уголки её рта. — Как бы то ни было, я нашла вас.       Какаши кивнул в знак согласия.       — Да, нашла… А что насчёт моих клонов?       Сарада отвернулась.       — Над этим я всё ещё работаю, — проворчала она, её щёки порозовели.       Вынув книгу, Какаши сел и прислонился спиной к дереву.       — А, — бодро сказал он. — Тогда я просто подожду здесь. Всё равно мне нужно кое-что прочитать.       С этими словами он открыл страницу, на которой остановился, и поднёс книгу к носу, делая вид, что читает, и демонстративно игнорируя генина перед собой.       Через мгновение он услышал, как Сарада фыркнула, а затем спрыгнула с дерева и отправилась на поиски его клонов.       Мягко улыбаясь, чувствуя как её чакра удаляется всё дальше, Какаши решил, что, виноват он или нет, он не позволит Саске разрушить связь, которая установилась у них с Сарадой-чан… его бывшему ученику просто придётся научиться жить с одним из последствий своего длительного отсутствия в жизни дочери.

***

      В тот вечер Сакура оторвалась от своих бумаг, когда её дочь удручённо плюхнулась на диван напротив неё.       — Что случилось? — спросила она, кладя папку на кофейный столик.       — Я не смогла найти всех, — пробормотала Сарада, глядя на свои ладони.       Сакура наклонила голову в замешательстве.       — Кого всех?       — Клонов Какаши-сама, — ответила упавшая духом дочь.       — А… Ну … — начала Сакура, не зная, что сказать. — А скольких ты нашла?       — Пять… плюс Какаши-сама, — сказала Сарада и ещё глубже зарылась в подушки. — Но клонов было десять…       — Пять — это много, когда речь о легендарном ниндзя… к тому же ты нашла настоящего, так? — заметила Сакура.       Её дочь, казалось, немного оживилась при этих словах… но секундой позже снова нахмурилась.       — Но он сказал, что угостит меня ужином, только если я найду всех…       Сакура успокаивающе улыбнулась.       — Уверена, что ты найдёшь всех в следующий раз… И кто знает? Может, он всё равно угостит тебя, если будешь работать очень усердно.       Сарада не выглядела убеждённой, и Сакура закусила губу, пытаясь придумать способ сделать так, чтобы дочь почувствовала себя лучше.       — Ну, а как насчёт вот чего… — сказала она через минуту. — Я подумала, что мы все могли бы пойти завтра на пикник, так как мне не нужно на работу.       При этих словах Сарада оживилась.       — С Какаши-сама?       Воодушевление, светившееся в глазах дочери, вызвало острую боль в груди Сакуры, но она не подала виду.       — Нет… — нерешительно ответила она. — Я имела в виду с твоим отцом.       Хотя Сараде почти сразу удалось скрыть это, Сакура всё же увидела краткую вспышку разочарования, промелькнувшую на её лице.       — Думаешь, это не будет здо́рово? — мягко спросила она.       Её дочь вдруг испугалась и стала отчаянно жестикулировать в отрицании.       — Нет, нет… Будет здорово, — согласилась она с фальшивой улыбкой, явно идя на попятную.       Сакура вздохнула.       — Но…?       Опустив руки, темноволосая девочка отвела взгляд и некоторое время ничего не говорила.       — Просто я немного скучаю по ужинам с Какаши-сама… — тихо объяснила она.       Удивление Сакуры затмило боль, которую она почувствовала при упоминании о том, как было раньше… она не осознавала, что Сараде был так важен Какаши.       Так, может, она не будет против… — ничуть не помогая, предположила Внутренняя Сакура, заставив сердце Сакуры сжаться.       Заткнись, — прорычала она, и, к счастью, её внутреннее «я» решило хоть раз прислушаться, потому что она не думала, что сможет справиться с такими мыслями, пытаясь утешить свою дочь…       С понимающим взглядом Сакура наклонилась вперёд, чтобы быть ближе к Сараде.       — Я тоже, — неохотно призналась она, надеясь, что истинная глубина её печали не проявится. — Но твой отец только что вернулся, так что мы должны попытаться узнать друг друга немного получше…       Её дочь вздохнула.       — Знаю…       Сакура не могла не отозваться собственным вздохом.       — Сарада, я знаю, что для тебя всё это в новинку, и ты, вероятно, пока не чувствуешь себя достаточно комфортно рядом с папой, но это изменится, — оптимистично сказала она. — Вы тренируетесь вместе, и мы будем ходить на пикники и делать то, что делают семьи, и не успеешь оглянуться, всё будет так, будто он был здесь всегда.       Сарада мгновенно нахмурилась, и Сакура почувствовала, как атмосфера резко изменилась ещё до того, как её дочь открыла рот.       — Да как может быть, будто он был здесь всегда? — недоверчиво воскликнула Сарада. — …хоть когда-нибудь? Его здесь не было! — пока она говорила, её тон всё нарастал, а затем она вскочила на ноги, сжав кулаки по бокам. — Он внезапно вернулся домой и ожидает, что мы будем вести себя будто… будто это нормально или типа того…       Она гневно посмотрела на мать, которая уже почти осмелилась ответить, и в её глазах появились слёзы. Когда Сакура, потерявшая дар речи от неожиданной вспышки дочери, ничего не сказала — не смогла, — Сарада сердито покачала головой.       — Ну, так вот это не нормально, — заявила она. — И никогда не будет!       Всё ещё прикованная к месту, Сакура могла только наблюдать, как Сарада, рыча, протопала по коридору в свою комнату.       — Я ненавижу его! — закричала она. — Ненавижу его и не хочу идти на какой-то дурацкий пикник!       Стук захлопнувшейся двери заставил Сакуру вздрогнуть, и когда она отвернулась от теперь уже пустого коридора, она увидела, что в дом, вернувшись от Наруто, только что вошёл Саске.       Её сердце тут же упало в желудок… По тому, каким пустым было его лицо, Сакура поняла, что он слышал, по крайней мере, часть того, что сказала их дочь, и могла лишь представить, что он, должно быть, чувствовал.       — Саске… — прошептала она, вставая и направляясь к нему, протягивая руку. — Она это не серьёзно… она просто расстроена… это большая перемена…       Взгляд, который он бросил на неё, заставил её остановиться.       — Знаю, — пробормотал он, затем прошёл мимо неё в их спальню и закрыл за собой дверь, оставив Сакуру одну в почти оглушительной тишине.       Она не знала, что делать… она даже не была уверена, что, чёрт возьми, только что произошло, что заставило Сараду вот так взорваться — она думала, что её дочь была вне себя от радости, что её отец вернулся.       У неё заныло в груди. Сарада…       Заставив себя выйти из шока, Сакура направилась к двери спальни девочки.       Прислушавшись, она тихонько постучала.       — Сарада? — позвала она негромко. — Сарада, это я…       — Уходи! — раздался в ответ сердитый крик, и Сакура снова вздрогнула… Они и раньше ссорились, но это был первый раз, когда Сарада так от неё отгораживалась.       Было больно.       — Сарада, впусти меня, — почти умоляла Сакура, но услышала, как в дверь ударилась подушка.       — Уходи! — повторила дочь надтреснутым голосом. — Не хочу говорить с тобой! Тебя я тоже ненавижу!       От этих четырёх коротких слов Сакуру пронзила такая боль, какой она никогда не испытывала — эта боль была почти калечащей, — и она безвольно опустила руку. Что ей оставалось делать? Что делать, когда твой ребёнок сказал тебе, что тебя ненавидит?       На глаза Сакуры навернулись непрошеные слёзы, и она посмотрела в коридор, ведущий в спальню, раздумывая, не пойти ли ей к мужу.       Но потом вспомнила выражение его глаз, когда он проходил мимо неё, и тяжесть на сердце усилилась — она поняла, что на самом деле не хочет к нему идти… она хотела, чтобы он почувствовал себя лучше, но не знала, как ему помочь, особенно когда он так явно этого не хотел, и после того, что ей сказала Сарада, она не думала, что от неё будет много пользы, даже если бы она знала, как помочь, даже если бы он позволил ей это…       Боль усилилась, и всё, о чём она могла думать, было то, что ей нужен Какаши.       Она хотела утешения, которое он давал ей, просто будучи собой, просто находясь рядом… Она хотела, чтобы он обнял её. Хотела рассказать ему, что случилось, и чтобы он помог ей понять, что делать, как это исправить… как он всегда это делал.       Она хотела, чтобы он посмотрел на неё своими глубокими серыми глазами, обхватил её щёки своими большими мозолистыми ладонями и дал ей почувствовать, что всё будет хорошо…       Обуреваемая своей печалью и желанием увидеть его, Сакура надела туфли, вышла на крыльцо и, прежде чем успела подумать, сформировала печать, и мгновение спустя стояла перед дверью в квартиру Какаши — костяшки её пальцев замерли в паре сантиметров от окрашенного дерева.       Что она делает? Она не могла этого сделать… она не могла прийти к нему сейчас…       Но потом она всё равно постучала, и услышала, как он идёт, и когда он открыл дверь, его лицо без маски было полно удивления и беспокойства.       — Сакура… — сказал он тихо, неуверенно.       Счастье, которое каким-то образом прорвалось сквозь её боль при виде его красивого лица, при знакомом звуке его голоса после того, что казалось вечностью, напугало её, и она разрывалась между желанием подбежать к нему и желанием сбежать.       Он, казалось, заметил её колебания, потому что медленно протянул руку, коснувшись её руки, и повторил её имя нежно, обеспокоенно.       — Сакура… что случилось?       Когда его пальцы коснулись её кожи, она не могла больше сдерживаться — глаза наполнились влагой, и она полуосознанно обхватила его ладонь и сжала, пытаясь проглотить комок в горле.       — Она сказала, что ненавидит меня, — всё, что ей удалось выдавить, прежде чем по её щекам потекли слёзы.       Ничего не сказав, Какаши немедленно втянул её внутрь, к себе, и она почти отчаянно обняла его, когда он закрыл за ней дверь, а затем обнял её в ответ, обволакивая своим телом.       — Какаши… — заплакала она ему в грудь, когда он обнял её крепче и положил подбородок ей на макушку. — Какаши… она сказала, что ненавидит меня…       Он прижал её к себе ещё сильнее.       — Всё в порядке, — прошептал он ей в волосы. — Сакура, всё в порядке…       Даже если она не верила ему, его слова, его присутствие, его прикосновения и то, как он пах, были как бальзам, успокаивая её отчаяние, пока оно не превратилось, скорее, в глубокую печаль, и она не сопротивлялась, когда он провёл её к своему дивану, не сопротивлялась, когда он усадил её к себе на колени, не сопротивлялась, когда он обнял её, свернувшуюся калачиком, и почувствовала, что вернулась домой.