***
Проводы Саске прошли, как и ожидалось: он ткнул их обеих в лоб и ушёл, почти ничего не сказав. Это было пять дней назад, и три из них стали благостным напоминанием о том, как всё было раньше, когда в доме были только она и её дочь: приём пищи без неловкости, непринуждённые разговоры, случайные ссоры о чём-то глупом… даже когда Сарада рассказывала подробности своих тренировок с Какаши, Сакура была чересчур благодарна за пространство, в котором могла дышать и погрузиться в свой обычный экзистенциальный кризис, связанный с её ситуацией с сереброволосым мужчиной. …А потом Сарада ушла на собственную миссию, и Сакура внезапно оказалась одна в своём доме, и ничто не отвлекало её от мыслей о том, что примерно за полторы недели до этого сказала Ино: Поступи правильно, Сакура… Правильно… А что было правильным? Учитывая остальную часть их разговора, Сакура предположила, что Ино имела в виду: «Покончи со своим браком и будь с Какаши», и хотя она знала, что её подруга-блондинка обвинит её в том, что она ищет оправдания, она не могла не думать, что на самом деле всё было не так-то просто… это касалось эмоций других людей, жизней других людей… Саске, Какаши, Сарады. Какое бы решение она ни приняла, оно повлияет на всех них, и она не могла принять его легко. Пока Сакура шла по коридору в Башне Хокаге, возвращаясь в больницу после короткой встречи с советом, она задавалась вопросом, действительно ли она дала шанс своему браку. Прошло всего пару месяцев… Этого времени казалось недостаточно, особенно если учесть, что она провела его, не зная, как поделиться собой с Саске. Саске… который делал успехи, шажок за шажком. Может ли она — должна ли она — рискнуть уничтожить это, разрушив его семью, главную причину, по которой он остался в деревне? И что насчёт доверия, которое он позволил себе оказать ей? Оказать Какаши? Потому что даже если он никогда не узнает об их романе, она не сможет — не захочет — скрывать свои отношения с Какаши после развода, а это означало, что Саске будет знать, что его бывшая жена спала с его бывшим учителем, была влюблена в его бывшего учителя, хотела быть с его бывшим учителем больше, чем хотела быть с ним… Её сердце сжалось от печали. Нет, после того, как их брак закончится, отношения у неё будут не просто с любым мужчиной, каким-то ниндзя или деревенским жителем… они будут с одним из дорогих Саске людей, одним из немногих людей в этом мире, которым он доверял. Роман или не роман, это было предательством… Это было бы больно, а она не хотела причинять ему боль… Может, она больше и не была влюблена в него, но всё ещё любила, и ей претила мысль о том, чтобы причинить ему боль. Как можно оставить мужчину, который доверяет тебе, который находится в хрупком положении, который, наконец, пытается построить отношения и открыть себя… как это может быть правильным? Если ты не оставишь его, ты причинишь боль Какаши, — вмешалась Внутренняя Сакура, и при этой мысли Сакура почувствовала острую боль в груди… но её внутреннее «я» всё же продолжило: — Ты причинишь боль одному из них, — откровенно заявила она. — Это неизбежно. Но если ты выберешь Саске, ты сделаешь больно ещё и себе. Сакура знала, что это правда. Особенно теперь, когда она признала, что влюблена в Какаши, она не могла вынести мысли о том, чтобы отпустить его, никогда больше не обнимать его, никогда не видеть этого взгляда в его глазах, никогда не ощутить всепоглощающего счастья, которое она чувствовала, когда была с ним. Это раздавило её. Как может быть правильным сделать двух людей несчастными только для того, чтобы избежать возможности причинить боль одному человеку? — спросила Внутренняя Сакура. — И, технически, ты даже не знаешь, как Саске с этим справится… Теперь он провёл время с Сарадой, увидел, каково это — быть отцом… Ты действительно думаешь, что он снова бросит её? Сакура не знала… Она честно не знала. Расстроенно вздохнув, она ущипнула себя за переносицу и завернула за угол… и её остановила пара слишком знакомых рук на талии и широкая, облачённая в жилет грудь всего в нескольких сантиметрах от её лица. Вздрогнув, она подняла глаза и обнаружила, что человек в маске, о котором она думала в течение нескольких дней, смотрит на неё с преувеличенным неодобрением. — Тебе следует смотреть, куда ты идёшь, Сакура-чан… — укорил он, нахмурившись ещё сильнее. — Ты можешь в кого-нибудь врезаться… Разум Сакуры был затуманен удивлением от его появления, казалось бы, из ниоткуда, и она едва слышала, что он сказал. Всё, что она могла сделать, это прошептать его имя. Как только она это сделала, его притворно строгий вид испарился, и он встретил её взгляд с нежностью, поднявшей в ней все те эмоции, которые она только-только позволила себе почувствовать. — Сакура, — сказал он с намёком на поддразнивание в голосе, один уголок его рта изогнулся в кривой улыбке, от которой её сердце сделало кульбит. Она не могла отвести от него взгляда… Она была поймана в ловушку теплом его глаз, теплом его тела, его успокаивающим — и в то же время волнующим — ароматом, который снова её окружал. Когда его кривая усмешка стала шире, её тревожные мысли исчезли, а щёки вспыхнули от сочетания восторга, смущения и предвкушения, а затем внезапно она улыбнулась ему в ответ со всей лёгкостью в мыслях, присущей влюблённой девушке. Сияющая улыбка Сакуры застала Какаши врасплох, и он на мгновение застыл в безмолвии… Она улыбалась так, будто он никогда не видел её улыбки, будто она была так счастлива, что почти не могла держать этого в себе, будто она неожиданно набрела на всё, что когда-либо искала. Неужели она улыбается так ему? Эта мысль наполнила его надеждой, что, возможно, он не был дураком, рискуя ею, и он не смог удержаться от того, чтобы нежно сжать её в объятиях. Несмотря на то, что ей вскружило голову, Сакура увидела, как глаза Какаши расширились, а затем смягчились, и от выражения его лица у неё перехватило дыхание. Почти в то же самое время он обнял её крепче, и она осознала тот факт, что он всё ещё держал её в своих руках, что он не отпускал её талию с тех пор, как предотвратил её столкновение с ним несколько мгновений назад. — Что ты здесь делаешь? — тихо спросила она, её голос был чуть громче шёпота, когда ей удалось взять свои эмоции под контроль достаточно, чтобы смягчить свою улыбку до чего-то более нормального и менее напоминающего влюблённого подростка. Его руки соскользнули с её талии, и он вытащил из кармана свиток, чтобы показать его ей. — Миссия, — ответил он, улыбнувшись глазами. Хотя ей стало не хватать его прикосновения в ту же минуту, как он отпустил её, морщинки в уголках его глаз заставили её сердце биться немного быстрее, и когда он снова расслабил лицо, чтобы посмотреть на неё с той нежностью, которую, казалось, приберегал лишь для неё, её рот угрожал вновь расплыться в нелепой улыбке. Вместо этого она заставила его сформулировать слово. — Куда? Он поморщился, засовывая свиток обратно в карман. — Ивагакуре, — кисло ответил он. — Они хотят, чтобы я поприсутствовал на каком-то мероприятии. Она сочувственно посмотрела на него. — Только ты? Он покачал головой. — Нет… Шикамару тоже идёт. — Ну, по крайней мере, вы двое сможете поплакаться друг другу насколько всё это проблематично, — усмехнулась она, машинально показывая ему язык. Сакура поняла свою ошибку, как только глаза цвета угля скользнули вниз к её рту и задержались там достаточно долго, чтобы она мгновенно вспомнила его слова, сказанные много месяцев назад: Я, кажется, предупреждал, чтобы ты не показывала язык мужчине, который тебя хочет… — сказал он. Его тон был таким низким, таким опасным, а потом он втянул её в поцелуй, который так возбудил её, что она позволила ему трахнуть себя на столе в середине смены. Её тело невольно вспыхнуло при воспоминании о его силе, когда он вошёл в неё сзади, о том, как он предостерегал её от крика, а затем сделал всё возможное, чтобы всё равно заставить её кричать от удовольствия, о рокоте его голоса в её ухе, когда он сказал ей, что она невероятная… Когда он снова посмотрел в её глаза, она увидела в нём желание, отражавшее её собственное, и мир вновь начал исчезать — как, казалось, всегда происходило рядом с ним — пока от своих головокружительных чувств к нему ей не стало всё труднее и труднее думать, всё труднее и труднее сохранять контроль над собой, всё труднее и труднее помнить, что они стояли посреди пустого коридора в Башне Хокаге, в который в любой момент мог кто-то зайти… Ей хотелось прикоснуться к нему, поднести руки к его лицу и прижать его губы к своим. Ей хотелось перестать бороться с этой потребностью в нём, перестать бороться с собой… Ей хотелось дать волю чувствам. Так она и сделала… Она протянула руку и медленно провела пальцами по его скрытому маской подбородку. Когда Какаши не отстранился, она шагнула ближе к нему, увидела, как его взгляд вновь переместился с её глаз на рот, почувствовала, как его руки вернулись на своё место на её талии, а затем скользнули оттуда к пояснице. — Сакура… — сбивчиво пробормотал он, всё ещё сосредоточенный на её губах. — Что ты делаешь? Она тихонько, нерешительно покачала головой, сама не вполне уверенная, пока не заговорила: — То, что я хочу… — наконец прошептала она и прижалась губами к его губам. После своего проявления чувств в пабе Какаши сказал себе, что должен установить между ними некоторую дистанцию, что он не может форсировать события, иначе весь прогресс, которого он достиг с Сакурой до этих пор, может быть потерян… Но что-то изменилось. Она изменилась… её улыбка, радость, которая, казалось, сияла в её глазах, когда она смотрела на него, то, как она потянулась к нему — будто она не остановила бы себя, даже если бы могла… Впервые он почувствовал, что она не скрывает от него никаких своих чувств. Впервые он почувствовал, что она отдаёт ему себя полностью, безоговорочно. И впервые он почувствовал, что она любит его — и знает это. Это сделало для него невозможным удержаться и не ответить на её поцелуй, не обнять её и не притянуть к себе. Где-то на задворках сознания Сакура помнила, что она всё ещё замужем, что она всё ещё не решила, должна ли она оставить Саске… Где-то на задворках сознания она понимала, что, как ни крути, это было неправильно — не здесь, не сейчас… Но это чувствовалось таким правильным — ощущение скрытого маской рта Какаши на её губах и крепких рук вокруг её талии затмевало её разум… Искушение быть рядом с ним теперь, когда она признала всю глубину своих чувств к нему — искушение по-настоящему заняться с ним любовью — затмевало её разум, и хотя в прошлом она столько раз чувствовала, что её сердце может взорваться, если Какаши не будет её удерживать, сейчас оно тянулось к нему так, как не тянулось раньше — так, как она не позволяла ему раньше — и она обнаружила, что нуждается в нём. Она нуждалась в нём теми клеточками своего естества, о существовании которых даже не подозревала. Нет, это было неправильно… Она снова вела себя опрометчиво, эгоистично и слабовольно, но ей слишком вскружило голову от того, что она целовала мужчину, которого любила, от того, что мужчина, которого она любила, обнимал её, в каком-то смысле, в первый раз… Она была слишком захвачена изумлением от того, что делилась всем своим «я» с мужчиной, который на самом деле чувствовался партнёром, равным, словно ей не нужно было ничего от него требовать, словно он хотел быть как можно ближе так же сильно, как и она… Она не могла остановиться. Это было неправильно, но она не могла остановиться… Ей казалось, что она плывет, и в этот момент ей было всё равно, коснётся ли она земли когда-нибудь вновь.Глава 53
14 июня 2021 г. в 13:26
— Тебе действительно нужно идти? — проныла Сарада, плюхнувшись на живот на кровать родителей рядом с сумкой Саске.
Собираясь, отец бросил на неё краткий взгляд краем глаза.
— Это миссия, Сарада-чан.
Стоявшая у шкафа Сакура сняла с вешалки свой плащ и повернулась к дочери.
— Ты тоже выполняешь миссии, — заметила она.
— Зна-а-а-ю, — вздохнула Сарада. — Но…
Последовала пауза — девочка опустила глаза и сжала вместе кончики указательных пальцев.
— Ты точно вернёшься? — наконец спросила она.
Саске отложил рубашку, которую собирался засунуть в сумку, и опустил ладонь на голову дочери.
— Это всего на пару недель, — ответил он.
— Но ты ведь вернёшься, да? — тихо настояла Сарада, поднимая свои тёмные глаза, чтобы встретиться с ним взглядом.
— Да, — подтвердил он, слегка взъерошив её волосы.
Скептически нахмурившись, Сарада мгновение изучала его взгляд, прежде чем отвернуться.
— Уж постарайся, — проворчала она, и Саске кивнул головой, продолжая собирать вещи.
Пока Сакура наблюдала, как дочь выражает беспокойство по поводу того, что её отец не вернётся, она не могла не чувствовать себя виноватой, потому что, откровенно говоря, большая часть её испытывала облегчение от того, что Саске уходит, пусть даже ненадолго…
На самом деле, при одной мысли о том, что она проведёт без него неделю или две, в её груди будто расслаблялась натянутая струна, а с плеч падал груз… С тех пор, как он впервые упомянул о предстоящей миссии, Сакура обнаружила, насколько сильно давило на неё его присутствие.
Конечно, она знала, что частично это было связано с Какаши… Если раньше ей было трудно выбросить из головы сереброволосого мужчину, то после разговора с Ино это стало практически невозможно. Но с уходом Саске она сможет позволить себе попытаться разобраться во всех этих чувствах, не беспокоясь, что он заметит, что что-то не так; она сможет выразить эмоции в уединении своей спальни, не придумывая какую-то историю, чтобы объяснить их ему.
В то же время Сакура знала, что дело было далеко не только в Какаши… Она начала понимать, что Саске напрягал её сам по себе — она никогда не знала, в каком настроении он будет в тот или иной момент — будет ли он «присутствовать» или будет замкнутым? И она никогда не знала, как лучше ответить ему, независимо от его настроения — если он был замкнут, должна ли она попытаться достучаться до него или оставить его в покое? Если он «присутствовал», чего ей стоило избегать, чтобы он не замолчал?
Пока он не объявил, что отправляется на миссию, Сакура не понимала, насколько утомительно было быть его женой… Она не понимала, какое давление испытывала не только ради того, чтобы их брак наладился, но и ради того, чтобы помочь Саске построить отношения с дочерью, стать отцом… Она хотела, чтобы он был счастлив, чтобы смог пережить трагедии своего детства, чтобы смог жить настоящей жизнью в настоящем доме со своей семьёй — чтобы он смог снова стать цельным. Она хотела помочь ему понять, что ему не нужно в одиночку бродить по миру…
Но это изматывало. Давление изматывало её; сама задача изматывала. Он изматывал.
Её сердце сжалось… Она ненавидела это чувство, потому что оно было эгоистичным — и разве не она сама подписалась на всё это, когда вышла за него замуж? Она знала, во что ввязывается…
Или думала, что знает.
Возможно, это было юношеской наивностью, и она никогда по-настоящему не осознавала, как много ей придётся отдать, чтобы помочь ему. Возможно, это были десять лет самопожертвования, чтобы вырастить их дочь в одиночку и сказать себе, что всё это будет стоить того, когда его миссия закончится… только для того, чтобы он отложил возвращение домой почти на полгода, когда всё, наконец, закончилось.
Или, возможно, это было пришедшее по его возвращении осознание, что самостоятельно он и близко не добился того прогресса, которого она ожидала, понимая, что ему ещё предстоит пройти долгий, долгий путь, прежде чем он действительно будет в порядке… если когда-нибудь будет.
Какой бы ни была причина, и как бы эгоистично это ни было со стороны Сакуры, она не могла избавиться от ощущения, что с неё сняли бремя, когда узнала, что у неё будет какое-то время вдали от него, время снова побыть самой собой, не беспокоясь постоянно о том, правильно ли она поступает, правильные вещи говорит… время снова дышать.
Дышать — звучало чудесно…
Сакура отвлеклась от своих мыслей, когда услышала, как Саске застёгивает рюкзак. Она смотрела, как он перекинул его через плечо.
— Я хочу проводить тебя до ворот! — объявила Сарада.
Саске склонил голову в знак согласия с заявлением дочери, затем повернулся к Сакуре.
Она кивнула и надела плащ.
— Я пойду с вами, — сказала она, и трое Учиха направились к двери.