Потуши то, что вспыхнуло

Жизнь — это шутка, и я смеюсь… Хотя на самом деле юмора не понял. Все в мою сторону смотрят и молчат, А я в карманы прячу мокрые ладони. Я самозванец, и меня наверняка разоблачат

Антон не любит семейные ужины. О, этот момент, когда со всех комнат собирают стулья, чтобы уместить гостей, еда готовится чуть ли не ведрами, а за столом собираются больше привычных трех человек, и спокойная размеренная жизнь превращается в ебаный цирк с элементами драмы. Он даже не знал, по какому поводу вся эта свистопляска, но от непривычного шума голосов и звона посуды голова была готова лопнуть, перекрасив весь стол в кроваво-красный с кусочками мозговой массы. — Так ты, значит, собираешься опять пересдавать экзамены? Вилка в руке парня дрогнула и, не попав по злосчастному кусочку котлеты, со звоном ударилась о край тарелки. С нее сорвалась пара горошин из салата и укатилась аж до середины стола, там, где стояла жареная курица. Антон с преувеличенным вниманием пронаблюдал за зелеными шариками и, словно опомнившись, поднял взгляд на дядю. Тот, кажется, все это время не сводил с него суровых глаз. — Да-а, — с неохотой протянул Шастун, вновь принявшись кромсать котлету в своей тарелке, — мне по обществу баллов не хватило, поэтому я решил попробовать еще. Рядом с мамиными родственниками всегда было неприятно. Они казались Антону такими до не возможности снобами, что даже в дрожь бросало; в каждом движении, вдохе, взгляде — презрение. Неудивительно, конечно, ведь частью семьи они считали только Темыча, но как-то немного обидно даже… Он ведь старается. — А какого матери тянуть тебя на своей шее лишний год? — о нет. Шастун мысленно взвыл и, зажмурившись, судорожно перевел дыхание. Если бы вилка в его руках была сделана чуть хуже, давно бы погнулась под давлением нервно сжавших ее пальцев. — Мы поговорили, она не против, — сквозь зубы произнес парень и, наконец, поднял глаза на мужчину. Тот презрительно хмыкнул. — Конечно, она не против. Что она еще может сказать собственному сыну. Даже такому бестолковому. Мама, до этого пропадавшая неизвестно где, села за стол и, поправив выбившуюся из прически прядь, радостно сообщила: — Артема отправляют на всероссийский конкурс, прямо в Москву, представляете? «Плетавляете?» — мысленно передразнивает ее Шастун, поморщившись, как от зубной боли. Нет, за Темку он, естественно, очень рад, он парень достойный, но сама ситуация бесила до дрожи. Все происходящее вокруг казалось праздником. Шикарным, уютным, по-настоящему семейным праздником, на котором Антон был нежданным гостем. Котлета, размазанная по тарелке, больше не внушала аппетита, а голод, который он обычно ощущал после четырех часов беспрерывной зубрежки, благополучно испарился, оставив за собой лишь легкую тошноту. — …И все-таки я рекомендовал бы отправить его в военное училище, — долетело до ушей парня, отчего ему вновь захотелось отчаянно завыть, — таков был уговор, все помнят? Не сдал экзамены — добро пожаловать. Не всем же быть академиками. Обреченно вздохнув, парень поднялся из-за стола и, схватив какое-то печенье из вазы, взглянул на изумленных родственников. Артем едва заметно понимающе кивнул, мол, да, иди, все равно тут тухло. — Я папе обещал, что поступлю, понятно? — кусок песочного печенья легко поддался зубам, а его крошки полетели на идеально чистую праздничную скатерть. Раздраженно смахнув их с лица, Антон перевел взгляд на замершую в шоке мать, — мам, я учить. Вслед уходящему Шастуну все еще доносилось ворчание дяди, но он особо не вслушивался. Любопытство пропало после фразы о том, что кого-то мало пороли, а интереса к персоне мужчины у него не было никогда. В подъезде было холодно, что неудивительно, ведь совсем недавно ударили такие морозы, что у Антона, вышедшего за хлебом, чуть яйца к чертям не отвалились. Но возвращаться в квартиру до того, как ее соизволят покинуть гости, не особо хотелось. Зябко поежившись, он потер руками оголенные предплечья и огляделся по сторонам, словно в поисках источника тепла. Кажется, он стоял в растерянности так долго, что даже обложка тетради с конспектами стала холодить пальцы. А затем, словно освещенный идеей-лампочкой, парень направился вверх по ступенькам. Квартира ровно над квартирой Шастуна. Пальцы невольно дернулись, не решаясь надавить на кнопку звонка. Мысленно убедив себя в том, что мужчина сейчас, скорее всего, работает работу, и квартира пуста, парень все-таки позвонил. Раздражающая трель, которая, по-видимому, должна была имитировать пение птиц, донеслась откуда-то из-за двери, и вслед за ними послышались шаги. — Ой, — сорвалось с губ Антона, когда щелкнул замок и казавшаяся неприступной дверь открылась. Этого он, конечно, не ожидал. Немного надеялся, но не ожидал. Хозяин квартиры, растрепанный, в мятой зеленой толстовке и полусонным взглядом, окинул тощую фигуру с ног до головы и нахмурился. Наверное, Шастун его разбудил. Судорожно пытаясь вспомнить, сколько времени на часах, парень прикусил губу и, наконец добыв ответ, мысленно ударил себя по лбу. Девять вечера. Антон, ну кто ходит в гости в девять вечера? — Ой? — чуть охрипшим голосом повторил мужчина, насмешливо фыркнув, и Антон, не давая ему времени на саркастичный комментарий, выставил перед собой потрепанную тетрадь. — Да-а… Что-то задача попалась заебистая, поможешь решить? С другой стороны, а кто ложится спать в девять вечера, да? Антон сложил домиком брови и доверчиво заглянул в чужие глаза, мысленно умоляя, чтобы Попов повелся. Все, конечно ведутся, но этот-то не все, этот другой. Арсений на подобные кривляния лишь хмыкнул и, чуть отодвинувшись от дверного прохода, приглашающе махнул рукой. Шастун едва не подпрыгнул от ликования и быстро, как бродячий кот в тепло, проскочил внутрь, тут же захлопывая за собой дверь, чтобы мужчина не передумал. Попов на появление в квартире гостя отнесся крайне равнодушно. Несколько секунд он безучастно понаблюдал за тем, как пацан стаскивает с ног кеды, в которых неизменно ошивался в подъезде, а затем, словно плюнув на него, направился куда-то в глубь квартиры, широко зевая. Кажется, он и вправду спал, когда Антон внезапно решил нагрянуть со своими задачами. Парню почти стало стыдно. Недолго помявшись в коридоре, Шастун огляделся и, заприметив наиболее красивую, как ему показалось, дверь, просочился в комнату. Какая-то типа гостиная. Взгляд зеленых глаз изучающе скользнул по идеально белым стенам, черному диванчику у одной стены, средненькой плазме на черной тумбе у другой и стеклянному столику между ними. Пара горшков с цветами на глянцево-черном шкафу, черное кресло, настенные часы и картины с силуэтами женщин. Антон хмыкнул. Кажется, он попал в логово какого-то маньяка, помешанного на минимализме и чистоте. Сейчас вот потрогает что-нибудь, сдвинет с места или подышит не так, и все. Попов украсит его кровью свои беленькие стены. — Пластики, — как-то разочарованно пробормотал Шастун, дотронувшись кончиками пальцев до листа одного из растений. Внезапно на его плечо опустилась тяжелая ладонь, чуть вдавливая вниз, словно пытаясь согнуться. Парень от неожиданности вздрогнул и, резко обернувшись, испуганно хлопнул глазами. — Арсений, блять! Я чуть не поседел! — воскликнул пацан, встречаясь с хитрым взглядом Арсения, попытавшегося скрыть улыбку за кружкой с дымящимся чаем. Точно такую же он протянул Шастуну, и тот, подозрительно принюхавшись, фыркнул, — там мышьяк? — Вчера ты спокойно сел в мою машину и позволил увезти неизвестно куда, — усмехнулся Попов, — не поздновато ли осторожничать? «Осторожничать» — Антон мысленно закатил глаза на подобную лексику, но вслух возмущаться не решился. Во-первых, не прилично, а он вроде как воспитанный молодой человек; во-вторых, вдруг Попов реально маньяк. Просто из тех, кто нападает неожиданно. — Ну так, — Арсений отхлебнул из чашки и, опустившись на диван, поднял на парня усталые глаза, — покажешь свою задачу? — он расслабленно откинулся на спинку и зевнул в кулак, зажмурившись, словно домашний кот, — извини, утро началось в четыре тридцать. «А, ой. Арс, тут такое дело, у меня нет сложной задачи, я просто еблан» — пронеслось в голове Шастуна, и он невольно хохотнул со своей тупой шутки. Стараясь не показывать внутреннюю панику, парень крепче сжал тетрадь в руке и плюхнулся рядом с мужчиной, тут же подбирая под себя ноги, отчего его костлявое плечо ткнулось куда-то в руку Арсения. По кудрявой голове заметались паникующие человечки, вспоминая, какое задание можно выдать за очень-очень сложное. Листы тетради, беспорядочно исписанные мелким почерком, звучно захрустели под тонкими пальцами; парень листал показательно неторопливо, будто специально проверяя на прочность чужие нервы. Откуда-то из листов вылетел розовый стикер, который плавно слетел на пол. Хмыкнув, Арсений поднял листок с пола и с усмешкой прочел надпись: Аut vincere, aut mori**. — Вот, — Антон ткнул пальцем в написанный зеленым текст задачи, поднял взгляд на мужчину и, ойкнув, ловко выхватил из чужих рук стикер, — это мое-е, трогать не на-адо, — с наигранно-смущенной улыбкой протянул он и вложил листок между страниц, перед этим бережно разгладив края, — в общем, вот эта сучка-ебучка, видишь? Про познание. Шастун поднял вверх тетрадь, чуть ли не ткнув ей в лицо мужчины, отчего тот поморщился и поспешил отобрать ее у, кажется, зарвавшегося пацаненка. Взгляд синих глаз прошелся по тексту, а затем вновь вернулся к парню. Он в очередной раз нервно дернул бровью и, недоверчиво усмехнувшись, произнес: — И что тут сложного-то, Антон? «Ничего. Ровным счетом ничего» — в очередной раз всплыл глупый мем в голове парня. И он чуть вновь не засмеялся вслух, однако красноречивый взгляд Попова, уже, наверное, трижды пожалевшего, что он его такого всего придурошного впустил к себе, заставил сдержаться. Лишь по лицу расползлась хитрая улыбка, которую Шастун поспешил спрятать, прикусив губу. — Окей, — проигнорировав нервирующий выпад Антона, Попов потянулся к ручке, стоявшей на столе в небольшой черной подставке, — смотри, есть несколько форм познания, — он выпрямился, чтобы писать стало чуть удобнее, однако от этого лишь уперся локтем в ребра пацана. Тот недовольно зашипел, — черт, какой же ты костлявый, — мужчина бросил взгляд на свою руку, чуть ли не утонувшую в складках чужой футболки, — а так сразу и не скажешь. — Я умело скрываю недостатки при помощи гардероба, — проворчал Шастун, отодвигаясь от мужчины ровно настолько, чтобы тому было удобнее вести запись, — не угарай! — обиженный взгляд метнулся к Арсению, который всем своим видом начал излучать ехидный скептицизм. На языке мужчины так и вертелась колкость о том, что надеть на себя безразмерный мешок — не равно скрыть недостатки. Но Попов промолчал. Точно так же, как и сделал вид, что не заметил теплой коленки, уткнувшейся в его бедро. Наивные попытки привлечь внимание казались ему забавными, ровно как и глупыми, конечно, нужно бы пресечь эти детские заигрывания на корню, но не сегодня. Не сейчас, когда от холода в груди могут отвлечь только глупые задачки и не менее глупые зеленые глаза, которым так и хочется дать шанс. Ровный голос, поставленный еще во время практики на учебе, неторопливо рассказывал материал, казавшийся мужчине давно забытым. Он собирал информацию шаг за шагом, бегло выписывая на поля мятых листов пометки, отчего и так хаотичные записи стали выглядеть, как живая инсталляция записок сумасшедшего. Впрочем, Шастун не возражал. Его взгляд бесцельно бродил, пытаясь зацепиться в комнате хоть за что-нибудь интересное. Конечно, он эту тему разобрал еще в ноябре и с заданием расправился минут за десять, но не признаваться же в этом Попову. Тот, вон как старается, жалко уже останавливать. Но минимализм, это, конечно, жутко тоскливая вещь. — А ты знаешь, некоторые считают, что пристрастие к минимализму есть у тревожных людей. Типа они не могут избавиться от того, что гложет их изнутри, и поэтому пытаются избавиться от всего, что снаружи. Арсений замолк на полуслове и, прикрыв тетрадь, повернулся к парню. Тот обезоруживающе улыбнулся, отчего на щеках появились ямочки, и, оперевшись локтем на спинку дивана, взмахнул в воздухе кистью. Это движение сопроводил едва слышный звон браслетов. Наверное, его и вправду следовало бы не впускать. Ничего, посидел бы в подъезде, зато человечек хороший бы выспался, а не буравил бы его раздраженным взглядом, как сейчас. — Ты ведь совсем меня не слушал, да? — Шастун виновато пожал плечами, чуть склонив голову к плечу, мол, окей, ты меня раскусил, — зачем тогда пришел? — Ну-у, — пальцы парня забарабанили по кожаной обивке дивана, а он сам опустил взгляд, отчаянно выбирая между правдой и ложью, — маман сказала, что мне нужно расширять круг общения, — ложь, — и я решил, что было бы классно начать общаться с кем-то, кто шарит в общаге, — почти правда, только было это в девятом классе, и кончилось разбитым носом. Попов с минуту молчал, просто глядя в потолок, словно тот мог открыть ему тайну мироздания, если чуть-чуть подождать. — Ясно, — наконец произнес он и, вытащив на свет мобильник, что-то натыкал на экране, — вот, этот сборник старый, шестнадцатого года, но задания в нем классные, — он с легким стуком положил телефон на поверхность стола. Рядом плюхнулась и тетрадь Шастуна, — реши третью и пятнадцатую задачу, я в свое время ебался с ними, как черт, — синие глаза хитро сверкнули, а губ коснулась привычная усмешка, — пока закончишь, наверное, все гости из твоего дома уже разойдутся. Брови Антона комично взметнулись вверх, а рот приоткрылся, словно у ошарашенного мультяшного человечка. Он развел руки и беззвучно шевельнул губами, невербально вопрошая, какого, собственно, хрена. И на его лице в этот момент отразился такой спектр эмоций, что Попов, не выдержав, рассмеялся в голос. Смех у мужчины был тихим, приглушенным ладонью, которой он прикрывал рот, но таким… Прикольным. Шастун даже слегка подвис от мысли, что Арсений в его присутствии смог проявить хоть какие-то позитивные чувства. — Блять, ну и как ты узнал? — парень все-таки позволил себе пару раз изумленно хлопнуть ресницами, дожидаясь, пока Попова отпустит смешинка. Тот, наконец, замолчал и, медленно выдохнув, на секунду прикрыл глаза. — Столкнулся с твоими на лестничной клетке, — Арсений презрительно фыркнул и провел пальцами по отросшим волосам на затылке, видимо, вновь проигрывая ситуацию в голове, — не сказать, что приятные люди. Не в обиду, конечно, но… Шастун торопливо изобразил руками крест и с горькой усмешкой покачал головой. На какое-то мгновение мужчине даже показалось, что парень растерял свой образ болтливого шкодника, внезапно став действительно серьезным девятнадцатилетним парнем. На по-детски розовых губах даже проскочила кривая линия ухмылки, однако Антон быстро взял себя в руки и, хлопнув в ладоши, бодро заявил: — Да нет, я все понимаю. Они просто Дурсли* какие-то. Он спустил ноги на пол и придвинулся ближе к столу, показательно погружаясь в текст выданной Арсением задачи. Попов расслабленно откинулся на спинку дивана, изредка бросая любопытные взгляды на склонившегося над тетрадью Шастуна. Тот, кажется, даже не дочитав задание до конца, уже начал что-то выцарапывать на бумаге, не забывая при этом стучать пальцами свободной руки по ноге. Кажется, в этой квартире не только у мужчины проявившийся ни к месту, ни к возрасту нервный тик. Попов хмыкнул и, прикрыв лицо ладонью, закрыл глаза. Теплое тело Антона совсем рядом и его тихое спокойное дыхание действовали на него, как игрушка-антистресс, которую хочется вечно держать в руках и мять, пока не лопнет. Парень упорно бился с заданием, и особо не обращал внимания на то, что Арсений невольно придвинулся ближе и, скрестив руки на груди, задремал, как пригревшийся под человеческим боком зверек. — Я в десятом классе в новую школу перешел, — внезапно подал голос Шастун, невольно возвратив почти уснувшего мужчину на бренную землю, — там начал тусить в компании гопников, носить спортивки, кастет, и, кстати, вот, четки, — он оттянул браслет на бусинах, висевший на тонком запястье, и, усмехнувшись, покачал головой, — сейчас стыдно за это, конечно. Особенно после несданных из-за этой дури экзаменов. Попов промолчал. То ли монолог Антона показался ему не таким уж и душещипательным, то ли он и вправду настолько от него устал, что уже не мог даже шевелить языком, хотя, впрочем парень на свои откровения никакой реакции и не требовал. Наверное, ему просто нужно было произнести это вслух, чтобы, наконец, отпустить. Выпустив ручку из пальцев, Шастун замер и украдкой обернулся. Арсений спал, откинувшись на спинку дивана и чуть склонив голову набок. Сильные руки были скрещены на груди, а непослушная челка сползла на глаза, отчего поза показалась парню совсем уж какой-то зажатой и неудобной для сна. «Ну вот, а если бы я квартиру грабить пришел?» — проворчал в своих мыслях Антон, устраиваясь у мужчины под боком и аккуратно опуская чужую голову на свое плечо. А что? Ему ведь не жалко. Он у себя зверек ласковый, домашний. Мужчина во сне рвано выдохнул и чуть приподнялся вверх, удобнее устраиваясь на плече парня так, чтобы острая косточка не впивалась в щеку. А Шастун едва дыхание не затаил, внезапно испугавшись, что как-то невольно разбудил Арсения. Зеленые глаза украдкой глянули на Попова, быстро, даже будто бы воровато, пробегаясь по его чертам лица. Он чувствовал себя так, словно не имел права в открытую смотреть на длинные, чуть подрагивающие ресницы, слегка приплюснутый нос и отчего-то недовольно поджатые бледные губы. Где-то внутри взволнованно встрепенулось сердце от мысли, что мужчина может проснуться и поймать его, как какого-нибудь воришку произведений искусства. Невольно усмехнувшись такой аналогии, парень отвел взгляд и расслабленно прикрыл глаза. Спокойно. Как говорится, невероятно, но факт, внутренние чертята Антона рядом со спящим Поповым тоже решили разбежаться по углам и закоулкам темной души и сложиться клубочком. Окольцованные пальцы потянулись к чужим рукам, туда, где из зеленых манжет толстовки проглядывались неровные полоски шрамов, и чуть вздернули ткань вверх, скрывая их от глаз. В полной тишине, внезапно захватившей квартиру, кажется, остановились даже часы, будто боясь испортить момент. И Шастун был им благодарен. Он сидел тихо, почти не двигаясь, грел мужчину теплым боком и отчаянно пытался гнать от себя мысли о том, что эта имитация спокойствия может треснуть в любой момент. В любом случае они с Арсением друг другу совсем еще никто. Да и вместе вовсе не пейзаж. Где-то на лестничной клетке хлопнула дверь, и послышались беспорядочные голоса. Слов было не разобрать, однако Антон будто бы нутром почувствовал, что это родственники покинули его квартиру. С губ невольно сорвался облегченный вздох. — Кажется, тебе пора домой, — тихим, еще не до конца отошедшим ото сна голосом, произнес Арсений и, приоткрыв глаза, провел ладонью по лицу, пытаясь проснуться. Шастун кивнул и с неохотой отлип от мужчины, широко зевая. Разомлевшее тело все еще не желало слушаться, так что ему понадобилось несколько минут, чтобы подняться на ноги. Наконец пересилив самого себя, Антон повел плечами, разминаясь и, одернув полы футболки, обернулся к Попову. Чертята вновь заплясали в зеленых глазах, а на лицо вернулась нахальная ухмылка. — Вот это мы, конечно, классно переспали.