Потуши то, что вспыхнуло

В горле не ком, в горле кирпичи, моё сердечко не подлечить. Все твои бывшие так хороши, а я — никто и без души. Такая умница в такой глуши во мне что-то ищет…

Попов повернул ключ в замке и, вытащив его, несколько раз дернул дверную ручку, проверяя, закрылась ли дверь. Сумка с ноутбуком, висевшая на плече, ощутимо ударилась в бок, отчего он невольно поморщился. Утро, уже привычно начавшееся с бесконечных сообщений от Сережи, продолжало отравлять своим существованием серую арсеньевскую жизнь и, кажется, не планировало заканчиваться вообще. В желудке в очередной раз поселилась пустота, ибо после прочтения свежих новостей кусок в горло не лез, а тело эдакой вишенкой на торте решило добавить еще и легкое головокружение. Мужчина даже сомневался, стоит ли ему садиться сегодня за руль, однако, наследственный трудоголизм решил все за него. В общем и целом, все ощущалось паршиво. Два лестничных пролета ниже показалась знакомая картина: Антон растянулся на подоконнике, положив на колени тетрадь и учебник, и усердно что-то выписывал, согнувшись над записями чуть ли не в три погибели. Арсений неспешно прошел мимо, а в голове ленивой мухой зажжужала мысль о том, стоит ли ему как-то здороваться с парнем или лучше проигнорировать, ведь они не так уж и близки. Шастун даже головы не поднял, позволив Попову спуститься вниз на один пролет. — Доброе утро, — фраза, брошенная Антоном вслед мужчине, показалась преувеличенно небрежной. Обернувшись через плечо, Арсений встретился с зелеными глазами, сияющими то ли от хитрости, то ли от зимнего солнца, освещающего Шастуна сквозь грязное подъездное окно. Мужчина невольно усмехнулся. Чертов пацан, ну что за игра? — Утро хреновое, но тебе тоже добра, — отозвался Попов и, расправив несуществующие складки на левом рукаве, продолжил спускаться вниз. Только упрямая улыбка не желала исчезать с лица, отчего пришлось слегка прикусить губу, чтобы хоть как-то успокоиться и вернуть себе солидный облик. А в кофейне с головой вновь захлестнула работа. Приближающиеся новогодние праздники тащили за собой еще и ворох проблем, ведь, как бы не хотелось верить в чудо, зал сам себя не украсит, а праздничные скидки не рассчитаются (по крайней мере так, чтобы Попову и Матвиенко остаться после этого в плюсе). У последнего, как обычно, горели глаза, а у первого в основном жопа, потому что, несмотря на энтузиазм, вкуса у Сережи не было никакого. — Я говорю тебе, фиолетовые банты не впишутся в наш интерьер, — мужчина выхватил из рук друга ноутбук и, поморщившись от одного только взгляда на огромные вельветовые банты, напоминающие те, что висят по бокам гроба, открыл поисковую строку, — вот, я нашел парочку вариантов в пинтресте. Мне кажется, неплохо. Сережа с минуту пялился в монитор, внимательно приглядываясь к фото. Там, в оформленном в пастельных тонах кафе не было ни ёлок, ни ярких шаров, ни даже зеленых веночков. Лишь белая гирлянда из снежинок и ангелов, золотые звездочки и полумесяц, сияющий в свете желтой гирлянды. Наконец, Матвиенко одобрительно хмыкнул и, кивнув сам себе, перевел взгляд на друга. — Окна тоже будем расписывать? — Да, — отозвался Арсений и невольно скосился на прикрытые жалюзи стекла, — я позову Ирку, пусть попрактикуется. Не зря же родители оплачивают ее художку. — Это уже эксплутация детского труда называется, Арсений Сергеевич, — Матвиенко хитро прищурился и показательно пригрозил мужчине пальцем, становясь при этом похожим на какого-то прокутившего всю жизнь старика. — Кстати, говоря о детях, — он вдруг оживился и, подперев обими руками подбородок, хлопнул ресницами, — Кузнецова сказала, что ты недавно притащил сюда того пацана, что кулаками размахивал. Отдал ему свой планшет, накормил сладким, да еще и с уроками помог… Я офигел. Иногда Попова пугала эта удивительная способность Сережи находить общий язык с любыми женщинами. Друг сумел спеться даже с такой экцентричной девушкой, как Ирина, которая имела привычку постоянно загадочно улыбаться, что-то выстукивать азбукой морзе по барной стойке и слушать стендапы во время приготовления кофе. Теперь каждый раз под конец рабочего дня эти двое шептались на пару и хихикали между собой не хуже бабок у подъезда. — Так он тебе понравился или...? — Или, — резко оборвал его Попов, недовольно поджав губы, — просто надоедливый сосед, не придумывай лишнего, ты же знаешь, что… — Зна-аю, — пришла очередь Матвиенко перебивать, при этом закатывая глаза как капризная девчонка, — любовь одна, никто тебе ее не заменит, помрешь в одиночестве с засохшей пиписькой, — мужчина цокнул языком и скептично покачал головой. — Дурак ты, Сенька. Попов не успел даже возмутиться, как друг резво подскочил на ноги и, одним движением опрокинув в себя остатки мирно стоявшего на столе кофе, направился к выходу. Поравнявшись с барной стойкой, он что-то шепнул Кузнецовой, отчего та заливисто рассмеялась, и скрылся за дверью, оставив за собой лишь звон колокольчика. Давно надо бы убрать эту старомодную штуку. Удивленные взгляды посетителей почему-то уперлись в Арсения, и он внезапно почувствовал себя туповатым героем ситкома, который делает вид, что понимает в этой жизни все, хотя на деле даже два плюс два не сложит. Да ну к черту такое мышление! Попов устало потер глаза и широко зевнул, прикрыв ладонью рот. Пока Матвиенко, подгоняемый своей проснувшейся под вечер гиперактивностью, мотался по городу в поисках нужных декораций, мужчине еще предстояло подсчитать зарплату для сотрудников, общие расходы за год и прочие вещи, включенные в тошнотворное название «бухучет». Смоляная бровь нервно дернулась. С другой стороны, именно на этих скучных цифрах, по сути, и держится все их заведение. Да, сейчас сложно. Но в следующем году можно будет нанять настоящего бухгалтера. Сегодня место бармена занимала Юля, та самая тихоня, которую Арсений никак не мог запомнить. Девушка была яркой внешности, но застенчивой до неприличия, мужчина даже несколько раз порывался ее уволить, однако, однажды Сережа остановил его одной простой фразой: она нравится. Попов тогда сказал, что ему пора бы научиться разделять работу и личное. Друг на это лишь загадочно улыбнулся: — Не мне нравится. Иногда в Матвиенко просыпался такой дикий купидон, что хрен от него отвяжешься. Горячее армянское сердце руководствовалось принципом «каждой твари по паре» и упрямо эти самые пары сводило, выискивая среди безликой человеческой массы чувства. Как в случае с Юлей, которую он не позволял увольнять лишь потому, что она потеряет связь с мужчиной, готовым сутками сидеть в их кофейне, чтобы смотреть на нее. — Опаздывает сегодня твой ненаглядный, да? — Попов бросил насмешливый взгляд на смущенно замершую девушку и усмехнулся, — работай, Топольня, работай. От математики голова шла кругом. Бесконечные цифры, таблицы и формулы забивали голову даже хуже, чем в студенческие годы. Арсений обреченно вздохнул и, откинувшись на спинку стула, потер ладонью затекшую шею. Вечно холодные кончики пальцев неприятно скользнули по коже, словно какой-то слизняк или осминожьи щупальца как у Дэйви Джонса*. Все-таки анемия не болезнь, а проклятье какое-то. Дверной колокольчик в сотый раз за день подал голос, и из открывшейся двери повеяло морозом, который тут же пробрался под рубашку, заставив мужчину нервно дернуться. В такие премерзкие моменты хотелось завалиться на диван с вином, попкорном и теплым телом под боком, как в юности. Попов крупно вздрогнул. Непрошенные воспоминания закрутились в голове въевшейся пластинкой, будто красивая песня, ассоциации с которой режут душу не хуже ножа. Она приезжала к нему налегке. Вваливалась в квартиру, сияющая, пахнущая морозом и почему-то корицей. Улыбалась и лезла целоваться прямо в коридоре, щекотала волосами грудь, когда ложилась сверху, чтобы почувствовать его объятья; болтала о последних новостях (а иногда бесстыдно сплетничала), уткнувшись носом в плечо и хихикала, когда он целовал ее в макушку. А потом с неохотой тихонько шептала «мне пора», хватала за руку и тянула к выходу за собой, словно была настоящей хозяйкой его квартиры. Хотя дела обстояли чуть хуже. Она была хозяйкой его сердца. На губах Арсения появилась печальная улыбка, которую он тут же поспешил прикрыть кончиками пальцев. Мужчина мотнул головой, отгоняя наваждение, и, захлопнув крышку ноутбука, поднялся с места. Сил на то, чтобы продолжать работу, уже не осталось, поэтому он решил закончить дома. Может быть, вечером или на выходных. Двор встретил непривычной белизной. С самого утра валил снег, и сугробы перекрыли привычную серую картину, которую мужчина наблюдал с самого начала декабря. Кто-то из жителей даже поставил на детской площадке живую елку, которую тут же украсили самоделками местные детишки. На окна вывесили гирлянды, на фонарные столбы — уличные украшения. Все вокруг словно предвкушало наступающий праздник, и в эпицентре этой предновогодней суеты случайно оказался Попов на своей совсем не праздничной черной камри, как чертов Гринч. Хмуро хлопнув дверью машины, мужчина жадно вдохнул отрезвляющий морозный воздух и прикрыл глаза. А затем вздрогнул от женского возгласа, разнесшегося по округе. Недовольно поморщившись, Арсений быстрым шагом направился к подъезду, мысленно сетуя на то, что сегодня у него нет никакого настроения для геройства. Да и по лицу он в последний раз получал девятого мая в прошлом году. Судорожно вздохнув, мужчина схватился за локоть одного из мужчин, ошивающихся перед входной дверью в дом. — Оставьте девушку в покое, пожалуйста. И освободите уже проход, — собственный голос показался Попову чересчур агресивным, отчего он сам изумленно хмыкнул. Видимо, внутренняя сдержанность в какой-то момент решила дать слабину. Оба мужчин были чуть ниже ростом, но шире в плечах и явно массивнее по телосложению. На обоих черные дутые куртки и шапки того же цвета, лица одинаково озлобленные, и в общем, оба производили впечатление громил в цветастых рубашках из мультика. Тех, что «двое из ларца». Арсений усмехнулся. И все же, кажется, что где-то он их уже видел.  — Дядь, не лезь куда не просят, — один из незнакомцев поморщился и, пару раз кивнув для убедительности, обернулся к девушке. — Дашка, а ты быстро в машину, че встала-то? — та упрямо помотала головой, недовольно нахмурилась и уткнулась носом в пушистый розовый шарф на своей шее. — Это наша сестра мелкая, все нормально, иди куда шел. Попов бы и рад идти, вот только эта семейная делегация переградила весь путь к входной двери. Мужчина закатил глаза и, схватив девушку за руку, завел ее за свою спину, создавая из себя эдакий живой щит. Она тут же вцепилась маленькими пальцами в плечо Арсения и сжала почти до боли. Попов от неожиданности даже вздрогнул и бросил на нее изумленный взгляд: откуда в таком маленьком тельце столько силы? Один из мужчин внезапно опустил тяжелую ладонь на плечо Арсения, доверительно приблизился к его лицу и, обдав дыханием мятной жвачки и сигарет, мрачно произнес: — Отойдем? Кажется, кого-то сегодня точно отметелят. Попов обреченно вздохнул и, открыв входную дверь, кивнул девушке внутрь. Та понятливо кивнула и быстро юркнула в подъезд, громко ойкнув, когда дверь за ее спиной захлопнулась. Идти за братьями не особо хотелось, однако, как говорится, сгорел сарай, гори и хата. Если уж начал играть роль рыцаря, придется играть ее до конца. Оба мужчины обступили Арсения с двух сторон и мрачно замолкли, переглядывясь. В голове даже мелькнула мысль о побеге, однако, как решил Попов, убегающий от гопников двадцатипятилетний мужик выглядел бы совсем уж как-то несерьезно. «Ну да, а разбитый нос — это прямо-таки вверх солидности и благородства» — ехидно отозвалось подсознание, но Арсений предпочел его проигнорировать. — Я узнал тебя, — внезапно подал голос один из братьев, — это же ты на той неделе покрывал старшего Шастуна? — он резко наклонился к мужчине и, в очередной раз положив руку на чужое плечо, покачал головой. — Слушай, мы же просто за сеструху стремаемся. Они когда еще в нашем районе жили, Дашка путаться начала с обоими. Потом с Темычем у них начался романтик. До сих пор к нему бегает, — Арсений невольно поморщился и, сбросив с себя чужую ладонь, отодвинулся от обоих, — а общаться с Шастунами себе дороже. Никому такие друзья не нужны. Попов скептично хмыкнул. Стоять на морозе, пусть даже и в приятной компании, стало совсем невыноимо, ибо ноги окоченели так, что хоть отрезай теперь. Скрестив руки на груди, он приподнял бровь, едва сдерживаясь от того, чтобы просто не уйти. В голове внезапно образовался вакуум, а в глазах потемнело. Всего на мгновение, но этого хватило, чтобы потерять равновесие и слегка пошатнуться. — Да все знают, что Шастуны еще те уроды, — второй мужчина смачно сплюнул в снег и поднял хмурый взгляд на Арсения. — Года два назад, вот, мужика одного избили, который с их матушкой путался. В полиции сразу глухаря повесили, но все и так знали, что это подонки малолетние. Что-то во внешности и жестах парня и вправду выдавало в нем человека, способного на жестокость, но, собственно, дела Антона касались только Антона. А Попова в эту минуту пытался убить его же собственный организм, видимо, недовольный тем, что хозяин не принимал назначенных ему таблеток. — Извините, я не хочу больше тратить время на этот пустой разговор, — Арсений оторвался от стены, которую подпирал собственной спиной весь этот диалог, и спешно направился в сторону подъезда. Мужчины, видимо заметив внезапную бледность собеседника, преследовать его не стали. Как только Арсений переступил порог квартиры, тут же рухнул в кровать прямо в рубашке и брюках, и уснул на целых два часа. Сознание периодически включалось, несколько раз он даже порывался встать, но тело не слушалось, требуя от нерадивого хозяина больше отдыха. Телефон, каким-то чудом переместившийся из кармана куртки на свое привычное место рядом с подушкой, вибрировал чуть ли не каждые пятнадцать минут, пока мужчина, наконец, не взял его в руки. Сергей Матвиенко: Ты там окей? Мне Юля сказала, ты смылся, весь бледный. Арс? Если станет совсем хуево, вызови скорую. Попов раздраженно смахнул последнее всплывшее сообщение с экрана и, заблокировав мобильник, сунул его под подушку. После подобного спонтанного отдыха ему стало чуть легче, даже нашлись силы на то, чтобы встать с кровати и сменить одежду. Болезненная легкость с пугающим упорством вцепилась в него своими когтями, отчего на миг показалось, что мужчина может оступиться в любой момент и, распластавшись на полу, отключиться. «А потом тебя, как в старые добрые, будет откачивать Матвиенко» — в очередной раз съехидничали собственные мысли. В какой момент он вообще подписался на этот круглосуточный журнал с анекдотами по мотивам собственной жизни? На этот вопрос подсознание, к сожалению, не дало ответа. Хотя это было и не нужно, ведь углубиться в самокопание мужчине не позволил звонок в дверь. А за ней ожидаемо оказалось ушастое недоразумение со своей тетрадью с фиксиками на обложке и решебником по типу «тысяча задач для ЕГЭ по обществознанию». Арсению даже сначала захотелось нервно рассмеяться. — Ты прямо-таки чувствуешь, когда нужно прийти. Мне сейчас откровенно хреново, не могу с тобой заниматься. Пацан, до этого беззаботного улыбавшийся, вдруг со всей серьезностью взглянул на мужчину. Он сделал шаг вперед и, склонившись, приблизился к нему, чуть ли не сталкиваясь нос к носу. Зеленые глаза скользнули по бледному лицу, выискивая признаки болезни, а затем метнулись вниз, к чуть подрагивающим кончикам пальцев. — У тебя руки ледяные, — он обхватил ладонь Попова своими и слегка потер ее, согревая, — доходился в тонкой куртке зимой? Модник-огородник… — Это не из-за переохлаждения, — только и смог произнести Арсений, немного растерявшийся от такого напора. Но Шастун его уже не слушал. Захлопнув дверь квартиры, он ловко сбросил с ног кеды и, схватив за плечи, подтолкнул в сторону гостиной, на ходу бормоча что-то про «всезнающих» взрослых. И все его тетради и книжечки отошли на второй план, оставшись валяться на тумбе в коридоре. Антону никогда не нравился образ жизни Попова. Дураку было понятно, что когда ты, игнорируя свою и так нездоровую бледность, с утра до вечера проводишь на работе, питаешься только едой на заказ (ну да, Шастун подсматривал, ну и что), засыпаешь где ни попадя да еще и добровольно возишься с каким-то придурком, у которого проблемы с учебой, хорошим все закончиться не может. Усадив мужчину на диван в гостиной, парень ускакал в поисках того, что могло бы помочь ему в его импровизированной скорой помощи. На смятой кровати в спальне нашлось целых три одеяла и пушистое черное покрывало, которое Антон тут же закинул на плечо, намереваясь укрыть им Попова. Волнение за Арсения даже не дало ему времени на то, чтобы осмотреться в чужом логове, которое наверняка хранило в себе множество секретов. Обреченно покачав головой в честь того, какой он все-таки у себя добрый и хороший, Шастун обернулся к противоположной от кровати стене и изумленно выдохнул. Шумные волны, с шипением разбивающиеся об останки корабля у подножья скал и некогда возвышающийся над ними маяк, с уже потухшими огнями, — картина, висевшая на покрытой матово-черными обоями стене, на секунду словно ожила в глазах парня. Ему показалось, что он прочувствовал на себе это отчаяние смотрителя, позволившего случиться трагедии, почувствовал боль корабля, разбившегося о твердость того, кто был создан его защищать, услышал крик хохочущих чаек… Антон торопливо мотнул головой, сбрасывая с себя наваждение, и направился к выходу из комнаты. Он подумает об этом обязательно, но не сейчас. — Тебя не знобит? — Шастун накинул на мужчину покрывало, отчего тот недовольно фыркнул, — слабость? Если слабость, нужно выпить чай с сахаром, маман всегда так говорит. И эта манера в любом месте вести себя по-хозяйски, брать на себя главенство в плане заботы до боли в сердце напомнила ее. Наведенная шебутным парнем суета стихла только тогда, когда он оказался на кухне и, вооружившись столовыми приборами и посудой, начал что-то готовить. Арсений даже не представлял себе, что и из чего, ведь продукты в его холодильнике появлялись лишь с приходом Сережи и его внутреннего ЗОЖника. И этот интерес заставил его подняться и проследовать вслед за Антоном, не снимая при этом с плеч пледа, ибо «тепло гонит кровь и лечит от всех болезней, алло, Попов!». Не хотелось разочаровывать мальчишку тем, что этой самой крови внутри Арсения с гулькин нос и немного уха. Умостившись на одном из стульев за столом, мужчина с тихим стуком оперся головой о стену и стал наблюлать за Шастуном, который, кажется, его даже не заметил. — Антон, — парень вопросительно замычал и, накрыв сквороду крышкой, обернулся, — зачем ты вообще со мной возишься? — А ты со мной зачем? — зеленые глаза с любопытством сверкнули. Шастун улыбнулся, обнажив свои маленькие кошачьи зубки, и чуть склонил голову на бок. — Во-от, и я потому же, — протянул он, не услышав от растерявшегося мужчины вразумительного ответа. — Я думаю, мы оба просто очень одиноки. Знаешь, как, — Антон на мгновенье задумался и замолк, пытаясь подыскать в своей кучерявой голове подходящие слова, — маяк и корабль. — Маяк и корабль? — Арсений фыркнул, кажется, поняв, откуда парень взял вдохновение для такой метафоры. — Ну да. Маяк обозначает место пристани для корабля. Если не будет маяка, корабль затеряется в море; если не будет корабля, маяк утеряет смысл своего существования, — на тарелку перед Поповым опустился кусок идеально прожаренного омлета, — а еще им без друг друга одиноко, я уверен. Шастун сделал шаг вперед и протянул мужчине вилку, но, как только тот вытянул руку навстречу, он ловко вывернул ладонь и ткнул кончиком прибора в чужой лоб: бумс! — А еще я уверен, что где-то внутри тебя живет классный мужик, который не даст мне завалить общество.