Она… могла бы заменить весь мир. Я хранил бы ее сон, Целовал ее стихи, Целовал ее слёзы. Если бы… Но мы не вместе, Мы не вместе, Мы не вместе, Не вместе
Арсений судорожно вздохнул и распахнул глаза. Взгляд пустых синих глаз уперся в потолок идеально белый после свежего ремонта. Его грудь тяжело поднималась и опускалась в такт неровному дыханию, словно что-то перекрыло доступ к кислороду, а затем внезапно отпустило. Наконец ему удалось успокоить бешено колотящееся сердце. С трудом поднявшись с кровати, мужчина сбросил с себя одеяло, в этот момент почему-то казавшееся удушающе-горячим, и направился на кухню. Дико хотелось пить. Арсений никогда не запоминал, что ему снилось. Да и в таком состоянии просыпался нечасто. На самом деле, почти никогда, только несколько раз сразу после ее смерти. Дрожащими пальцами мужчина нашарил на полке банку с таблетками и, выложив на ладонь сразу три, выпил все одновременно. До годовщины оставалось всего несколько дней. Конечно, он не считал специально. От этих нелепых самозакапывающих мыслей его отвлекали дела в кофейне, собственное здоровье и Антон. Особенно Антон. Парень со странными выходками, нелепо торчащими ушами и смехом, от которого где-то на другом конце планеты начинается землетрясение. На календаре было ровно тридцать первое декабря, и в голове появилась ленивая мысль о том, что, возможно, они с Ирой составили бы хорошую пару, хоть его младшая сестра та ещё заноза в заднице. Конечно, он не считал дни специально. Но, как гласила надпись на его перстне, Hands Remember. Наверное, все-таки стоит вернуться к психотерапевту. Залпом выпив ещё один стакан воды, мужчина медленно выдохнул и направился в спальню. Маман пригласила его на новогодний обед, и, зная ее характер, опаздывать не особо хотелось. Отражение в зеркале глумливо усмехнулось, словно оно чем-то отличалась от своего измученного хозяина, у которого мешки под глазами и к двадцати с лишним годам уже пролегла складка между бровей. Застегнув последнюю пуговицу на рубашке, Арсений поправил выбившуюся из челки прядь и насмешливо фыркнул. Он снова готовится дать спектакль одного актёра. Эта роль стала для него настолько привычной, что мужчина почти сам себе поверил. Поверил в то, что всё с ним нормально, что он вернулся к обычной жизни и ничуть не жалеет о том, что шрамы на его запястьях не посмертные. Как говорилось в небезызвестном мультике: все бы получилось если бы не пронырливые детишки*. Точнее, мальчишка. Точнее, пацан. Арсений уже представлял, как он садится в кресло перед психотерапевтом и рассказывает ему, что его состояние ухудшилось из-за соседского парня. А затем доктор крутит пальцем у виска и отправляет его в стационар. Потому что нельзя обвинять во всех своих проблемах человека, с которым ты знаком всего три месяца, особенно, если это вчерашний школьник, который просто пытается пересдать ЕГЭ. Но он напоминает мне Алёну, — мысленно перечит воображаемому психотерапевту Арсений и тут же одергивает сам себя, — нет, он ни капли на нее не похож. И Арсений знает это. Знает, но боится признать. Боится сказать себе, что он привык к Антону так же, как когда-то привык и к ней. — Ты выглядишь бледным, Арсений, — первое, что произнесла маман, как только мужчина пересек порог дома. Повинуясь старой привычке, она потянулась к его голове, чтобы приложить ладонь ко лбу, но Попов ловко увернулся и покачал головой, заверив ее, что всё в порядке. — Я надеюсь, что ты принимаешь нужные лекарства, — добавил отец, хмуро кивнув, — мне бы не хотелось снова видеть сына на больничной койке. — Боже, пап, давай не будем об этом, — Арсений поморщился и выставил руки в защитном жесте, нервно улыбаясь. Обед проходил спокойно, не считая того, что матушка немного сетовала на то, что за столом не было Иры. По её словам, та с самого утра собиралась на свидание с каким-то симпатичным мальчиком и к обеду уже ушла, свято пообещав быть дома к началу новогоднего празднования. Отец рассказал свой любимый анекдот про какого-то политика и немного поинтересовался делами кофейни. Он никогда не скрывал гордости от того факта, что сын пошел по его стопам. Все-таки для него был какой-то плюс от того, что Арсений так и не закончил обучение в университете. — Я слышала, что сын Выграновских вернулся в город, — внезапно произнесла женщина, прервав затянувшуюся тишину, — вы не встречались? — Арсений поджал губы и отрицательно покачал головой. — Странно вы же так дружили раньше. — Мам, мы просто выросли и разошлись в интересах. Так бывает. Мужчина закатил глаза, и чтобы не продолжать разговор, сунул себе в рот добротный кусок мяса. Конечно, родители ни о чём не знали. Попов не хотел, чтобы дружба родителей с Выграновскими прекратилась только из-за того, что случилось между их сыновьями. Наверное, и Эд придерживался той же позиции, по крайней мере, он тоже молчал. — Сразу, как только наступят новогодние выходные, езжай к нам. Арсений выронил из рук вилку так, что она звучно ударилась о край тарелки. — Мам, я же съехал… — спокойно начал он, но встретившись со взглядом родительницы, понял, что вести этот разговор бесполезно. Иногда гиперопека матери выводила его из себя. Мужчина понимал, почему полностью потерял её доверие, однако не хотелось признавать, что он действительно настолько ущербный, насколько она считает. Конечно, как прежде уже не будет. Теперь никакое семейное собрание не обойдётся без упоминания психотерапевтов, таблеток и прочей ереси, помогающей держать неустойчивое душевное состояние Попова на плаву. — Я подумаю. Иногда Арсению казалось, что в его окружении не было ни одного человека, который считал бы его полностью нормальным. Не то чтобы сам Арсений считал себя таковым, однако он к этому стремился: отчаянно пытался вылечить и тело, и душу, прошел большой путь от прошлогоднего себя до сегодняшнего. Но, кажется, никто, кроме него, не видел никаких изменений. Недоверие к людям — это естественно после всего, что с вами случилось, — в голове набатом зазвучал голос психотерапевта, — наша задача максимально искоренить это, заставить вас оценивать людей умом, а не своими травмами. Помните, Арсений, что вы адекватный человек. Все в ваших руках. Попов с сомнением перевел взгляд на свои руки, судорожно сжимающие руль, и подумал о том, что этими руками он точно ничего удержать не сможет. Ему бы успокоить нервы, пойти в бар, выпить с Матвиенко, который как обычно закажет себе стакан безалкогольного и будет лакать его весь вечер. Однако тот, наверное, уже на полпути к родному дому. Кажется, в его семействе тоже намечается что-то серьёзное, раз впервые за столько лет родственники потребовали его присутствия. Арсений поднялся до третьего этажа дома и невольно усмехнулся. Давно он не наблюдал этой картины: Шастун сидел на подоконнике, как тогда, осенью, но на на этот раз парень забрался на него с ногами и почти полностью укрылся огромным клетчатым пледом. Его глаза самозабвенно бегали по строчкам очередного сборника, а на лице застыла такая смесь ярости и искреннего изумления, что ехидство Попова просто не смогло пройти мимо. — Что, грызешь гранит науки даже в праздники? — в своей привычной манере произнёс мужчина, остановившись напротив парня. Тот бросил в его сторону беглый взгляд и неожиданно тепло улыбнулся. — Я вообще не ебу, как это решается, — продолжая все также широко улыбаться, отчеканил мальчишка и несколько раз хлопнул ресницами, всем своим существом напоминая человека на грани истерики. Арсений тяжело вздохнул, и покачав головой, спросил название темы. — Органы власти? Серьёзно? — он усмехнулся, — и ты ради этого здесь жопу морозишь? — В квартире маман и Темка вовсю готовятся принимать гостей, а мне, между прочим, совсем скоро идти на пересдачу. Темыч ещё притащил свою Дашку… — Антон фыркнул и, поправив сползающий плед, захлопнул тетрадь, — кстати, Ирка передала тебе привет. Арсений хмыкнул, непроизвольно дернув плечом. Он и забыл, что сегодня его место рядом с парнем заняла сестра. Ревниво даже как-то. Прикинув в голове, сколько по времени длился обед с родителями и дорога домой с учетом посещения кофейни (нужно было забрать документы), Попов примерно представил, сколько по времени длилось их культурное времяпрепровождение и чуть вздернул бровь в немом вопросе. — Не думал, что ваше свидание так быстро закончится. — Да, мы погуляли по парку и сходили в кино, — Шастун кивнул и, слегка помявшись, добавил: — и в итоге Ирка сказала, что всё поняла и не собирается мешать мне строить свои отношения, — парень смущенно усмехнулся и покачал головой, — она хорошая, но очень странная. — Какая точная характеристика, — со смешком произнёс Арсений и повел плечами, внезапно напомнив Шастуну о том, какой же мужчина на самом деле мерзлявый, — можем разобрать эту тему вечером, ближе к семи, идет? Антон поднял на Попова недоверчивый взгляд, и получив в ответ на него уверенный кивок, улыбнулся. Ловко поднявшись на ноги, парень обмотал свою длинную тушку пледом и развел руки в стороны. Арсений не успел и рта раскрыть, как из легких выбило воздух согревающими объятиями Шастуна. Забытый за редкими встречами запах фруктового шампуня и сигарет вновь ударил в голову, чуть ли не выбив почву из-под ног. От этого незамысловатого сочетания ароматов где-то в солнечном сплетении завозился счастливый комок. Арсений сомкнул руки на худой спине и прижался ближе. Уютно. ***** Арсений Попов: Значит, не понравился тебе Антон? Ирочка Попова: Почему? Понравился. Сестра на несколько секунд замолчала, а затем под текстом переписки появилось уведомление о том, что девушка печатает. Оно то исчезало, то появлялась, будто бы девушка не знала, что и как она должна сказать. Наконец, от нее пришло новое сообщение. Всего шесть слов. Арсений пробежался глазами по тексту, и нервно хмыкнул. Ирочка Попова: Потому что ему больше интересен ты. Мужчина на это ничего не ответил, решив, что это очередная фантазия сестры. Она имела некоторую склонность находить гейство там, где его нет, а затем пищать, как полоумная. Закрыв переписку с Ирой, Попов на секунду завис. Обычно он не любил оставлять непрочитанными сообщения. Его раздражал красный значок напротив мессенджера, но с недавних пор он появился в диалоге с Выграновским. Он не читал их содержимое, не знал даже приблизительно о том, что написал Эд. В любом случае, это ему было неинтересно. Больше его интересовал вопрос, как пережить очередную годовщину и не сойти с ума. А вы уверены, что в вас сейчас говорит любовь, а не чувство вины? — в голове снова голос психотерапевта, — может проблема состоит в том, что… — Все, блять, хватит, — мужчина тяжело вздохнул, и рывком поднявшись с кровати, огляделся по сторонам. На подушках лежала толстовка, которую тот тут же натянул на себя. Его опять начало морозить. Нелюбовь. Арсению не хотелось верить в то, что его чувства к Алене не были любовью. Тогда как иначе можно было называть это ощущение безграничного счастья, которое она приносила с собой в его жизнь? Как назвать это дикое желание касаться её светлых волос, целовать вишневые губы, вдыхать запах цитрусовых Philip Morris**… Отчего тогда по спине шли мурашки, когда она улыбалась, щурясь на солнце, словно лисица? Арсений был свято убежден, что это была любовь. Та самая, которая бывает только раз в жизни, которую описывали классики и которую нужно было держать изо всех сил. Та самая, которую мужчина разбил вдребезги собственной глупостью. Как говорилось в том стихотворении, он и есть то исключение***. Арсений бегло провел пальцем по колесику зажигалки, поднес ярко-рыжий огонек к кончику сигареты и жадно вдохнул первую порцию дыма, прикуривая. Едкий шлейф медленно уплыл в открытое окно, но отчетливый запах жженого табака заволок его кухню за считанные секунды. Ему бы остановиться. Попов сделал новую затяжку и замер, смакуя на языке ядовито-цитрусовое послевкусие. Когда они были вместе, он пытался уговорить ее бросить, рассказывал, как вредна зависимость, и в красках рисовал, как боится ее потерять из-за палочки табака, завернутого в бумагу. Иронично, что уже через полгода они курили одну на двоих и целовались. Из размышлений Арсения вывел требовательный звонок в дверь, громкость которого с каждой секундой лишь возрастала, словно пришедший вдавил кнопку по самое основание. И мужчина готов был поставить всю свою долю в кофейне, что на пороге стоит Антон со своей тетрадью с фиксиками или, может, с Симпсонами (ее он притаскивал редко) и улыбается, как идиот. Была у Шастуна одна удивительная способность — приходить за секунду до того, как Попов закопает себя окончательно. Арсений распахнул дверь квартиры и невольно хмыкнул. Шастун продолжал держать палец на звонке, всем своим видом показывая, что ему плевать на то, что его уже пускают. Надоедливая трель начинала бить по мозгам. — Тебе голову оторвать? — хмуро поинтересовался мужчина и, встретившись взглядом с шкодливыми глазами парня, обреченно вздохнул. — Я вообще не понимаю, зачем ввязался в твое образование. Антон, наконец, отпустил кнопку звонка, завел руки за спину и улыбнулся. Несмотря на явный подъездный холод, он стоял перед мужчиной в одной лишь белой футболке и джинсах, едва заметно подрагивал и то и дело поправлял сползающую лямку рюкзака, который тот какого-то черта притащил с собой. Как будто сам слез с обложки своих мультяшных тетрадей. — Потому что ты меня любишь, — пытаясь изобразить голос Вупсеня с того мема, пропищал Шастун, едва удерживаясь от смеха, — любишь, любишь, заботишься, — и Арсению ничего не оставалось, кроме того, чтобы рассмеяться с абсурдности этих кривляний. Поддавшись неизвестному желанию, он запустил ладонь в непослушные кудри на голове парня и, растрепав их, кивнул внутрь квартиры, приглашая. У Антона на щеках выступил легкий румянец. Арсений запер дверь и, обернувшись, проследил взглядом за Антоном, который, разувшись, последовал куда-то в сторону гостиной, туда, где они обычно сидели вместе. Покачав головой, мужчина направился за ним. В голове образовалась приятная тишина.***
— То есть, в этом случае, президент не обладает правом вето, понятно? — Угу. Антон сидел на полу у ног Попова и, подперев щеку рукой, облокачивался на поверхность кофейного столика, стараясь внимательнее всмотреться в нарисованную Арсением схему. Угловатые буквы прыгали перед глазами, превращая весь материал в кашу, но Шастун честно старался разобраться и понять. Эта глупая система властей в эРэФ не могла разделить его с заветными баллами. Мужчина опустил ладонь на его голову, слегка сминая волосы, и чуть надавил на затылок, заставив парня поднять голову и обратить на себя внимание. Тот сморгнул пелену мыслей, улыбнулся и протянул вопросительное «ммм?». — Ты не устал? — Не, — уверенно отозвался Антон, и прикрыв глаза, на секунду замер на месте, наслаждаясь касанием Попова, — все, давай дальше, — он кивнул сам себе и, отстранившись, вновь придвинулся к тетрадям. Арсений со вздохом отодвинул столик от них обоих и сполз с дивана на пол. Их плечи соприкоснулись. Тепло, исходящее от кожи парня, отдалось мурашками по всему телу. Внезапно захотелось загрести парня в объятья и просто греться, зарывшись носом в русую макушку. — Ты и так уже решаешь тесты по этой теме на девять из десяти, — но Попов лишь положил ладонь на чужое колено и чуть придвинулся ближе, — не думал, что ты настолько перфекционист. — Просто не хочется терять баллы в первой части, — легко пожал плечами Антон и, будто прочитав мысли мужчины, опустил голову на его плечо. В тишине комнаты, нарушаемой лишь тиканьем настенных часов, было слышно его взволнованное сбивчивое дыхание. Вот так касаться друг друга наедине — это совсем не то, чем должны заниматься двое мужчин. Непривычно. Волнительно. Нежно. — Хочешь, — отчего-то хриплым голосом произнес Арсений и, тут же откашлявшись, выровнялся: — хочешь закажем пиццу? Шастун удивленно вскинул брови и, поднявшись с чужого плеча, насмешливо взглянул на Попова. Тот ответил тем же изумленным взглядом, пародируя, чем сорвал смешок с губ парня. — С чего вдруг? — Я же говорил, что тоже сделаю тебе к новому году какой-нибудь подарок. — Не равноценно, — хмуро отметил Антон, но на пиццу все же согласился. Кто он такой, чтобы отказываться от такого прикольного ужина в такой прикольной компании? К тому же, Арсений обещал заказать ту, что с ананасами, а Шастун ее любил. Осталось только прикинуть, сколько киндеров ему нужно будет стырить из Ашана, чтобы покрыть их неравные расходы. Кажется, они вышли на новый уровень близости. По крайней мере, Попов позволил Антону узнать, что он крайне неаккуратно ест пиццу руками, что кусочки сыра остаются на его лице и их можно убрать одним движением пальцев, со смехом, не ощущая никакого смущения. Шастун рассказал Арсению про то, что его задевают плохие концовки фильмов, и что он даже пару раз пытался читать фанфики, чтобы построить в голове свой канон. — И что же, в фанфиках все заканчивается лучше? — Смотря в каких, — Антон бегло провел языком по губам, — но да, чаще всего там все счастливо. Арсений показал парню фото своего кота, который остался жить в родительском доме, потому что привязался к матушке, а Шастун протянул на это лишь длинное «о-о, какой толстый» и рассмеялся, когда мужчина в шутку замахнулся на него коробкой из-под пиццы. — А хочешь, я анекдот расскажу? — Попов скептично приподнял бровь и насмешливо хмыкнул, — заходит в бар улитка, бармен говорит… Рядом с Антоном тепло. Потому что он не похож ни на кого из окружения Арсения. Потому что в мире Попова все до невозможности серое, но с Шастуном рядом на палитре появляются новые цвета. Бледные, расплывчатые, словно разведенная в воде акварель, но все же цвета. Красиво. Потому что у мужчины вечная алекситимия****. Таких сильных чувств, как в свои счастливые двадцать, он больше не испытывал никогда. А Антон весь состоит из эмоций. Парень может позволить себе быть беспорядочным, раздражённым, смущающим, отвратительно-веселым и печальным до ломоты в сердце. Он грустит, когда ссорится с матерью и лезет обниматься, игнорируя тот факт, что от Арсения тепла, как от батареи летом. В его голове полный беспорядок, когда он пытается понять обществознание, и он слегка смущается, когда к нему проявляют заботу. Парень медленно выдохнул и, вновь привалившись к боку Попова, опустил голову на чужое плечо. Стало даже немного жарко. — Я сдам общагу, — уверенно произнес парень, разглядывая решебник, лежащий на его коленях, — aut vincere, aut mori. Так отец говорил. Рядом с Шастуном нестабильно, но комфортно. Это словно жить на самом берегу моря и никогда не знать, когда может начаться шторм. Но Попову так нравятся эти моменты, когда парень не пытается притворяться изящным или спокойным. Ирочка Попова: Мне кажется, ты нравишься Антону