Но порой я тоже ищу
Причины первым не окунуться,
Но так не хочу,
Чтоб мой спасатель мог захлебнуться.
И смотрят в воду два идиота
Думают удача это или гнет,
То, что рядом есть кто-то,
Кто за ними нырнет.
— Не люди умирают, а миры, — хриплым голосом произнес Арсений, глядя в потолок, идеально ровный после ремонта, до отвращения белый, не такой, какой был у них с Аленой в их общей съемной квартирке, — и если умирает человек, с ним умирает первый его снег, и первый поцелуй*… Обреченно вздохнув, мужчина прикрыл лицо ладонями, едва удерживаясь от того, чтобы вцепиться ногтями в кожу и оставить на ней кроваво-красные полосы. Чтобы не болело. Шрамы на руках горели огнем, всем своим существованием напоминая о том, что случилось. Прошло уже ровно пять лет. А Попов все не смирился с той болью, которую причиняет мысль о том, что ее больше нет. Арсений смог смириться с тем, что она больше не предложит встретиться на выходных, улыбаясь хитро, словно лисица. Привык к тому, что она уже не рассказывает о своих планах на будущее, о делах, об учебе и не поет смеющимся голосом куплет какой-нибудь попсовой песни. Он избавился от ее зубной щетки, от голубых заколок в виде бабочек и воздушных платьев приятных на ощупь. Вывел запах её духов с подушек, простыней и одеял, удалил из контактов ее номер, стер переписку с ее голосовыми и… Очень долго просил высшие силы о ней позаботиться. У Арсения теперь другая жизнь. Другие планы и цели, все расписано на ближайшие три года. Алену заменили новые люди, чужие шутки и другие улыбки, но… Каждую годовщину все равно накрывает. Не болит уже так остро, как это было после попытки вскрыться, лишь ноет где-то на задворках сознания, словно свежая рана, недавно покрывшаяся корочкой. Иногда Попов всерьез думает, почему ему, как в каких-нибудь второсортных фильмах, не может присниться Алена и разложить все по фактам. Мол, так и так, отпусти меня, живи счастливо, я зла на тебя не держу. Ему бы правда стало чуть легче. Арсений открыл дверь почти сразу, почти не сомневаясь в том, кто за ней. Помятый, растрепанный, с залегшими под глазами тенями он выглядел так, будто не выходил из запоя неделю. Хмурый взгляд синих глаз оглядел парня с ног до головы, словно не до конца понимая, зачем он пришёл. А Антон лишь привычно улыбнулся и развел руки в стороны, приглашая в объятия (и, боже, если бы Попов знал, как парень трепетал в тот момент от страха). Вымученно усмехнувшись, мужчина взъерошил собственные волосы на затылке, еще больше сделав их похожими на воронье гнездо, и, прикрыв глаза, сделал вдох, чтобы что-то сказать. Но Шастун не дал ему этого сделать. Прижавшись к Попову всем телом, Антон уложил подбородок на чужое плечо и, уткнувшись носом в капюшон домашней толстовки Попова, замер. Ему этого не хватало. От мужчины пахло какими-то лекарствами и табаком, а тело под его руками было непривычно напряжено, словно близость Шастуна была ему неприятна. Поджав губы, парень отстранился и заглянул Арсению в глаза. Пустые. — Почему ты не позволяешь себе помочь? — тихо произнес Антон, чувствуя, как по венам расползаются волнительные мурашки. Он сжал ладони в кулаки, стараясь унять дрожь, и нервно дернул уголками губ. — Потому что мои проблемы касаются только меня. Арсений украдкой натянул рукава на самые кончики пальцев и усмехнулся. Матвиенко просил дать пацану шанс высказаться, а он вспылил так, что в гостиной теперь полный погром. И одну из ссадин на ладони по-хорошему бы перебинтовать, но кому оно нужно, верно? Кратко кивнув парню внутрь квартиры, Попов зябко поежился и направился вперед. Антон прошел вслед за мужчиной на кухню и невольно закашлялся. Ядовитый запах сигарет буквально въелся в стены и мебель, и ситуацию не спасло даже открытое окно, морозный воздух из которого холодил кожу. Арсений на это лишь хрипло рассмеялся и покачал головой. Мальчишка не вывезет. Выбираться ему нужно из этого болота, пока не затянуло по самую макушку. — Извини, я не Ирка, ничего лучше этого не сделаю, — произнес мужчина, поставив перед Антоном огромную кружку с чайным пакетиком и кипятком, налитым почти до краев. Для себя он поставил почти такую же, но, кажется, пить даже не собирался, лишь прижимал пальцы к керамической поверхности и глядел куда-то в окно. Грелся. — Зачем ты пришел? — наконец подал голос мужчина спустя несколько минут молчания. Шастун от неожиданности вздрогнул. — Ты мне нужен. Арсений усмехнулся и скептично поднял брови, мол, что-то сомнительно. Антон под его насмешливым взглядом стушевался и отвел взгляд, но сознание упрямо твердило: все верно. Потому что без Попова непривычно пусто в груди. Парень поежился, и мужчина, заметив это, поднялся с места. В несколько движений он опустошил пепельницу и закрыл окно, отчего в комнате стало чуть теплее. И гораздо тише. — Для чего? Поженимся, съедемся, заведем собаку и будем ревновать друг друга к каждому столбу? — Попов хрипло рассмеялся и покачал головой, — так ты себе это представляешь? У Шастуна в голове в панике забегали человечки. От таких разговоров хотелось просто убежать, оставив за собой открытый финал и чашку с остывшим чаем, однако он сдержался. Такие ситуации и в фанфиках бывают, он читал. Главное — сохранять спокойствие. Парень перевел дыхание и, украдкой протерев вспотевшие ладошки о джинсы, собрался с мыслями, всеми силами стараясь подобрать нужные слова. — Я… Блять, — Антон нервно провел языком по губам и приложил сжатую ладонь к груди, пытаясь успокоить бешеное сердцебиение, — я мог бы влюбиться в кого-то другого, в твою сестру или Ирину, которая бариста, они, конечно, гораздо легче, — к горлу подступил ком и парень, с силой прикусив губу, отвел взгляд в сторону, чтобы не разреветься от переизбытка непонятных эмоций, — но это не они стали для меня особенными, — Арсений недоуменно нахмурился и хотел что-то возразить, но Антон торопливо перебил его: — Я смогу без тебя. И с кем-то другим тоже смогу. Просто хочу с тобой, понимаешь? Зеленые глаза глядели будто не на Арсения, а куда-то гораздо глубже, в самую душу. И мужчина сдался. Отодвинув в сторону чашку с остывшим чаем, он сложил руки перед собой и чуть склонил голову на бок. Слабость накатила с новой с силой и ударила болью куда-то в левый висок. Он снова пропустил прием таблеток. Решать этот вопрос нужно быстрее. — Я клянусь, тебе со мной не понравится. Бизнес, больницы, к психотерапевту, как по часам… Успей соскочить, пока не поздно, — мужчина стянул с себя толстовку и, отбросив ее куда-то в сторону, повел плечами. Антон невольно вздрогнул, — нужен тебе, да? — Арсений положил на стол руки ладонями вверх, демонстрируя борозды старых шрамов, и горько усмехнулся. Длинные, рваные, они выглядели так, будто их оставил дикий зверь. У парня от увиденного перехватило дыхание, — я не могу гарантировать, что опять не поеду кукушкой. «Так это жест защиты такой?» — мысленно взвыл Шастун и, нервно рассмеявшись, уткнулся лицом в ладони, — «Защищаешь меня от себя?». На смену панике постепенно пришло какое-то больное опустошение, словно они очень долго бились в разделявшую их стену, и она, наконец, разрушилась. А на ее месте остались лишь руины, столбы пыли и оглушающая тишина. — Это так по-взрослому, — сквозь смех пробурчал парень куда-то в свои руки. Как же все нелепо. — О чем ты? — Много думать, бояться, терпеть боль в одиночестве, прятаться… — Антон поднял блестящие глаза на мужчину и горько усмехнулся, — взрослые такие тупые, — он вытянул ладонь вперед и дотронулся кончиками пальцев до выпуклости самого длинного шрама на чужой руке. Попов вздрогнул, словно его током ударило, но не отстранился. Лишь напрягся всем телом и стал внимательно наблюдать за каждым движением парня. — Что ты делаешь? — Лечу, — хихикнул Антон и, хитро прищурившись в своей обычной манере, провел подушечкой указательного пальца вверх по шрамированной коже, добираясь до впадинки на обратной стороне от сгиба локтя, — я же котеныш, — у Арсения от его касаний мурашки, но об этом он никогда не скажет вслух, — мурчу на больное, — он нервно провел языком по губам и с непривычным беспокойством взглянул на мужчину, — расскажешь откуда? — Порезал вены, что рассказывать, — Попов фыркнул и дернулся назад, чтобы убрать руку, но Антон мягко удержал его за запястье и покачал головой, — мне тогда это казалось единственным выходом. — А сейчас? — А сейчас я понимаю, что к психотерапевту мне нужно было обратиться гораздо раньше. Арсений считает, что Антону лучше не знать всего, что случилось. Парню лучше не слышать о том, как он руками бил зеркала и статуэтки, которые она принесла в их дом; как кричал так, что соседи вызывали ментов; как сутками лежал на полу с пустой головой и глядел в потолок; и как, наконец, опускался в ванну с горячей водой и брал в руки лезвие тупое настолько, что кожу на руках он не резал, а практически рвал. Потому что только Антон здесь играет в фанфики. У Арсения реальная жизнь, и она диктует, что так будет лучше. — Не жалеешь, что тебя спасли? Арсений промолчал. Шрамы, успокоенные мягкими поглаживаниями Антона, перестали гореть, и рука под ними расслабилась. Но внутри Попова, кажется, начала назревать буря. Матвиенко вытаскивал его полуживое тело из ванной, дрожащими руками перевязывал руки ошметками собственной футболки и едва ли не кричал в голос от ужаса. Диким воплем визжала машина скорой помощи, благим матом ругались санитары, и на грани сознания Попов первый и единственный раз видел, как Сережа беззвучно плачет, зажимая рот ладонью. — Мне еще нужно прорешать пару вариантов, — Антон в один глоток допил остатки чая и, с неохотой выпустив из ладони чужую руку, поднялся с места, — я припрусь вечером, вдруг, мне нужна будет помощь. Ну, или тебе… Людям сложно доверять. Особенно, когда главный предатель в твоей жизни — это ты сам. Арсений привык опасаться, избегать любых взаимоотношений, словно самой сильной своей фобии, полагаясь только на проверенного жизнью Матвиенко и немного на семью. Потому что чувства для мужчины не были похожи на торнадо, землетрясение или еще какую-нибудь внезапную дичь, в которую хотелось погрузиться с головой, как это делал Антон. Потому что чувства Арсения — это огонь, который нужно было просто вовремя затушить. Но в этот раз он предпочел стоять в стороне и надеяться, что все само утихнет. А потом вспыхнуло окончательно. А Шастун другой абсолютно. В его жизни тоже полно дерьма, но сам парень как будто та желтая собака с мема «айм файн». Не сдал обществознание с первой попытки, провалил пересдачу, и все равно упрямо зубрит все эти термины и понятия. Психует, швыряется тетрадями, но учит. Попову бы в свое время столько выдержки и оптимизма. Антон и привязывается по-другому, легко, словно это закономерность жизни — обнимать так, словно если ослабит хватку, Арсений исчезнет и смотреть зелеными так, словно втрескаться на планете больше не в кого. — Пиздец, — тихо выдохнул Попов, и опустив голову, накрыл ее руками.***
Антон недоуменно хлопнул ресницами, с ног до головы оглядывая промокшую девушку, что неловко мялась на его пороге. Ее белая шубка с голубыми крапинками почти полностью вымокла от мокрого снега, который валил с самого утра, а тушь неровными линиями стекла по щекам, но сама Ирина держалась бодро, лишь мелко подрагивая от холода. — Я пришла извиниться за… — она заправила промокшую прядь волос за ухо и улыбнулась, стараясь не пересекаться глазами с Антоном, — в общем, за все. У Антона от удивления едва челюсть не отвисла. Интересно, а безбашенность — это семейная черта Поповых или только двоим так повезло? Он ведь даже не злился по поводу Иры. Боже, ей всего шестнадцать лет, она наивная, как цветок подснежника. Да и не будь все действительно так запутано с их чувствами, гейская шутка бы Шастуну зашла. А Арсу… Ему в любом случае когда-нибудь пришлось бы узнать о том, что он одним своим присутствием запускает внутри парня катаклизмы. Придержав все вопросы, Шастун неловко рассмеялся и, покачав головой, приглашающе открыл дверь в квартиру. Не хватало еще, чтобы из-за него девчонка простыла, стоя в сыром подъезде. Та благодарно кивнула в ответ и, проскочив в узкую прихожую, тут же крупно вздрогнула от внезапного тепла. — Там такой снегодождь, — Ирина рассмеялась и, сняв шубку, передала ее в руки Антону, — а меня еще и машина какая-то водой обрызгала, пока я к вам шла, — она развела руки в стороны, демонстрируя грязные джинсы и свитер, непонятно как вымокший на улице, — а у тебя что, дома никого? — Ага, — Шастун жестом указал девушке свою комнату и направился следом за ней, — маман работает, брат… Черт его знает, где он. — Парень открыл шкаф с одеждой и замер, силясь отыскать в нем хоть что-нибудь неношенное и, наконец, выудив со своей полки футболку, протянул ее девушке, — возьми, переоденешься, чтобы в мокром не сидеть. Ирина, до этого увлеченно осматривающая комнату, мотнула головой, возвращаясь на бренную землю, и, приняв футболку из рук Шастуна, благодарно улыбнулась. А Антону пришлось сесть на свой стул, который обычно выполнял роль корзины для белья, предоставив в распоряжение Поповой всю свою кровать. Нашарив на спинке стула еще и полотенце, он также отдал его девушке. — Ты можешь кому-нибудь позвонить, чтобы тебя домой забрали? — Антон отвел смущенный взгляд в сторону и, подхватив стул под сиденье, вместе с ним повернулся к девушке спиной. Та лишь рассмеялась. — Даже не знаю, — протянула Ирина, осторожно вытирая длинные волосы полотенцем, по комнате разнесся аромат фруктового шампуня, — наверное, Сережа сможет. Он, конечно, зашивается с работой, но не думаю, что он откажет, — не смотри, — предупредила она, и едва заметно придержав парня за плечо, стянула с себя промокший свитер, — вообще, я могла бы и такси вызвать, но я им как-то не особо доверяю, — Ирина накинула на себя футболку Шастуна и, поправив сползающий на плечо край ворота, встала перед парнем, насмешливо улыбаясь. Щеки ее горели румянцем. — Спасибо. Я постираю и верну, честно. В домашней обстановке Попова была точно такой, какой Антон и мог себе представить. Она сидела за их кухонным столом, тихонько вдыхала аромат клубничного чая и то и дело поправляла большую ей на несколько размеров футболку, постоянно сползающую с тонкого плеча. Легкая, нежная, она вписалась в декорации антоновской квартиры даже лучше Дашки, которая по выходным могла у них едва не ночевать. Шастун смотрел на нее с немым восхищением, как на эстетичную картинку из пинтреста, и думал. Думал о том, что эта девушка не для него. Ему бы ее старшего братца-антиспокойствие… — Арс сказал, что пока не хочет никого видеть. Только с Матвиенко и общается. «И со мной» — с детским озорством добавило подсознание, но Антон подавил в себе желание вставить свои две копейки по этому поводу. Лишь положил подбородок на руки и многозначительно промычал. Попова говорила что-то еще, парень слушал вполуха, параллельно пытаясь решить хоть какое-нибудь задание из решебника. Мягкий запах ее духов и звонкий голос заволокли кухню, сработав не хуже телевизора или музыки, которую включают на фон для работы, чтобы не слушать тишину. — Так у вас с ним правда что-то есть? — ручка в руке Антона дрогнула, отчего крючок на букве съехал на полстроки вниз. Нервно улыбнувшись, парень поднял глаза на Ирину и вопросительно приподнял бровь. — Я не… Мне очень сложно сейчас что-то сказать, — парень вновь опустил глаза в тетрадь и с нарочитым вниманием стал выписывать что-то из решебника, — ты меня только путаешь, правда, Ир. Девушка понятливо хмыкнула и, притянув чашку ближе, с хлюпаньем сделала глоток. В верхнем углу ее мобильника мигала небольшая лампочка, сообщая о пришедшем сообщении, но она не торопилась его открывать, знала, что это Матвиенко, сквозь ворчание, но все-таки согласился забрать ее из гостей. А пока она хотела молча посидеть рядом с Антоном, смотреть, как тот хмурится, пытаясь осмыслить текст очередного задания, и чувствовать, как в груди болезненно сжимается сердце. — И все-таки, я в него влюбилась, — тихо сообщила она, сидя уже в квартире Сережи, и, потянув вверх ворот футболки, уткнулась в него носом, вдыхая запах Антона, которым, кажется, пропиталась ткань, — влюбилась в парня старшего брата, охуеть. — Они еще не встречаются, — скептично отозвался Матвиенко и, пожав плечами, в обычной своей манере запустил пальцы в волосы, приглаживая, — может, и у тебя есть шанс. — Наивный вы, Сергей Борисович, — с грустной улыбкой ответила девушка, — все к этому и идет.