Мастер слова и клинка

— Привет, Паучок! — Риф взяла за правило звонить ему каждый день. — От Уэйда новостей нет. Я проверила все виды связи, в том числе и сайт фанфиков. Молчит. А ты как там? Продолжаешь обыскивать притоны? Что шумит? Ты опять в дороге? Это она расслышала гул машины, которую вёл Питер. Когда он принял звонок, мобильный переключился на громкую связь, и её голос зазвучал в салоне. — Ты хоть немного поспал этой ночью? — спросила она. — Прости, забыл тебе позвонить, у меня тут кое-какие новости. — Питер громко зевнул и потёр глаз, не отрывая взгляда от дороги. Ехать по идеально прямому шоссе было убаюкивающе монотонно, но он не хотел делать остановок, чтобы размяться. Спешил. — Ой, извини, — смутилась Риф. — Я что, разбудила тебя? Всю ночь искал его? — виновато спросила она. — Ты хоть телефон отключал бы, что ли, когда спишь. Нельзя всё время ждать того самого звонка. Он действительно последнее время окончательно перешёл на ночной режим, обыскивая наиболее подозрительные злачные места Нью-Йорка, до которых мог добраться в поисках следов Уэйда.  — Нет-нет, я в машине, Риф. Есть кое-что, — ответил Питер, и она притихла. — Я еду в Питтсбург. Мёрдок утром позвонил, сказал, что там обнаружили труп человека, и по приметам — он. Полиция, естественно, отменила розыск Уэйда Уилсона после судебного оправдания. А Питер не хотел заявлять о нём, как о пропавшем. Дальше — их с Уэйдом личные дела, зачем кого-то замешивать. Но Мэтт Мёрдок пообещал сообщить, если узнает что-то полезное. При его работе невозможно не иметь друзей в полиции, и могло что-то случайно всплыть по их каналам. Журналисты пару дней смаковали подробности сенсационного исхода судебного процесса, переименовав «резню» в «резню против резни» и делая упор на зверства мафиози, совершённые в таинственных труднообъяснимых целях. До истины никто особо не докапывался, и для чего Рабано нужны были такие жертвы, никого не интересовало, сведения об уничтоженных гипнофонах никто не искал. Загадки лучше продаются, чем разгадки. А потом шумиха и вовсе сошла на нет, быстро сменившись совсем другими злободневными новостями. Риф на том конце провода воодушевилась: — Так это же просто замечательно! Он как раз оживёт, пока ты едешь, и вы сможете поговорить. — Боюсь, он успеет опять исчезнуть. Если это вообще он. — Питер вздохнул и с досадой качнул головой. — Мало ли кошмарных трупов находят по всей стране, смертельные увечья нетрудно перепутать с внешностью Уэйда. *** Питер ехал, не особенно рассчитывая на удачу. Но всё же ехал. Выбирая метод поисков, нельзя было исключать тот факт, что Уэйд сбежал из Нью-Йорка и даже из страны, но тогда найти его становилось совсем нереально, пока сам не захочет объявиться. Поэтому Питер поставил на то, что он всё же в городе. Риф его поддержала. А теперь, не имея возможности посмотреть на фотографию найденного в Питтсбурге тела, потому что она хранилась где-то в недрах полицейских протоколов, он невольно проигрывал в уме, что сказать Дэдпулу, когда увидит его. Вдруг там действительно он? Что же Питер ему скажет? Столько всего! С чего начать? Если вывалить всю свою боль начистоту и разом, разве Уэйд не сбежит снова? Питер откинулся, повращал затёкшими плечами, нахмурился. Всё это время он избегал погружаться в свои чувства, опасаясь не справиться и утонуть. Всё свободное время забивал поисками Уэйда, не давая себе отдыха и возможности подумать. Приходя домой, падал в кровать и отключался, специально колеся по городу с утра до ночи и выматывая себя до предела. Куда-то наведывался осторожно, как случайный неприметный посетитель, куда-то — Человеком-Пауком, наводя порядок и прекращая беспредел. Следов Уэйда не было, но эти рейды помогали не думать. Зато Уэйд плотно оккупировал его сны, и Питер уже начинал ненавидеть пробуждения. А сейчас, когда он врубил в автомобиле круиз-контроль и снял ногу с педали газа, когда он второй час несся по хайвэю и вопреки инструкции придерживал руль только одной рукой, потому что все так делают на ровных как стол хайвэях, он не мог подавить воспоминания и мысли. Совершенно не на что было отвлечься. Весь ворох по-прежнему растрепанных чувств рос и поднимался в нём, ветвился, шевелил щупальцами, переплетался и путался, стонал, хныкал и выл на разные голоса. И для всех этих голосов источником силы была любовь, которая гнездилась в самой глубине души Питера. Если бы он чуть меньше любил Уэйда, эти эмоции казались бы не такими беспощадными. Теперь Питер помимо воли наблюдал за собой, учился различать по голосам эти рвущие душу противоречивые мысли. То всплывало, что Уэйд с самого начала не позвал его на новую опасную вылазку, где его застали врасплох и снова подстрелили. А ведь они вроде были уж достаточно близки, чтобы разделять друг с другом опасности. То болело от мысли, что Уэйд без него попал в переплет, настолько крутой, что ему ничего не оставалось, кроме как убивать. Питер знал, что другой человек на месте Уэйда, возможно, принял бы другое решение. Он сам бы — точно принял другое решение. Но это — было решение Уэйда, и кто такой Питер, чтобы навязывать своё, тем более, раз его там не было. И ведь даже ещё неизвестно, чьё решение было бы верным. Да даже если бы и Питера! Это не значит, что Уэйд должен жить по его правилам и верить во всё, во что верит он. То вдруг в нём поднимал голову иррациональный ужас, что Уэйд окончательно и закономерно выбрал для себя сторону зла, что говорить с ним вообще бесполезно, что ехать смысла просто нет. Что этот последний неожиданный секс в офисе был желанием унизить ничего не подозревающего Питера, оставить его с запоздало пришедшим пониманием, к чему приводят попытки доверять кому бы то ни было. Питеру чудилось, будто Уэйд хотел подчеркнуть, как ни жутко звучит, что он его просто в зад иметь хотел вместе с его чудесными гуманными принципами и наивным простосердечным взглядом на мир. Казалось, это было своеобразной декларацией, каков Дэдпул на самом деле, и чего от него ожидать. Но Питер давил эту змею, как только она поднимала свою ядовитую голову, мысленно пинал ее ногами, и она снова скрывалась, уступая место остальному мельтешению. Вот! Ещё и для этого нужно было увидеть Уэйда: чтобы у этой гадины не осталось, чем питаться, а уж сам Питер никогда не верил, что Уэйд, которого он знал — Питер был твёрдо уверен, что знал — что Уэйд мог внезапно превратиться во что-то подобное. То Питеру сердце сжимала досада. Он так и не донёс до Уэйда, как сильно он его любит, как принимает его всем сердцем. На Питера наваливалась многотонным кашалотом мрачно-серая тоскливая тяга к нему, будто плитой сдавливало грудь желание его увидеть. А вдруг там окажется не он? Да скорей всего — именно не он. А что говорить потом, когда удастся найти его? А вдруг не удастся? Вообще никогда? В сдавленной груди ещё и холодело. И снова налетали мысли об этом проклятом последнем сексе. Даже если Уэйд не собирался унизить Питера, он скорее всего опасался, что сам Питер сочтёт случившееся унижением после того, как узнает, что его любовник не собирается считаться с его убеждениями. А Питер не счёл! Разве могут быть обидными, унизительными интимные вещи, которые происходят по согласию?! И от этого подозрения он переходил к подозрению, что Уэйд точно также не рассчитывал получить от него прощение за совершённые убийства. И это было до ужаса обидно! Даже не поговорил! Даже не заикнулся! Он так боялся ненависти, обвинений и требований раскаяться от Питера? Да разве тут вообще есть, что прощать, есть, за что винить Уэйда?! Но вот за это недоверие, за молчаливое исчезновение Питеру как раз очень хотелось Уэйда крепко прибить. И вдруг снова всё стискивалось внутри от мысли, что Уэйд, наверное, до сих пор стыдится своих убийств, да так, что не верит даже в возможность прощения. Питер вдруг ясно ощутил, что Уэйд тоже рвал по живому, что причина сбежать от человека настолько любимого должна была быть непомерно весомой. Выходит, его тоже крутит от тоски и боли? Внезапно до Питера во всей полноте дошло, он глубоко вздохнул и в волнении взялся за руль обеими руками. До него дошло, почему Уэйд сбежал. Решил, что он, такой какой есть, не подходит Питеру, не достоин, не дотягивает и не дотянет никогда до планки, которую Питер ему ставит. А нет никакой планки! Как же объяснить ему это? Ведь не поймёт! Не поверит! А надо, чтобы поверил. Питер сформулировал для себя и принял решение: что бы Уэйд ни говорил при встрече, как бы сам Питер ни начинал злиться и терять контроль над собой, куда бы ни завёл их разговор, нужно убеждать и нужно убедить Уэйда в главном: что он, Уэйд не должен для Питера меняться. Всё, что от Уэйда требуется — это только верить в его, Питера любовь. Питер постарается донести это в первую очередь, ради того, чтобы Уэйд вернулся. Это главное. А вывалить на него остальные свои душевные раны, претензии, предъявить все отдавленные мозоли — когда-нибудь потом. *** — Приготовьтесь, зрелище не из приятных, — предупредил Питера полицейский, который выдал ему белый флизелиновый халат, проводил его в подвал, отпер для него огромный холодный зал и выдвинул из стены холодильника, ледяного даже снаружи, тело Уэйда, распластанное на узкой длинной полке для трупов. — Я его знаю, — спокойным голосом сказал Питер. Он стоял, смотрел и про себя удивлялся, что удаётся держать своё лицо настолько спокойным и незаинтересованным. Голос не подводит, мышление чёткое. Ведь Уэйд не двигался, не дрожал от холода, не дышал. Он выглядел твердым замороженным куском мяса, не больше. Питер прислушался паучьим слухом, но биения его сердца не смог различить. Над бровью красовалось пулевое отверстие, кем-то обмытое от крови, не закрывшееся в условиях морозилки. Питер невзначай обошел полку с телом с другой стороны и встал напротив полицейского. Уэйд и после этого не подал ему никакого знака, не двинул пальцами той руки, которая была не видна полицейскому, не шевельнул зрачками под веками. — Вы знаете, как он умер? — Питеру хотелось потянуть время, дождаться хоть какого-то признака жизни. — Да по-глупому. — Полицейский явно не спешил возвращаться в душный офис, здешняя прохлада пришлась ему по вкусу. — Криминальный квартал, наркотики, драки, ограбления, делёж добычи. Что ни день — вызов, а то и несколько. Ну и этот… Что у него с рожей… простите, с лицом, я могу только догадываться, а пулю он словил вчера от тамошнего главаря, Неона. А мы ведь давно копали, за что этого Неона привлечь, не успели вот, дошло до убийства. Зато взяли тёпленьким, отпечатки на оружии, не отвертится теперь. Это было спонтанное убийство, он не успел ни подготовиться, ни замести следы. Вчера опросили по горячим следам свидетелей, те показали, что Неон пытался свою новую женщину уколоть насильно, подсадить на героин, говорят, он и с прежними так же поступал. А этот недавно здесь, ну и вступился сдуру, остальные-то знали, чем это чревато… Питер как будто в задумчивости коснулся голого плеча Уэйда, не прикрытого простынёй. — Э, э! Нельзя их трогать! — нахмурился полицейский. Плоть Уэйда, обычно такая горячая, была совершенно каменной и обжигающе ледяной. — Извините. Да, это он, Уилсон, — повторил Питер — Я его знал. Удачно, что фамилия такая распространённая, полицейский даже теперь не связал этого человека и разнарядку недельной давности на поимку преступника из соседнего штата. Тут своих бы упомнить… — Могу ли я сейчас забрать его? — спросил Питер деловым тоном. И только потом горло болезненно сжалось. Он так хотел забрать его себе. — Куда? — удивился полицейский. — Вам нужно сначала подтвердить свою личность, мистер Пранкер, заполнить документы, связаться с его семьёй. У него есть кто-нибудь? Куда вы его сейчас повезёте? В отель, что ли? — Я понял, — ответил Питер, — вы правы. Он уже слушал полицейского вполуха, потому что заметил, что под носом Уэйда появилась изморозь. Это значит, он дышал, слабо, редко, едва заметно, как в анабиозе, но дышал. — Я вытащу тебя отсюда, — не особо скрываясь, вполголоса сказал он Уэйду. — Подожди немножечко. — И обернулся к полицейскому. — Пойдемте наверх. *** Питер часто жалел, что у него нет волшебной палочки или на худой конец нейтрализатора памяти, как у «Людей в черном». Но повезло хотя бы в том, что второй полицейский остался сидеть в офисе, поленился тащиться с ними в соседний корпус и спускаться в подвал. И всё же немного насилия Питеру применить придётся. Пока полицейский склонился к двери морга, чтобы запереть ее за собой, Питер легонько оглушил его кулаком по макушке. Аккуратно подхватив под мышки и отодвинув бессознательное тело от двери, он отпер помещение морга снова, прошёл внутрь и отомкнул ячейку с телом Уэйда. Можно было, конечно, не рисковать так сильно, а оформить всё официально и завтра законно забрать его. Или хотя бы подождать ночи и выкрасть его незаметно. Но Питер представления не имел, в сознании ли сейчас Уэйд, чувствует ли он что-то в таком состоянии, больно ли ему прямо сейчас и насколько сильно. Питер поднял ледяного негнущегося Уэйда на руки, каждую секунду опасаясь, что у него что-нибудь отломится, и перенёс на одну из каталок, стоящих у дальней стены. Он закрыл его с головой длинным покрывалом и вывез из подвала на первый этаж по длинной наклонной бетонной горке. На улицу тело так же просто не вывезешь, выходы охраняются, но Питер оставил каталку в коридоре, в дальнем тупичке, сам беспрепятственно вышел из корпуса, и через пару минут в окно потихоньку забрался Человек-Паук, обмотал тело паутиной и поднял его наверх, на крышу здания. Наконец-то Уэйд у него в руках, буквально. На крыше Питер бегло осмотрел его. Подъем на паутине Уэйду, кажется, не повредил, ничего нигде не потрескалось. Питер мельком взглянул ему в лицо. И вдруг как будто снова осознал, кто перед ним. Захотелось одновременно и избить его до полусмерти, и вцепиться в него, обнять со всей паучьей силой, чтоб ни за что не вырвался, согреть, заполучить, заставить вернуться. Питер мотнул головой, отгоняя эмоции, обволок Уэйда в паутинный кокон, приклеил его к своей спине. Он улучил момент, когда между корпусами никто не шёл, перемахнул с ним на соседний корпус, а уж оттуда осталось только перемещаться в глубь квартала по крышам близко стоящих друг к другу зданий.