Тайны душ

Над головой бездна. Он смотрит на ее край сквозь темноту, пока пальцы по привычке перебирают крошащуюся черную землю. Твердую, ледяную, безжизненную. Они корябуют ее, она забивается под ногти, ранит твердую кожу, за столько лет обернувшуюся частью земли, а не тела. Он стал частью бездны. Там, где-то в вышине, был край. Обрыв, с которого он когда-то рухнул, ломая кости, что срослись ужасающими кривыми, делая из человека монстра. Там, в вышине, над бездной, был мир. Целый мир скитающихся по нему душ. Наверху было небо. В бездне неба нет. Он смотрел ввысь, безразлично наблюдая, как к краю приближается беловатое свечение. Яркое, но слишком далекое, чтобы это осознать. Очередная душа, что скоро свалится в бездну. Сколько их за десять тысяч лет было. Мириады. Одна за одной ступали за край, летели яркими звездами и расшибались сотней искр, да так и оставались изломанными на земле, медленно тлея и оборачиваясь мраком. Когда-то он пытался спасать их. Ловил изломанными руками, плавно опускал на ноги. А они вопили. Ведь видели только монстра. Свет стоял на краю, готовый в любую секунду сорваться. Очередная смерть. Очередная пища мраку. Он единственный, кто не стал ею, позволяя земле медленно себя поглащать. Просто что-либо делать не было смысла. Да и возможностей. Левая рука была выгнута под неестественным углом, кисть правой висела плетью, ноги срослись, а что там с шеей он боялся представить: картинка мира вечно была повернута вбок, только спустя тысячелетия выправилась. Или он просто привык. Свет оторвался от края, застремился вниз сияющим потоком, что так неумолимо приближался к концу. Он вытянул вперед скрюченную руку с растопыренными пальцами, и уже через секунды сквозь них прорвался яркой вспышкой белый свет, а бездна огласилась треском. Он смотрел на чужое, мерцающее в агонии тело, слышал прерывистые хрипы, но двинуться не решался. Они боялись его, но если бы выжили, стали бы такими же. Безобразными, поломанными, жуткими, несчастными и бесконечно одинокими, запертыми на дне бездны. Это была бы судьба всех, кто падал, если бы дно было хоть чуточку ближе к небу. Но оно не было. Свет захрипел и несколько раз дернулся, что-то тихо бормоча. Они всегда что-то говорили перед концом, только он никогда не слушал. Все равно не разобрал бы и слова, ведь с годами разучился их понимать. Остатки света медленно тлели, стелясь по холодной земле искрами. Она поглощала его, впитывала в себя с противным чавканием. Воздух не колебало ни звука, они звучали в голове. Мерзкие, противные, такие же, с какими земля пожирала его. Он прекрасно их знал. Последняя искорка исчезла во мраке, и бездна снова замерла, маня в свои объятия очередную жертву. Она заманивала их свободой, тишиной и пустотой, обещанием покоя, ведь там, где ничего нет, не может быть тревог и горестей, скандалов и ссор, злобы и ревности. В бездне нет ничего живого, только твердая промерзшая земля, крошащаяся под пальцами, и одинокий монстр, пугающий прыгнувших на ее дно добровольцев. Он уже не помнил себя, не помнил прошлого, не знал имени и причины своего ухода, да и не хотел знать. Монстр сотканный из тьмы, творение бездны, вот его обличие, вот его сущность. Край в вышине затрепетал множеством белого света, невольно привлекая внимание. Оно колыхалось, то отступало, то подходило вновь, то ярко вспыхивало, то тускнело, но не исчезало. Множество жизней теплились там, наверху, пока одна не слетела вниз с горьким криком ужаса. Обычно они не кричали. Поломанное тело рвануло вперед быстрее, чем он успел сообразить, кривые руки неумело подхватили слетевшую в бездну фигуру, аккуратно поставили свет на землю. Больше он не кричал. Медленно угасал, охвачиваемый мраком. Даже не умерев, он предпочел исчезнуть, нежели жить в бездне, со дна которой не видно неба. Свет медленно утекал в землю, словно недолговечная краска облезала с деревянного каркаса, обнажая изуродованное нутро: черное испещренное множеством длинных полос, похожих на следы когтей, парой гниющих ран, из которых сочился чёрный яд обиды, и тяжелым замком там, где скрывалось сердце. Он был уверен, что внутри пустота. Последняя искорка упала в землю, и два существа замерли друг напротив друга, безмолвно глядя в пустые глазницы. Монстры достойные бездны. Он опустился к стене, и она села напротив, принявшись длинным, похожим на иглу ногтем копаться в замке, словно пытаясь его открыть. Раз за разом ноготь ломался и отрастал, раз за разом замок хрустел, но не открывался. Сердце не так-то просто растворить для других. Он смотрел на нового монстра, медленно покачивая изогнутой шеей. Его сросшиеся в коленях ноги достигали ее издырявленных ступней, покрытых черной, как стоящий вокруг мрак, землей. А может даже пеплом. Ноготь с громким беззвучным треском сломался, обломками падая вниз и тут же исчезая. Она откинула голову с выдранными волосами назад и подогнула колени, заходясь в истерике. Бездну все также накрывал купол безмолвия, но он ее слышал и, впервые за столько тысячелетий, понимал. Она не смотрела на него, не говорила, но ее история впечатывалась в сознание каленым железом, пробуждая в глубине остатков души нечто темное, что там всегда было, просто стерлось со временем. Фальшивый свет на земле лился отовсюду: от душ, как они себя называли, с небес, от земли, исходил от растений и небольших огней, плавно летящих по воздуху. Ложный свет был жизнью, добром и верой, был правдой и истинной, и только бездна противостояла ему. Там, на самом дне, было темно и холодно, ни единого звука не долетало оттуда. Там гибли души. Они сами слетали вниз, добровольно исчезая из мира. Говорили, что бездна - испытание, что выживший в ней непременно обретет свободу, переродиться в более ярком сиянии. Только никто так оттуда и не вернулся. Они сидели на дне, пустыми глазницами смотря друг на друга. В бездну прыгали добровольно, но не всегда. Иногда туда сталкивали. Как их. Монстров, порожденных не тьмой, а светом. Когда исчезает оболочка, остается гниль, мерзкая и зловонная, но настоящая. Он смотрел на нее, медленно роя каменную землю пальцем. То, что он не желал помнить, вернулось, с тройной силой ударяя по сердцу, которое уже давно не билось. Она смотрела на него, покачивая полусгнившей рукой с проглядывающими сквозь истлевшую кожу костями. Здесь, внизу, монстры, но тогда кто же на поверхности? Бездна не любит нечестных, она испепеляет их, превращая в свою пищу. Она создает уродливых монстров, сдергивая с душ светлые оболочки. Бездна бесконечна и темна, она враг всего живого, кошмар света на яву, порождение зла. Однако она настоящая. Без масок и притворства, без лжи и оправданий. Бездна умеет убивать, но и перерождать умеет. Десятки, сотни тысяч лет или один день. Все зависит от нее.