SWEET DREAMS

Гермиона открыла глаза нехотя, потянулась сладко, так хорошо на душе. Вспомнила прошедшую ночь, повернула голову и встретила его губы. Нежные, ласкающие её, целующие нос, подбородок. Осторожно, бережно. Спала у него на плече, порывисто обняла, прижалась. Почувствовала странный аромат, отлепилась от его обнаженного тела, развернулась… Вся каюта утопала в цветах — белые изысканные фрезии, шапки бордовых роз на длиннющих ножках, разноцветные орхидеи. Всё смешалось и было раскидано на полу, на стульях, на столике. Такой красоты Гермиона не видела. Когда он успел? — Я не знал, какие ты любишь… Смотался под утро на катере. Хорошо — вернулся до того, как ты проснулась. Ты могла подумать, что…. — Драко… это была сказочная ночь, и утро продолжает приносить приятные сюрпризы. Так хочется задержать это мгновение, чтоб оно никогда не заканчивалось. — Таким будет каждое твое утро, я обещаю. Она счастливо улыбнулась. — А контракт? Твои любимые игры в служанку? — На яхте достаточно обслуживающего персонала. Контракт оставлю на память. Ты что-нибудь хочешь? Какую-нибудь ерунду типа завтрака в постель или клубники со сливками? Я могу. — Правда? Что-то я не заметила в холодильнике клубники. А очень хотелось бы заметить. Я её просто обожаю! И тебя…. Покраснела. А Драко это так подстегнуло. — Я быстро. Выскочил из-под одеяла, стал одеваться. Чуть не упал, не попав ногой в джинсы. Они так смеялись, что стукнулись лбами. И снова смеялись над своей неуклюжестью. — Мы всё это проделали с открытой дверью. Малфой, ну, как тебе не стыдно. — Неужели ты думаешь, что мне было до этого? — Да кого ты хотел здесь обнаружить? Драко помрачнел: — Эда. — Ты ревновал к Эду? Я не заметила. — Вы так смотрели друг на друга. Он лапал тебя! — Прекрати. Да, я нравлюсь ему. Хотя ты подозревал, что понравиться я могу только аллигатору и то очень давно не видевшему пищи. И что элегантна я как… — Стоп, Герми. Ну, неужели ты не видела всё это время, как я смотрю на тебя. Как хочу тебя, в конце концов. По-моему, я использовал каждую минуту, чтоб достать тебя сильней и сильней. Девочки обычно чувствуют такое внимание и понимают его значение. — Драко, ты готов присовывать даже нарисованным женщинам. Неужели ты думаешь, что здравомыслящий человек сочтет это комплиментом? И где моя клубника… Господин? Так вскинула глаза и посмотрела, что Малфой перехотел идти куда-либо. Накинулся на нее, даже джинсы не снял, просто расстегнул пуговицы, достал член и, подвинув её к себе, быстро пристроил его ко входу во влагалище. Гермиона взвизгнула, стала выворачиваться из-под него. Ругаться за порывистость и за то, что он, видимо, подзабыл, что она только сегодня ночью лишилась девственности. Там ещё больно. — Больно? А так? Провел языком по мгновенно затвердевшим соскам, посасывая их, заполняя её грудью свой рот. Дыхание у нее сбилось, застонала так привычно для него, как будто была рядом не одну ночь, а столетия, как будто они древние и могущественные вампиры и не знают, что такое исчезнуть с лица Земли. Всегда была его и будет. — Возьми меня, Драако… Девочка моя, уступила, понимает, как он жаждет сейчас продолжить. Приподнял её попку, подложил подушку, развел ей ноги, от души засадил. Там тааак мокро, чуть мгновенно не разрядился. Вытащил быстро, чтоб подождать, не испортить эти мгновения, не сбить весь ритм. Нет, ждать просто невозможно. Яйца сжимаются, тянет внутрь. В неё. В сладкую дырочку, доступную только ему. Вернулся обратно, зашел во всю длину, одновременно приподнимая её шею, чтоб смотрела на него, видела его глаза, понимала, что он испытывает. И чувствовать, как ей хорошо. Впился в её влажные губы поцелуем, засосал её — точно синяк на губе теперь будет. Но не мог остановиться. Продолжал и продложал оставлять засосы на её шее, груди. Почти до боли. Уперся головкой члена ей в матку, сердце забилось так, что, казалось, слышат на палубе, кончил в неё, наплевав на всё. И, кончая, почувствовал, как выгнулась навстречу в оргазме.

***

— Плюнь ты на эту клубнику. Я пошутила. Мне ничего не надо. Только будь рядом сейчас. — Я обещал тебе. Это, правда, быстро. Не переживай. — Драко… — схватила его руку своей маленькой ладошкой. — Мне кажется, что случится что-то плохое. Если только ты выйдешь отсюда. Да и погода испортилась. Она давно заметила, что утреннее солнышко сменили небольшие облака, которые становились темнее. Да и яхта закачалась на волнах. — Ну что ты за трусиха, Герми. Спать с Пожирателем ты можешь, а легкой качки испугалась. Такое бывает иногда. Это океан, детка. — Я не об этом… Мне просто не хочется отпускать тебя. Честно. — Если ты еще немного попросишь. То получишь. Но не того, чего ожидаешь, а по заднице. — А может я только этого и жду?! Ладно, иди. Мне надо привести себя в порядок. И как-то пристроить все эти охапки цветов. Мне их жаль. Могут быстро завять. Малфой принял душ и в отличном настроении вышел на палубу. Да, погода, и правда, начала ухудшаться. Может и шторм небольшой начаться. Но они находились не так далеко от берега, никаких оповещений не было. Значит, можно смело оставаться здесь. Заметил, что он уже не один. Пэнси, стоявшая вполоборота у леера, окликнула его. — Драко, доброе утро. Смотрю, ты доволен жизнью. Не хочешь рассказать мне, почему я проснулась сегодня одна, не почувствовав в себе твой член? — Доброе, Паркинсон. Я когда-то давал тебе отчет, где я провожу свои ночи? Напомни. — Нет, ты, конечно, не обязан, но я так скучала, мне было очень одиноко. Ластится к нему, словно кошка. Провела накрашенными коготками ему по груди, прижалась щекой к плечу. Красивая, яркая, совершенно чужая. Как он мог трахать её столько лет, давать то, что по праву принадлежит только одной. От которой волоски на руках встают дыбом, при одном воспоминании о которой идиотская счастливая улыбка показывается на лице. Оттолкнул Пэнси. — Дай пройти. На яхте полно мужиков. Займись Гойлом. Или Забини. Мы круто проводили время вместе. Но оно ушло. И больше не повторится. Никогда. — Ты пожалеешь, Драко. — Я никогда ни о чем не жалею. А ты придержи язык. Драко было смешно слушать эту дуру. Он пожалеет. Да ему насрать и на неё, и на её глупые обиды. Спустился с яхты в моторку и погнал, вдыхая свежий океанский бриз, впитывая кожей соленые брызги, наслаждаясь свободой и представляя, как его девочка будет счастлива, когда он вернется. Надо лишь немного подождать. И клубника подождет. Будет лежать на столе ароматной массой, соблазняющей Грейнджер. Пока он не войдёт в неё хотя бы еще один раз — никакой клубники!

***

Поехал за клубникой, а в итоге скупил всё, что было на рынке. Чтоб не бегать два раза. А еще зашел к ювелиру и выкупил давно заказанное кольцо с редким и самым дорогим камнем — красным бриллиантом. Не угадать с размером не боялся. Её маленькие пальчики с розоватой кожей выучил наизусть. И не за эту ночь. А за много дней, проведенных в Хогвартсе. Когда смотрел на неё украдкой на совместных уроках и восхищался её ответами. Но стоило ей посмотреть на него чуть заинтересованней, обрывал это полностью и жёстко. Так боялся своих чувств, идиот. Так не хотел боли, которую несёт любовь. Неправ был отец. Любовь — это такое безграничное счастье, без которого ты просто не можешь жить, дышать, говорить. Несчастны те люди, которые не испытали этого полета души. А еще несчастней те, которые отказались от нее. Ради выгоды, амбиций, от страха. Пока он боялся, Гермиона могла быть его. И год назад, и два. Он мог проводить с ней самые счастливые часы в Школе волшебства. А вместо этого рефлексировал, как тупой осёл. Только сейчас почувствовал себя живым, нужным, любимым. Эти мурашки по коже и тепло в сердце стоят того, чтобы переступить через себя, отца, чтобы забыть обо всём, кроме этой девочки — милой, любимой, родной. Обратно он ехал с такой скоростью, что катер летел стрелой по океану. Хотел только одного — видеть, чувствовать, трахать. Целая яхта народу? Хуй с ними со всеми, он не даст Гермионе вылезти из постели сегодня. Запрыгнул на палубу, думая, что бросится к нему Грейнджер, обнимет, назовет по имени ласково, как ночью. Но увидел надоевшую Пэнси и Гойла. Пэнси смотрит с ухмылкой, недовольна, сука, что сказал правду. Ну, а кто любит такую правду выслушивать? — Что-то ты долго, Драко. Сколько всего притащил. Можно? — Извини, это для Гермионы. — Для кого? Хочешь, чтобы грязнокровка помыла фрукты и разнесла гостям? Хорошая мысль. Резко подошел, навис над Паркинсон, такая злоба обуяла. — Заткнись, блядь! Не раскрывай свой рот. Ты мизинца её не стоишь, шлюха ебанная. Гойл попытался вступиться: — Спокойней, Малфой, ты что разъярился. Сам же её так называл. — Гойл, отойди. Я за себя не ручаюсь. Где Герми? Не появлялась? Ответил не Гойл. Пэнси. — Почему же не появлялась. Была. Вместе с Эдом, обнимались, смеялись, потом пошли в сторону каюты Лазовски. Думаю, кто-то сегодня славно потрахается. Смотрели они друг на друга красноречиво. Сука. Почему так больно? Ну, не может быть этого. Не слетают так быстро розовые очки. Не верю! Бросил на палубу пакеты с едой, перешагнул, пошел на разборки. Увидел их не в каюте. Стояли рядом с кухней, болтали. Успокоил нервы. Даже удивился, как быстро закипел, послушав идиотскую Паркинсон. Хотел окликнуть. Лазовски протянул руку, убрал прядь волос Гермионы за ушко, наклонился и поцеловал. И она не оттолкнула, не шевельнулась. Лучше бы он сдох. Вылетел, как раненый зверь, размахнулся, кольцо полетело в почти чёрную воду. Не надо открывать свою душу. Никогда. Как учил отец. Нет ничего и никого. Всё придумал, всё намечтал. Обычная шлюха, такая же, как Пэнси, и сотни, прошедших через него.