***
— Мама, а что не сразу как монашку одеть, а? — с явным сарказмом съязвил омега, намекая на весь тот дикий дискомфорт, который он сейчас испытывал. Служанки явно постарались над прической паиньки и досконально проследили, дабы на лице не было ни грамма косметики. Талию стягивал корсет, благо еще не так туго, как мог бы. Он заставлял Бэкхёна держать осанку так, будто бы тот был рожден с негнущейся спиной. На него нацепили белое недоразумение в виде рубашки, с тошнотворными рюшечками. Брюки, с идеальными стрелочками. И вишенка на торте — уродские туфли с цокающим низким каблуком. Все именно так выглядело в глазах омеги, и весь это прикид заставлял его чувствовать себя бедным первоклашкой в школьной форме, которая крайне стесняла движения. Поэтому он был злой и срывался на всем, что движется. — Если твои гости не приедут еще через пять минут, то я раздербаню этот прикид разделочным ножом прямо на себе. На грубое саркастичное заявление сына женщина на удивление только глубоко и грустно вздохнула, словно проглотила эту ситуацию. В ее глазах он был одет как ангел, и ему прекрасно все это шло, подчеркивая всю истинную нежность и словно бы непорочность омеги. — Пожалуйста, потерпи немного. Это очень важный прием, ты должен им понравиться. Приедет господин Пак, ты его знаешь. Все, что тебе нужно делать, это просто себя достойно и хорошо преподносить, — с убийственным спокойствием пробормотала она и поспешным шагом направилась к главному входу, чтобы встретить гостей на обед. Бэкхён же, в поиске удобного положения, закинул ноги на соседний стул и залип в телефон, правда, все-таки вслушивался в речь матери, недовольно цокая на каждое ее слово. Конечно, он знал эту важную шишку Пака, под которого так старательно стелилась вся его семья и кому вылизывала ноги, чем ужасно раздражала юношу. Он не тот, кто будет тоже гнуться под этого «человека с большой буквы». Да и он не товар, чтобы стараться всем угодить и понравиться. — Добрый день! Как вы доехали? Погода сегодня словно создана для нас. Помните о нашей поездке в сад после обеда? Все таки последние теплые деньки этой осенью, — сразу заваливает речами женщина приехавших гостей, на пороге не то что дома, а по ощущениям маленького дворца. — Добрый, добрый, госпожа. Всегда за любой кипиш, кроме голодовки. Чудесная идея! Как всегда чудесная! Где ваш супруг? Опять зараза опоздает? Что-то меняется, а что-то остается неизменным навсегда. Важное событие, важное будет, — с доброй улыбкой и басовым тоном в голосе словно отшучивается мужчина лет пятидесяти. Добрый старикашка идет под руку с госпожой Бён в зал, где будет проходить обед, и что-то обсуждают, тихо, едва слышно. Все гудит по торжественному сегодня: слуги бегают и с каждым разом приносят все больше и больше изысканных блюд на длинный и огромный стол. Постепенно по лестнице спускается разнаряженный старший брат альфа, и уже позади него, по пути застегивая рукава на белой рубашке, плетется отец и по совместительству глава семьи. — Прошу прощения за мое маленькое опоздание. Дела, сплошные дела. Вы не представляете, сколько радости мне приносит видеть вас сегодня, господин! — произносит глава семьи с улыбкой во все тридцать два зуба, которую можно увидеть не чаще полнолуния, и жмет руку, казалось бы, приятелю, но все не так просто, как поначалу кажется. Этот некий господин Пак на статус выше, если не на два, и как бы по-дружески ты себя не располагал, все-таки стоит общаться на «вы» и шепотом. И все так же резко умолкает и меркнет вокруг, когда в зал, за спиной важной шишки, вальяжно входит статный альфа. Высокий, красивый зараза, ни дать, ни взять. Угольные волосы словно шелк с темным отливом, что хочется подойти и спросить, каким шампунем он пользуется. Вся прислуга, которая трещала как саранча, резко умолкла и расползлась по углам. Запах горького темного шоколада оставался не только в легких, но и на кончике языка, и казалось будто ты пробуешь его на вкус. В глазах не читалась высокомерность, в них читалась только властность и уверенность в себе, всецело поглощающая всех, кто осмелится взглянуть в этот темный и глубокий омут. Тихий гул его шагов отдавался у всех в ушах. Он ходил бесшумно, но с грузным ритмом. А что Бэкхён? А Бэкхён безразлично строчил кому то сообщение, совершенно не понимая, что за праздник насоленных огурцов тут происходит. Он ни за кем не следил, ни на кого не обращал внимания, и вообще выпадал из реальности. Хотя нет, сейчас он находился под оценивающим взглядом того самого альфы. Не смотря на немного бунтарский образ жизни, омега была ухоженной. К своим 18-ти годам он имел потрясающую фигуру, миловидное личико, темные, не тронутые краской волосы, только разве что некоторые пряди были заметно разной длины, видимо когда-то руки доходили до ножниц, а там уже протесты и бунты. Для представителей своего пола он был относительно высоким: 173 сантиметра. На руках разбитые костяшки. Таким хрупким ладоням и пальцам не очень идут увечья, тем более если представлять, как они могли там появиться. И то, что заставило альфу немного удивиться — это отсутствие запаха. Он даже подумал, что может у него заложен нос, но нет. Мужчина резким движением выдергивает стул из под ног омеги и садится рядом, даже не смотря на юношу. Бэкхён недовольно ойкает, думая, что это его старший брат Чон Иль, но тут же приходит немного в шок. Кто это вообще такой? Почему сел рядом? И когда уже будут нести горячее? Он не ел со вчерашнего вечера. — Не научили, как правильно сидеть? — произносит басом с четкой дикцией альфа. — Ну хочешь, справочник об этом напиши, почитаю как-нибудь, душнила, — сразу бесцеремонно перешел Бэкхён на «ты» и произнес это таким тоном, будто он знал эту особу очень давно, и так же давно ее ненавидел. За стол не сел никто кроме этой парочки, а есть Бэкхён начал первый, не дождавшись никого. Вверх бескультурия, и он делал так не от того, что не знает, а как раз наоборот. Он прекрасно понимал, какой это жест. И ему нужна эта плохая репутация, потому что во-первых — это камень в огород семьи и некая месть, а во-вторых — вероятность, что его самостоятельно выкинут с обеда, и он спокойно пойдет заниматься своими делами. За что получает первый незаметный подзатыльник от матери, а второй удар по рукам, потому что они должны были быть перевязанными, дабы скрыть разбитые костяшки. — О, Бэк-и, как ты вырос, как расцвел! — восторженно вырывает из-за стола омегу шишка и оглядывает со всех сторон, и так же резко подрывает со стула альфу, хлопая того по спине. — Познакомься, это мой сын Чанёль. Даже несмотря на вашу разницу в возрасте в 6 лет, я надеюсь, что вы хорошо поладите. Он, конечно, порой грубоват и слишком флегматичен, но очень заботливый, очень. Ты просто не представляешь, какая это бука добрая на самом деле, — с самой добродушной и теплой улыбкой произносит старик и берет руки омеги в свои. А Чанёль, с совершенно непоколебимым видом, смотрит на них, да с таким взглядом, что в дрожь бросает, и уровень недоверия к этой «буке» растет с каждой минутой все больше и больше. — Что это у тебя на руках? — Я не Бэк-и, я Бэкхён, — заметил омега пусть и с улыбкой, но, тем не менее, упрек в его словах читался явственно. — А, это? Это надрал рожу парочке эгоистов. — Ох, это правильно, правильно. Нужно уметь постоять за себя в наше-то время, даже таким хрупким омегам. Ну все таки негоже так себя надрывать. Ну ничего, скоро как за каменной стеной будешь, — широким мягким жестом хлопает немного недоумевающего юношу по спине и скорее уходит за другой край стола. Как минимум, омега не ожидала некого поощрения за хулиганство, и так же не поняла смысл сказанных ему слов. На что альфа прожег его таким испепеляющим взглядом, что Бэкхёну стало не по себе. — Что? — вскинул он бровь и снова приступил к еде. — Не смотри так на меня, налюбуешься еще, уснуть не сможешь. За стариком своим лучше приглядывай, ходит тут... — Тебе видимо еще не сказали. — Не сказали что? — Что ты мой жених,— отрезал Чанёль и приступил к трапезе, только уже как положено — со всеми. У омеги словно дыхание перехватило. Ужас расползался в душе. Временному недоумению и панике на смену быстро пришла лютая злость. Какого черта? За два месяца до его свободы, до его 19-летия, родители решили упечь юношу в золотую клетку под названием «замужество» ? Он быстро понял, в чем вся соль. Вот почему его так наряжали и готовили. И вот почему старший брат здесь, как наследник главенства и показатель власти. Вот почему господин Пак так с ним разговаривал. И ненависть к своей семье без остатка затуманила разум. За минуту в его голове родился чудесный план. Он сделает все, чтобы лишить семью лакомого кусочка. Слишком уж свободолюбивая натура. Нарочно неаккуратно сев на стул, Бэкхён одним ловким движением со звоном уронил на пол добрую половину столовых приборов альфы. И произнес тихо, но так, чтобы это услышали все, привлекая внимание, и чтобы каждый в этом зале в очередной раз усомнился в репутации омеги. — Ой, извиняться не буду. Подожди, прислуга все уберет, а иначе кто-то спину надорвет, не так ли? — ехидно подмигнул, прекрасно понимая, что по правилам он и так не мог этого сделать. А когда отец омеги, в недоумении от того, что творит этот юноша, захотел отвлечь внимание присутствующих от услышанного, попросил сказать того что-то на тему трапезы, то хитрый парень на это и рассчитывал. Хватая бокал вина со стороны Чанёля, так как несовершеннолетнему алкоголя не нальют, он с самым лучезарным лицом подскочил на месте, и кажется произносит себе смертный приговор: — Господин Пак, я наслышан о вашей компании и, конечно, о вашем производстве. Ваш сад? Ох, естественно, о нем тоже. Вы вырастили его чуть ли не собственноручно? Так вот знайте, гнилее ваших яблок я не ел никогда. Меня уже тошнит от того, как вы прекрасно видите мою продажную семью и упиваетесь её лестью. И ваш сын... мужику двадцать шесть лет, а он на восемнадцатилетних детей заглядывается. Хреновый из вас воспитатель. С этими словами он выпил вино, а после, расслабив запястье, уронил бокал на Чанёля, испортив тем самым его костюм. Бинго! Мать в ужасе, отец покраснел от злости, шишка продолжил спокойно попивать алкоголь... а альфа смотрел на отца, и в этом тихом омуте глаз разливалось что-то зловещее и пугающее. Ну а Бэкхён с победным лицом покинул столовую, быстрым шагом направляясь в свою комнату. Это его ответ родителям. — В сад он поедет со мной в одной машине, тет-а-тет, — совершенно спокойно произнес Чанёль, так же вставая из-за стола и выходя во двор, оставляя за спиной всю эту панику. — Господин Пак, мне очень жаль, что так вышло, вы не вините его, он совсем с цепи сорвался, не принимайте его слова всерьез, я с ним поговорю. Ему, видимо, слишком тяжело воспринимать это, в его-то годы, — подорвалась женщина, стараясь заступиться за честь семьи. — Госпожа, не переживайте. Мой сын сказал, что поедет с ним в одной машине, он с ним поговорит. Ваш Бэк-и его заинтересовал. Юношеский максимализм, не более, перерастет, — спокойно произнес шишка, с самой широкой улыбкой на земле и тоже покинул зал, прежде бросив: — Я поеду в одной машине с вами, надо будет покумекать кое о чём.***
— Черт! черт! черт! черт! — ругался про себя омега, стараясь как можно скорее открыть старое капризное окно, чтобы перебраться по водостоку во внутренний дворик, а там через скрытый вход на улицу, где уже ждало заказанное такси. Если сейчас он не смоется с территории дома, то будет катастрофа. Омега прекрасно понимал, что ему нужно где-то переждать весь этот гнет семьи, и желательно эти пару месяцев до дня рождения. Стоило только свесить ноги с другой стороны окна и сделать шаг на пути к свободе, как в комнату влетел злой, словно сорвавшийся с цепи цербер, Чон Иль. Его явно натравил на омегу отец, прекрасно зная, что даже с высоты третьего этажа Бэкхён сможет улизнуть. — Ай! Чон Иль, пусти, ты мне все ребра переломаешь! — кричал и вырывался младший, когда тот обхватил его поперек туловища и как пушинку втащил обратно в комнату. В душе становится омерзительно. Он никогда не был в ладах со старшим братом, но когда альфа тащил его за руки и покрывал чуть ли не трехэтажным матом, прямо в машину к этому демону Чанёлю, в мозг закрадывалось осознание, что с этой женитьбой все обстоит куда сложнее, и то, что его семья решила играть по черному. — Ты последняя мразь, Чон Иль! Я тебя ненавижу! Такую семью врагу не пожелаешь, не то, что... — не успел он вылить весь гнев на брата, как перед носом захлопнулась дверь и в туже секунду во всей машине защелкали замки, когда омега ринулся к ручке. — Черта с два! — Бэкхён ударил рукой по панели дверцы и припал к ней всем телом, когда Чанёль резко тронулся с места, будучи за рулем. — Ты что творишь? — Вопросы здесь задаю я, это во-первых. Во-вторых, лучше не рыпайся и не лезь ко мне: я за рулем, если пострадаем — то оба, не думай, что пронесет. И в третьих... — он слишком неожиданно и ловко протянул руку назад и выхватил телефон Бэкхёна прямо у того из ладоней, — ...можешь даже не пытаться записывать повороты, оставлять пометки на карте или кому-то писать. Это умно, но, пока я рядом с тобой — бесполезно. И пристегнись. У Бэкхёна почти безвыходная ситуация. Чанёль, к сожалению, прав, ведь нет смысла как-то кричать, нападать или что-либо вообще делать, пока он за рулем. Они в одной лодке. Да, и альфа в разы сильнее. Гнев пропитал просто насквозь. — Бэк-и, что за детский спектакль ты устроил на обеде? Неужели тебе и правда ничего не сказали? И я, конечно, слышал о твоих «подвигах» по отношению к семье, но я не думал, что все так запущенно. — Не называй меня так. И, блять... не твоего ума дело, серьезно. Вы задрали уже со своей семьей. И, чтобы ты знал, я замуж не собираюсь. — Вся эта затея с браком не принадлежит мне. Так что прекрати сваливать все свои обиды на меня. И, пожалуйста, обращайся ко мне более уважительно, я же не называю тебя как-то грубо, это тоже в твоих интересах. — Ты и твой придурковатый отец просто две шишки, которые возомнили, что полмира у вас в руках! То, что я — омега, не значит, что я буду под кого-то гнуться и подчиняться! И я не товар, чтобы мной владели! С этими словами он смачно падает на сиденье и чуть не приложился лбом о дверцу, когда альфа настолько резким поворотом съезжает на обочину. И, под тихий мат Бэкхёна, щелкая застежкой ремня безопасности и выходя из машины, как то уж слишком спокойно открыл заднюю дверцу, и уже вновь оказавшись в салоне с омегой, прижимая всем своим телом, хватает того за ворот рубашки. — Заметь, я не сказал ни одного гнилого слова ни про тебя, ни про твою семью. А ты сейчас, не зная ни меня, ни моего отца, позволил себя такую грубость. Я очень зол на тебя. И ты очень ошибся, ты — мой, — произнес с крайне грубой и пугающей интонацией, но очень спокойным голосом, Чанёль, чуть ли не срывая верхние пуговицы рубашки Бэкхёна, оголяя его плечи, хрупкие ключицы, аристократично-белоснежную кожу. Очередные омежьи возмущения и попытки убрать от себя чужие руки альфа тут же остановил тем, что одной рукой нащупал шнуровку на корсете и стянул, тем самым заставив юношу замереть и даже не дышать. — Будет больно, ведь ты заслужил. Чанёль вонзает клыки в изгиб шеи омеги, заставляя парня сдавленно взвыть от боли и обиды. Метка-знак принадлежности к альфе. Знак того, что омегой владеют. — Ублюдок!! — вскричал, задыхаясь, юноша. На что уже никто не ответил, в ответ лишь молчание. Чанёль утер кровь с губ запястьем и, сняв испачканную вином рубашку, приложил к метке. — Я говорил тебе пристегнуться, но ты меня не послушал, — притянув того за талию с болезненным «ай», усадил посреди заднего пассажирского сиденья так, чтобы его было хорошо видно в зеркало заднего вида, и уже после щелкнул застежкой ремня. И уже глядя в глаза, полные разочарования и злости, с упреком произнес: «Бэк-и, со мной твой цирк не прокатит».***
— Мне все еще очень стыдно за поведение моего сына, вы уж простите, — уже в который раз извиняется женщина и разливает альфам чай, — я отлучусь, стоит подготовить Чанёлю другую одежду, а то этот паршивец испортил ему костюм. Словно оправдав свой уход, она покидает веранду в их саду и ее фигурка исчезает в особняке. Женщина прекрасно понимает, что пока ей там быть не следует. — Господин Пак.. — Но, но, но. Джин Хо, приятель, я думаю, нам давно пора покончить с этой официальностью. Все-таки мы уже давно друг друга знаем, и как-никак мы уже без десяти минут будущие родственники. — Да, конечно, какое облегчение. Я думаю, этот брак — прыжок в последний вагон. Мы уже совсем от рук отбились его воспитывать. Он как неукротимый зверь. Ничто на него не действует. Я боюсь, что если что-то не предпринять, то он перейдет за грань. Только скажи, Чанёль точно не против? — Джин Хо, родной, не переживай, мой мальчик о нем позаботится. Бэк-и так юн, позволь ему делать ошибки. Это совершенно нормально, ведь он только вчера был совсем подростком. Боюсь, мой сын не в восторге от нашего решения точно так же, как и твой. Но уж лучше у него будет супруг, нежели какая-то прошмандовка в постели. Ему точно не будет скучно с таким, как Бэкхён. У них у обоих есть, чему друг у друга поучиться. Вот только предлогом для брака было не только укрощение неспокойного характера омеги и попытки разрушить мир запретного спокойствия альфы. Это стало отличным закреплением одного договора с господином Паком, а так же повысило статус семьи Бён. Да, все-таки отец Бэкхёна требовал все больше и больше от этой жизни, и всегда ему было мало. Чанёль и Бэкхён приехали на порядок позже из-за незапланированной остановки. Альфа остался в одном пиджаке и жилете, из-за того что его рубашка была отдана омеге, дабы остановить кровь. Было видно рельефные ключицы и подтянутое тело. Выглядело чертовски сексуально. Мужчина, открыв дверцу машины, потянулся к юноше, откидывая испачканную кровью ткань от шеи куда-то подальше в салон, и пытался застегнуть на том рубашку по самое горло. — Веди себя так, будто ничего не было, — с этими словами он протянул Бэкхёну руку, дабы помочь выйти из машины, на что тот решил вновь показать свой характер и выйти с другой стороны. — Даже не смей ко мне притрагиваться! — зашипел он, проваливаясь неудобными туфлями в мелкую гальку, и неуклюже побрел в сторону особняка, как цапля на болоте. После, конечно, торопливо и резко стянув обувь и кривя лицо, босиком по острым камешкам, в кровь расцарапывая стопы. Выглядел он в этот момент очень даже комично, и альфа давно не видел его таким. Сад семьи Бён действительно был чудесным в такие последние теплые деньки. Это альфа подметил, глядя в окно одной из комнат особняка, пока женщина подбирала новую рубашку для Чанёля. — Чудесно, госпожа Бён. Большое спасибо. — Зови меня просто матушкой. Ты такой красивый — Бэкхёну очень с тобой повезло. Ты не сердись на него, он не всегда такой был, — как-то очень грустно произнесла женщина. Как бы сильно она порой не злилась на сына, ей все-таки было предельно грустно, что он повторяет ее судьбу. Слишком рано. Она, конечно, вышла замуж по любви, но от того становилось еще больнее, что ни один, ни другой не испытывают пока даже взаимной симпатии. Она тешила себя надеждами на лучшее. — Матушка, что не делается — все к лучшему. Не вините себя, — словно прочитав ее мысли, попытался он ее успокоить. А после, получив успокоительную улыбку, вышел в коридор, дабы отправится в комнату, которую ему отвела госпожа Бён. Они остались в саду на пару дней, дабы все обсудить, да и чтобы молодожены ближе друг с другом познакомились. Они планировали провести здесь помолвку по традициям семьи Бён. Отличная изоляция от социума для взбалмошной омеги. Время близилось к вечеру. Дорога отняла около часа. Все, что руководило Чанёлем — это сплошной поток мыслей, и то, который прервал грозный басовый рык в одном из залов особняка. — У меня уже по горло стоят твои выходки, Бэкхён! Ты еще умудрился где-то метку нагулять! Как оправдаешься!? — переходил уже чуть ли не на крик Джин Хо. — Ни он, ни я не хотим этого брака! И метку мне поставил он... да выслушай меня! Ты просто как обычно наплевал на все и всех, и лег под этот гребаный статус, ты просто меркантильная эгоистичная тварь! Ты не имеешь права за меня решать! — парирует омега, на что старший уже не выдерживает и замахивается на сына тростью. Металлический наконечник ударяется об щеку парня так, что искры из глаз летят. Гематома на пол лица ему обеспечена. Больно до одури. Падает на колени, сдирая их в кровь, и держится дрожащими руками за ушибленное место. Слишком много увечий за один день. — Пока ты живешь в моем доме, ешь мою еду и существуешь за мой счет, я вправе решать за тебя все! В конце концов, ты мой сын! — на эмоциях срывается старший альфа. — Вот именно! Я твой сын! А ты обращаешься со мной хуже, чем к каким-нибудь рабом! — и омега тут же рефлекторно дергается, испугавшись еще одного удара. А Чанёлю совершенно случайно повезло все это лицезреть, он просто искал свою комнату. При ударе дернулся даже он, представляя, как это было больно, и понимая, что конфликт тут очень острый. — Господин, вам не стоит тут находиться, — шепотом произнесла одна из служанок и скорее увела его отсюда. Все в этом доме прекрасно понимали, что всё, что происходило внутри этих стен, должно оставаться в их же пределах. — Я тебя ненавижу! — омега ненавидел не других, он ненавидел себя, за то, что настолько бессилен в этой ситуации, и то, что не в праве за себя даже постоять.***
Пока все спокойно готовились к ужину, омега не упускал шанс вновь свалить отсюда куда подальше. Но все попытки тщетны. Его отец был готов ко всему. Окно закрыли так, что ядерную войну выдержит, двери тоже оказались заперты. В комнате оставалось лишь пара домработниц, которые старательно замазывали гематому на щеке, чтобы никто из семьи Пак не заподозрил неладного. — Идите отсюда, я не буду ужинать. — Господин Бён сказал.. — Вон! Отсюда! — снова позволяя себе сорваться на всех, закричал Бэкхён, вытирая все с лица. Все, чем сейчас омеге приходится довольствоваться, это полумраком в комнате, огроменной старой футболкой, которая доставала ему до середины бедра, и припрятанным вином. Телефон остался в машине у альфы, поэтому единственным развлечением было древнее DVD и коллекция старых диснеевских мультфильмов на дисках. Бэкхён не любил эти семейные поездки в сад. Слишком далеко от привычного и спасительного общества друзей, поэтому в его комнате не менялось ничего со времен его восьмилетия. Уже знакомый грузный ритм шагов раздался за дверью и поворот ключа в дверной скважине. Высокая фигура тихо проскользнула в маленькую комнатку и присела рядом с креслом, где закинув ноги на подлокотник, тихонько попивал домашнее вино из кружки и смотрел Микки Мауса расстроенный омега. Чанёль пришел того проведать, ведь он не появился на ужине. — Классные раньше мультики были... — все так же не обращая внимания и даже взора на альфу, вздохнул парень. Чанёль пальцами за подбородок поворачивает лицо того на себя, рассматривая этот ужас на щеке омеги. Если раньше он был недоволен поведением Бэкхёна, то сейчас видимо начал понимать причину. — Ты все видел, да?.. — расстроено слетело с пухлых искусанных губ. — И как часто он поднимает на тебя руку? — прозвучало с излишней серьезностью. В ответ ничего, только снова повернутая голова к экрану телевизора. — А не рановато ли тебе столько пить? — риторически спросил альфа и отнял у того бутылку красного. — Значит, замуж мне не рано, бить меня не рано, метку ставить не рано, а как пить, так я маленький! Мне оставалось только два месяца до девятнадцати! Два месяца! Еще чуть-чуть, и я был бы свободен! Почему ты, альфа, которому двадцать шесть лет, не в силах ничего сделать?! Почему!? — срываясь, выкрикнул младший прямо тому в лицо, соскочив с кресла. На что старший словно вырастает над ним и смотрит сверху вниз. — Потому что далеко не всегда, как ты думаешь, все зависит от пола и возраста, — снова этот пугающий взгляд, который смягчился, когда альфа просто протянул свою руку к омеге, а тот так сильно отшатнулся и дернулся, видимо подумав, что его снова ударят. Он напугал парня. Омега совершенно не хотел показывать себя со слабой стороны, поэтому, осознав, что он проявил страх, томно выдыхает и смотрит с каким-то азартом и фальшивой агрессией. Нежность, страх, слезы — все это проявление слабости для Бэкхёна. Он не мог себе такого позволить... только не в этом обществе. — Бэк-и, давай договоримся кое о чём, — усадив того обратно в кресло и поглаживая разбитые оголенные коленки, произнес очень тихо, — давай, если к твоему двадцати одному году... а это примерно через 2 года... мы так и не сможем ужиться вместе, то расторгнем этот брак, и все равно, что скажут отцы. Ладно? — Это слишком много. И перестань меня так называть, мне противно! — капризно столкнул его руки со своих ног. Чанёль не меняет произношение его имени. — Уж лучше чем ничего, согласись? — Хорошо, я согласен, — ответил, совсем опустив плечи. Футболка была не его, вся пропитана запахом другого альфы, потому что природный аромат Бэкхёна он так и не смог уловить. Видимо, раньше принадлежала Чон Илю. Съехав с одного плеча, она предательски оголила ключицу и метку. Чанёль вновь возвышается над парнем, проводит длинными прохладными пальцами по коже, поднимаясь к ушибу, поглаживает щеку большим пальцем, и улыбнувшись, покидает комнату. Альфе не хотелось врать Бэкхёну: конечно, им будет сложно развестись, чисто из-за напора родителей и общества. Но он понимал омегу, хотел пойти навстречу, сделать хоть что-то. Этот брак для него как вызов: сможет ли он перестроить омегу под иной мир... под свой?***
— Бэк-и, уже час дня, сколько можно спать? — прозвучало за пределами комнаты омеги и вновь стук этих шагов. Он хоть и знаком с ним один день, но этот шаг узнает из тысячи. — Ты пропустил и завтрак, и обед. — Отвянь, Чанёль... задолбал, дай поспать... — сквозь сон пробурчал Бэкхён и вновь провалился в царство Морфея. На весь дом раздается джаз, который просто обожали госпожа и господин Бён. После сна даже завывания саксофонистов окажутся приятной колыбелью. Голова раскалывалась после вчерашнего вина. Неожиданная легкость в теле и глаза становятся еще тяжелее. Прямо сейчас юноша спит прямо на руках у альфы, который поднял того как пушинку и нес его во внутренний двор к бассейну так легко, словно у него на руках несколько грамм. Подумать только, столько доверия из-за одного обещания: Бэкхён — ребенок. На лице Чанёля расплывалась многообещающая улыбка. Хоть немного открыть глаза заставил яркий дневной свет — очередное световое насилие. — Чанёль, какого хуя ты творишь? Поставь меня. Альфа поставил, даже бунтовать не пришлось. Вот только омега взвизгнул, когда на него вылилось ведро ледяной воды из бассейна. — С добрым утром, Бэк-и, хотя уже день, — со зловещей улыбкой, но едва сдерживая усмешку, промурлыкал альфа, точно издеваясь, и посмотрел на закипающего юношу, переминавшегося с ноги на ногу от острой гальки, холода по коже, и убирает промокшие пряди с лица. Долго ждать ответа не приходится. Бэкхён сообразил, что альфа сглупил, когда продолжил стоять у края этого самого бассейна. Кто-б знал, что в хрупких ручонках столько силы, когда омега так беззаботно с лисьим личиком подойдет, и нагло столкнет мужчину в ледяную воду, тут же поскальзываясь и падая вместе с ним. Уже все пошло не по плану. Первым всплывает Чанёль. Как ему удается выглядеть на столько потрясающе и сексуально ВСЕГДА? Промокшая одежда обволакивает каждый сантиметр подтянутого тела — загляденье. Спешит помочь омеге, вытягивая на воздух и тут же прижимая к себе за тонкую, изящную талию. Мощные руки поддерживают за спину. Бэкхён нахлебался воды и откашливался, прикрывая рот рукой. Прилипшая футболка выдавала не худощавое тельце, как могло казаться раньше, а округлые бедра, которые, видимо, унаследовал от матери, осиную гибкую талию и спортивное эстетичное тело. На белоснежном бледном лице пылали искусанные и алые до безумия губы. Слишком большой соблазн. Самыми кончиками пальцев Чанёль поднимает лицо и взор омеги на себя за подбородок. Грудь младшего вздымается с каждым вздохом все чаще и чаще. Перед глазами обоих пелена. Бэкхён теряется в этой пучине взгляда альфы, слишком тяжело понять, что у того на уме. Но он об этом не думает, он это чувствует. Как тот тяжело дышит приоткрытыми губами. Как его безупречное тело озаряется солнечным светом и пускает ток. Им душно даже не смотря на холодную воду. Чанёль властно впивается в губы юноши. Он знает — он принадлежит ему, и он может делать все, что захочет. Бэкхён таял от его прикосновений когда понимает, что держат эти сильные руки, так страстно прижимают к себе, что хочется быть нежным и слабым. Альфа целует не так безразлично и глупо, как когда-то омегу в подростковых отношениях. Альфа целует умело, приятно, настойчиво, показывая истинное влечение. Дыхание замирает. Пальцы ведет по шее и впускает в мокрые волосы парня, сильнее прижимает. Его. Только его удовольствие показывать такому неопытному Бэкхёну истинную сладость поцелуев. Доминирует, наслаждается, захватывает. В голове юноши только белый шум. Кажется запах горького шоколада теперь будет представляться только с этим моментом. Воздух заканчивается, легкие горят. Альфа отрывается, так медленно и тягуче, растягивая удовольствие, и расплывается в какой-то едва заметной улыбке. Нет, показалось. Он улыбается глазами, смакует терпкое и одновременно сладкое послевкусие омеги. Проводит большим пальцем по нижней губе парня и так медленно моргает, глядя прямо в душу. Щеки Бэкхёна вспыхнули алым. Былой жар заменил леденящее чувство того, что он поддался манипуляциям Чанёля... такого обворожительного Чанёля. Альфа же подхватил того под бедра и усадил на бортик бассейна, так как юноша уже достаточно долго находился в ледяной воде — Ты идиот, Чанёль! — выпалил омега и, ежась от холода, подскочил и убежал в особняк. Стыдно, ужасно стыдно. Бэкхён никогда и никому не скажет, что ему понравилось до безумия. Альфа вынырнул из бассейна, и отжимая свою майку, смотрел вслед жениху, ухмыляясь. Но эта улыбка так же быстро исчезла при виде улыбки отца, который наблюдал за ними из окна.