never say never

            Он не был изящен, он был убит, и погибал как окровавленный зверь. Влево… вправо… Из рук в руку плыла его ладонь. Все это казалось неправдой. Это будто сон после алкоголя. Безразличие, пассивность, покладистость, послушание. Он не принадлежит себе. Под алой одеждой — алые раны. Сердце болит. Что ему оставалось делать? Танцевать и только.       Для Бэкхёна всегда оставались загадкой традиции его семьи. Предсвадебный праздник насоленных помидоров. Каждый желающий на помолвке может станцевать с молодоженами, в знак прощания с человеком, который уходит в другую семью. Все приходили в монотонных костюмах белого цвета, в то время как акцентами становились будущие супруги. Ало-красные наряды выделяли их из всех гостей.       Если говорить на языке взглядов Бэкхёна: просто последний день холостяцкой жизни. Таскаешься с гостями по залу в танце. Крайне мерзкое занятие. Легальное прощание с любовниками.       Омеге пришлось изрядно попотеть, чтобы облегчить все проявления любви отца на своем теле.       — Чтоб тебя… урод… — проклинал он Джин Хо, перетягивая эластичным бинтом поврежденную ногу. Однажды он стащил его у одной домработницы, чтобы закрывать окно плотнее, но вышло не очень надежно, и с тех пор он так и валялся в шкафу и ждал своего часа. В случае чего он всегда готовил пути к отступлению.       Самое главное этим вечером для омеги было — просто пережить и вытерпеть. Единственная традиция, которая радовала его, так это то, что ему будут давать деньги гости. Так принято. Было важно придерживаться плана. Да, Бэкхён отчаялся, но не сдался. Ситуация с отцом только сильнее подкрепляла его ненависть и желание бороться за свою свободу.       Бэкхён надел лишь красную атласную рубашку, рукава которой закатил по локти, и бархатные штаны, которые немного отличались по тону от верха. На ногах красные конверсы, он не захотел надевать омерзительные красные туфли с квадратным носом из кожи, который были куплены матерью для праздника. Она еще и не угадала с размером — явно маломерили. Кеды тоже были малы, все-таки единственная красная обувь, которая осталась в особняке с подросткового возраста омеги. Где-то они даже уже протерлись после катания на скейте и ужасно натирали, а грязь на них уже устроила свою цивилизацию. Выглядело все вместе паршиво, ему не нравилось. Синяки он прятать не стал, все оставил как есть. Лишь умылся и уложил волосы мокрыми руками, прочесывая их своей пятерней.       Он медленно плелся на этаж, где будет происходить весь этот праздник. Он едва держался, чтобы просто не развернуться и не уйти пешком из особняка в сторону города. Для него была невыносима вся эта ситуация. Он уже слышал музыку и голоса гостей. Открыл двери, и взор всех устремился на него. Шум аплодисментов и шокированные лица семьи. Бэкхён даже уже не предпринимал попытки уйти от пугающей походки отца. Мужчина тяжело положил руку тому на плечо.       — Тебе мало досталось сегодня? Добавить? Ты как вырядился? Почему не замазал синяки? — произнес мужчина строго и шепотом, будто нависая сверху.       Бэкхён лишь посмотрел на него исподлобья таким же скверным взглядом, полным злости.        — Ну добавь. Как раз перед гостями. Чтобы они узнали, что ты ходишь с тростью не потому, что хромаешь, а чтобы всегда под рукой было, чем ударить своих детей. Ну?       Бэкхён с трудом стряхнул руку со своего плеча, проходя в глубь зала. Не сказать, что ему с легкостью далось нагрубить отцу. Он вполне мог бы ударить его и перед гостями, если бы лопнуло еще одно терпение. Но все же мать остановила его, уводя за декоративные занавеси, сразу доставая из миниатюрной сумочки маленький тюбик тонального крема. Видать так и знала, что сын на показ будет выставлять побои.       — Мама, прекрати! Фу ты, блин! — он старался уворачиваться.       — Успокойся, а если гости захотят сфотографироваться?       — Ненавижу вас…       Женщина лишь грустно посмотрела на сына, аккуратно стараясь замазать синеву на щеке. Получилось не очень, но, во всяком случае, теперь не так сильно бросалось в глаза. А как закончила — шустро вытолкнула его в люди.       К нему тут же начали подходить люди, чтобы пригласить на танец. Ну… как пригласить… его толком никто и не спрашивал.       Это были женщины, девушки, дети, мужчины, парни. Он танцевал со всеми молча и терпеливо. Терпел вопросы о синяках, о женитьбе. Терпел людей, запах изо рта и литры одеколона. Терпел шероховатые руки. Терпел касания. Терпел семью. И все это ради заветных купюр в карманах бархатных брюк. Карманы были на столько полны ими, что бумажки и конверты с ними уже начинали выпадать. А еще выпасть хотелось Бэкхёну… из красных кед. Пятка конверсов полностью пропиталась кровью, а с каждым шагом становилось все больнее и труднее наступать. Он даже чувствовал что-то липкое внутри, настолько много ее было. Последней каплей его терпения было то, что когда следующий гость хотел уже взять его руку, омега резко и грубо выдернул ладонь, начиная пятиться назад. Пока через пару шагов не впечатался в живую стену — Чанёля.       — Господин, позвольте я украду возможность на пять минут воссоединиться со своим женихом, мы обязательно потом разбавим белые краски снова, — с улыбкой говорит альфа, мягко придерживая Бэкхёна за плечи.       — Пойдем, — уже шепотом. Помог дойти до небольшого балкончика с застекленными дверьми.       Как только альфа прикрыл дверь, омега чуть ли не рухнул на плитку, начиная тут же развязывать шнурки кед.       — Господи, Бэк, у тебя не было другой обуви? — альфа присел рядом, рассматривая это кровавое насилие. Хотел было притронуться пальцами.       — Руки убери, — грубо и низким голосом отрезал Бэк. Он откинул кеды в угол и, стоя босиком, достал из кармана пачку сигарет. Стащил у брата. — Соизволил все-таки появиться здесь, и в первые же 2 минуты своего присутствия тут же слинял. Спасибо, что хоть меня прихватил. Чего не танцуешь?       Бэк поджёг сигарету, тут же вдыхая и начиная кашлять.       — Ну и дерьмо он курит, — сразу затушил её о белые ограждения балкона и выкинул.       — И давно ты куришь?       — Ещё раз будешь игнорировать мои вопросы — я буду игнорировать твоё присутствие в принципе.       — И все же? — не успокаивался Чанёль.       — Да Господи, курил с 14-ти, бросил год назад. Задрал уже.       — Не могу танцевать, да и не хочу, но все же пару кругов с гостями я намотал, пока пробирался к тебя, — тут же ответил на ранее заданный вопрос омеги.       Бэкхён нервно улыбнулся от переизбытка эмоций и недовольно выдохнул от непередаваемой злости. Он резко повернулся в сторону Чанёля и, замахнувшись, оставил красный след на щеке альфы. Очень звонкая и жёсткая пощёчина.       — Господи, ненавижу тебя! Да откуда ты вообще взялся на мою голову?! Смотрю на тебя и внутри все рвёт от злости! Ты — безвольный истукан, который называет себя альфой! Я никогда, никогда не полюблю тебя и не выйду за тебя замуж! Никогда! Слышишь?! Никогда! И мне плевать, что будет дальше и что скажут родители! Мне плевать, что скажет это ебанное общество мнимых возвышенных душ! И если ты ещё раз тронешь меня, я тебе этого никогда не прощу! Ублюдок! Да ты хоть представляешь, как сильно ты мне подпортил жизнь?!       У омеги даже появилась отдышка, он с пеной у рта кричал на альфу, а тот просто смотрел. Смотрел и слушал. И даже взгляд его не переменился.       — Что ты смотришь?! Скажи хоть слово!.. Ты хуже меня!       — Бэк-и.       — Бэкхён! — перебил с неимоверной злостью в голосе.       — И обещание не сдержишь?       — Не сдержу!       — А как же принципы и слово пацана? Или ты резко из гопников себя вычеркнул? — это прозвучало с таким резким равнодушием от альфы, что омега даже притих на секунду.       — Я был пьян… а как же твои принципы джентльмена? А?! Или ты резко опустился до хахаля с проебанной однушки в нарколыжном районе?       — Не переводи стрелки.       — Да какие, к черту, стрелки, ты не был на моем месте!..       — И не перебивай меня, — он хотел было притронуться руками к губам омеги, чтобы тот замолчал хоть на секунду, но Бэк, как ошпаренный, дёрнулся от него назад. Чанёль тут же прибрал свои руки подальше от омеги. — Просто послушай меня, — он замолчал, рассматривая в темноте парня, — у тебя что, еще один синяк?       — Представляешь?! Пока ты спокойно спал, в соседней комнате меня избивал отец! Пусть твой папаша засунет свои слова про то, что за тобой я буду как «за каменной стеной» куда.       Альфа не выдерживает и хватает Бэкхёна за руку, сильно сжимая, чтобы тот наконец прекратил говорить.       — Если у тебя проблемные отношения с отцом — это не значит, что можно переносить свою ненависть на родителей других. Еще одно неоправданное слово в его сторону.-прозвучало как никогда сурово от альфы.       Вот только Бэк не выдирал судорожно свою руку, он лишь сделал шаг вперед и посмотрел в глаза альфы исподлобья.       — А ты не угрожай мне. И каждое мое слово о нем — от чистого сердца. Твой отец причастен к этой свадьбе точно так же, как и мой. И никто на этом гребаном свете ни разу не подумал обо мне как о человеке с правами. У нас что, средневековье? Брак по расчёту. Тоже мне… придумали. Я не просил помощи в тот момент, когда меня избивали до свиного визга тростью. Но мне хочется просить о помощи хоть бога, хоть дьявола, чтобы не выйти замуж за того, кто молча слушал, как в соседней комнате избивают человека. Как думаешь, твой папаша гордится тобой сейчас? Мне стыдно и тошно от одной мысли, что ты мне даже понравился утром, когда мы поцеловались в бассейне, — омега говорил это тихо и с такой агрессией, что казалось будто воздух вокруг накалился. Он выдернул свою руку, но не прерывает зрительный контакт.       — Бэк-и, ты очень многого не знаешь.       — И знать не хочу. И запомни, я убьюсь вусмерть, но кольца твоего на палец не надену. А теперь извольте, господин эгоист, я пойду дальше танцевать.       Омега буквально выбежал с балкончика, даже не соизволив забрать свои несчастные кеды, прямо босиком. Его руки трясло от злости, а ноги ныли от боли и усталости. И не то, чтобы альфа стремился оставить за собой последнее слово, но он хотел поговорить, а не выяснять отношения, которые и так не шибко удачно складывались. И он не винил омегу. Он понимал его, как никто другой.

***

       Бэкхён танцевал босиком весь оставшийся вечер. Поначалу даже оставались красные пятна от крови с мозолей на белоснежном полу. А после они уже слились с пятнами от красного вина, которое несчастно капало с бокалов гостей, веселившихся в плясках друг с другом в ожидании, когда можно будет пригласить на танец виновников торжества. И это омегу и раздражало — он на дух не переносил пьяных людей, но некоторые были особенно щедры. Поэтому он сжал зубы и терпел. Снова терпел.       Альфа немного танцевал с гостями после словесной перепалки на балконе. Но спустя минут 20 омега уже не могла найти красное огромное пятно среди гостей. Видимо ушёл даже без зазрения совести, пока за Бэкхёном присматривали родители и брат.       Стрелка часов перевалила уже за полночь. Гостей заметно убавилось. Для особо близких и тех, кто приехал издалека, были готовы гостевые комнаты, поэтому праздник явно будет еще продолжаться, но омега была готова уже стреляться. Он был ужасно изнурён и едва плёл свои ноги прочь из зала. Умудрился выскочить с кучкой подростков, чтобы лишних вопросов не было. Больше он не мог выдержать этой вечеринки издевательств. Самое ужасное — ощущение того, что он один. Ему не на кого было надеяться, только на себя. Не было выхода из ненавистного общества. Ему с трудом давалась борьба с отчаяньем.        Он с горем пополам дополз до бассейна, в который «нырял» утром. Из интересного было то, что его почему-то не облюбовали гости. Это его конечно порадовало, ведь если омегу будут искать, то конечно пойдут в самое очевидное место — в его комнату. Так что это выигрывало ему немного времени, чтобы посчитать ценные бумажки из карманов. Он кое-как их напихал из ровненьких конвертов, чтобы больше вместить, и чтобы никто не видел. Поэтому даже крупные купюры были обесценены тем, что их можно было сравнить только с фантиками от конфет. Одна за другой, сумма росла, и с этим росло спокойствие Бэкхёна. Готовая цифра утешила его. Но и она еще не была итоговой. Карманы у его штанов, конечно, были большие, но все-таки какую-то часть денег пришлось прятать в заначки и щели прямо в зале, где проходило торжество. Все не помещалось. Но сбором урожая он займется позже… когда будет в состоянии ходить без ужасной боли.       Омега задрал рубашку. Под ней красовалось нехитрое приспособление: тугая резинка от прошлых чьих-то штанов, закрепленная вокруг ребер, которая держала телефон. Не раз бывало такое, что кто-то из родителей или брат вытаскивали телефон прямо из карманов, поэтому приходится хитрить, чтобы не остаться оторванным от друзей. Он быстро набрал номер наизусть и приложил потрепанный жизнью гаджет к уху. И чем дольше шли гудки, тем сильнее он начинал нервничать. Но наконец он услышал голос и даже вздрогнул:       — Алло? Чондэ?       — Клянусь, Бэкхён, я звонил тебе сотню раз. Даже если у тебя настолько дерьмовая ситуация, то будь добр, найди хотя бы две минуты, чтобы снять телефон с беззвучки и ответить нам. Что случилось? Ты что, плачешь?       — Да нет! Просто на улице прохладно, вот носом и шмыгаю. Не это сейчас важно. Я сейчас в загородном доме с семьей.       — Подожди, я поставлю на громкую…— послышались отдаленные мужские голоса и шуршание, а после уже отчетливо: — Бэк? Привет.       — Чонин, привет… я не знаю, сколько у меня времени, чувствую себя глупо. Будто партизан, ныкаюсь от всех, чтобы элементарно позвонить… Меня отдают замуж по расчёту, узнал об этом только вчера, а сегодня уже танцы в честь помолвки устроили… те самые.       — По расчёту? Боже... 21-й век на дворе… Это вообще законно?       — Процентов 90 от того, что с ним делают его родители, незаконно, Чондэ. Бэк, ты как вообще им дался, что они тебя увезли?       — Это Чон Иль… вытащил меня прям из окна за секунду до свободы, если бы я поторопился, может быть уже смотался бы. Я просто не знаю что мне делать… я бы уже давно уехал, но я даже адреса этого дома не помню: я тут был последний раз, когда мне было двенадцать.       — Почему не включил геолокацию?       — Слушайте, если бы мог, наверное, я бы уже давно это сделал. У меня пол экрана черным заплыло, не реагирует, он полуживой, спасибо, что хоть выполняет одну из своих основных функций — звонить.       — Бэкхён, не нервничай, придумаем что-нибудь. Безвыходных ситуаций не бывает.       — Чонин, ты прикалываешься? Я в доме с этими гиенами на неопределенный срок, с каким-то левым мужиком, который мой жених, не в состоянии ходить, в 2-х часах езды от города, и, возможно, я еще и буду заперт. Мне еще отец угрожает тем, что если я буду выкобениваться, то он просто-напросто на меня опеку обеспечит!       — Чонин, может в полицию?       — Ты знаешь, сколько в кошельке у его бати? Какая полиция?       — Ребят, вы забыли, что Чон Иль та еще сволочь со связями? Он, вообще-то, тоже из полиции!       — Так, послушай, я не думаю, что близ города так много частных домов для миллионеров. Мы поищем, а потом тебе позвоним, скажешь, он это или нет. И мы за тобой приедем.       — Нет! Только не приезжайте, у меня только больше проблем будет. Мне просто нужен билет из города, через месяц или полтора. Я же звонил недавно, говорил об этом. Чем раньше — тем лучше. М-м-м... думаю я позвоню Шиндэ, узнаю, переехал ли он в другой город или нет, попрошусь пожить у него до того момента, как мне исполнится 19.       — Бэкхён… они могут отдать тебя и до 19-ти… вступать в брак можно с 18-ти…       — Что?!       — Эй, только не паникуй там.       — Твою мать.       — Так, Бэк, мы поищем билеты, а ты тяни время. И желательно, чтобы ты скорее вернулся в город. Попробуй сказать, что тебе очень плохо, или что тебе нужно к врачу.       — Чонин, он же не ходит по врачам… да и думаешь, его родители охотно поверят в это?       — Бэкхён, он бил тебя?..       — Чонин.       — Я понял… Все плохо?       — Ну… бывало, конечно, и похуже.       — Бэкхён, не забивай болт на большие гематомы, я тебя прошу.       — Господи… Чонин, ты как несушка с цыплятами! Я в состоянии о себе позаботиться…мне просто нужна помощь за пределами этого дурдома… здесь я как без рук.       — Ну, какой есть, я же знаю, как ты относишься к себе в этом плане. Короче, постарайся сохранить телефон, мы позвоним сразу же, как получится найти что-то. Бэк, я и Чондэ очень переживаем за тебя. Положись на нас.       — Спасибо, ребят. Я скучаю…       — Чонин, Бэкхён нюни распустил, или мне кажется?       — Я твою ухмылку за версту чую от таких фразочек. Мне рассказать Чонину, как тогда в Ареале…       — БЭКХЁН!       — Что тогда в Ареале? Чондэ… вы опять за старое? Тебе сколько лет? Еще и Бэкхёна потянул?       — Да твою ж… не-е-ет!       — Ахах, ладно, ребята, позвоню ещё, люблю вас.       Бэкхён моментально бросил трубку: собственная улыбка больше напоминала дешевую искусственную актерскую игру. С тяжелым вдохом он вернул телефон обратно в пределы резинки на ребрах.       Бэкхён снял носки и эластичный бинт с травмированной ноги, чтобы хоть немного смыть кровь. Опустив их в воду, он запрокинул голову назад и сильнее сжал руками край бортика. Это было неприятно, крайне. Вода была холодной, но это более менее помогало отдохнуть уставшим ногам.       Закрыл глаза. Ему даже думать ни о чем не хотелось, голова уже сварилась от нескончаемых мыслей. Его терзало то, что рядом никого не было. Можно было бы подумать, что он гордый одиночка и даже друзья ему не нужны. Возможно и он сам так думал. Но всегда, когда люди уходили из его жизни, или он был обречен оставаться с самим собой наедине, то Бэкхён становился самым несчастным и одиноким человеком, без своего на то желания.       Открыв их, он видел звезды. В ночи города этого не хватает. Он вспомнил почему соглашался приезжать в загородный дом в детстве — ради них. Для него это казалось чем-то родным. Это веяло той теплотой, которой ему не достаёт сейчас. Ностальгия — особый вид наркотика, доводящий до сожаления и скуки по прошлому.       — Бэк-и.       Омега вздрогнул и тут же испуганно повернул голову в сторону голоса. Конечно же, это был новоиспеченный жених. Чанёль стоял позади, держа руки в карманах, и как-то виновато смотрел на него.       — Вода очень холодная, тебе не стоит так долго сидеть в бассейне.       — То есть обливать меня утром этой ледяной водой было нормально?       Альфа аккуратно и не спеша подошёл, чтобы присесть рядом.       — Я рассчитывал, что ты тоже обольёшь меня водой… ведро так и стоит тут до сих пор. Ты выпил вчера, я думал, тебя это освежит хоть немного, — указал взглядом на несчастное одинокое ведерко, которое осталось без внимания, — я не ожидал, что ты толкнёшь меня в бассейн, еще и следом упадешь.       — И для чего ты это сделал? Думал, что мы как в фильме? Я рассержусь, оболью тебя в ответ, мы еще подурачимся, начнем смеяться, потом с тяжелой довольной отдышкой будем смотреть друг на друга, а потом — «дзынь» — и мы счастливая пара, которая рассказывает своим детям историю нашего знакомства. Это ты представлял?       — Нет, но, тем не менее, мы поцеловались после этого.       — Думаешь, что для меня поцелуй значит так много?       — И что же он для тебя значит?       — Не так много, как, возможно, для тебя.       — Значит, если я предложу тебе поцеловаться сейчас, мы это сделаем и это не будет для тебя что-то значить?       — С чего ты решил, что я буду с тобой целоваться? И вообще, чего ты пришел? Лучше бы ты был, когда я танцевал! Я был один процентов восемьдесят от того времени, что был там! Уйди, и без того тошно, — Бэк явно начинал снова агрессировать. Он ненавидел присутствие альфы.       — Бэк-и, я хотел поговорить, сегодня днем.       — Бэкхён! — зачерпнув рукой, он обливает его водой, и тут же резко подскакивает с бортика. — Ты нарочно так говоришь?! Уйди! Глухой, что ли?! Куда бы я не делся от тебя, ты всегда рядом, будь добр, просто уйди!       Альфа ничего не ответил, отвел взгляд, и немного наклонил свой корпус назад, чтобы рука смогла пролезть в узкий карман красных штанов. На нем был почти такой же костюм, как и на омеге. Он достал маленькую катушку пластыря и маникюрные ножницы. Очень аккуратно положил на бортик перед ногами омеги.       Наблюдая за этим всем, щеки Бэкхёна все сильнее горели красным. Не известно, от чего больше: от злости или от стыда.       — Я не хочу оправдываться за то, что сегодня было днем, ты посчитаешь это глупым, я это уже понял, но в конце танцев я ушел лишь потому, что искал это. Не думал, что это займет так много времени. Прости меня, — после альфа, даже не взглянув на омегу, встал, и, молча, все так же держа руки в карманах, ушел восвояси.       Бэкхён был зол, но теперь не только на альфу, но и на себя. Кусал губы, и дыхание становилось тяжелее и более учащенным.       — Господи. Свалился на меня как снег на голову в мае.       Быстрым движением взял с бортика подарок от альфы, и своей фирменной походкой сердитой цапли, когда он в недобром настроении, направился в свою «норку».       Музыка все еще раздавалась на весь дом. Зайдя к себе, он тут же снял штаны: их край намок когда он сидел у бассейна, и противно прилипал к ногам. Следом полетела рубашка с плеч. Он остановился у зеркала. Ему было мерзко от себя. Весь в свежих синяках от побоев отца, и одна ужасная красная метка от альфы. Если бы у омеги была возможность исключить одну вещь во всем мире, он бы исключил даже малейшую идею о метках. Для него это было то же самое, что клеймить овец в стаде. Его тело и так будто ему и не принадлежало, не было периода, чтобы он не страдал от болячек или побоев. А тут еще и клеймят как собственность.       Он влез в «свою» безразмерную футболку и был уже готов уснуть в полете над кроватью, но все случилось как он и говорил. Выходки своей семьи он знал наизусть с двенадцати лет. Чон Иль пришёл забрать телефон омеги, точнее ворвался в комнату.       Бэкхён сразу подорвался, переворачиваясь на спину и тихо шипя от синяков на спине. Вскочил, чтобы не дать понять, куда заныкал телефон. Уставился на брата, нахмурив брови.       — Бэкхён, куда запихал телефон? Давай по-хорошему, мне не в кайф становиться как папа.       — Да ты что?! Поэтому делаешь все как папа и подчиняешься ему? По любому его взмаху пальца летишь, как дрессированная собачка, выполнять приказы, тебя только этому в полицейской академии и учили, видимо.       — Я хоть это умею, а что умеешь ты? Бить между ног домработников? Прогуливать школу? Прожигать желудок и легкие со своими кентами? Чем ты можешь гордиться кроме своего смазливого личика? У тебя даже запаха нет, как тебя согласились вообще замуж взять, ладно отдать…       Бэкхён не выдерживает и хватает того за воротник рубашки.       -Да чтоб тебя Чон Иль!..       Они оба упали на кровать, начиная словно отбиваться друг от друга, вцепились как кошка с собакой, Бэк умудрился вытянуть пару выкриков от брата, тягая его за волосы. Альфа пытался оказаться сверху, чтобы придавить младшего своим весом и наконец утихомирить.       -Бэкхён! Блять.успокойся!       -Знаешь как ты меня достал?! Да тебя тоже женят, или выдадут замуж! Как ты не понимаешь?!       Чон Иль заломал брату руку, прижав его лицом к подушке. Бэкхён старался сдержать всяческие звуки сопротивления.       — Ну и пускай выдают, разберусь с этим, ты с собой разберись дурень, ладно папа, мама как лучше для тебя хочет, твои гулянки уже всем осточертели, ты как не придешь — постоянно подранный. Не понятно с кем шалаешься! Сколько можно? Ты так и скончаешься в какой-нибудь подворотне, мы тебе жизнь пытаемся устроить!       Чон Иль бросает взгляд на свет, который пробивается из-под постельного белья. Пришло уведомление на телефон омеги, спалив его местонахождение. Бэк попытался вытянуть свободную руку, чтобы опередить брата, но старший оказался быстрее. Взяв гаджет, он сразу слезает с омеги.       -Да может у меня была бы нормальная жизнь, если бы меня не избивали в собственной же семье! Тебя он тоже бил! Ты не хотел идти работать по образованию, но испугался папиной трости!..-омега тут же подрывается, не оставляя попытки забрать телефон.       -Это ради матери, ты будь добр тоже думай не только о себе!       -Как мне не думать о себе, если вы все решили за меня! Я вчера только обо всем этом узнал! Я даже дату собственной свадьбы не знаю!       — 23 октября, — сухо ответил альфа, направляясь прочь из комнаты.       — Что… Да пошёл ты!       Бэкхён стукнул ладонью в дверь, которая закрылась прямо перед его носом. Его стали запирать как минимум на ночь, снова. Он начал колотить в закрытую дверь, крича оскорбления в сторону всех, где только мог находиться в стенах этого дома. Щеки наливались красным цветом от гнева.Чтоб они все горели.