every 5 years

Тэхёну кажется, что его мир похож на резиновый шарик, в котором помещаются всего два человека: его бабушка и Чимин. Каким образом расширить этот шарик для ещё двоих — Юнги и Чонгука — для Тэхёна остаётся огромной загадкой, о которую он денно и нощно ломает мозги. Кажется, если поддашь больше воздуха — шарик порвётся, и в нём резко не окажется никого. У Тэхёна гудит под висками, и голова идёт кругом, и вообще он даже не видит перед собой баскетбольный мяч, который перебрасывает ему Чимин. Круглая и прочная резина больно бьёт Тэхёна по коленной чашечке, заставив его запнуться на второй форме неправильного глагола abide. — Abode! — он цедит сквозь зубы, когда подлетающий к нему, подобно колибри, Пак рассыпается в октиллионе извинений. — Прости-прости-прости! — Порядок. У Тэхёна уже явный программный сбой, ещё немного — и дым повалит из ушей. Он занимался английским почти всю ночь и, скорее всего, до смерти задолбал Google Translate, в который вводил непонятные слова и пытался досконально повторить произношение за роботом, дабы улучшить свой скилл. Теперь к английскому нужно готовиться с особым пристрастием и энтузиазмом, чтобы у Юнги сложилось о нём хорошее впечатление. Нужно стать лучшим. Нужно стать броским и запоминающимся. Но как, если Тэхён едва ли помнит, как жить, когда Мин Юнги находится рядом? Тэхён очень способный и очень напористый, когда он чего-то хочет. Но, Боже, как же ему страшно впервые так сильно х о т е т ь. — Ты на ходу спишь, ТэТэ. Ты вообще ложился? — Чимин приподнимает голову, вынуждая Тэхёна пойти на зрительный контакт. — Не мог уснуть. Мне ещё никогда раньше так не хотелось учиться. — Почему? Ответ не требуется. Он отчётливо просматривается в бурчании Кима себе под нос трёх форм глагола plead и розовых сердечках, что застряли чётко посреди гвоздиков-зрачков. — Ты знаешь. Тэхёну до сих пор неловко, и эта неловкость зудит ему где-то под лунками ногтей, и вообще чешется где-то с обратной стороны кожи. Чимин ничего такого не ответил после тэхёнового признания, да он и не скажет, собираясь отстаивать любую жизненную позицию своего лучшего друга и любой его взгляд на мир, и вообще в четыре кулака пойдёт против всех, если понадобится. Тэхёну неловко перед собой, и вообще он не в силах избавиться от ощущения, что всё его лицо горит, в независимости от того, близко ли Юнги или нет. Тэхён задаётся вопросом, все ли ощущают себя так, когда влюблены? Потому что это совсем невесело. Ещё немного — и слюна на краш потечёт. Разве так должно быть? — Ну и каков твой план действий? — Ухаживать. — Ты серьёзно? На все сто. Потому что бабушка говорила, что нужно ухаживать за людьми, которые тебе нравятся. Нужно быть с ними открытыми, честными и искренними. И если бы Тэхён на этот момент знал, сколько боли и унижения ему принесёт его искренность перед Юнги, он бы смачно и самолично заехал себе по лицу с ноги. Чимин понимает, что останавливать бесполезно и вытягивать тоже. С первого раза слишком глубоко (а дальше глубже, а там — на дно). Его задача — поддерживать, как может, потому что Тэхён — его всё. Его всё и всегда — чуточку больше. Он роняет тихий вздох, наконец решая сменить тему и отвлечься от вида влюблённого Тэхёна, который продолжает вспоминать таблицу неправильных глаголов, заученную лучше, чем некоторые знают «Отче наш». Он натыкается взглядом на Чонгука, стоящего среди нескольких ребят-мэмберов школьной сборной по футболу; тот с кроличьей улыбкой понятливо кивает тренеру, уже, вероятно, строящему на новичка великие планы. Потому что, что Чонгуку ни прикажи, он сделает всё лучше, чем от него ожидаешь. Кто ж знал, что физически он такой одарённый крепыш? — Всё, — умозаключает Пак, легонько кивая в сторону Чона. — Мы потеряли нашего нового друга. Тэхён ненадолго выныривает из омута под именем «Мин Юнги» и прослеживает траекторию взгляда Чимина. Угадайте, кто только что выиграл эстафету. — Спорим, что на обеде он сядет с качками? Теперь, когда он весь такой крутой за три дня, мы ему на хрен не нужны, — Пак проходится кончиком языка по внутренней стороне щеки и неодобрительно цокает. Хочется капризно подойти к Чонгуку, собственнически схватить его за запястье и силком притащить в место, где для него специально разрушили свои границы. Туда, где ему дали шанс. К Тэхёну. К Чимину. — Ставлю сто тысяч вон на то, что после этого триумфа он о нас не вспомнит. — У тебя нет этих денег. — Но ставку сделать я всё равно могу. Но на переменке, сразу после физкультуры, Чонгук торопливо нагоняет их сзади, испытывая лёгкую одышку после красивого бега через весь коридор. У него тёмная чёлка прилипла ко лбу, по виску скатывается капелька пота; он стремился догнать их так, словно от этого зависело нечто важное. Чимин отчего-то чувствует некое удовлетворение, когда слышит рядом это неровное дыхание и улавливает на себе взгляд глаз, как у Бэмби. — Ты должен мне сто тысяч вон, — Тэхён насмешливо тыкает Пака в плечо и растягивает губы в своей коронной улыбке в форме квадрата. Чонгук вскидывает недоумённый взгляд на Кима, будучи не осведомлённым, о чём идёт речь. — Ты сам сказал, что этих денег у меня нет, — Чимин пожимает хрупкими плечами, прикусывая свои пухловатые губы. — И ты мне простишь все долги, я знаю. — Вы о чём? — глаза Чонгука, точно мячик для настольного тенниса, мечутся от одного к другому. — Да так. Пацаны из школьной сборной так тебя облюбовали вместе с нашим тренером, что мы с Чимином поспорили. Вернее, Чимин сам с собой. Он поставил на кон сто тысяч вон на то, что после этого урока ты отныне будешь тусоваться с качками. И Чимин, судя по всему, — Тэхён отчего-то довольно тешится, наблюдая за тем, как Пак прячет своё смущение посредством того, что грациозно отворачивается от своих друзей, — продул. И теперь торчит мне сто тысяч вон. — Ты даже не принял мой вызов! — Пак вскипает как тот чайник на плите — с нарастающим свистом, норовящим перерасти в пожар, если Техён сейчас же не прекратит издеваться. — Ничего я тебе не должен! — Оу, — Чонгук мямлит протяжно, закусив губу, — я как-то совсем не думал о том, чтобы тусить с ними. Мне нравится иная компания, — он неуверенно чешет свой затылок и почти глотает следующие слова: — Если только, конечно, мне в этой компании рады… Что-то в Чимине смягчается, тает, как то сливочное масло при комнатной температуре. — Мы тебе рады, — Тэхён буквально озвучивает чиминовы мысли, пока сам Пак старается взглядом и прикосновением к чонгуковому плечу вселить в их нового друга уверенность в данном факте. Все пропускают конкретный момент, когда в тэхёновых длинных пальцах появляется бумажный стаканчик с логотипом кофейни, что располагается буквально через дорогу от их школы. Чимин морщит нос, принюхиваясь к горьковатому аромату кофе, корице и ощутимым ноткам ванили. — Ты ненавидишь кофе, — Пак констатирует на одном дыхании, прожигая накрытый крышечкой стаканчик в руках Тэхёна подозрительным взглядом. — Но он любит, — Тэхён чувствует пульсацию крови на своём лице и смущённо перехватывает стаканчик другой рукой с трепетной осторожностью. — Это коричный мокко с маршмэллоу. Два человека передо мной его заказали. Я подумал, это должно быть вкусно. Может, ему понравится. — Учителю Мин? — Чонгук слишком быстро приходит к такому умозаключению, повергая Тэхёна в откровенный шок: всё внутри Кима холодеет, покрываясь корочкой заскорузлого льда, и спонтанно обрывается. Вообще-то, Чон думал прикольнуться, не имея никакого понятия о том, насколько окажется прав. Учитель Мин пьёт много кофе, это они за три урока уже уяснили, и так как сейчас у них по расписанию следующим уроком английский… — Погоди, это действительно для него? Он… Он тебе нравится? На Тэхёне нет лица, он на вид бледнее снега, а язык ему как будто завязали морским узлом — ни слова не выдавишь, ни звука. Только пальцы с кофе предательски дрожат да взгляд, словно он в чём-то виноват и принимает наказание, потуплен в паркетный пол с мастикой. Чимин реагирует на это довольно агрессивно, силясь вступиться за Тэхёна и отстоять его… Чувства. Мы не выбираем, в кого влюбляться. — А что? — слова Пака пропитаны ядовитым холодом, и он вот-вот подсыплет ещё, если не услышит что-то одобрительное в ответ. — Ты имеешь что-то против того, что учитель Мин нравится нашему Тэхён-и? — Нет, — Чонгуку не требуется ни секунды на раздумья, он даже не выглядит смущённым. Ни отвращения, ни насмешки, ни неприязни. Только удивление. А каково удивление Тэхёна? — Почему ты так решил, хён? — Ты так спросил… — Чимина опять отпускает, будто наболевшее место внезапно погладили и сделали хорошо. Люди, которые принимают Тэхёна любым, смиряются с его выходками и складом ума, — друзья для Чимина. Чёрт. Чонгук во второй раз ведёт себя лучше, чем от него ожидаешь. Сначала предпочитает их крутым ребятам и популярности, а теперь адекватно принимает не совсем «натуральную» сторону Тэхёна. — Я совершенно спокойно отношусь к такому, хён, — в голосе Чонгука почти ощутима зыбкая обида. — Мы живём в XXI столетии, если что, — проговаривает он в оправдание, спеша заверить Тэхёна в том, что всё хорошо. — Как… Как ты понял, что?.. Ну… Он тебе нравится? Тэхён бы не описал это как «нравится». Ему нравится множество людей. Ему нравятся девочки, другие мальчики. Чимин и Чонгук. А к Юнги — это сразу нечто большее. Нечто такое, чего он раньше не ощущал. — Я не знаю, — наконец вымученно шепчет Ким, когда страх отлегает ему от сердца. — Я просто… Смотрю на него — а у меня как будто фейерверки в солнечном сплетении взрываются. Я буквально не знаю, куда себя деть, пока он рядом. Меня самого слишком много и слишком много всякого к нему. Я не понимаю, почему так. Я такого ни к кому не чувствовал раньше. У него кончики ушей светятся, подобно фонарикам, и тепло ощущается в кончиках пальцев. — Слишком заметно? Чимин несанкционированно переглядывается с Чонгуком, как будто о чём-то мысленно договариваясь. — Не очень, — Чимин заминается с ответом, делая вид, что закашлялся, а Чонгук не находит ничего лучше, чем просто начать улыбаться уголками губ, нервно притоптывая ногой. — Очень, — с ошеломляющим ужасом простанывает Тэхён, — я понял. — Сначала я подумал, что ты просто не очень понимаешь английский и просто не знаешь, как сформулировать свою мысль для ответа на вопрос учителя Мин, и что ты засматриваешься на его мятные волосы, потому что непривычный цвет, и просто вслушиваешься в его речь, чтобы лучше запомнить правильное произношение. Но теперь я знаю, в чём дело. — Только никому не рассказывайте, — у Тэхёна в радужках моря мольбы, он хватает сразу обоих своих друзей за запястья, вынуждая их дать ему клятву. — Я сделаю всё, что в моих силах, чтобы угомонить себя, но не говорите никому, прошу. — Твои секреты — мои секреты, ТэТэ, — Пак сдувает со лба блондинистую чёлку и с уверенностью кивает ему. Взгляд, упавший на Чонгука со стороны Чимина, снова кажется довольно настороженным и враждебным. Чимин ничего не может поделать с этим, часть его всегда, наверное, будет максимально придирчиво относиться к людям, которые могут лишь помыслить о том, чтобы сделать Тэхёну больно. Как и Чонгуку, ему никогда не нравился в этом плане Юнги, они оба будут действовать с гипер-опекой над Кимом и даже спустя годы так и не поймут, что Тэхёна в нём так задело. — Я тоже обещаю молчать, — Чон отвечает так, будто всерьёз боится то ли такого Чимина, что четвертует его заживо одними глазами, то ли предать то хрупкое доверие, которое вложили в его ладоши. Они заходят в класс до урока, чтобы Тэхён успел бережно оставить кофе на столе практиканта. Его заранее трясёт, но он отчаянно старается не поддаваться этим чувствам и верить в лучшее. Спустя долгую минуту класс уже переполнен его одноклассниками, а на одной из задних парт сидит их постоянная учительница английского, госпожа Го, которой нужно будет наблюдать за тем, как Юнги проведёт урок, чтобы по окончании озвучить ему свои комментарии. На уроке присутствует ещё один человек, и до Тэхёна долетает лишь обрывок фразы «…из университета». Похоже, этот человек курирует Юнги по части школьной практики, и сейчас у них что-то типа открытого сдвоенного урока английского, который Тэхён просто-напросто не переживёт. Он уже не помнит, что такое вдох, стоит Юнги зарисоваться в классе и поздороваться с учениками на красивом английском. Он ёрзает на стуле, бросая на Чимина перепуганный взгляд, а тот, в свою очередь, переглядывается с Чонгуком, который сидит с ним почти рядом. Сегодня на Юнги клетчатая рубашка с тёмным кардиганом и чёрные зауженные джинсы. Тема урока уже предварительно написана на доске его аккуратным почерком, поэтому практикант без промедления начинает урок с небольшой игры в качестве разминки, в которой он чувствует себя так уверенно, словно здесь нет учительницы, что-то пишущей в своей тетради, нет этого мужика из университета, солидно откинувшегося на спинке маленького стула, и нет всех этих детей, что, наверняка, действуют студенту на нервы. В чём Юнги колеблется, так это в стакане кофе на его столе, который принёс с собой не он. Желудок Тэхёна успевает прокрутиться вокруг себя трижды, пока Юнги, дав всему классу задание составить три предложения с использованием второго условного типа, на свой риск приглядывается к стаканчику и нехотя приподнимает крышечку, вероятно, надеясь обнаружить в нём что-то ядовитое. Коричный мокко с маршмэллоу к этому времени уже немного остыл, и Тэхён до боли прикусывает себе внутреннюю сторону щеки, чувствуя, как четырёхкамерное отбивает чечётку. У Юнги бесстрастный взгляд, нечитаемое выражение лица и источаемая им прохлада заставляет Тэхёна вздрогнуть. Периферийным зрением он подмечает, что Чимин следит за учителем Мин так же пристально, но никакого обожания, в отличие от Тэхёна, в его искрящихся глазах не наблюдается. Он на вид вообще весь покрывается иголочками, когда Юнги встаёт и демонстративно выбрасывает стаканчик с кофе в мусор. У Чонгука примерно та же гримаса на лице, что и у Пака, и они оба довольно внезапно бросают взгляд в сторону Тэ, чтобы удостовериться, что всё в порядке. И после некого шока, на удивление, Тэхён действительно в порядке. Он почему-то расценивает некрасивый поступок учителя Мин как факт того, что мокко — просто не тот вид кофе, что пьёт Юнги. Студент-практикант не выказывает ничего, когда смиряет класс холодным и проникающим в сами нервные окончания взглядом. Тэхён не успевает спрятаться до момента краткого зрительного контакта с Юнги, но этой доли секунды хватает, чтобы Тэхён вновь ощутил себя обречённым. Он прячется за широкой спиной одноклассника впереди него, прикусывает подушечку большого пальца и задерживает дыхание. А Юнги, как ни в чём не бывало, сообщает о том, что у учеников закончилось время, и начинает собирать урожай из ответов. У Тэхёна ничего не выросло. У Тэхёна полная засуха по части темы урока. Но он позволяет себе улыбнуться. Что ж, пусть Юнги и не пьёт мокко, но в той кофейне готовят не только это. Поэтому Тэхён и бежит туда, как только трезвонит сигнал об окончании урока. Тратит последние деньги на капучино с карамелью и шоколадным «солнышком» на пенке и делает эксперимент №2, наотрез отказываясь сдаваться в попытке узнать, какой кофе предпочитает пить Юнги. — Если он выкинет и этот стаканчик, я запущу в него учебником, — сердитый Чимин — отдельный вид искусства: пунцовый, с надутыми щеками и взглядом хищника. — Всё в порядке, хён, — Тэхён расплывается в стеснительной улыбке, наблюдая за новым стаканом кофе на столе у Юнги. — Я буду искать его любимый кофе методом исключения. Завтра попробую банановый фраппе перед английским и мятный латте перед зарубежкой. — Он тебя обанкротит, хён, — Чонгук несмело подаёт голос, но получает одобрительную улыбку от Чимина. — Лучше купи ему большой стакан эспрессо, — всё ещё негодующе предлагает Пак. — Чтоб у него аж интоксикация от кофеина случилась. — Хорошая идея, — тут же поддакивает Чонгук, и Чимин даёт ему «пять». — Какие вы оба злые. — Я всегда злой, когда с тобой поступают нечестно, как и ты, когда так поступают со мной. А Кук-и пусть учится, потому что в этой компании мы всегда друг за друга горой. — Урок усвоен, — Чон издаёт смешок, отдавая Паку честь, как перед кем-то старшим по званию. Чимин отворачивается, явно призывая все остатки своей ярости на Юнги, чтобы сжечь неловкость, которую так и возбуждает в нём Чонгук раз за разом. Чон слишком быстро учится быть частью этой компании; ни Чимин, ни Тэхён не успевают отодвигать свои рамки. — Я не хочу, чтобы у него случилась интоксикация. Мне хочется, чтобы он улыбнулся, когда я найду тот кофе, который ему нравится. Может, это будет флэт уайт с тростниковым сахаром или раф с малиновым или персиковым сиропом, или, может, он, как и я, любит клубнику… Чимин вот-вот вспыхнет, подобно динамиту. — Прости, но я сомневаюсь в том, что этот парень способен на улыбку. Ты просто посмотри на его лицо… Он же… — Я не могу посмотреть просто так ему в лицо, — Тэхён слетает на шёпот. — Мне все внутренности как будто выкручивает, когда я это делаю. Он такой красивый… Чимин решает не спорить. У них с Тэхёном, вопреки многим схожестям во вкусах, предпочтениях и интересах, всё же разное понятие о красоте. Чимину не нравится этот кошачий и дерзкий взгляд, полный опасности и огня, который сожрёт тебя заживо, не оставив даже праха. Ему нравится всё миловидное. Большие невинные глаза, к примеру… Родинка под губой… Улыбка, как у кро… Стоп. Нет. — Он старый, — бурчит Чимин, на что Тэхён улыбается ему ещё шире. — Хён, ему лишь двадцать. Между нами всего пять лет разницы. — Всё равно он мне не нравится. — Просто, не знаю… Попробуй после урока задержаться немного в классе. Может, перекинься с ним парой-тройкой дополнительных слов про английский, — Чонгук не смотрит в глаза, когда выдвигает эту идею с обильной жестикуляцией рук. Нервозность Тэхёна, похоже, заразна, передаётся воздушно-капельным путём, и нестабильно себя ощущают все трое. — Может, поговори с ним о дополнительных… — Смерти моей хочешь? Я едва способен мыслить по-корейски, и полностью осознаю, что веду себя, как полнейший идиот в его присутствии. Как я могу поговорить с ним о дополнительных? — Возьми себя в руки. Ты же не собираешься вот так трусить с каждым, в кого влюбишься? Сюрреализм идеи любви к кому-то, кроме Мин Юнги, слишком зашкаливает. Она кажется совершенно иррациональной, и её отвергает и сердце, и душа, и разум, и тело. Чуть позже Тэхён поймёт, что был бы рад влюбиться в кого угодно, но только не в Юнги. Ему захочется отмотать назад время и никогда его не встречать. — А мы с Чимин-хёном отвлечём учителя Го, раз уж этот чувак из университета уже ушёл. Вы будете сами. Никого лишнего. — Это звучит ещё страшней, чем быть с ним в классе, когда все рядом, — Тэхён подпирает кулаками щёки, цепляясь взглядом за какой-то текст в раскрытом учебнике с английского про экологию. В отвлечение он пытается повторить весь вокабуляр, который знал на зубок ещё вечером вплоть до идеального произношения мельчайших -s, -th и -z. — Если вы ещё не успели оба влюбиться — мой вам совет: не делайте этого. Это отстойно. — Всё настолько плохо? — интересуется Чонгук. Так Чонгук тоже никогда не влюблялся? От ответа Тэхёна спасает (или не очень) новый звонок, сообщающий о продолжении урока английского с практикантом, к которому учитель Мин подготовил новую игру. Он ещё под конец урока объяснил правила, чтобы погрузить учеников в сладостное томление ожидания, так что с возвращением учителя в класс можно будет начинать. Когда Юнги со своими конспектами и расписанным по пунктам планом урока снова входит в класс, он почти застревает в дверях, недоверчиво покосившись на новый стаканчик с кофе у себя на столе. Он тут же поворачивает голову в сторону мусорной корзины, чтобы удостовериться, что никто не достал бывший кофе, решив таким образом поиздеваться. Его лицо опять не выражает никаких эмоций, но то, как он слегка поджимает губы, говорит Тэхёну, что Юнги, вероятно, в замешательстве. Он так же осторожно подходит к стаканчику, отворяет крышечку и опять сканирует сосредоточенным взглядом учащихся. Юнги почему-то снова смотрит на Тэхёна, как будто что-то знает. И вот снова — это чувство, когда от чужих кошачьих глаз Тэхёна ломает где-то во всех хрящах и суставах. Юнги прочищает горло, хватаясь за капучино с карамелью и шоколадным солнышком на осевшей пенке, и поступает с этим кофе так же, как и с предыдущим: в мусор. Тэхёну кажется, что он слышит, как Чимин скребёт короткими ногтями по лакированной парте в приступе едва контролируемого гнева. Чонгук на успокаивающий лад пытается отвлечь его вопросом о тексте, в котором он всё равно шарит лучше, просто нужно помочь Чимину остыть, пока он не сорвался, чтобы разорвать Юнги лицо. А Тэхён просто грустно улыбается, уставившись в книжку. Это не капучино. Ладно. Завтра он попробует макиато с апельсином и амаретто с кокосом. И, наверное, стоит написать что-то милое, чтобы заверить студента в том, что в кофе нет яда, что всё это искренне и без злого умысла. Тэхён одновременно жаждет конца урока и боится так, как ничего на свете. Он чувствует себя тающей свечой от одного лишь прохладного «молодец», которое дарит ему Юнги за правильный ответ в игре. Киму кажется, он готов молиться на долбаную игрушку в красивых ладонях учителя Мин, которую тот пасует рандомным ученикам, ожидая ответа на свои вопросы. Тэхёну прилетает дважды. Он дважды судорожно сглатывает и всеми силами пытается не разорвать установленный со студентом зрительный контакт. В конце концов, Мин Юнги всего лишь человек, а одни люди не должны иметь над другими такой власти. Поэтому Тэхён делает вдох. Ещё один. И ещё, пока от переизбытка кислорода в кровотоке не начинает кружиться голова. Когда заканчивается урок, Чонгук с Чимином безмолвно кивают ему и приступают к какому-то своему плану отвлечения госпожи Го, который они, судя по всему, обсудили во время учебного процесса. Тэхён не торопится узнавать, что такого они надумали, он выжидает, пока все ученики покинут классное помещение, неспешно укладывая учебники себе в рюкзак. Он бросает на Юнги краткий взгляд: тот вчитывается в план своего урока, отмечая галочкой то, что ему удалось провести и то, что не удалось. Сердце Тэхёну кровит где-то в висках, от сильного давления, кажется, вот-вот кровь из носу пойдёт. Он делает неосторожный шаг в сторону доски, словно пытается лишний раз запомнить слова на ней, и краем глаза снова оценивает практиканта, что и не смотрит в его сторону. — Спасибо, — Тэхёну хочется зашить себе рот, залепить его скотчем, чтобы ничего такого больше не вырывалось без его ведома. Он не планировал ничего говорить, вообще-то. Он лишь хотел момент наедине с Юнги, даже если он для Юнги — ноль на массу. Но непредвиденное иногда случается, и Тэхён проклинает себя за способность говорить в целом. — Что, прости? — учитель Мин наконец отрывается от своих записей, ввинчивая в ученика вопросительный взгляд. Плохо дело. Тэхён, дыши. — С… Спасибо… За урок, — он никогда не страдал заиканием, а сейчас звучит так, словно по нему плачет квалифицированный логопед. — Хён. Тэхён испытывает судьбу, свою удачу и, наверняка, прочность нервной системы Юнги, когда неуверенно обращается к нему с таким б л и з к и м уважительным словом. — Б-было увлекательно. — Это моя работа как и любого другого учителя — подготовить изучение материала так, чтобы он усваивался легко и с удовольствием, — голос Юнги — низкий и выверенный монотон, как будто он заранее знает все ответы на тэхёновы несвязные слова, которые, скорее, больше смахивают на несуразную околесицу, нежели на обоснованные и хорошо продуманные утверждения. Юнги назвал его «молодцом» во время урока. Тэхёну хочется похвалить его так же, но слово «молодец» по отношению к Юнги режет всё, что может, и кажется категорически неуместным. Юнги нечто большее, чем «молодец» в глазах Тэхёна. Юнги — это… — Почему тебя трясёт? — студент дарит ему почти жалостливый взгляд, пробивающийся сквозь толщу общего безразличия. — Меня не… Всё хорошо. — Как скажешь. Ты хотел что-то ещё? Тэхён. Т э х ё н. Учитель Мин запомнил его имя. И то, как он это произносит… Почти смакуя на кончике языка, перекатывая, словно застывшую карамель. Тэхёну от этого становится и плохо, и хорошо, и больно, и совершенно, абсолютно прекрасно. — Нет, я… Мин Юнги чуть отклоняет голову вправо, но ни в коем случае не провоцирует разрыв зрительного контакта. Тэхёну кажется, будто Юнги глядит прямо ему в самое ядро, легко пробравшись сквозь все слои тэхёновой сущности. — Я уже ухожу. Ещё раз спасибо за урок… Учитель Мин… Хён. — Рад, что тебе понравилось, — ледяная улыбка трогает уголки его губ всего немножко, заставляя изогнуться их в пародии на усмешку. Скорее всего, Юнги не имеет в виду конкретно Тэхёна, употребляя это колкое «тебе» в своей речи. Скорее всего, это просто обобщённая форма, но Тэхён вгрызается в неё слишком накрепко и почти свирепо рвёт зубами кусочек внимания, подаренный ему одному, как косточка для послушного пёсика. Равнодушный взгляд Юнги снова падает на конспекты, разбросанные по всему столу, а Тэхён не может оторвать свои ноги от пола и глаза от учителя Мин. — Спасибо, — он снова шепчет слабо, мысленно отвешивая себе смачный подзатыльник, и поджопник, и вообще апперкот по лицу, а там пинки по рёбрам, спине, ногам, потому что режим идиотизма в нём сейчас максимально on. Он не знает, что выносит его из класса. Он ничегошеньки не видит, кроме этой холодной улыбки на чёртовых губах студента, что пеленой застелила ему глаза. Он не видит и улыбается так широко-широко-широко, и бутоны вишни как будто распускаются в груди, оплетая его рёбра. Теперь Юнги знает, что Тэхёну нравятся его уроки.

***

Чимин ритмично отстукивает что-то непонятное пальцами по подоконнику, то и дело всматриваясь в стрелки огромных часов, висящих на стене общего коридора. Чонгук рядом с ним куда более спокоен, молчаливо наблюдает за тем, как Чимина разбирает по частям от волнения. — Что-то они там долго, — жалкие пять минут кажутся Паку целой геологической Протерозойской эрой. — Всё будет в порядке, хён. Я уверен. — Не знаю, не знаю. — Думаешь, сонбэним всё испортит? — Думаю, учитель Мин его обидит. Он мне не нравится, и я хочу его придушить за то, как он поступил с кофе от Тэхёна, — Чимин признаётся честно, с тяжёлым вздохом, отчего Чонгук почему-то лыбится с неким умилением. То, как Чимин защищает Тэхёна и наоборот, заслуживает всё уважение мира. — Можем после уроков об этом поговорить все втроём, — Чонгуку отчаянно хочется принимать больше участия в этой компании, предложить какую-то помощь, выход из ситуации. — У моего отца есть небольшой книжный магазин, в котором никогда не бывает людей. Можем взять себе по рамёну на улице и посидеть там, мой папа не будет против гостей. — Ух ты, книжный магазин? Звучит здорово. Надеюсь, нам не придётся нести туда ТэТэ в предобморочном состоянии после разговора с «любовью всей его жизни». До сих пор не понимаю, что такого в этом Мин Юнги, что Тэхёна на изнанку просто. — Я тоже, если честно, — Чонгук позитивно кивает, оттягивая застёгнутый пиджак вниз. — Не мой типаж. Но сердцу же не прикажешь… — Верно… — малость смущённо лепечет Пак. Чимин снова бросает взгляд на часы, но уже не так нервно; разговоры с Чонгуком действуют на него по принципу седативного, и это одновременно и радует, и бесит. Пак торопливо отворачивается к окну, когда замечает группку школьных задир, которые не упускают момента хоть как-нибудь унизить его. Он сам не лыком шит, ему не нужно, чтобы Тэхён был постоянно рядом и защищал его, потому что Чимин и сам способен дать сдачи, но когда Тэхён здесь, все сказанные обиды ощущаются как-то не так живо. Ещё сильней Паку не хочется, чтобы все эти высказывания совершались при Чонгуке. Он мог бы всё это даже стерпеть, но при Чонгуке такое будет чувствоваться вдвойне унизительно. Пусть они пройдут мимо. Пожалуйста, пусть они пройдут ми… — Чимин-и! — с неприятным гоготливым возгласом третирует один из них. О чёрт. — Чимин-и! Где же ты потерял своего рыцаря в доспехах? — высокий парень из старшего класса тут же переводит взгляд на Чонгука, что распрямляет плечи и сразу же меняется в лице: с добродушного в сдержанно-агрессивный, пока его не доведут до ручки. — Послал его за булочками? Или за чем-то ещё? Как вы с ним, девочки, забавляетесь? — Отстань, Вонхо. Что ты ко мне прицепился? Оставь нас с Тэхёном в покое. Чимин не успевает толком среагировать на то, что происходит дальше. Задира бросает ещё что-то обидное, а затем громко мычит от боли, складываясь пополам, потому что кулак Чонгука находит его лицо с ходу. — А теперь извинись за то, что ты сказал! — Чонгук рычит сквозь зубы, пригвоздив подонка к стенке. Их тут же силятся разнять, и к процессу подключается учитель истории, но это не останавливает Чонгука от ещё одной попытки дать мальчишке по заслугам. Чуть позже, когда Чимин выходит из кататонического секундного шока, он осознаёт, какое именно обидное слово было сказано. Пидоры. — Извинись, я сказал! — Кук-и, успокойся, — Пак направляет все свои силы, чтобы оттащить друга от обидчика, но Чонгук оказывается внезапно танком, который не сдвинешь. — Кук-и, твоя рука… Покрасневшие костяшки Чонгука норовят к вечеру покрыться гематомами, а этого Чимину хотелось бы меньше всего. У Чонгука рваное дыхание, когда его оттаскивают в сторону несколько других старшеклассников, и самое злое лицо, которое только видел Чимин. Дурацкая улыбка на лице Тэхёна, торопливо подгребающего к источнику шума, довольно быстро выцветает. Он ровняется с Чонгуком, придерживая своего друга за плечо, и выискивает Чимина обеспокоенным взглядом. — Что случилось? — слетает огорошено с его губ. — Он назвал вас с хёном… — у Чонгука язык не поворачивается повторить это слово. — Он… — возмущение становится ему костью поперёк горла, которую просто так не протолкнёшь. Он метает взглядом ножи в того задиру и ведёт внутреннюю борьбу, чтобы не наброситься на него снова. — Не вынуждай меня это говорить, хён. Это мерзко. Тэхён осведомлён о слухах, что ходят по школе о нём и Чимине, слухах, что выросли из насмешек над их дружбой. — Спасибо, что оказался рядом с Чимин-и и вступился. — Любой нормальный вступился бы, хён, — Чонгук немного успокаивается, потирая свои покрасневшие костяшки и оглядываясь в поисках Пака, который ну вот только что же был рядом. Тэхён извлекает из кармана пиджака сотовый, принимаясь торопливо писать ему сообщение.

ты где? мы с Чонгуком тебя ищем.

Чимин-а: прости, меня поймала наша биологичка Чимин-а: говорит подготовить плакат про экологию Чимин-а: не смогла найти тебя, вот и просит передать тебе Чимин-а: у меня не было возможности отвертеться, sorry Чимин-а: идите на обед без меня, я догоню вас Чимин-а: как Чонгук? скажи ему, что мне жаль — Сильно болит? Нужно что-то холодное приложить, — Тэхён опускает телефон обратно в карман и переводит взгляд на Чона, аккуратно растирающего воспалённую кожу. — Пустое. Я не неженка и не впервые лезу в драку. — Тогда добро пожаловать в наш с Чимином клуб. Мы каждый день с кем-то боремся, — Ким сдувает со лба каштановую чёлку, улыбаясь уголками рта. — Спасибо за приглашение, я охотно вступлю. Всегда не прочь дать взбучку тем, кто этого заслуживает, — в тон молвит Чон и обнажает кроличьи зубы в усмешке. — Где хён, кстати? — Попался в капкан нашей биологички по моей вине. Пошли его вызволять. Но сначала купим тебе баночку газировки в автомате, чтобы ты приложил холод к руке. Я по себе знаю, что это довольно неприятно, если вовремя не снять отёк. — Пойдём, — согласно кивает Чонгук. — Слушай, у меня тут идея появилась… Я уже обсудил её с хёном… Если у вас нет особых планов после школы, мы могли бы пойти к моему отцу в книжный. Там всегда почти нет людей… Можно купить что-то поесть и вместе сесть за домашку… — Я всеми руками и ногами «за». Возможно, у твоего отца найдётся в лавке какая-нибудь книга на английском… — Я думаю, найдётся. Они дарят друг другу искренние улыбки и торопятся отыскать Пака, чтобы вместе отправиться в столовую. Стоит им завернуть за угол, как они случайным образом налетают на учителя Мин. Недоступного. Высокомерного. Холодного. Такого, от которого всё тэхёново ядро вскипает, заставляя сердце дрейфовать в грудной клети. — Простите, — он шепчет едва различимо. Юнги поджимает губы, выронив от столкновения все свои конспекты на пол, и смотрит на Тэхёна в упор этим нечитаемым, прямолинейным взглядом. Так близко, как никогда. Протяни руку и коснись. И сгори от физического контакта. И Тэхёну кажется, будто его уже отпевают. Будто где-то в этих ониксовых радужках напротив кроется всё тэхёново существование и всё его забвение, и конец всего его мира.