If my heart was still mine
Тэхён к такому привыкает не сразу. К тому, как эти оба трепетно переплетают свои пальцы, притираются друг к дружке плечами, но удерживают сознательный зрительный контакт с Тэ, слушая его с неподдельным интересом. Как бы они ни убеждали его в обратном, Тэхён иногда чувствует себя лишним, неуместным, находящимся рядом совершенно некстати, и у него пока что слишком хреново получается подмечать моменты, когда новоиспечённая парочка действительно посылает ему незначительные намёки на желание уединиться. Тэхён гиперболизирует и видит их везде: в ненавязчивых прикосновениях, кратких взглядах, переполненных чем-то невыносимо нежным, во влюблённых улыбках и паре многозначительных слов. — Я, наверное, оставлю вас, — Тэхён смущается и ничего не может с этим поделать. Чимин лежит макушкой у Чонгука на плече, пока тот мягко мажет губами по оголённой коже лба и играется с центром раскрытой маленькой ладони Пака. В такие моменты он чувствует, что должен уйти, хотя сам просил их просто быть собой, пока он с ними. Наигранная драма «Без чувств» в два акта с небольшим антрактом не сыскала себе славы, поэтому так будет лучше всем. Они влюблены, и прятать это сложно, да и зачем? — Напишите мне, как… Как закончат? Нет, неверная формулировка. — В общем, когда захотите. — Эй, ну, ТэТэ, — Чимин тут же обхватывает пальцами тэхёново тоненькое запястье, отрывает голову от пригретого места на чонгуковом плече и пронизывающим голосом тянется к Киму в словах. Тэхён чувствует себя виноватым, заставляя всю эту идиллию между ними разрушиться, хотя его друзья так не считают. Они понимают и тоже учатся реагировать не так остро на всё это смущение, облаком сгущающееся над их троицей. — Не уходи. — Тэхён-и, ты чего? Снова начинаешь? — Чонгук ни капельки не в обиде на то, что Чимин разрывает их близость и порывается к Тэ. На что он малость в обиде действительно, так это на Тэ, что всячески пытается от них сбежать, потому что всё время ощущает себя прибавочным, крайним, ненужным, п о с т о р о н н и м. — Мы же об этом уже говорили. У Тэхёна взгляд опущен в пол, но уголки губ растягиваются в счастливой улыбке. — Да всё равно к английскому нужно готовиться, так что я… — Ну уж нет, — Чонгук берёт Тэхёна за второе запястье и тянет мальчишку на себя. Тэхён не сказал бы, что принятая поза, сидя на острых коленках Пака и Чона, слишком удобная, поэтому он несоразмерно тихо вздыхает, спиной ощущая чей-то впивающийся в кости локоть. Они крепко-крепко зажимают его в хватке собственных рук и доводят до истерического смеха щекоткой, к которой у Тэхёна нет совершенно никакой выдержки. — Ну, хватит вам… — Нет, — отвечает один, и второй предательски поддакивает вполголоса с другой стороны: — Неа, Тэхён-а. Не выпустим. Твой драгоценный Юнги не заберёт у нас ещё и переменки. Пусть довольствуется тобой на уроках и на ваших занятиях. Кстати, о занятиях… То, что было в кафе, — пока что оказалось для Тэхёна последним, потому что у Юнги всё никак не выходило по планам наметить ещё одно. Тэхён чувствует, как Чимин с Чонгуком тайком сплетают между собой пальцы и перебрасываются через его зажатое худое тело тёплыми взглядами, при этом совершенно не выпуская Тэхёна из захвата. Это дико странно — ощущать, что всё, частично, как прежде, но вместе с тем и совершенно по-другому. Они в м е с т е. Они вместе с н и м. — Ты так произносишь слово «довольствуется», словно он действительно так делает, — Тэхён тушуется прямо в их руках и делается каким-то маленьким. Потому что в Юнги нет ни грамма «довольствуется». Потому что на их занятиях нет ни йоты от романтики, пока Тэхён сам это себе не воображает и не пытается отыскать в малейшем действии. Он на секунду (ну хорошо, больше, чем даже на полторы минуты) задумывается о том, каково было бы сейчас чувствовать, будь под его ягодицами не чиминовы и чонгуковы коленки, а худые и стройные колени Юнги. Не их руки у грудной клети, а его. Не их смех у мочки уха, а его спокойный и размеренный голос, зовущий его по имени. «Тэхён». Он задумывается о том, каково бы ощущалось, соедини они их руки, заключи они в замок свои длинные пальцы — такие красивые, невозможно к р а с и в ы е с выраженными венами под слоем тонкой бледной кожи. Он думает о том, с каким напором пылал бы, на какой температуре сгорал от града лёгких поцелуев в свой висок. Он не может себе представить нежность в шунгитовых холодных глазах Юнги, всматривающихся в самый твой стержень. Потому что именно лёд этого взгляда всегда выкручивает Тэхёну кости, замораживает воздух, застрявший в пересохшей глотке, и вычёркивает из мыслей всех, кроме себя. Именно этот лёд выжигается в Тэхёне неподконтрольной зависимостью, самым причудливым фетишем и самой запредельно неисполнимой мечтой. — Вы, кстати, сказали уже предкам о том, что у нас на сегодня есть планы? — Чонгук очень вовремя вбрасывается в пространство со своим вопросом и вылавливает Тэхёна из моря своих дум, пока он не начал зацикливаться на несуществующих поцелуях в губы и прикосновениях к оголённым участкам кожи, открывающимся виду из-под слишком кажущейся лишней одежды. Чимин незамысловато кивает, и Тэхён лениво повторяет за ним, немного ёрзая на чужих коленях, чтобы занять позу хоть чуточку поудобней от той, в которой он вынужден замереть в силу обстоятельств. — Ты нам так и не сказал, зачем нужно было выдумывать такую сложность. Тэхён с Чимином по-прежнему теряются в догадках, что же там за «сюрприз» готовит для них Чонгук. Для всего пришлось придумать весьма запутанную схему лжи родителям перед предстоящими выходными. Тэхёнова бабушка полна уверенности, что сегодня её внук будет ночевать у Чонгука. Чиминова мама уверовала в теорию о том, что её сын останется на ночь у Тэ, а родители Чонгука купились на историю, в которой Чонгук снова останется у Тэхёна на мальчишнике. — Ты не боишься, что всё вскроется, Кук-и? — Просто верьте мне, всё будет хорошо. Мне ребята с команды по баскетболу советовали уже неоднократно. Если не получится, значит, в действительности завалимся к кому-то из нас домой, купим всяких чипсов и будем смотреть фильмы. — Кто будет смотреть, — Чимин заламывает одну бровь и приопускает голову, — а кто писать строчки. — Ну, находит на меня вдохновение во время наших совместных времяпрепровождений, подумаешь… — Чонгук наиграно закатывает глаза, играясь пальцами с тоненьким браслетиком дружбы на запястье Тэхёна. А у него такого нет, такие только для Чимина и Тэ. — ТэТэ, а я тебе рассказывал, как на одном нашем свидании мне пришлось молча есть суши в одиночестве, потому что Чонгук-и припёрло здесь и сейчас написать стих? И он написал! Представляешь? Под моё навязчивое чавканье, под смех клиентов за спиной и раздражающее шоу по плазме над баром. И написал всё так тоскливо, словно я его бросил, блин! — Ну не пишу я пока стихи о счастье, хён, уж извини! Тэхён тихонько хихикает, с каждым брошенным словом улыбаясь только шире и шире. Атмосфера опять становится какой-то тёплой, родной, и он даже думает о том, что сможет к такому привыкнуть. Когда эти двое будут вместе и будут с ним. — Короче, после урока английского станет понятно, осуществится ли мой план или нет, — Чонгук пытается перейти на другой уровень их полилога, потому что Чимин не прекращает с восхищением дразниться над строчками о «позвоночных дисках». — И стих не о позвоночных дисках, хён. Это образность, метафора, ну или аллегория. — Да я шучу же, Кук-и. Ты помнишь моё офигевшее лицо, когда ты прочитал мне эту красоту. Ты в литературе так же, как я в танцах, а наш Тэхён-и в своём английском языке — надолго, если не навсегда. Уверенная трель звонка заставляет ребят оторвать свои пятые точки от скамейки и поплестись в сторону класса. Тэхёна это удивляет, но чем больше он начинает проводить время с Юнги, тем спокойней и адекватней он ведёт себя на самих уроках, преподаваемых учителем Мин. Чем больше он с ним тусуется, тем сильней влюбляется, здесь уже просто безоговорочно и невозвратно. Когда их тройка заходит в класс, за учительским столом сидит госпожа Го, разрезает листки бумаги на более мелкие по размеру, чтобы затем раздать их ученикам для теста. Тэхёну она лишь мягко улыбается, после чего откладывает ножницы и бредёт к доске, пока наполненный учениками класс не угомонится в подготовке к занятию. Мальчик невольно глядит на дверь, как будто надеется, что Юнги сейчас окажется на пороге, скажет, что опоздал, и попросит прощения. Вот только Юнги никогда не опаздывает. Его просто сегодня опять нет. Тэхён полностью уверен, что в его тесте не будет ошибок, он сдаёт заполненный бланк первым из всех учащихся, привлекая к себе несколько пар по-белому завистливых глаз, и учительница по-быстрому сверяет его ответы с теми, что выписаны у неё в личной тетради, в конечном счёте одаривая Тэхёна похвальным взглядом. Пф. Он в себе не сомневался. У него хорошие учителя. Лучший. Пока Чонгук с Чимином размусолено укладывают в рюкзак свои учебники, обоюдно нежничая друг с дружкой, Тэхён собирается в два раза быстрее, чтобы подойти к госпоже Го и спросить у неё насчёт Юнги. Он вырастает у её стола почти внезапно — женщина немного вздрагивает от неожиданности, но тут же тепло улыбается ему: — Тэхён-ши! Ты сегодня очень хорошо поработал. Чувствуется, что Юнги-ши вкладывает всего себя в ваши занятия. Ты очень результативный ученик. — Спасибо, учитель Го, — Тэхён прогибается в пояснице, отвешивая ей уважительный поклон. — Я хотел спросить… Учитель Мин сегодня отсутствует… Он ничего мне не сказал о нашем следующем занятии, а у меня нет его номера… Он ничего не просил передать мне? Но женщина только качает головой. — Нет, Тэхён-ши, прости. — Я понял. Спасибо Вам, — и снова учтиво кланяется ей на прощание. Тэхён чувствует себя немного потерянным оттого, что не видится с Юнги уже несколько дней. Он полностью разобрал по элементам всю заданную им домашку и триста раз успел невзлюбить фонетику от всего сердца, и теперь он ждёт реакции учителя Мин на проделанную работу, оставленную Тэхёну на самообучение. Немного легче становится от несильного удара Чонгука по плечу и дёрганья Чимином за рукав пиджака. — Я сделал это, я достал! — Чонгук перед ними летает бабочкой, а радости на лице — как у трёхлетнего ребёнка, получившего желаемую игрушку после закатанного на весь торговый центр скандала с воплями и косыми взглядами окружающих. — И что ты там такое достал? Чонгук хитро хмыкает и тащит двоих куда-то в тихое место — в один из пустых классов, в которых вошёл во вкус зажимать Чимина к стенке или скрипучей маленькой парте. — Вот! — он достаёт из-за пазухи пиджака бумажный пакет, на который Чимин с Тэхёном начинают подозрительно таращиться. — Сегодня с вами впервые пойдём в клуб, пацаны. — Хах, — Чимин издаёт холодный смешок, закидывая ногу на ногу. — Нам пятнадцать лет, Кук-и. Ты головой стукнулся? Кто нас пустит туда? — Ну, — Чонгук извлекает из сомнительного пакета аккуратные, невозможно похожие на настоящие паспорта. — А вот здесь сказано, что Тэхён-и девятнадцать, — он толкает в ошарашенного Тэ фальшивыми документами, пока сам Тэхён с трудом может двинуть рукой, чтобы забрать удостоверение личности. — А тебе, хён… Тоже девятнадцать. Ты просто хорошо сохранился, потому и выглядишь таким маленьким. — Погоди, — Тэхён пялится на свою фотографию, так удачно сделанную несколькими неделями назад для выпускного альбома. — Ты заюзал наши выпускные фото? — Ну, — Чонгук тянет своё смущение точно патоку, приставшую к зубам. — Их использовал не я, а какой-то знакомый штрих Сухо и Сехуна. — Сухо и Сех… — Чимин дрожащими ладонями сжимает свой фэйковый паспорт и взволнованным шёпотом, словно они могут быть услышаны, заговаривает к Чону. — Кук-и, ты зачем с ними связался вообще? Эти парни опасны, ходят слухи, что они и травкой торгуют. — Торгуют. У них наша команда всякое покупает. Я ничего такого не беру, не волнуйтесь. А за качество документов ребята ручаются. Они даже посоветовали клуб, в котором охранник может закрыть глаза на наши детские личики. — Ага, и в этом клубе полно всяких педофилов, только и ждущих, когда же эти «детские личики» там появятся, — неодобрительно фыркает Чимин. — Хён, там всегда тусит половина нашей школы. Все старшеклассники так точно, — Чонгук заверяет его спокойным голосом. — А чего, вы думали, все такие иногда «помятые» приходят на утро в школу? — Это же опасно, — Тэхёна сама мысль не на шутку страшит, если быть честным. Он никогда не делал ничего противозаконного или чего-то, что шло бы вразрез с нормами общества или принципами его воспитания. Но перспектива пойти в клуб, о котором не раз намекала Дженни… Это жутко притягательно. Иногда Тэхён просто устаёт быть послушным и хорошим. Иногда хочется чего-то хаотичного и неправильного, запретного. — Если мы будем в три часа ночи шататься по улицам и попадёмся копам, вот с этим, — он наглядно маячит паспортом у лица Чона, — нам всем будет очень плохо.***
I would go to the bottom
Но рискнуть получить незабываемый вечер соглашаются все трое. Слишком уж звучит красиво, и раз так делают старшеклассники… Тэхён не знает, как себя чувствовать во всех этих шмотках, что одолжил ему на вечер Чимин, он в такое, зачастую, не одевается, у него даже похожих вещей нет. Было решено «привести себя в порядок» именно у него дома, пока его мама не успела вернуться с работы. В силу того, что Чимин часто выступает в составе танцевальной команды, у него в шкафах хранится масса забавной и причудливой одежды. Он удивлён тому, как у них с Паком может оставаться один и тот же размер, потому что визуально Тэхён всегда казался и выше, и статней. Чимин вырядил его в белую просторную футболку с приличным вырезом, открывающим живописный вид на глубокие впалые ключицы, в курточку с кучей дивных цветных нашивок и штаны с завышенной талией, что подчёркивают упругий зад и заканчиваются у косточки в свете тэхёновых длинных ног. Тэхён это дополнил своими красными кедами и беретом, а затем Чимин упёрся рогом и настоял на долбаном тонюсеньком чокере с маленьким-маленьким сердечком прямо у кадыка, что давит Киму на горло. Тэхён не знает, какую магию задействовал Чонгук, но обычно прямая каштановая чёлка сейчас кажется очень лёгкой, мягкой, пушистой и раза в четыре гуще. Тэхён долго отпирался их попыткам нанести ему что-то из макияжа. Он безуспешно мнётся у клуба с поволокой из стальных теней на глазах и двумя приклеенными бусинами страз по оба внешних уголка век. Чимин рядом выглядит не менее искусно: чёрная атласная рубашка с красными сердцами, заправленная в кожаные облегающие брюки, его светлые волосы кажутся волнистыми, а взгляд становится более выразительным, благодаря тёмно-сиреневым теням. С таким видом ему смело можно накинуть пару лет в возраст. На Чонгука обыкновенные вещи Чимина маловаты в плечах, поэтому в ход пошёл оверсайз-свитер в красно-чёрную полоску с модными дырами в структуре вязки. Бедро в чёрных карго обрамляет металлическая цепочка, а в лакированных ботинках при свете дня можно будет увидеть собственное отображение. Его большие глаза выражены более всего — при помощи чёрного карандаша с небольшой ретушью кисточки, а тёмные пряди волос находятся в творческом беспорядке, что очень и очень гармонирует всему образу. Они больше похожи на тех k-pop айдолов, о которых не смолкают СМИ по телику, чем на троих обычных школьников с хорошими отметками. Все трое робко обмениваются неуверенными взглядами, провожая глазами ребят, что вскоре исчезают за спиной охранника в двери, за которой громыхает вибрация басов зарубежного дипхауса. — Может, всё-таки пойдём смотреть фильм к кому-нибудь? Пока мы не спустились туда. — Ну уж нет, — Чимин вымученно скрещивает на груди руки. — Я не для того три часа рылся в своих складах одежды, чтобы в конечном счёте просто взять и отменить всё. Я хочу туда. — Тогда идём. — Идём, — согласно им, кивает Тэхён. Нечитабельность выражения лица охранника вгоняет Тэхёна в некий ступор. У него на бейджике английским алфавитом выведено LAY, и Тэ прекрасно понимает, что вряд ли парня так взаправду зовут. Он поочерёдно изучает взглядом каждого, словно пытается вспомнить, видел ли их троицу раньше, а затем безучастным и ровным голосом спрашивает у них что-то вроде пароля-пропуска: — Какое главное правило в Dionysus? Как Тэхён понял, Dionysus — это название клуба. Как и Чимин, он прикусывает нижнюю губу, в растерянности поворачиваясь к Чонгуку, который улыбается охраннику передними зубами, подобно кролику, и наспех вспоминает о том, что ему про пароль задвигал Сухо. — А. Сейчас! — он тут же спохватывается и нервно трёт свой взлохмаченный затылок. — Главное правило Dionysus: «Что происходит в Dionysus, в Dionysus и остаётся». Вышибала косится на них с небольшой опаской — новички. — Проходите, — цедит он, спустя мучительную минуту. — Это смахивает на жалкое подобие цитаты из фильма «Мальчишник в Вегасе», — Тэхён наклоняется к чонгуковому уху и шепчет так тихо, чтобы их случайно не услышал недружелюбный охранник. — Я вообще удивлён, как это место ещё не прикрыли, если учесть тот факт, сколько подростков здесь проводят ночи. Куда смотрят департаменты полиции Сеула? — встревает с таким же приглушённым шёпотом Чимин. Тэхёну до сих пор кажется, что всё, что на нём надето — всё ещё слишком. Он сам никогда так не выряжается, особенно в эти чокеры, в которых он похож на домашнего, но не особо послушного кота. С первых секунд его взор окутывает мрак, чередующийся со вспышками сине-зелёного цвета, что подсвечивают клуб изнутри. Громкость расположенного за спиной динамика пускает по тэхёновой коже амплитудную вибрацию, отдающуюся прямо в центр костей. Он смещается в сторону, чтобы не оглохнуть, и уделяет минуты две на то, чтобы просто привыкнуть к атмосфере, в которой он ни разу не был. Чимин, в боязни упустить Чонгука и Тэхёна из виду, крепко цепляется за их локти и делает первые шаги в танцевальный зал. Тэхён удивляется тому, как среди царящего хаоса из танцующих людей он всерьёз может распознать некоторые знакомые лица: Хёнджин из параллели танцует с их одноклассницей Дахён, а у барной стойки на круглом высоком стуле с распущенными волосами в серебристом платье с пайетками, потягивая через трубочку какой-то коктейль, сидит Дженни, общаясь с парнем из старших классов по имени Минсок. — Может, что-то закажем выпить? — Чимин немного вжимается в Чонгука, почему-то решив, что их всех попустит от первого же глотка чего-то запретного. — Ладно… Тэхён с напускным видом важности пялится на карту алкогольных коктейлей, словно знает каждый из предложенных самолично и уже испробовал все. Тэхён, если честно, даже слабо представляет, каковы они на вкус, поэтому выбирает тот, у которого самое красивое и необычное название — май май. Он выбирает дольше, чем Чимин с Чонгуком, которым уже и принять заказ успели, и подать, поэтому в момент, когда он открывает рот, чтобы обратиться к бармену с незаурядной просьбой положить в его коктейль побольше вишни, он тут же недоумённо дёргается, когда перед ним уже ставят коктейль, который он не заказывал. Тэхён нервно нащупывает в кармане мятые купюры, чтобы сразу рассчитаться за свой заказ, но что-то неоново-зелёное в стакане перед ним сбивает мальчика с толку. — Э-э-э, простите, я это не заказывал… — он робко лепечет громким голосом, чтобы протирающий стаканы вафельным полотенцем бармен услышал его сквозь толщу громкой музыки, бьющей куда-то по мозгам. — А, да, — бармен усмехается и совершает кивок в противоположную сторону от Тэхёна по другую сторону от стойки. — Это от того парня. У Тэхёна челюсть падает к пяткам, и стоит ему наткнуться на угостившего его парня выпивкой, он тут же отворачивается к нему спиной в смущении. Чонгук от смеха давится своей ром-колой, а Чимин едва ли не повторяет подвиг Чонгука со своей «Райской птицей» — авторского коктейля от бармена. Парень по ту сторону круглой стойки смотрит на него слишком жадно, Тэхёну от такого совершенно не по себе. — Что вы ржёте, придурки? Это не смешно! — он обижено дует губы и запрещает себе поворачиваться обратно, чтобы только не столкнуться с тем подозрительным типом опять. Аж мурашки по коже. Руки всё же предательски нащупывают вычурный продолговатый стакан с напитком, цвет которого больше напоминает сраную жидкую пыльцу фей со льдом. Он на пробу тянет коктейль через соломинку и хмуро прожигает взглядом своих друзей. — Хён, ты понравился ему! — Зато мне он — нет. Я всё ещё чувствую, как он дырявит мне спину своим взором. — Тэхён-и, ты просто очень хорошо выглядишь. И он, кстати, не единственный, кто на тебя смотрит, ты просто этого не видишь, — Чимин опускает маленькую ладошку ему на плечо, пока Тэхён делает ещё один глоток этой вкусной дряни. Сначала она искалывает язык и неприятно жжётся в горле, а затем отчего-то становится так невыносимо хорошо, что тэхёновы губы невольно расплываются в улыбке, и он делает ещё один глоток. — Неужели от меня действительно исходят все эти «трахни меня» вайбы? Я же пришёл сюда просто потанцевать, а не вешаться на шею первому встречному из отчаяния, — он по-прежнему бурчит, но уже мягче, спокойней, с ч а с т л и в е й. Ему приходится часто моргать, чтобы не утратить фокус взгляда. Ноги становятся сами по себе какими-то тяжёлыми, а кожа, обтягивающая кости, неумолимо горит. Но Тэхёну так хорошо, так тепло, так приятно. Ему так весело, когда Дженни, заметившая его у барной стойки, с удивлением от неожиданной встречи здоровается с ним и тащит за руку танцевать. Ведь такие прилежные мальчики, как он, по таким местам не ходят. Тэхён уверен, что сумел напиться всего от одного коктейля, потому что до этих пор ни разу не употреблял даже на праздниках. Чимин с Чонгуком пристраиваются где-то рядом и Чонгук на игривый манер вращает Чимина, что держится за его палец, до головокружения и слабости в коленках, благодаря которым Пак валится в сильные руки Чона. Тэхён старается не думать о том, что от Дженни пахнет очень вкусно — земляникой, пионами и грушей, — и что на ней очень красивое платье, и сама она очень красивая, добродушно улыбающаяся ему, кокетливо прикусывающая свою нижнюю губу и располагающая свои руки у него на шее. Тэхён старается не зацикливаться на её сконцентрированном на нём взгляде и смотреть куда угодно — в основном на Чимина и Чонгука, таких счастливых в руках друг друга. — Мне кажется, или ты уже пьян? — Дженни становится на носочки, своим шёпотом обжигает Тэхёну мочку уха до мурашек вдоль хребта. — Есть такое… Я не очень привык пить… По правде сказать, я до этого ни разу не пил вообще, — он лишь даётся диву от того, как может ещё адекватно строить фразы, когда ноги уже заплетаются, и, скорее, это Дженни держит его, чем он Дженни. — Я так и думала. Ты просто не из таких мальчиков, Тэхён. Ты спокойный, послушный, вежливый, ты джентльмен, поэтому я совсем не ожидала увидеть тебя здесь… Таким… Тебе идёт такой образ. У Тэхёна на голове давно съехал берет, и Дженни без грамма стеснительности возвращает его на место, аккуратно разравнивая тонкими пальцами тэхёнову чёлку. — Ты тоже хорошая девочка, — он не знает, зачем это говорит, просто нужно как-то продолжить этот разговор, пока футболка под курткой уже во всю липнет ему к спине. — Иногда нам, х о р о ш и м, тоже хочется немного оторваться, не так ли, Ким Тэхён? — девчонка мягко откидывает на спину свои волнистые волосы и уже не скрывает попыток флирта, прекрасно понимая, что Тэхёну не особо ведомы все эти штучки. Потому что Тэхён совершенно з е л ё н ы й во всём этом. Потому что Тэхён ничего не знает об отношениях и никогда ещё, она уверена, он даже не целовался. — Твои друзья ведь встречаются, да, Тэхён-и? — она шепчет ему на ушко так же сладко и нежно, щекочет раковину, а Тэхён в её хватке напрягается, едва контролирует размягчённый под воздействием алкоголя мозг. — Тише, — Дженни оглаживает его по шее, нащупывает линию ободка чокера и поддевает его ногтем, выбивая из Тэхёна слабый всхлип. — Всё хорошо. Я никому не расскажу, Тэхён. Мы друзья и давно знакомы. Ты же знаешь, я умею хранить секреты. Должна признать, Чонгук с Чимином смотрятся очень мило. — Ты не осуждаешь? — С чего бы? — В нашем обществе не совсем такое приветствуется… — И? По-твоему, я похожа на тех, кто будет идти на поводу у общественного мнения? — не-е-ет. Дженни ни на кого не похожа. И она такая красивая, такая… Такая… Тэхён сейчас задохнётся. — Я, быть может, и хорошая девочка, но не настолько, чтобы слушаться остальных во всём. Как и ты, Тэхён, не так ли? Тэхён только что-то нечленораздельно мычит ей в ответ, едва ли не мурлыча от её ненавязчивых и осторожных поглаживаний. — Ты очень красивый, Тэхён. И я сейчас не только про внешность. Ты сам хорошо знаешь, что за тобой бегают много девочек, но ты до сих пор такой одинокий… Почему ты такой одинокий, ТэТэ? — Дженни поддевает его мутный и поплывший взгляд своим — ещё более-менее смышлёным и сообразительным. Одинокий. Потому что безответно влюблён. — Всё хорошо, ты можешь сказать мне. Ты же знаешь правила этого клуба. Всё, что происходит тут и оговаривается, здесь и остаётся. После выходных мы снова будем просто одноклассниками, списывающими друг у дружки домашку. Будем всего лишь друзьями с лёгким намёком на флирт. Но сейчас, пока я тут, в твоих руках, разве ты не хочешь? Потому что влюблён в человека, которому он даже не симпатичен. — Что хочу? — Тэхён едва разбирает, что сам говорит, когда её губы оказываются так близко к его собственным. — Этого. Я вижу, что у тебя никого ещё не было, чувствую это по твоим прикосновениям. Мы всего лишь танцуем, ТэТэ, а ты держишь меня так, словно боишься сделать больно. — Я и не хочу делать тебе больно… — И так ластишься под моё прикосновение… Как самый послушный мальчик, к которому никогда не прикасались… Тэхён лишь краем сознания понимает, что сейчас произойдёт. Это должно случиться. Вот просто должно. И это ведь неизбежно, да и Дженни — не самый плохой человек. Она очень хорошая, красивая, добрая, восхитительная, смешная, заботливая. Она нежная и прекрасная, и её одобрили бы все. Тэхён регистрирует на уголке губ её мятное обжигающее дыхание и поднимает глаза на что-то у неё за спиной. И сердце под костями хуком больно бьёт по внутренностям. Потому что он стоит в четырёх шагах от них. Такой красивый. Невозможный. Неземной. Далёкий. Потому что его руки с восхитительно длинными пальцами заправлены в карманы рваных джинсов. Потому что его мятная чёлка гипнотическим образом иллюминирует на свету софитов. Потому что эти чёрные холодные, ледяные, бездушные глаза вгрызаются Тэхёну в саму суть. Намертво. — Прости, — Тэхён соскребает остатки разума по всем закоулкам черепа, отстраняясь от Дженни и мягко сбрасывая с собственной шеи её руки. — Я не могу. Потому что есть он. Потому что, кроме него, никого так не желает сердце. Потому что он всё. Весь мир, весь свет, вся тьма. Он все океаны и весь воздух, которым Тэхён не надышится.And apologize to you
Он не оборачивается, направляясь в сторону уборной. Ему становится резко дурно от такого странного видения в образе Юнги, чей взгляд преследует, третирует, зазывает, сводит с ума, доводит до полоумия. Чонгук с Чимином тут же подмечают эту перемену в Тэхёне, эти слёзы, что блестят у него на глазах, и дополнительно извиняясь перед Дженни, пытаются пробиться к уборной вслед за Тэхёном. Тэхён сгорбливается над умывальником и пытается обуздать приступ подкатившей к глотке рвоты. Он аккуратно умывает ледяной водой лицо, стараясь не размазать пальцами глаза, когда слышит чей-то хрип у уха. — Тебе понравился мой коктейль, детка? Тэхён не совсем адекватно воспринимает ситуацию, когда замечает рядом с собой того самого взрослого парня, что заказал для него выпивку. Тот не особо напирает, но не прекращает любоваться сжавшимся от смущения мальчишкой перед собой. Таким красивым, несмелым, явно чувствующим себя очень и очень плохо, нуждающимся в помощи. Вопящим о ней без слов. Взглядом. — Может, тебе помочь? Ты плохо выглядишь… Что ты делаешь тут? Совсем один? — парень делает к нему аккуратный шаг, пока Тэхён пялится на него затравленно, сильнее прижимаясь боком к умывальнику до почти отрезвляющей боли. — Он не один, — раздаётся у двери. И Тэхён даже по пьяни, даже спросонья, даже в лихорадочной агонии, даже при смерти не перепутает этот голос ни с чьим другим. — Он со мной. Юнги… Тэхёну не показалось, Юнги действительно тут. В эту ночь. В этом клубе. Рядом. И этот холодный ровный голос. Этот замораживающий взгляд. Тэхён под ним умирает, загибается и снова возвращается к жизни. Тэхён живёт под ним, как цветы, питающиеся солнечным светом. Следом за Юнги в помещение влетают быстро протрезвевшие Чимин с Чонгуком, которые тут же бросаются к бледному и почти неживому Тэхёну. — Прости, не знал, что он занят уже, — неизвестный парень, не желая никаких скандалов, драк и проблем, отходит на шаг и в спокойном порядке приподнимает ладони. — Тогда присмотри за ним, раз уж он твой. А Юнги в ответ только по привычке изничтожает неизвестного парня взглядом и подходит к шумно дышащему Тэхёну ближе. — Х-хё-ё-ён… — Тэхён шепчет расслаблено, борясь с очень сильным позывом, что тянет его за пищевод. — Учитель Мин! — Чимин очень виновато кланяется ему вполсилы, не желая выпускать из рук тэхёново предплечье. — Учитель Мин… — Чонгук здоровается с Юнги тем же жестом и с той же обеспокоенностью оглаживает спину друга. А взгляд Юнги прикован исключительно к Тэ. Бледному, взмокшему, отрывисто дышащему, словно ему не хватает кислорода. Едва стоящему на нетвёрдых ногах. — Блевать будешь? — только и спрашивает он, а Тэхён мутно глядит на него в отображении зеркала. — Н-не знаю… — Вы оба, осторожно выведите его на улицу и ждите меня возле входа, я попрощаюсь с одногруппниками и выйду к вам, — наконец он обнаруживает, что рядом находятся Чимин с Чонгуком, которые буквально взваливают на себя ослабшего Кима. — Да, хён. — Конечно, хён. — И не спускайте с него глаз. Уличный воздух кажется только прохладнее от того, какой стоит в стенках клуба. Тэхёну дышится не легче, но тошнота отступает точно. Он почти чувствует, как где-то у сердца что-то болит, выдёргивает, царапается, дерёт по живому, и это совершенно не кажется побочкой одного коктейля. Это чувство гнездилось долго, травилось лживыми «а если» и «может быть» и выжило под всеми попытками Тэхёна не придавать значение. Удушающую боль не увидит ни один рентген, на физическом уровне не обнаружит ни один врач. Все лишь покрутят пальцем у виска и скажут, что ты здоров, когда на деле ты едва находишь в себе силы улыбаться. Это ноющее чувство не глушится ни хорошей книгой, ни приятной музыкой, ни интересными фильмами, как ты ни пытался. От одиночества нет лекарства в виде таблеток от спазмов или микстуры от кашля. Единственный выход — те самые люди. Но иногда случается так, что позволить себе их ты не можешь. — Тэхён-и! Как ты? — Хён, я так виноват! Зачем я только вообще подумал о том, чтобы повести вас в этот идиотский клуб? — Ты не виноват, Кук-и. Мы все согласились. И это… Это не коктейль… Мне просто… Стало внезапно нехорошо… Когда дверь в клуб отворяется снова, Тэхён в третий раз удостоверяется в том, что Юнги — не мираж. Он настоящий, он рядом, а ещё он выглядит очень… Разочарованным. — Не моё дело то, как вас сюда занесло, — он процеживает холодно, подолгу задерживая эти непроглядные глаза на Тэхёне, щёки которого снова начали приобретать золотистый цвет. — И не мне вас отчитывать. — Прости, хён. — Извини, хён. — Мне жаль, хён. Все трое перед ним виновато изучают переливающиеся на свету неоновых ламп укатанные в асфальте камушки, не осмеливаясь поднять глаза на учителя. Юнги только тяжко вздыхает и после минуты гробового молчания вылавливает ключи от машины из нагрудного кармана разрисованной разными красками джинсовой курточки. — Скажите мне адреса. Я отвезу всех вас домой. Пока Чимин с Чонгуком, обеспокоено держась за руки, располагаются на заднем сиденье старенькой и не шибко дорогой машины Юнги, Тэхён возится с нещадно заклинивающим ремнём безопасности с другой от водителя стороны. Никто из них не думает, как будет оправдываться перед предками за возвращение из ночного клуба полупьяным в три часа ночи. Все просто косятся на отчуждённого Юнги, старающегося не гнать сильно, чтобы никого из этой троицы не стошнило прямо у него в салоне. Учитель Мин не смотрит ни в зеркало заднего вида, ни в сторону Тэхёна, который поджимает к себе острую коленку и опускает на неё подбородок. Становится немного холодно, но никто не просит студента включить печку, боясь лишний раз пересечься с его тяжёлым взглядом. Чимин лишь плотней жмётся к Чонгуку и о чём-то совсем тихо-тихо с ним перешёптывается, пока Тэхён больше наблюдает за Юнги, чем за дорогой перед ними. — Хён, — Чимин слабым голосом обращается к учителю Мин, собирая в кулак всю мужественность и героизм. — Ты… Ты расскажешь нашим родителям? — Я? Я даже в дверь вашего дома стучаться не буду. Я не имею никакого отношения к вашей выходке, так что всё это останется чисто на вашей совести. Когда Юнги в о т т а к говорит о совести, Тэхёну хочется только сильней смутиться, хотя остатки алкоголя в крови и не позволяют в край зажаться от всего. Наоборот, они толкают Тэхёна на безрассудные желания раскрыться, распахнуться, разорваться, выпустить всё наружу и, наплевав на всё, коснуться Юнги. Прогладить местность над прямой бровью, очертить изгиб маленького носа, линию тонких губ, приласкать кожу на наверняка чувствительной шее. Вот Тэхён после прикосновений Дженни узнал, что его шея очень восприимчива к таким махинациям. Интересно, а у Юнги так же? — Я остановлюсь в нескольких метрах от парадного, — учитель Мин, не оборачиваясь, обращается к Чонгуку, который виновато благодарит его за то, что подвёз. — С-спасибо, хён. С Чимином они прощаются без поцелуя, просто с усердием и недюжинной силой воли разрывают переплетение своих пальцев. — Напишите мне, как будете дома, пожалуйста, — тихим голосом просит Чонгук, а затем исчезает во мраке тёмной улицы. Весь путь до дома Чимина сам Чимин ведёт переписку с Чонгуком, что высвечивается в их общем чате, но Тэхён отвечать не спешит, ведь ему придётся прекращать смотреть на Юнги в таком случае. Вопреки мягким уговорам отца, мама Чонгука злится из-за всего, за враньё и подделку документов его сажают под домашний арест до конца учебного года, и Чимин предвидит подобную развязку своего наказания, хотя его мама всё же помягче. — Ладно, ТэТэ, — наконец тихо молвит Чимин и дёргает за ручку пассажиркой задней двери. — Напиши нам, как будешь дома. — Конечно, Чимин-а, — Тэхён слабо ему улыбается и кивает. Чимин закрывает дверцу, и несколько мгновений Юнги так и сидит, не отваживаясь завести машину, чтобы доставить домой и Тэхёна. А Тэхёну туда совершенно не хочется. Ему бы до утра. С Юнги. До зевающего в ладони неба солнца. Кататься на машине всю ночь и просто хотя бы дышать с ним одним воздухом.Until the day it went rotten
— Хён, ты расстроен? — Тэхён почти уверен, что таким Юнги и выглядит, тяжело вздыхая и раздумывая, что делать. — Ты расстроен, я вижу. — Я не расстроен, Тэхён. Я разочарован. Ещё хуже. — А если бы меня там не оказалось? Ты знаешь, что мог с тобой сделать тот парень? Мне тебе рассказать? — Прости. Прости меня, хён. Хён, не злись, пожалуйста. Я ненавижу, когда ты злишься на меня, я не могу в такие моменты спокойно жить, зная, что ты мной недоволен. Я всё сделаю, чтобы ты прекратил злиться, всё, что ты захочешь… Тэхён поворачивается к нему всем корпусом и облизывает свои дрожащие губы, безотрывно глядя на Юнги. Безотрывно, влюблённо, зависимо. — Я просто не знаю, чем ты думал, Тэхён. Ты совсем не уважаешь свою бабушку, поступая так. Знаешь, как она будет волноваться, если узнает? Тэхён чувствует, как совесть протыкает остриём его солнечное сплетение. Перед глазами мелькают её доброе лицо и её мягкие руки, и её слёзы, которые она прольёт из-за него. Неблагодарного урода. — Чего ты этим добивался? Хотел, чтобы тебя поимели в тех тесных и грязных кабинках? — Нет, хён. — Тогда чего? Объясни мне. Тэхён не знает, как это оформить в адекватную и понятную мысль, чтобы в придачу к разочарованию в Юнги не взыграло ещё и отвращение. — Мне… Мне хотелось чего-то нового… — В виде чужих людей, раздевающих тебя глазами? Спаивающих тебя, чтобы потом зажать против воли? Ну, как, ты доволен своими познаниями? — Нет-нет, хён, всё не так. Мне просто… Просто хотелось отвлечься… — От чего? — От тебя, хён. Юнги не сразу находит, что ответить, он просто выжимает своим взглядом из Тэхёна всё, что может, и забирает себе. — Если тебе так хочется, я сведу наши занятия к минимуму. — Я говорю не про английский, хён. Ты знаешь. Ты видишь. Ты чувствуешь… Тэхён грустно ему улыбается, смотрит тёмным взглядом, двигается немного ближе. — Ты знаешь, мои друзья встречаются, и на их фоне я чувствую себя безумно одиноким… Я мечтаю, чтобы кто-то держал меня за руку так же, будил меня своим голосом в телефонном звонке, не позволял уснуть из-за своих сообщений… — Тэхён более не способен всё это остановить, он пьян и не знает, найдёт ли в себе силы сказать всё это на трезвую голову. — Меня ещё никогда в жизни не целовали… И сегодня я был к этому близок, но затем я увидел тебя… Ты мне очень нравишься, хён. Ты нравишься мне настолько, что это вышибает мне воздух из лёгких. Настолько, что ни о ком другом я не думаю. — Тэхён… — Я знаю, что всё не взаимно, и, вероятно, у тебя кто-то есть… Знаю, что ты питаешь ко мне жалость, потому что бедный Тэхён пережил сильные утраты, он просто глупенький влюблённый мальчик, который не знает, куда себя деть. Я знаю, что доставляю тебе неприятности своими чувствами… Я… Я больше не буду, обещаю, просто… — Тэхён. — Хён, поцелуй меня… У Тэхёна осоловелый и максимально расслабленный взгляд, кожа горит от желания испытать нежность любимых рук при невесомом прикосновении, растечься под давлением этих пальцев по всему сиденью. Ему до того хочется, что возникает ломота в чёртовых сочленениях. — Я люблю тебя, хён… Прошу... Тэхён не просто просит. Тэхён умоляет, кричит об этом, воет об этом, как брошенный в квартире одиноким пёс. — Только поцелуй меня… Прошу… — Я не могу. У Тэхёна в глазах дожди и плаксивое небо. И сам он на грани слёз, что пробиваются через улыбку. — Поцелуй… И Тэхён ему позволит не только это. Он даже разрешил бы Юнги сейчас взять его прямиком на заднем сидении этой машины, вжать его лицом в грязную обивку, навалиться всем телом со спины и раскромсать его собой на рваные частицы. Придушить, задавить, разломать, расплющить, размазать, стереть в порошок, в пыль, в атомы, лишить воздуха, рассудка, памяти, личности, осознания происходящего. Он позволил бы, чем бы это ни закончилось, как бы ни было больно, страшно, безумно, отчаянно, животно, кратко или тошнотворно медленно. — Пожалуйста… Ю-Юнги… — он сейчас даже не понимает, что впервые зовёт его по имени, бесстыдно забывая о вежливом тоне. Какой позор, Тэхён. Ты — сплошное разочарование. Настолько нуждающийся, что даже мерзко смотреть. — Хён… Прошу… Всего один поцелуй… — он даже не понимает, что плачет, что отчаянно дёргается под грубой полосой пассажирского пояса, что вдавливается в чувствительную кожу и натирает до раздражения. А Юнги и не думает двигаться в его сторону, он просто берёт себя в руки и с тяжёлым лицом наконец заводит машину. Как всегда: холодный, стоический, со всепоглощающей воронкой во взгляде, в котором Тэхён уже давно упокоился с миром. — Я отвезу тебя домой. Тэхён не способен больше ни на что, он просто желает раствориться в том самом сиденье, на котором сидит, впитаться в него и исчезнуть. От Чимина он живёт совсем недалеко, поэтому пугающее абсолютное молчание длится не несколько вечностей, а всего одну. Тэхён забывает про серые тени под веками, сонно трёт глаза и взъерошивает себе волосы, прижимаясь ближе к холодной двери. Страшно становится не тогда, когда Юнги молча довозит его до дома, а тогда, когда он останавливает машину. — Х-хён… — мальчик начинает хрипло, но не имеет понятия, чем закончить. — Доброй ночи, Тэхён, — но, что бы он ни решил далее сказать, Юнги всё равно пресекает его тут же. И Тэхён понимает, что это крах. Деревянными пальцами он едва ли отстёгивает пояс безопасности и открывает дверь, вываливаясь на улицу. Холод тут же обдаёт разгорячённую кожу, взывая к мелкой дрожи, от которой стучит челюсть. — Д-доброй ночи, хён… Тэхён слишком устал. Слишком эмоционально выгорел, чтобы пытаться всё исправить. Он даже не видит во всём этом начала и смысла, потому что, ну кто извиняется за просьбу о любви? Он едва доносит своё тело до порога и бросает на машину Юнги последний взгляд, когда та трогается с места. — Х-хён… — уже неконтролируемо двигаются его губы в шёпоте. — Ю-Юнги… Наверное, с помощью какой-то силы свыше ему удаётся не промазать ключами мимо замочкой скважины, и кто-то с нимбом и пушистыми крыльями явно на его стороне, раз Тэхён тихо снимает обувь и грядёт уставшим в ванную, чтобы смыть в слив самого себя. Он только и успевает, что написать в общий чат ребятам:я дома
Чисто, чтобы они не переживали. Напор он делает несильный, чтобы только лишним шумом не разбудить бабушку, что давно уже спит в своей комнате. Он зачем-то наказывает себя холодной водой и упирается ладонями в кафельную стенку, не снимая одежды — только берет с курточкой остались в коридоре. Ткань футболки и плотных брюк сразу неприятно липнет к коже, пока Тэхён мокрым лбом со стекающими по лицу змейками воды от волос упирается в бежевые плитки, оставляя на поверхности конденсированный рваный выдох. Замёрзшие пальцы непроизвольно тянутся к своим губам — так никем и не целованным, — и растирают их до боли, до онемения. Он касается своего подбородка, как если бы это были чужие руки — руки Юнги. Они бы подушечками пальцев огладили каждую родинку, прошлись бы по ресницам на закрытых веках. Они бы огладили шею по контуру чокера, и Тэхён фантомно ведёт по своей коже вслед тому, что позволил бы сделать Юнги — найти тот малюсенький кулончик-сердечко, что давит выше вилочковой впадины между рельефных ключиц на худой грудной клетке. Тэхён не думает слишком долго, он просто ведёт ладонью от хрупкого плеча до тазовой кости по диагонали, поддевая чувствительные от холода и прикосновений бусины твёрдых сосков. И это первый раз, когда он отваживается на стон, найдя в своих действиях что-то приятное. Наверняка, Юнги сделал бы ему так же. Нет, он сделал бы даже лучше. — Х-хён… Тэхён не знает, что параллельно с тем, что он касается себя, он продолжает плакать. Он даже не открывает глаза, чтобы оценить обстановку собственной ванной, потому что вид под веками ему нравится больше. Там перед ним Юнги. Там Юнги наконец даёт Тэхёну то, в чём он так нуждается. Там Юнги целует-целует-целует — и Тэхён-в-действительности прикусывает себе губу до соли на языке, до тёплых роз во рту и раскалённого металла. — Юнги. Тэхён задушено и глухо скулит в сжатый добела кулак, второй рукой тревожа собственный пах через мокрую и холодную ткань штанов, в которых становится тесно. Ладони слишком неудобно, ей мало места, когда ныряет под молнию, обжигая кожу контрастирующим жаром — тело ведь всегда выделяет больше тепла в попытке противиться холоду. Там, под веками, Юнги умело касается самых чувственных мест, давит призывно и дразнясь, на пробу шевелит зажатыми пальцами, выворачивая Тэхёна на чёртову изнанку. Тесно. Жарко-холодно. И так… Так блядски хорошо. Тэхён подставляет лицо под холодные ленты воды из душевой насадки и глушит в ней протяжный стон. А движения становятся размашистей, ритмичней, теряют желание довести до одури, оставляя за собой лишь одно — убить без шанса на пощаду, на жизнь в изгнании, в ссылке. Юнги что-то шепчет — не ласково, не тепло, не нежно, но так горячо, что Тэхёна погружает в саму лаву, окунает и разъедает до костей, расщепляет на молекулы от этого холодного голоса, зовущего его по имени. Тэхён, Тэхён, Тэхён. Тэхён. Запястье сводит судорогой, от боли хочется кричать воплем, но он концентрируется лишь на Юнги, который смотрит на него с любопытством, выжидая, как же долго Тэхён протянет вот так. Сколько ещё понадобится времени, чтобы он обмяк в гортанном рыке, преданном скулеже, душераздирающем вое и мягком, послушном мурлыканье. И Тэхён долго не держится под взглядом этих невыносимых, невозможных, самых поглощающих, самых отталкивающе-зовущих-к-себе глаз. Тэхён болезненно кусает свою руку, когда мир сужается до фейерверка под плотной липкой и холодной тканью его узких замаранных брюк. — Ю-Юнги… — шепчет в бреду, воспалённо, безнадёжно-мучительно, трогая свои никем так и не поцелованные губы. И теперь, совершенно обессиленным, обесточенным, морально обесчещенным он скатывается по стенке холодных плит и осаживается на пол, обхватывая себя за коленки, чтобы предаться слезам, что рвут клок за клоком изнутри. Глупый мальчишка. Влюблённый. Разбитый. Не нужный. Жалкий. Умоляющий о поцелуе, любви. Глупый мальчишка.But haven't you heard? Hearts turn to dirt.