привет, детка у тебя обед? я соскучился
Кук-и: да, но мне осталось пять минут всего ( Кук-и: хотел тебе позвонить, но встретил нашу бывшую одноклассницу Кук-и: Дженни Кук-и: спрашивала о нас с тобой Кук-и: если помнишь, она узнала одной из первых и поддержала насДженни? конечно, помню она ещё в ТэТэ была влюблена как она?
Кук-и: мы с ней до того разговорились, что я потратил на неё весь свой перерыв Кук-и: она неплохо, стала трейни в какой-то компанииещё бы кто бы сомневался все в айдолы подаются кроме нас
Кук-и: о ТэТэ спрашивала, интересовалась, как он Чимин помнит, как ужасно переживал от того, что об их с Чонгуком отношениях знал кто-то посторонний. В школе и так до конца их обучения ходили всякие басни о «Чонгуке и его девочках», что «поочерёдно давали ему где-то за гаражами» или «ублажали друг дружку у Чонгука на глазах». Со временем все трое научились напрочь игнорировать это. Но Дженни была той, кто знала правду и не пыталась над этим посмеяться. Она и с Тэхёном им помогла, потому что то, в каком состоянии его оставил Юнги, нельзя было исправить одним вечером подаренных впервые поцелуев. Это были раны, которые нужно было лечить изо дня в день, и Дженни, узнав от Чимина правду об учителе Мин, на правах друга вносила в эту терапию свою лепту. Кук-и: знаю, мы с ней были не так уж близки, но в своё время она нам очень помогла… Кук-и: мы обменялись номерами на всякий случай… Кук-и: я подумал… может мы пригласим её на свадьбу?у нас и так с бюджетом туго, малыш не забывай, что от моих родителей помощи не будет мы сами по себе
Кук-и: я знаю, просто… ладно, забудь Кук-и: а так возможно сделать, чтобы Тэхён стал шафером сразу для нас двоих?не знаю, наверное, да может, он возьмёт с собой Минхо или Чеён
Кук-и: я до сих пор не могу свыкнуться с мыслью, что у него отношения сразу с двумя людьми по отдельности Кук-и: всё было бы не так странно, и смахивало бы на какой-то роман, если бы Чеён и Минхо не знали о существовании друг друга Кук-и: но они знают, и это крипово как-тоне нам судить Тэ
Кук-и: я Тэ и не сужу Кук-и: ой, я совсем забыл!что?
Кук-и: я обещал родителям, что мы сегодня придём к ним на ужин Чимин не сдерживает тёплой улыбки, которую всё равно никто не видит. Он всё ещё помнит, с каким страхом в глазах Чонгук рассказал им с Тэ о том, как признался своим родителям в своей ориентации и чувствах к Чимину. Тогда казалось, что они в полной заднице, и их отношения обречены, но после нескольких дней ступора и шока господин и госпожа Чон пригласили Чимина к ним на чай и приняли его с ещё большим теплом в качестве чонгуковой любви, чем в качестве друга. Стало немного легче оттого, что их поддержала хотя бы одна сторона. А вот Чимину хватило ума умолчать обо всём до восемнадцати, потому что заведомо знал, что не добьётся от своих предков той же отзывчивости. До вечно отсутствующего отца ему не было особого дела, так что все гомофобные замашки Чимин пропускал мимо ушей и не принимал близко к сердцу, чего не скажешь о реакции матери, разговор с которой оставил свой осадок, и до сих пор доводит Чимина до слёз при одном воспоминании.отлично, я только за я люблю твоих родителей
Кук-и: они тебя тоже, и ты это знаешь Кук-и: они тебя очень любят, малышда, я знаю
Кук-и: жаль, что Тэ не может, они и его приглашаютно у Тэ сейчас практика на носу он едва выбирается из своего общежития, чтобы встретиться с нами раз в неделю
Кук-и: потому и сыграем свадьбу как раз после его практики Кук-и: как думаешь, он возьмёт с собой Чеён или Минхо?ставлю сотню тысяч вон на то, что он никого не позовёт
Кук-и: а я на то, что он возьмёт вообще кого-то левого Кук-и: ладно, пойду я дальше кофе варить Кук-и: а то админ на меня тут уже агрится, что я не выхожу с обедахорошо, детка увидимся дома?
Кук-и: увидимся дома А домом они называют старенькую однокомнатную квартирку, которую снимают уже как год на чиминову зарплату. Вся чонгукова уходит в копилку для организации свадьбы. Они оба могли бы и лучше, могли и больше, могли бы сразу на двух работах, но Чимин настоял на том, чтобы Чонгук не убивал свою мечту и уделял время на написание своих романов, а Чон, в свою очередь, запретил Паку уходить из танцевальной труппы и лишать себя отдушины в деле, которое любишь больше всего. Это как если бы запретить Тэхёну учить английский и оторвать его от детей, которых он, кажется, на удивление не ненавидит. Кук-и: люблю тебяи я тебя люблю
***
Тэхён выходит из лёгкой дрёмы по пинку чужого локтя в его ребро. — Ауч! — он сбито шепчет и морщится, а затем бьёт сидящего рядом Ким Югёма в плечо. — Сдурел, что ли? Больно же! — Не так уж и больно, не заливай, — оправдывается сидящий по правую руку от Югёма Ван Ибо, вступаясь за друга. — Так или иначе, лекция уже подошла к концу, Спящая Красавица. Когда вас всего трое пацанов в группе на всём потоке «англичан» своего курса, здесь сам Бог велит держаться вместе и привыкать к чужим финтам. Не сказать, что за три года Тэхён сыскал в своих новых знакомых достойную замену Чимину и Чонгуку, потому что такого никогда не произойдёт, но Югём и Ибо кажутся не такими уж и плохими, если присмотреться. Все трое делят одну комнату в общежитии, и притирались друг к другу ещё с первых дней первого курса, чтобы не загнуться в бабском коллективе поодиночке. Ну, да, какой парень пойдёт учиться на учителя? Тут выбирать не приходилось, но ребята они действительно не такие уж и плохие. С Ким Югёмом они познакомились вообще в день подачи документов, заведомо зная, что, могут оказаться единственными мальчишками в группе. А вот Ван Ибо перевёлся к ним со второго семестра из Пекинского и знатно попотел, чтобы переключиться с изучения материала на китайском языке — на корейский (на котором шпарит — будь здоров). — Дадите потом переписать конспект? — Тэхён взъерошивает пальцами пшеничную чёлку и тянется за бутылочкой воды возле раскрытой тетради. — Конечно, если поможешь нам с долбаным семинаром по фонетике. Ты же знаешь, как сильно мы ненавидим транскрипцию. Прописывать интонацию предложений знаками ещё куда ни шло, но транскрибировать текст — высшая форма издевательства. Поступая сюда, я на такое не подписывался, — глухо гогочет Югём. На самом деле, у них все три курса так: без взаимной помощи не дожили бы и до первой летней сессии. А тут, гляньте-ка: ещё год — и они с дипломом бакалавра. — Добро, — кивает Тэхён и старается последние пять минут вникнуть в монотонность голоса учителя И, рассказывающей о полисемии слов в английском языке. — Ты опять всю ночь зависал с физруками, что ли? Ли Ноу опять вечеринку у себя устраивал? — Ибо смотрит на помятый и не выспавшийся вид Тэхёна с некой жалостью, и Югём подхватывает ту же мысль: — Ли Ноу вообще знает, что у тебя практика на носу? Я, конечно, понимаю, что самые крутые малышки у нас на филфаке, и тебя он зовёт в компанию потому, что вы кореша, но ему бы тоже за голову взяться. Он же выпускник, всё-таки. Тэхён ёрзает на деревянной лавочке аудитории в виде амфитеатра; от сидения на одной точке в одном и том же положении у него уже прилично затекла задница. Тэхён довольно долго привыкал к длительности пар на первом курсе, но к жёсткости так и не прикипел. — Я вас звал с собой, — он ведёт плечом и деловито записывает дату на полях тетради, — вы предпочли остаться и зубрить теор.грамматику. — Прости, но не все у нас одарённые и схватывают налету. Некоторым приходится тратить вечер на учёбу. Не все из нас ты, которым всё так легко. Легко? Тэхён нехотя вспоминает ночи слёз, когда печатная краска на распечатках размывалась чернильными кляксами. Те ночи, которые он провёл, сгорбившись над домашними заданиями от Юнги. Те ночи, когда он считал себя тупицей из-за того, что ничего не мог усвоить, потому что не запоминалось, не понималось и ещё куча других разочаровывающих «не-». Тэхён работал очень много, чтобы стать лучшим. Чтобы все экзамены сдавать на балл выше от остальных, как бы Ибо с Югёмом ни шутили о простом везении. Тэхёну не везёт. Он невезучий. А везение и упорство — всё-таки вещи разные. И пусть они не выставляют его каким-то лентяем, предпочитающим вечеринки учёбе. Тэхён исправно выполняет всю домашку и на совесть готовится к семинарам, просто предпочитает делать это в тех же библиотеке или кафе, где не будет отвлекающих факторов в виде Югёма, залипающего на всякие видосики на Naver, или Ибо, что часто общается со своими друзьями из Китая по Skype. — Что у нас по расписанию? — Югём собирает свои тетради в рюкзак и подхватывает ветровку. — Практика английской устной и письменной речи с учителем Ким Намджуном. — Ты все те дебилянские слова по смыслу вставил в текст? — уточняет он у Ибо, и тот случайно бьётся носком кроссовка об угол стола, пытаясь протолкнуться к двери на выход среди огромной очереди, а с его губ глухо слетает очевидный и никому не понятный мат на китайском. — Я вставил, — Тэхён подаёт голос. — That was easy. — О, дашь сейчас скатать? — Хорошо. — Чёрт, почему Намджун-ши не вёл у нас этот предмет с самого первого курса? С его манерой вести урок и его акцентом мы бы уже знали английский лучше, чем корейский, — Югём не скрывает своё восхищение некоторыми из преподов. А Ким Намджун — заместитель заведующего кафедры английской филологии — вообще его тотем для поклонения. — С его бы акцентом да в рэп… — Ещё скажи, что Сокджин-ши должен был в певцы пойти, ага, — хрипло смеётся Ибо. Профессор Ким Сокджин, вопреки тому, что внешне создаёт образ очень доброго и недалёкого препода, не зря руководит всей кафедрой и ведёт самые сложные для понимания дисциплины. На самом первом курсе экзамен у него сдали не все, и сразу отсеялась добрая часть студентов. Предметов он у них читает несколько и сейчас: историю английского языка и историю Великобритании. Поэтому, даже неверующие крестятся перед экзаменом с ним и рисуют на запястьях древнегерманскую руну удачи — Алгиз. — Почему бы и нет? Он бы не вытрясал из нас душу на экзаменах. Тэхён закатывает глаза и разравнивает пальцами светлую чёлку — новый имидж очень даже ему к лицу, по словам абсолютно всех. Чимин говорит, что Тэхён так оправданно выглядит на свои двадцать, и что за пять лет вообще вытянулся и раздался немного в плечах. Нет уже того хрупкого мальчишки с каштановыми волосами, под которыми Тэхён прятал вороватый взгляд. Тот мальчик со временем умер от неразделённой любви. А сейчас Тэхён не боится и не прячется. Тэхён уже больше не плачет, потому что больше не любит Юнги. — Там какой-то ажиотаж возле расписания, — Ван Ибо кивает на столпотворение их одногруппниц, на лицах которых читается неподдельный испуг. — Наверное, снова пары местами поменяли, — Тэхён озвучивает свои догадки, а затем они все трое подходят к Йерим, что удручённо вздыхает и мотает головой. — Хэй, что тут происходит? — У нас окно? — вклинивается Югём, пытаясь добраться до расписания самостоятельно. — Пару с учителем Ким отменили? Как так? — Не отменили, — Йерим складывает на груди руки, объясняя сложившуюся ситуацию. — Просто поставили её последней, чтобы сейчас мы снова вернулись в аудиторию лекций и познакомились с новым преподом, что будет вести нашу школьную практику, так как учитель Пак не может какое-то время вести наш курс по личным причинам. — Ну, и что в этом такого устрашающего? — непонимающе кивает Тэхён, поправив лямку рюкзака на плече. — А ты разве не слышал, что говорят об этом преподе? — Йерим вопросительно выгибает бровь и переводит взгляд на стоящего рядом с Тэхёном Югёма, который, как выяснилось, тоже ни сном, ни духом об этом новом учителе. — Ну вы и чайники, блин. — Попрошу не выражаться, — с наигранной обидой отвечает Тэхён. — Я, между прочим, сдаю экзамены выше, чем ты. Так что кто тут из нас чайник? Девушка лишь цокает языком и игнорирует предъявленные претензии. — Короче, мне о нём старшаки сказали, — ну, да, у Йерим везде есть друзья благодаря тому, что она член студсовета ещё с первого курса. Кто бы сомневался, что она не будет знать обо всём заранее, пф. — Он у них в прошлом году вёл один семестр практику английского, а затем уехал на повышение квалификации прямо в Лондон, и только сейчас вернулся, и ему сразу дали вести педагогику, и по слухам — он монстр во всём, что он делает. — В смысле — плохо учит? — В смысле — учит настолько хорошо, что его боятся посильней профессора Ким Сокджина. Вау, а можно бояться кого-то посильнее Сокджина-ши? — И как его имя? Йерим напрягается в задумчивости и касается пальцами виска, жмурясь. — Блин, как же его… Мне же говорили… — Ладно, — Тэхён дарует ей милость и избавляет от нужды с непосильными потугами вспоминать, как зовут их нового преподавателя, что возьмётся за их школьную практику. — Он всё равно представится сейчас нам. И раз уж его боятся намного сильней заведующего кафедры, мы надолго запомним его имя. — Кошмар, — безэмоционально восклицает Ибо и чешет костяшкой пальца свой висок. — И что теперь делать? — Для начала, не будем паниковать раньше времени, — Тэхён предлагает первое, что приходит в голову. — Мы как-то пережили учителя Сокджина-ши, как-то выучили руны и чёртовы законы Гримма и Вернера, научились рисовать синтаксические структурированные «деревья» и выучили «Отче наш» на готском, готском, чёрт возьми. Мы сдали и забыли латынь и какую только ахинею не несли на зачёте с литературы Древного Востока. Нет ничего, чего бы мы не преодолели, так что не накручивайте себя. По крайней мере, раньше времени. Вся их группа снова направляется к лестнице и опять возвращается в ту же аудиторию, в которой только что у них была скучная лекция. Техёну даже немного жаль — снова задница будет болеть и спина затечёт от одного и того же положения всю пару. Когда они подходят к двери, аудитория открыта, но в ней никого нет. Это приводит в замешательство всех, кроме Тэхёна, что читает сообщение от Чонгука: Кук-и: жаль, что ты не сможешь сегодня на ужин к моим родителям заскочить Кук-и: они скучают по тебе Кук-и: и мы с Чимином тожекак и я по вам и, эй, мы встретимся через пару дней, у меня как раз выходной
Кук-и: это отлично, потому что нам тебя не хватаетмне вас тоже
Кук-и: как Югём и Ибо? не задалбывают?нет, всё круто
Кук-и: как там Розэ? Ли Ноу?Чеён хорошо. обещала подъехать ко мне, свожу на мороженое Минхо тоже хорошо, я утром от него как раз
Тэхён неимоверно ценит то, что Чонгук с Чимином уважают его личную жизнь. По началу было действительно трудно, Тэхёна смущали все эти засосы на шеях его друзей и любые разговоры об отношениях. С появлением Пак Чеён или Розэ — так её называют в танцевальной труппе Чимина — положение немного изменилось. Тэхёну было семнадцать, и они познакомились в день концерта, на который он с Чонгуком пришли к Чимину в качестве поддержки. Тэхён и не помнит, как разговорился с Чеён, но помнит, что её прохладный взгляд задел за что-то живое под шкурой, воззвал к чему-то отдалённо знакомому, давно забытому, но странным образом — живому. И Тэхён решил, что терять ему всё равно нечего — к концу вечера у него в сотовом был забит её номер, а ворот рубашки измазан в гранатовом блеске для губ. В амурных делах с девчонкой Чимин с Чонгуком не были ему советчиками, но искренне радовались: хоть у кого-то из их троицы выстраивалась модель «правильных» отношений, а так как Тэхён никогда не мог определиться, какой пол ему нравится больше, все сошлись на мысли, что Ким всё-таки встал на сторону гетеросексуальности. До поступления на факультет филологии и знакомства с хладнокровным второкурсником-физруком Минхо (хотя для всех он Ли Ноу, если только не для Тэхёна и не в постели), который одним лишь взглядом пронизал Тэхёна насквозь. С появлением Ли Ноу и началом вторых параллельных отношений — тут-то у Чимина с Чонгуком логика и посыпалась. Особенно от того факта, что фактические парень и девушка Тэхёна не были против наличия один другого, ведь получали и давали в замен разные вещи. Чонгук бы уже пузырился от ревности, если бы у Чимина был кто-то ещё, пока они встречаются, а Розэ спокойно отпускает Тэхёна к Ли Ноу и желает приятно провести время, когда Минхо просит Тэ передавать Чеён привет, как только Тэхён возвращается обратно. В эти отношения не углубляется даже Тэхён, не задаётся вопросами, ибо сам понятия не имеет, как упал в этот треугольник. И он благодарен, что ни Чимин, ни Чонгук не требуют объяснений. Потому что Тэхён не объяснит. Кук-и: ты решил, кого возьмёшь на свадьбу себе в пару? Кук-и: Чимин был бы не против Чеён, они всё-таки хорошие знакомые Кук-и: но Ли Ноу мне тоже кажется классным — Эй, препод заходит, — Югём во второй за сегодня раз толкает локтём Тэхёна под ребро, привлекая к себе внимание. Он уже заведомо понизил голос, чтобы предел слышимости его слов заканчивался на Тэхёне. — Хватит переписываться. — Да. Тэхён прячет сотовый обратно в карман своих брюк — не настолько зауженных, как у его друзей, — и переключает внимание на фигуру, что стоит спиной к аудитории, царапая мелом доску. А вместе с тем и тэхёново нутро. Тэхён слишком хорошо помнит каждое своё «после». Помнит «после» с мятными волосами и самыми красивыми руками на всём свете. А вот это — в чёрной водолазке, качественном чёрном костюме и кожаных оксфордах — не забыть ни за что. Скрип. Красивый почерк вывел две надписи и для пущего внимания под словами прочерчена линия. Мин, мать его, Юнги. Кровь отливает Тэхёну от щёк, а во рту совсем нездорово пересыхает разом. Он цепляется за бутылку воды парализованными пальцами и даже на первый раз промахивается в попытке ухватиться за горлышко. Нет. Нет, блять. Ну уж нет. Ни за что. Не сейчас. Никогда. Не снова. Пожалуйста, только не снова. Иногда Тэхён поздними тревожными ночами думал о том, встретится ли он с Юнги ещё раз, что скажет ему, сможет ли посмотреть ему в глаза без страха и обожания, без вины и стыда. Тэхён больше уже не стыдится потребности в любви, в прикосновениях. Он уже не боится холодного, проницательного, пробивающего в тебе сквозную дыру взгляда, потому что встречается с такими людьми, тянется к таким людям. Вот с этим чёртовым не оттаивающим льдом в глазах, чтоб аж жгло, разъедало, проламывало что-то внутри. Так смотрит Чеён. Так смотрит Минхо. И так смотрел он. Тэхён понимает, что вспоминает, как дышать намного раньше, чем это было в прошлый раз — хороший признак, — но напряжение до сих пор судорогой сводит его руки. — Меня зовут Мин Юнги, — теперь его акцент вообще не отличишь от типичного жителя Лондона. Поскольку перед ним уже далеко не дети, а мужественно пережившие дисциплины Сокджина третьекурсники, Юнги не разменивается ни словом на корейском. Ожидаемо для него. — Я доктор филологических наук. Выпускник, а на данный момент преподаватель этого университета. Моя специальность — английский и корейский языки и зарубежная литература. К сожалению, ваш предыдущий преподаватель не сможет закончить с вами этот курс в связи с семейными обстоятельствами, поэтому до конца программы данную дисциплину буду вести у вас я. Прежде, чем вы решите поднять свои руки для насущных вопросов, касающихся школьной практики, я хотел бы сделать перекличку и отметить отсутствующих. Заранее хочу предупредить, что я не люблю прогульщиков, и с ними мы на экзамене никак не найдём общий язык, я отправлю на пересдачу или даже повторный курс каждого, у кого не будет справки, оправдывающей вашу неявку на мои занятия или непосредственно на саму школьную практику. Его голос не меняется. Такой же бесстрастный, выверенный, уверенный в себе, как заранее отрепетированная речь. Тэхён этому больше не удивляется, он даже не выглядит испуганным, чего не скажешь о буквально всех с его потока, кто пришёл на ознакомительную лекцию. Волосы Юнги больше не мятные, они чёрные, как воронье крыло, и в стиле одежды уже ни за что не узнаешь того бунтаря из ночного клуба. Теперь Юнги носит красивые очки на изящной маленькой переносице и стоит у кафедры, словно президент перед народом. — С первого раза я не смогу запомнить каждого… Но «Тэхёна» он вспомнит. Потому что «Тэхён» пустым звуком для Юнги однозначно не окажется. Не может. Не после того, что между ними (не) было. Юнги безразлично открывает журнал и зачем-то прочищает горло. Тэхён откидывается спиной на деревянную перекладину и проходится кончиком языка по внутренней стороне щеки, играясь с шариковой ручкой в пальцах. Югём и Ибо рядом с ним совершенно не понимают, отчего это Тэхён такой спокойный, как тот удав, ведь с такими загонами — хрена лысого они вообще что-то этому учителю Мин сдадут. У него взгляд невыносимый. Только один человек уже свыкся и не боится обжечься. Только один человек тянется к такому по-наркомански зависимо. Но Тэхён не потянется к Юнги. Тэхён в это снова не упадёт. Он чуть не захлебнулся в прошлый раз от самого себя. Тэхён его больше не любит. — Ван Ибо. — Присутствует. — Ким Евон. — Здесь. — Пак Чивон. — Присутствует. — Ли Чеён. — Тут. — Ким Югём. — На месте, учитель. — Ким Тэх… — и Юнги с непривычки запинается, не сумев дочитать з н а к о м о е имя. О да, реакция, что нужно. Тэхёну хотелось бы, конечно, больше, мощней, чтобы Юнги судорожно бегал взглядом по аудитории в поисках его лица, чтобы он густо покраснел, как в тот случай с контейнерами бабушкиной еды, чтобы часто задышал и утратил контроль. Конечно, о такой реакции Тэхёну остаётся лишь мечтать, потому что Юнги н и к о г д а не выкажет ни смущения, ни намёка на уязвимость. Даже сейчас. Но запинающийся Юнги, поправляющий очки на маленьком носу — уже предел всех мечтаний. — Тэхён, — что-то дёргает его поправить учителя Мин, спровоцировать зрительный контакт, на который Юнги почему-то ведётся и отыскивает за партами каштановую макушку. Вот только Тэхён теперь русый, смелый, взрослый, раскованный. Ему уже не нужны его поцелуи, его прикосновение. Ведь он больше Юнги не любит. — Я Ким Тэхён. И две непроницаемые бездны в глазах Юнги снова влекут Тэхёна к падению. Но Тэхён не упадёт. Больше он на это не купится. Взяв себя в руки — а Тэхён иного и не ожидает, потому что знает, как играть по правилам Юнги — и расцепив зрительную связь, Юнги возвращается к списку студентов и заведомо запугивает отсутствующих бедолаг, отмечая их пропуск чёрной ручкой — чтоб наверняка и без права исправить. Всю пару Тэхён старается не выделяться и не задавать вопросы, касающиеся практики, потому что она — последнее, о чём он думает сейчас. Он думает о том, как Юнги подходит этот цвет волос, и что водолазки на нём даже пять лет назад смотрелись отлично. Он думает о том, какой была жизнь у Юнги всё то время, что они не виделись: где он бывал, чем занимался, как развивался. Тэхён не отставал, он рос всячески, но и Юнги на месте не стоял. Теперь он доктор наук. Он всё ещё впереди. Всё ещё Тэхёну за ним не угнаться. — Всё, с этих пор я зубрю методику преподавания так, как ничего до этого, — Югём сковано запихивает в расстёгнутый рюкзак конспект и шумно выдыхает по окончанию пары. — Если я каким-то чудом пройду у него практику, я начну верить в чудеса, отвечаю! — Мне, наверное, уже поздно перевестись обратно в Пекинский, да? — с сарказмом спрашивает Ибо, мягко подталкивая собой Тэхёна к узкой двери, у которой снова образовалась пробка на выход. — Вы подождёте меня в коридоре, ладно? — Тэхён не может ничего не сделать, его крутит и выворачивает изнутри обыкновенным желанием заполучить кроху внимания от Юнги. Не того, в каком он нуждался раньше. Не того, о каком слёзно и возбуждённо просил той поздней ночью в машине. Тэхёну такое больше от Юнги не нужно. Он им переболел. Нет смысла опираться, вдаваться в смущение, панику, потому что им по воле случая сотрудничать как минимум месяц школьной стажировки бок о бок. Лучше упростить всё сразу, так будет л е г ч е. И Тэхён верит в себя, свои силы, он больше не боится дышать в его сторону, уже не прячет взгляд, не соскребает свою способность разговаривать с закоулков сознания. И пока все учтиво прощаются с учителем Мин, Тэхён делает противоположное: — Здравствуй, хён, — спокойным голосом, в котором ничего нет от обиды, как на зло; за пять лет она успевала триста раз воспалиться и так же сойти на нет, и в самый нужный момент, когда этой обидой хочется размазать Юнги по преподавательскому столу, её в арсенале оружия не оказывается. Да и когда это у Тэхёна имелась против Юнги броня? Юнги в этот раз кажется каким-то маленьким, теперь на него смотришь сверху-вниз, но исходящая от него мощная аура снова клонит Тэхёна к земле. Учитель Мин смотрит на него более широким взглядом, чем обычно, вероятно, тоже оценивая разницу в их росте. Потому что пять лет назад Тэхён был ниже, слабее, прыщавей, отвратительней, мельче, влюбчивей. А у двадцатилетнего Тэхёна светло-русые волосы, засос на ключице под свитером, чарующая и игривая улыбка и приобретённая нагловатость в вере в свои силы. Для такого результата пришлось хорошенько переломать себя. — Здравствуй, Тэхён. Юнги, наверное, думает, что сейчас засмущает собой Кима вусмерть, как ему это удавалось пять лет назад. Да вот только того Тэхёна уже давно нет. Этот Тэхён стойко смотрит ему в глаза, в этот родной мрак без проблеска света. — Тэ, ты идёшь? — окликает сзади Ибо, и Югём возле него переминается с ноги на ногу в ожидании. — Да, секунду, — он обращается к друзьям, а затем возвращается к Юнги. — Ты снова мой учитель, подумать только, — он растягивает губы в улыбке и несколько раз моргает. — Ты теперь в университете преподаёшь, это же то, чего ты хотел, верно? Тэхён помнит, как Юнги рассказывал ему, почему вообще пошёл на лингвиста, как грезил о карьерном росте и важной должности. — А ты теперь студент английской филологии, — преподаватель Мин холодно констатирует факт. — Будущий учитель. — Выходит, что так… — Тэ, — терпеливо, но с явным нажимом повторяет Ибо. — Я уже иду. — Тебя ждут друзья, — Юнги даже не смотрит в их сторону — только на Тэхёна. — Знаю… — просто хочется ещё момент. Рядом с ним. Не такой, о котором раньше мечтал Тэхён, нет. Он больше так о Юнги не думает. — Ладно, увидимся, хён. — Да, Тэхён. Увидимся. Он не озирается назад, покидая аудиторию, хотя полностью уверен, что Юнги прожигает его лопатки. Хочется неистово улыбаться, но Тэхён душит в себе это чувство, подходя к ожидающим его у выхода Ибо и Югёму. — Чувак, что это было? — Вы что, знакомы? Тэхён роняет мелкий и едва различимый вздох, оттягивая ткань свитера. Рано или поздно это всё равно стало бы известно, да и он всё равно не видит смысла в том, чтобы это скрывать. Нет, скрывать можно и нужно, но о чём-то рассказать он может себе позволить. — Сонбэним пять лет назад и сам сдавал практику. В моей школе, моём классе. — Офигеть, и ты помнишь, как он выглядит? Даже тресни Тэхёна головой до потери памяти — образ Юнги останется вечным, тем, что не выкорчуешь, как сорняк, потому что слишком глубоко засел с первого же раза. — Ну, раз он знает тебя, а ты знаешь нас… — Ибо перекидывает руку Тэхёну через плечо, незатейливо приобнимая его и подбивая клинья к успешности. — Замолвишь за нас с Югёмом перед ним словечко? — Нет, потому что мы все в заднице, — Ким понятливо кивает и сбрасывает с себя руку одногруппника. — А я даже в ещё большей, чем вы, потому что он знает меня и будет раза в два ко мне строже. Я помню, как он преподавал нам в школе. Можете у Чонгука с Чимином спросить, если всё-таки соберётесь познакомиться с ними. Они хорошо помнят Юнги. Мы в Аду, пацаны, а у нашего дьявола низкий рост и недостижимая планка ожиданий от остальных. — И что нам делать? — Югём хмурится в смятении и взъерошивает пальцами волнистую светлую чёлку. — Ну, как ты и сказал, учить методику преподавания так, как ничто до этого. — Что-то ты меня не обрадовал как-то. — А жизнь вообще не всегда состоит только из приятных новостей.***
Когда Чимин возвращается домой, Чонгук уже где-то с час сидит за ноутбуком, пялясь в пустую страничку. Он даже толком не переоделся после работы, потому что всё порывался успеть записать мысль, что посетила его в автобусе по пути в их квартиру. Но закон подлости таков, что мысль «ушла», стоило ему пересечь порог. — Детка, я вернулся. От Чимина зачастую пахнет цветами и пыльцой, эти запахи почти полностью перебивают неброский парфюм, но вот если уткнуться носом в область Адамового яблока — как это сейчас делает подошедший встретить его Чонгук, — урвать нотки одеколона можно будет запросто. Чимину бы давно стоило к такому привыкнуть — вот к такому Чонгуку, окольцовывающему его руками, признающемуся в любви чиминовым скулам и одаривающим влажными поцелуями его подбородок. Но Чимин, даже спустя пять лет отношений, млеет от любого его прикосновения так, как в первый раз. По структуре хореографии у Чимина в партии имеется множество близкого физического взаимодействия с другими парнями и девчонками, но ни одно и близко не стоит с тем ощущением, что дарит ему Чонгук, просто тычась пальцами даже элементарно в плоский живот. — Кук-и… Если они не прекратят, то свалятся на пол по тому же принципу, что и чиминова спортивная сумка с одеждой для тренировок, вырвавшаяся из хватки расслабленных пальцев. — Я весь потный после смены и репетиции… Но Чонгуку, похоже, всё равно. За пять лет они привыкли видеть друг друга в любом виде. Привыкли к возобновлённой близости, к которой на этот раз прокладывали уже неторопливый путь, позволив всему идти своим чередом. Они дали сексу ещё один шанс в множестве изучающих попыток, и постепенно Чимин взаправду обнаружил в себе желание передать контроль Чонгуку в руки и просто отдаться чувству распада, о котором «все» так говорят. Они снова вернулись к малому, чтобы выработать привычку на более откровенные прикосновения, что не заходили дальше нужного до полного расслабления в мышцах и тотального доверия и уверенности в происходящем. В хорошем сексе играют роль множество факторов, и он действительно не такой, каким его показывают в том же порно или описывают в яойных мангах. Конечно, вернуться к попыткам они смогли не сразу, не сразу появилось желание, но зондить почву это не мешало всё равно. Например, нужна качественная и специализированная смазка, а не первый попавшийся под руку крем-масло, необходимы правильные защитные резинки и нефиговое терпение к своему партнёру, у которого на подготовку может уйти приличный отрезок времени. К сексу они возвращались постепенно, понемногу, по малой дозе ощущений, что с новым разом всё наслаивались и наслаивались. К полноценному акту они всё равно не были готовы сразу, когда решились попытать удачу опять. Потому что Чимин помнит, что это дико дискомфортно, неприятно, а Чонгук — что внутри Чимина настолько же узко, насколько и сжимающе больно. Поэтому сначала Чимин подолгу привыкал к пальцам, от которых тело било током всякий раз, когда Чонгук ненамеренно, а потом уже специально-дразнясь касался той самой связки сотен нервных окончаний. Затем он привыкал к ощущению одной лишь головки внутри себя и молился на божественное терпение Чонгука, которому всегда было важно то, как себя чувствует Чимин, нежели он сам. А затем, когда после хорошего разогрева и томительной подготовки тела, когда желание било набатом в виски и куда-то ниже тазовых костей, Чимин наконец привык и к толчкам. Изучение достижения максимального удовольствия происходило посредством проб различных поз, а бесконечное доверие в сексе было достигнуто в ту секунду, когда Чонгук признал, что ему бы тоже хотелось узнать, почему же Чимин так под ним извивается, так стонет и даже кусается в особо ошалелые моменты оргазма. И то, что Чонгук доверился ему, позволил изучить себя вот так в ответ, делает Чимину неимоверно тепло. Близко. Уютно. — Я тоже, — Чонгук осторожно прикусывает хрящик на маленьком ухе, а затем горячим языком ведёт мокрую дорожку по месту, где только что была кромка его зубов. — Но это не мешает мне тебя хотеть. Вопреки тому, что, после всего, по идее, они могут называться универсалами, они всё равно находят свою прелесть в том, чтобы Чонгук руководил процессом. Здесь не столько про сам секс, сколько про неимоверную близость душ, единение мыслей и желаний. Здесь больше о заботе, любви, честности, доверии и взаимопонимании. И Чимин вверяет ему себя всецело, позволяет разложить хоть где, в любом из шпагатов, заведомо зная, что у Чонгука аж шарики за ролики заходят от того, насколько Пак гибкий, отзывчивый, чувствительный и весь для него. — Можем… В душ пойти… Не в коридоре же… Они уже даже не сговариваются, действуют синхронно, ведь когда пятки Чимина отрываются от земли, Чонгук сразу же подхватывает его за ягодицы и позволяет зажать коленями свои бёдра. — Господи… — невпопад мямлит Чонгук между линией торопливых и беззвучных поцелуев. — Что? — Прошло пять лет, а я до сих пор не понимаю, чем заслужил тебя. Почему ты со мной. Почему просыпаешься со мной в одной постели и готовишь нам завтрак, а затем целуешь на прощание, желая хорошего дня. И затем всё равно возвращаешься ко мне… Ждёшь меня. Любишь меня. Отдаёшь мне всё. Почему не злишься, ведь я стал причиной раздора в твоей семье со своими чувствами. — Чонгук-и. Теперь ты моя семья. И твои родители. И ТэТэ. Вы моя семья, и другой мне не нужно. — Неправда. Я знаю, как тебя расстраивает ваша ссора с твоей мамой. — Ты что, передумал на мне жениться, лишь бы я помирился с матерью? — Чимин малость отстраняется, чтобы с серьёзностью посмотреть Чону в глаза. — Что?! Нет, конечно. Мы два года мечтали о нашей свадьбе, два года копили деньги на неё и стойко выносили все трудности, вдвоём. Я люблю тебя больше всего на свете… — Вот и хорошо, потому что сегодня я определился с тем, какие цветы хочу нам в бутоньерки. Чимин не даёт больше ни слова сказать, пальцами сотворяет на его голове бардак и притягивает поближе к себе за затылок. Чонгук припирает его к стенке, так же надёжно придерживая за худые бёдра, когда Пак грубовато сжимает в кулаке тёмные волосы на загривке и с липким щелчком разрывает прикосновение их губ. В такие моменты ему нравится наблюдать за разгорающимся пламенем в глазах Чонгука, за искрами открытых проводов под напряжением, за далёкими звёздами, за хаосом чёрных радужек. Когда у Тэхёна определённый фетиш на людей с холодным взглядом, у Чимина — на всего одного, на того, у которого вулканы пузырятся в глазах, сразу до невидимых ожогов от одного лишь взора. — Ещё немного — и ты мой, Чон Чонгук. — Я твой с самого начала, Чимин. С первого момента, как увидел тебя. Они долго думали о том, где и как зарегистрировать свой брак. Официально, в Корее свидетельство о бракосочетании котироваться не будет, но им мало простых колец на безымянных пальцах и немых клятв, что дали друг другу уже давно. Хочется большего, хочется всего, что можно из этого получить. Регистрацию брака где-то в Европе они не потянут материально никак, поэтому выбор пал на Таиланд. — Покажешь, насколько ты мой? — Чимин опускает одну руку с чонгукового плеча, заманчиво оглаживает ладонью его грудную клетку поверх чёрной хлопковой футболки и ныряет пальцами под линию тёмно-серых джинсов, прикасаясь к заинтересованному к подобным манипуляциям члену, что непроизвольно дёргается от прохлады мягких подушечек. — Ч-Чимин… — хриплым выдохом в губы, которые поцеловать не позволяют, пока он не даст ответ. — Это не репетиция нашей брачной ночи в качестве супругов. Можешь не нежничать. У меня настроение на большее… — Чё-ё-ёрт, — Чон сипло ругается и почти закашливается во время вдоха, когда чувствует, как Пак дразнится и уверенно давит на уретру. Чонгук кусает губу и гулко мычит, потому что Чимин сменяет ласку на более резкие поступательные движения совершенно без предупреждения. — Чимин… — Что такое, детка? — Я тебе не «детка», пять лет уже пытаюсь отучить. — Тогда сделай так, чтобы я раз и навсегда усвоил урок. И в этом пониженном голосе, тихом, сексуальном, завораживающем кроется вся чонгукова выдержка. Квартира у них взаправду маленькая, тут каждый угол дышит тебе в затылок и жмёт со всех сторон — кошмар для любого клаустрофоба, но не для Чимина с Чонгуком, которые всегда хотят ближе, без единого дюйма в расстояние, чтоб кожа к коже, дыхание к дыханию, чувство к чувству. — О, малыш, я непременно сделаю, — не только Чимин умеет тут быть разнузданным и настойчивым. — Я тебе не «малыш», я твой хён… — Это мы ещё посмотрим… В некой борьбе за право выйти победителем они как-то минуют ванную комнату стороной и неосознанно наталкиваются на кровать. Чонгук не церемонится, он отпихивает Чимина сразу на мягкий матрас, но ему не позволяют распробовать вкус величия и возвышения, потому что Чимин ещё не сдался, и он сгребает в охапку ткань чонгуковой футболки и тянет на себя. Они оба уже разгорячённые, размазанные, тяжело дышащие, возбуждённые до края, отдающиеся друг другу без остатка и жадные до чужих губ. Чонгук уже тянется к резинке чиминовых спортивных треников и начинает вести счёт поцелуям поверх голубой майки Пака, осыпая вниманием просматривающиеся углубления над ключицами, когда оба в секунду подпрыгивают на постели от внезапного видеозвонка по Skype от Тэхёна. — Он, конечно, вовремя… — Да уж. — Ты весь раскрасневшийся… — Ты ещё себя не видел, — звучит в ответ с тем же критичным выговором. — Нужно ответить. Это же Тэ, — да, тот самый Тэ, ради которого и секс прервать не жаль. — Но мы потом продолжим, — Чимин полосует Чонгука томным взглядом, стараясь пригладить свои тёмные волосы и отдышаться. — Я с тобой ещё не закончил. Чонгуку приходится накинуть на свои колени мягкую игрушку и закрыть перед камерой обзор, потому что топорщащаяся ширинка — немного не то, что должен будет увидеть Тэхён. — Фух, так… Всё хорошо. — Да перестань, он всё равно всё просечёт, знает нас, как облупленных. Сколько раз мы попадались ему на глаза уже? Он прекрасно знает, как мы выглядим перед сексом и после него. Чимин мысленно метает в Чонгука ножи, раздражённо хмурясь, а затем удобнее усаживается на табуретку перед столом и дёргает мышку, отвечая на тэхёнов входящий. «Хэй!» — звук, как всегда, грузится раньше, чем само видео. — Привет, Тэхён-и! — Хён! Когда изображение наконец появляется, Тэхён предстаёт перед ними в наушниках, гуляющим по вечернему парку на фоне заката. «Как у вас там?.. Погодите… — Тэхён приближает свой телефон ближе к лицу, чтобы можно было рассмотреть детали. — Я что, прервал вам двоим секс?» — Вовсе нет! — Чимин за пять лет всё ещё не привык открыто это признавать, вот и прибегает к незначительной лжи в избежание ещё более ошеломительного смущения. — Я только с тренировки вернулся. А Кук-и… — Чимин неуверенно косится в сторону своего жениха. — Кук-и только проснулся, вот. «Судя по его зацелованным губам, снились ему далеко не самые отстойные сны». — Как у тебя дела? — Чимин навязчиво старается перевести тему, и Тэхён, в принципе, не против. Только Чонгук издаёт смешок, за что получает от Чимина по коленке, но это остаётся за кадром для Тэхёна, что мучает соломинку клубничного смузи. «Неплохо. Наверное. Я скучаю по вам так, что нет сил. И бесит, что видеться мы можем только в выходные…» — Мы тоже по тебе скучаем, Тэ, — поддерживает разговор Чонгук. — Как там Чеён? «Похожа на Чимин-и по части усталости после тренировки, но не такая довольная и разгорячённая сейчас. Ей предки позвонили, она в стороне с ними разговаривает, ну, а я — вот, с вами. Очень жду нашей встречи. Есть, что вам рассказать». — Поделишься спойлером? «Не уверен, что стоит. Вы оба взбеситесь». — Тогда тем более стоит. «У нас тут новый препод, что будет вести у нашей группы школьную практику». — Неужели он пострашней пресловутого учителя Ким, на экзамене которого ты рунами писал своё имя и вызывал властителя Преисподней той молитвой на готском? «Можно и так сказать. Все девчонки в ужасе, и Югём с Ибо до сих пор ходят с тяжёлыми лицами после ознакомительной лекции. А я не знаю, что чувствую. Мне и плакать хочется, и смеяться. Вы ни за что не догадаетесь, кто будет вести у меня чертову школьную практику. Хотя, нет, вы сразу поймёте». От тона голоса Кима Чонгук отчего-то напрягается и взволнованно переглядывается с Чимином. — Только не говори, что это он. Тэхён нервно улыбается им в камеру и чуть не давится своим смузи. «Это он, да. Это Юнги». — Т-Тэхён…