Я прошу: раз болишь — так боли во мне тише. Ты во мне так громко, что себя не слышу, Ты во мне так глубоко и совсем непрошен. Я тащу тебя в себе, как слепую ношу. Ты во мне так далеко, что уже не вижу, Целюсь, чтоб убить, — и попадаю ниже, Силюсь отпустить — и это чувство гложет. Лишь тобой кричать; я глупо безнадёжен.
***
Тэхёну кажется, что у него под черепной коробкой сдетонировала бомба и развязалась ещё одна мировая война. Он вымученно морщится солнечным лучам, лениво выкарабкиваясь из мандариновых простыней, и вслепую пытается нащупать идиотский и знатно действующий на нервы будильник — заведённый не для Тэхёна, чужой, судя по непривычной по звуку трели. Он сонливо трёт помятое лицо, прогоняя противное ощущение песка в уголках глаз, и старается быстренько сориентироваться на местности, наконец осознав, что находится в чьей-то незнакомой квартире с нефиговым видом на солнечный Сеул. Как же везёт человеку, которому принадлежит эта кровать: засыпаешь — красиво; просыпаешься — тоже красиво. Здорово, наверное, нежиться в этом дорогом постельном шёлковом белье цвета спелых мандаринов, белье, что Тэхён испоганил, пропитав их собой. А ведь запах с соседней подушки такой привлекательно вкусный… Пахнет гелем для душа, дорогим шампунем с лосьоном после бритья — взрослые и смелые запахи, к которым Тэхён принюхивается чуточку внимательней. Он неторопливо оглядывается: одна только спальня размером со всю комнату в общежитии, где Тэхён живёт с Югёмом и Ибо. Прямо в стене вмонтирован огромный аквариум, в котором плавают исключительно пятнистые карпы кои, а о цене нависающей хрустальной люстры Тэхён вообще даже думать не хочет. Диван поодаль, ближе к окну, кажется, сделан из настоящей кожи, а журнальный столик перед ним — безошибочно красное дерево. Тэхён пугливо нащупывает свой сотовый на тумбочке. Надо же, кто-то даже заботливо поставил его «умирающий» телефон на зарядку; как предусмотрительно и мило с чьей-то стороны. Студент старается спешным порядком пролистать в воспоминаниях события вчерашнего дня, чтобы понять, как он докатился до того, чтобы проснуться в не пойми чьей постели. Память после какой-то стопки отшибло от момента сообщения Юнги. Дальше всё почти в тумане, только вырванные из контекста обрывки образов, фрагментально зарисованные в расслабленной памяти по пьяни. — Пора завязывать пить, — обещает себе Тэхён, выстанывая затем что-то ещё неразборчивое даже для него самого, хватаясь за саднящие виски длинными пальцами. — Больше ни капли. Ни за что. Потому что просыпаться в чьей-то квартире — это верх его провала. А ещё и в кровати… В конечном счёте, всё обрывается на Юнги, сводится к нему так или иначе, и когда Тэхён замечает знакомые ключи от машины на полочке у двери, его как будто пронзает разом тысяча сверкающий раскатистых молний. — Не-е-е-ет, — он взмаливается всем богам, которых знает, но в которых не верит. — Не может быть. Не может быть. Не. Может. Быть. Н е м о ж е т б ы т ь . Он в квартире Юнги. — Чёрт подери! Непослушные пальцы без промедления вводят пароль на экране и лезут в чат с Чимином и Чонгуком. Последнее сообщение Тэхёна содержит в себе информацию о том, что он в надёжных руках, о нём позаботятся, но нигде не указано имени. Это… Погодите-ка. Это всё реально? Тэхён действительно в его… Боже мой, и это, что — кровать Ю-Юнги? Студент внезапно забывает, как дышать, как жить, как существовать, глядя на мятые мандариновые простыни. Он проснулся один, и выглядит всё так, будто и засыпал так же — в одиночестве, но, тогда, где Юнги?..катастрофа! я дома… у Юнги!
Чимин-а: мы знаемчто??? откуда?
Кук-и: ты вчера на ноги всех поставил, хён Кук-и: тебе лучше не знать, каким образом мы достали номера Югёма и Ибо Чимин-а: заодно и познакомились: ( мне так жаль (я заставил всех вас переживать
Кук-и: главное, с тобой всё хорошо теперь Кук-и: хорошо ведь?я ещё не знаю я ещё не видел хёна, как проснулся. кажется, он уложил меня в своей комнате, но сам лёг в другом месте
Чимин-а: ещё бы он лёг с тобой, пф Чимин-а: я бы ему яйца отрезалладно, я пойду… ох, мне так стрёмно… у него здесь так красиво и уютно и дорого так и я проснулся в восхитительно мягкой постели наверное, в ней ещё лучше просыпаться при других обстоятельствах после секса, например
Чимин-а: нам с Кук-и не обязательно знать все твои похотливые мысли насчёт Юнги и его кровати Кук-и: совершеннокакие вы скучные
Чимин-а: позвони Чеён и Минхо Чимин-а: объясни им, в чьих ты был сегодня «хороших» рукахэто… будет нелегко
Кук-и: так нужно, хён Кук-и: все понимают тебя и все за тебя переживают Тэхён приподнимается с постели и сразу становится босиком на тёплые половицы ламината. Он весьма нетихо шлёпает голыми пятками по полу, выбираясь из роскошной спальни в не менее дорогой по интерьеру коридор с кучей стильных картин, развешанных вдоль стенок. Тэхён идёт на шум кастрюль и свистящего чайника, и скованно забредает на кухню, зафиксировав свой выдох где-то на уровне кадыка. Потому что Юнги стоит к нему спиной в фартуке у плиты, максимально домашний, максимально уютный, но при этом максимально Юнги: в стильной белой футболке, рукава которой натягиваются на подкачанных руках, с влажными после душа иссиня-чёрными волосами, чёлка которых зачёсана в косом проборе набок, только несколько тонких прядок падают на светлый лоб, когда он оборачивается и бросает краткий взгляд на застывшего у проёма Тэхёна, словно видеть студента на собственной кухне — дело давно выработавшейся привычки, без удивления. — Проснулся, как я вижу, — учитель Мин осторожно помешивает ложкой какой-то суп в кастрюле и снова поднимает на Тэхёна глаза из-под чёлки. А Тэхён под этим взглядом плавится, жарится в собственном соку, торопливо подгорая. Нервно и растерянно приглаживает свои примятые светло-русые волосы и без грамма уверенности вшагивает в кухню. — Х-хён… — бурчит полушёпотом в свежий утренний воздух. — Почему бы тебе не сходить в душ сначала? К тому времени, как ты выйдешь, хэджанкук уже будет готов, — Юнги флегматично пожимает плечами, для какой-то неведомой демонстрации — видимо, чтобы сконцентрировать на своей персоне рассеянное и дезориентированное внимание студента, — размахивая перед Тэхёном ложкой. А Тэхён уходит в прострацию от непонимания. Юнги заговаривает с ним спокойно, как привычный Юнги: без злости, напускной люти, без единого намёка на раздражение. Просто обычный Юнги, может, чуточку более з а б о т л и в ы й, чем Тэхён привык. — Что ты так на меня смотришь? — Просто я… Я не понимаю, хён… — Чего ты не понимаешь? — Ты… Ты готовишь для меня похмельный суп, и я… И я в твоей квартире… — Поговорим обо всём после завтрака, Тэхён. Сначала душ, — Юнги невозмутимо и ровно кивает ему, давая инструкцию к действию. — Ты поешь, а затем мы поговорим. — Почему мы не можем поговорить сейчас? — студент всё пытается стоять на своём, но стоило ожидать того, что Юнги останется непреклонен: — Потому что это мой дом и мои правила. И сначала я хочу, чтобы ты принял душ, потому что от тебя разит выпивкой, сексом и чьими-то дешёвыми духами, а затем ты покушаешь. Новую зубную щётку ты найдёшь в нижней шуфлядке под зеркалом. Там же и чистые станки, если тебе нужно побриться. Я уже приготовил тебе свежие полотенца, ты найдёшь их аккуратно сложенными на поверхности стиральной машины. В самой ванной стоят гель для душа и шампунь, если тебе нужно. И забрось свои вещи в стирку. — Хён, у меня нет сменной одежды… — Тэхён касается своей атласной бордовой рубашки и слегка оттягивает её для вида. — Я дам тебе что-то из своего. Как я понял, у нас, на удивление, практически один размер в одежде. У тебя только руки длиннее. А у Юнги сильнее и подкачанней. — Хён, — ещё более взволнованно лепечет Тэхён. — У меня нет одежды, в которой я смог бы провести урок, — а затем студент прячет глаза от учителя, зачем-то ища помощи где-то на полу — красивом таком, с тёплыми плитками, что греют худые и узкие ступни. — Да и самого плана тоже, как бы… — Во-первых, — Юнги упирается локтем на столешницу, бесконфликтно поясняя свою точку зрения. — Если ты настоящий учитель, план тебе не понадобится. План — это то, что помогает структурировать разделы урока, не более. Не он учит детей, а ты. Во-вторых, чем ты слушал, когда я сказал, что ты наденешь что-то из моего гардероба? У Тэхёна от смущения начинает покалывать кожа на шее и щеках. Нотации Юнги бьют как-то чётко по всем болевым точкам, но студент не ловит себя на мысли о возмущении. Наоборот, что-то в нём хочет повиноваться, безропотно следовать оставленным командам. Жить ведь всегда проще, когда тебя ведут, когда говорят, что тебе делать. Тогда ты не совершаешь своих ошибок, будучи наученным на чужих. — У меня раскалывается голова, — Тэхён прикусывает губу и принимается давить на жалость. Он совершенно не в той кондиции, чтобы куда-то ехать и уж тем более — что-то преподавать неугомонным детям, глядящим на него, как на какого-нибудь пророка, сошедшего со страниц священных писаний. Стоило ожидать, что Юнги станет парировать с резонным аргументом. Преподаватель кивает в сторону столешницы, на которой уже дотошно-заботливым образом подготовлен стакан воды с двумя таблетками какого-то болеутоляющего. — Я уже обо всём позаботился. Выпей это. И всю воду в стакане тоже выпей, чтобы я видел. Могу поспорить, что после вчерашнего твоего подвига тебя жёстко сушит, а водный баланс восполнять нужно. — У меня нет денег на автобус, я потратил вчера всё, что взял, на выпивку. — Тэхён, — Юнги переводит на него томный взгляд чернющих глаз, что в свете зелёного кухонного антуража искряще отбивают этот же приятный мятный цвет, — не юли. Ты пойдёшь на открытый урок. Не пытайся меня отговорить. Не выйдет. И Тэхён понимает, что никакой присущий ему шарм и обаяние не помогут ему пробудить в преподавателе отголоски милости. Даже если он сейчас перед ним разденется и предстанет во всей красе. Но душ, не помешал бы, попахивает после вчерашнего от него слегка дурно. — А если я скажу, что смертельно болен? — Значит, я отвечу, что ты проведёшь урок, а затем можешь умирать, — Юнги без напряга добавляет в суп какие-то ингредиенты и неторопливо помешивает Тэхёнов завтрак. — Не трать впустую время. У тебя есть час, чтобы привести себя в порядок, поесть, одеться и собраться с мыслями. — Ты жестокий, хён, — обижено бросает в сердцах Тэхён, а затем с долей агрессии выпивает залпом стакан с предложенными таблетками. Юнги даже не реагирует на оскорбление, безмятежно суетясь над приготовлением завтрака. Он только оборачивается к Тэхёну спиной и зычно осведомляет студента о расположении ванной в квартире. — По коридору и направо. Ты не заблудишься. У Тэхёна во рту неприятно гадко, он добирается до дорогого итальянского умывальника и пытается вспомнить, про какую шуфлядку там говорил ему преподаватель Мин. Найдя чистую, предназначенную для гостей, щётку и выдавив на неё немного зубной пасты, Тэхён цепляется взглядом за косметические средства по уходу за кожей, что стоят на стеклянной полочке у фигурного дизайнерского зеркала. Дорогая косметика, бренды которой не увидишь в общем доступе в каком-то маркете. Здесь одна только пенка для умывания стоит как половина тэхёновой стипендии. Ким бегло (нет, подолгу, на самом деле) мечется глазами по ванной комнате, в которой есть как душевая кабинка, так и джакузи. Он невольно представляет себе Юнги, идиллически расслабляющегося после тяжёлого трудового дня в пушистой пене под ненавязчивую музыку и бокал дорогого вина, что по выдержке будет Тэхёну ровесником. Может, Юнги в этом душе и трахает кого-нибудь, как и в той постели, в которой он благодушно оставил Тэхёна. Может, он трахает кого-то и в своём джакузи, к которому Тэхён проявляет живой интерес, думая о том, как было бы в нём хотя бы искупаться, не говоря уже о том, как было бы чувствовать, как умеренно разморенный Юнги с успокоенными одним бокалом вина нервами брал бы его прямо здесь, среди массажирующих тело струек. У Тэхёна что-то приятно тянет внутри грудной клетки, узелками вяжет внизу живота от чудесных запахов обыкновенного и недоступного Тэхёну геля для душа, которым он смывает с себя все грехи тела после вчерашнего. Так пахнет Юнги. Теперь Тэхён пахнет, как сам Юнги. Из душа выходить совсем не хочется, хочется просто дышать этим парфюмированным запахом и нежиться под тёплыми лентами воды, что вьются змейками по его загорелой коже. Он даже не знает, где ему нравится ощущать мнимую близость с преподавателем Мин больше: здесь, в ванной, к стенке которой Юнги, наверняка, прижимал ни одну любовницу/любовника, втирая в себя гель для душа; или же в его постели, лёжа на месте потенциальных партнёров для секса, у которых привилегий всегда больше, чем у самого Тэхёна. Когда студент всё-таки вынужден завершить все свои ванные процедуры, он встряхивает пшеничной чёлкой и замечает на стиральной машинке возле полотенец скрупулёзно и опрятно сложенную чистую одежду, принесённую ему Юнги, пока он принимал душ. Тэхён ощущает, как краснеют и горят его кончики ушей от мысли, что Юнги мог видеть его оголённую размытую фигуру через запотевшие дверцы душевой кабины. Поверх серых домашних треников и тёмно-синей футболки лежит не распакованный комплект нижнего мужского белья. Тэхён с каким-то зверским отчаянием гонит от себя навязчивый вопрос о том, сколько гостевых зубных щёток может иметься у Юнги в квартире, и уж тем более о том сколько комплектов нового и чистого белья для этих «гостей» может храниться у него в комоде. Юнги к нему неоправданно и незаслуженно добр, и первое, что может сделать Тэхён в знак благодарности — не лезть в подробности личной жизни и не ревновать к призракам, некогда бывавшим на месте самого Тэхёна. Вряд ли Юнги каждого второго студента забирает пьяным из клуба и тащит к себе домой. Вряд ли он вообще позволяет кому-то такое, что он позволяет Тэхёну, и это то, что выжигает в Киме ревность к тому, что могло и, скорее всего, происходило в этой самой ванной или в комнате Юнги, которая могла встречать рассветы с различным количеством любовников с Юнги в постели. Тэхён расчёсывает влажную чёлку дрожащими пальцами, ещё более смущённо чем после сна, вшагивая в кухню. Он откидывает её наверх, оголяя лоб, когда встречается с каким-то по-странному оценивающим взглядом Юнги, присматривающемуся к тому, как на Тэхёне села его одежда. — Как твоя голова? — учитель Мин наконец опускается на свой стул и кратким кивком манит Тэхёна подойти и занять место напротив. У Тэхёна в желудке голодно урчат кашалоты при виде парующего похмельного супа, приготовленного для него Юнги, поэтому он скованно протискивается поближе и неуклюже цепляется за стол. Он, блять, сейчас серьёзно будет завтракать вместе с Юнги? Ещё не так свободно и непринуждённо, как давние женатики, но с той же присущей неловкостью, как если бы вчера у них был хороший такой секс после первого знакомства, парочки выпитых вместе коктейлей под воодушевлённое общение с вкраплениями флирта. — Прошла, — Тэхёну хотелось бы солгать, но язык работает куда быстрей, чем мозг продумывает варианты ехидных и замысловатых ответов. — Хорошо, — хозяин дома довольно кивает, вооружаясь ножом и вилкой. — Садись завтракать, пока не остыло, Тэхён. Приятного аппетита. — Хён, зачем ты так рано встал, чтобы сварить для меня суп? — Тэхёну кажется, что от всей этой домашней и совершенно непривычной атмосферы он не выдержит. Они привыкли к слегка повышенным тонам, ледяным возгласам и взглядам, словно ментально перегрызаешь другому горло. Но вот бестревожно завтракающий Юнги с чашкой чая в руках… Тэхён такое сотрёт из памяти ещё нескоро, как и ощущения запаха Юнги на себе, как и чувство комфорта в его вещах, как и само ощущение присутствия Юнги, медленно снимающего кусочек куриного стейка с вилки зубами. — Я всегда так рано просыпаюсь, выхожу на утреннюю пробежку, но сегодня у меня были дела поважней, — он мягко намекает на самого Тэхёна, и рука студента замирает с палочками буквально в паре дюймов от супа. Юнги считает его своим в а ж н ы м д е л о м. — Мне… Не хватает домашней еды… Спасибо, хён. — Ты не готовишь себе? — Юнги с лёгким удивлением приподнимает бровь, на что Тэхён огорчённо хмыкает: — Если ты помнишь, я на кухне совершенно бесполезен. Мои кулинарные навыки заканчиваются на приготовлении рамёна. — Да, что-то такое припоминаю, — Юнги морщится в напускном напряжении, словно усиленно возвращает в памяти картинки того самого ужина у бабушки Кима. — Ты изрезал весь лук. — С тех пор я в навыках готовки не продвинулся. Дай мне лук — и я изрежу его точно так же, — студент застенчиво растягивает губы в маленькой улыбке. Вау, сидеть, завтракать с ним, ещё и вспоминать прошлое, словно оно у их насыщенное и густое, — такое Тэхён взаправду будет помнить до последнего удара сердца. Юнги не понять, чего Тэхёну стоит всё это, каким образом ему даётся контроль своих эмоций, когда человек, который тебя не любит, но по которому ты сохнешь более пяти лет, сидит напротив, кушает вместе с тобой и играет роль заботливого учителя, как опытный актёр. — Может, теперь ты объяснишь, зачем ты так вчера напился? — как Юнги может так спокойно о таком спрашивать, пока он отправляет себе в рот квашеные листья ламинарии? Тэхён нутром чуял подобные вопросы, и Юнги, после всего, что студент сделал, достоин хотя бы правды в ответ. — Накануне зачётного урока со мной. Это так ты решил выказать свой характер, отсутствием малейшего уважения ко мне? Ты решил ещё больше меня выбесить? — Я не собирался, хён… — тяжело вздыхает в ответ Тэ и отставляет палочки. — Честно не собирался в этот раз. Я просто… — он как-то болезненно сглатывает и думает, что легче произнести это будет с набитым хоть чем-то ртом, поэтому усиленно нагребает за щеку выловленную из супа капусту. — У моей сестры вчера был бы день рождения… И я… Не смог. Меня порвало… — Т-Тэхён, — Юнги прекращает жевать и не сводит со студента своего обеспокоенного взгляда. — Я помню наш тот разговор с тобой, каждый раз пытаюсь держать его в голове и отпустить прошлое, но бывают тяжёлые дни. И вчера был такой… Прости меня, пожалуйста. Я представить не могу, что за концерт я вчера устроил всем, и мне так стыдно, что это колет мне во всём теле. — Тэхён, почему ты никому не сказал? — Обычно я всегда говорю. В такие дни всегда со мной кто-то есть, просто вчера так вышло, что никто не смог. У Минхо пары допоздна были, Чеён с Чимином выступали перед представителями развлекательной индустрии, а у Чонгука отец в больнице и две работы. Я с Югёмом и Ибо не настолько близок, чтобы рассказать им о том, что случилось в моей семье, но я действительно думал, что справлюсь. А бабушке я не мог звонить… Не хотелось её беспокоить… — Ты мог бы позвонить… — тут же выпаливает взволнованно Юнги, но вовремя осекается от окончания своего же предложения, что становится Тэхёну и так понятным. — Позвонить тебе, хён? Мы друг другу никто, по твоим же словам. Не хотелось грузить левого человека своими причудами. Лицо учителя Мин практически становится кислым оттого, как слово «левый» режет что-то большее, чем просто слух. Режет что-то внутри. — Это другое, Тэхён. Как учителя, меня беспокоит и эмоциональное состояние своих учеников. Особенно, если это может как-то сказаться на качестве обучения и практики, как в нашем случае. Я хочу, чтобы впредь ты звонил мне. Я больше не хочу находить тебя пьяным в каком-то клубе, в руках людей, что без твоего согласия могли бы сделать тебе больно. — Кто-то… Пытался сделать мне больно? — Тэхён ёрзает на стуле, от удивления чуть не удавившись супом. — Нет, когда я увидел тебя в клубе, тебя просто непристойно трогали, и, судя по похотливому взгляду того парня, что ошивался рядом с тобой, он бы в перспективе добился бы от тебя, чего хотел. Вау, Юнги опять спас его. Как тогда. Снова. — Я что-то говорил тебе вчера?.. Учитель Мин выпрямляется в спине и сдвигает брови к переносице. — Что последнее ты помнишь? — Твои сообщения, а затем всё как-то мутно. Если я что-то говорил, не принимай это близко к сердцу, хён. Я и алкоголь — несовместимая пара. — Не переживай. Я не воспринимаю речи пьяных людей всерьёз. Ты ничего такого не сказал, что смутило бы меня. Тэхён возобновляет поглощение своего завтрака. — А то, что могло бы заставить тебя бесследно исчезнуть, как в тот раз? — он с интересом смотрит на реакцию Юнги, поднося к себе чашу с супом и отпивая немного жидкости — не особо перченой, потому что Юнги п о м н и т, что Тэхён не любит острое. — Это тоже. У Тэхёна прямо камень с плеч спадает. В прошлый раз после подобного разговора Юнги вычеркнул себя из жизни Тэхёна на пять долгих лет. А сейчас, после подобного случая Юнги всё ещё тут, завтракает с ним. И Тэхён в его одежде, пахнет его гелем для душа… — Это… Хорошо. Мне… — он вытягивает из себя по слову мучительно медленно, будто анализирует, нет ли в его речах чего-нибудь усложняющего и так не самую лёгкую из сложившихся ситуацию. — Мне дороги наши занятия. Я многому у тебя учусь, и не хотелось бы, чтобы на почве недоразумения ты опять ушёл. Тэхёну пора бы прекратить поражаться тому, насколько спокойно Юнги ведёт себя при любых произнесённых словах, затрагивающих их общее прошлое, в котором Ким был достаточно глуп и наивен, чтобы признаться ему в любви. — То, что было пять лет назад, не было недоразумением, — учитель Мин с рассуждающим видом ввинчивает в студента свой тёмный взгляд. — Ты просто запутался, Тэхён. — Если под словом «запутался» ты имел в виду «любил», то, да, хён, я запутался. Но уже всё хорошо, теперь ты просто мой хён и преподаватель, — Тэхён произносит это таким голосом, как будто для него всё в прошлом, стараясь не думать о том, что четырёхкамерное больно бьёт ему по ребру изнутри. Он ещё не готов говорить о них с Юнги в прошедшем времени. Потому что это не так, между ними что-то есть, есть, е с т ь. — А не ты ли сам только что применил эвфемизм, упрятав свои чувства под понятием «недоразумения», м? Тэхён понимает, что с Юнги лучше не спорить, да и он никогда особым желанием не горел. Спорить можно лишь в качестве обучения, чтобы выудить побольше важной и значимой информации, а не тогда, когда твоими же словами тебя начнут мешать с грязью. Они оба сошлись на том, что Тэхён любил, и этой «запретной» темы уже не избегают, потому что глупо, потому что никакого смысла в этом нет. Потому что заслуживают искренности. Тэхён искренне скрывает, что не остыл. Юнги искренне врёт, что они друг другу никто. — Пойдём, надо выбрать тебе одежду. — Да какие-то джинсы и футболка будут в самый раз, хён. Не заморачивайся, — отмахивается студент, на что преподаватель только одаривается его тяжёлым взглядом, заставляющим Тэхёна машинально сглотнуть. — Оставь на столе всё, я приберусь, пока ты будешь одеваться. А сейчас следуй за мной. И Тэхён послушно следует за Юнги, как за поводырём. В квартире Юнги больше комнат, чем Тэ изначально насчитал, и двери к двум из них закрыты — не увидеть, что за ними. Вопреки тому, что студента одолевает нездоровый интерес к тому, чтобы дёрнуть за ручку и хотя бы глазком взглянуть на содержимое, он добровольно тянется вслед за каждым концентрирующим его внимание «Тэхён», что слетает с тонких губ Юнги. Ну, да, кто бы сомневался в том, что в такой просторной и светлой квартире у Юнги будет своя гардеробная. Всю квартиру явно убирает кто-то посторонний, потому что всё вычищено до блеска, как если бы Юнги въехал сюда лишь вчера. Тэхён не дивится тому, что в шкафу у учителя Мин больше нет рваных на коленях зауженных джинсов. Теперь у него совершенно иной стиль в одежде, взрослый, более деловой, более аккуратный. Юнги бережно перебирает вешалки с рубашками пастельных тонов и вытягивает нежно-салатовую. — Хён, это что… Tommy Hilfiger?! — заприметив ярлык на ткани, Тэхён сжимает рубашку так, словно она сейчас рассыплется песком в его руках по неосторожности. — Да. — А у тебя есть что-то… Что будет совершенно не жалко даже испачкать кофе? — Во-первых, это всего лишь вещи, Тэхён. К тому же, прямо эту рубашку я даже не надевал, мне её подарили. Во-вторых, ты не пьёшь кофе. Тэхён старается не думать о том, что эту рубашку Юнги мог подарить потенциальный бывший любовник или любовница. Может быть, он дерёт их и сейчас, собирался вчера, к примеру, а Тэхён неудачно под руку подвернулся. Неудобно стало бы. — Ты будущий учитель, тебе нужно вырабатывать стиль. — Я не припомню, чтобы ты в двадцать лет особо думал, в чём ходить, — парирует Тэхён гордо, глотая обиду о непрямом негативном отклике за его одежду. Юнги в свои двадцать одевался так, что у Тэхёна слюни текли, как при каком-то серьёзном воспалительном процессе. Ему нравился Юнги весь, каждый его свитер, каждая дыра на поношенных джинсах. И мятная чёлка, в которую так хотелось запустить свою пятерню. Тэхён до боли зажимает свои руки, пряча их за спину, и отводит виноватый взгляд. Чёрт. Теперь волосы Юнги чёрные, как ночь, а запустить в них пальцы хочется так же сильно, особенно сейчас, когда он так близко, когда самозабвенно крутится у шкафа меж вешалок и подбирает Тэхёну пиджак. — То, что нужно. Тэхён уже не спорит, он просто кивает, игнорируя тот факт, что будет одет в вещи, на которые ему пришлось бы копить стипендию примерно год. — Переодевайся, я подожду тебя в коридоре, — Юнги подходит ближе к двери и опускает бледную ладонь на хромированную ручку. И пусть он сказал, что рубашку ещё не надевал, она мистическим образом всё равно пахнет Юнги. У Тэхёна вырабатывается определённый фетиш на вещи учителя Мин. Кажется, подари им два одинаковых костюма, он всё будет предпочитать костюм учителя уже лишь потому, что самой ткани касались любимые руки. Тэхён пропал в изобилии, в концентрации, в этом сосредоточении всего, что связано с Юнги. Он не готов ни к чему, но поджимающее время эфемерными пинками выгоняет его в коридор к терпеливо ожидающему его преподавателю, за это время уложившему свои чёрные волосы и накинувшему кофейный плащ на плечи. К удивлению Тэхёна, собственные белые кеды не выбиваются из общего подобранного ему образа, видимо, Юнги включал это во внимание, когда рылся в своих вещах, решая, что можно одолжить студенту. — Позволишь? — учитель Мин осторожно протягивает к лицу Тэ свои узловатые пальцы, и Тэхён, задерживая выдох в себе, легонько ему кивает. Юнги уже не раз касался его головы, имел возможность оценить мягкость тэхёновых волос, а Тэхёну только и остаётся, что мучить себя невозможностью коснуться вот так в ответ. Юнги прохладным образом раздвигает ему светлую чёлку, оголяя лоб, и усмехается самую малость. — Так лучше. Не прячь лоб, он у тебя красивый. Прямо как губы? Тэхёна ведёт от этого комплимента, он почти тает, почти ластится под ещё одно прикосновение, которого не следует по факту того, что Юнги начинает ему что-то втирать за школьную практику, которая у студента сейчас стоит далеко не на самом первом месте по важности. — Ты уже когда-то вёл урок без подготовки? — Тэхён уповает на то, что добродушный Юнги, быть может, поделится с ним секретом успешного проведения урока без плана. Но преподаватель только пожимает плечами, заходя в лифт. Наконец, будучи совершенно трезвым, Тэхён уже не может оторвать глаз от высокоэтажки, в которой живёт Юнги. Он едва не сворачивает себе шею, силясь рассмотреть всё, что цепляет его глаз. — Главное, не паникуй, паникой ты никому лучше не сделаешь. Начни с обычного — вовлеки детей в лёгкий спор или диалог, к которому подвяжешь тему урока. — У меня нет темы, хён. — Тогда создай её спонтанно. Вспомни те методики, которые вы изучили. Попробуй построить урок на базе метода TBL*, — Юнги извлекает из кармана кофейно-песочного плаща ключи от машины и отыскивает свою KIA на парковке. Тэхёну не легчает, когда они садятся в машину, и Юнги старается всячески его курировать. Его не отпускает и в момент, когда они подъёзжают к школе. — А если я провалюсь? — студент подаёт слабым голосом. — Влепишь мне неуд, как грозился? — Ты не провалишься, Тэхён. Ты просто не веришь в себя. Думай о том, что ты справишься, а не о том, что всё испортишь. — Смешно, но больше всего я боюсь разочаровать не учеников. Я боюсь разочаровать тебя, хён. Юнги только грациозно открывает дверь и призывает Тэхёна повториться в его действии. — Если бы ты смог увидеть себя моими глазами, Тэхён, у тебя бы не оставалось вопросов насчёт своей успешности. И в этом вся боль, весь конфликт, вся соль проблемы. Тэхён не знает. Не знает, каким его видит Юнги. «Никем», что оказалось так и непризнанной ложью. Тэхён оказывается в классе и панически ищет поддержки во взгляде занявшего место на задней парте Юнги. Юнги, что раскрывает свой пенал, снова сверкая наличием красной ручки, однажды подаренной ему Тэхёном. Если бы Тэхён мог видеть себя глазами Юнги, он бы не чувствовал такую запутанность во всём, что творится между ними. Но ему и не нужно, чтобы понять — Юнги привязан к нему. Показывай-не показывай. Признавай-не признавай. Лги-не лги. Привязан. И как-то не совсем так, как преподаватель должен быть соотнесён со своим учеником. Всё это куда глубже. Или Тэхён опять себе навыдумывал, как тогда, в пятнадцать? Он нервно сглатывает и пытается успокоить себя устойчивым и медленным вдохом. А затем он отрезает от себя все мысли о Юнги, сосредотачиваясь на детях, что пялятся на него во все глаза. — Доброе утро, класс, — Тэхён отходит от учительского стола; сегодня в нём нет поддержки, нет конспектов, в которые можно заглянуть. Он кратко пересекается взглядами с Юнги, что кивает ему в позитивном жесте, и Тэхён окончательно растворяется в учебном процессе, будучи удовлетворённым довольно не своеобразной похвалой в виде единичного качания головы. — Что ж, начнём наш урок.***
Чимин всячески старается не выказывать, что подавлен. Что перешагнул распутье и лишился чего-то важного (но, к его счастью, не самого). Он проливает мимо стакана свой сок и не улавливает момент, когда у него начинает подгорать яичница, источая навязчивый запах гари, что почти мгновенно расходится по всей квартире. — Малыш? — Чонгук осторожно вплывает в их крохотную кухню с зубной щёткой, зажатой меж зубов. — С тобой всё хорошо? У нас сейчас вот-вот сгорит кухня… — А, — Чимин отдирает своё сознание из прострации и тут же снимает сковороду с огня. — Да, прости… Всё… — Только не говори, что «всё хорошо». Я же вижу, что это не так. Ты ещё вчера вернулся домой слишком тихим, я подумал, что ты устал сильно и не хочешь ничего говорить, и что не хочешь огорчать меня плохими новостями, поэтому давить не стал. Но сейчас, видя, как ты чуть не поджог нашу квартиру… Малыш, — Чонгук встревожено оказывается рядом и очень мягко берёт Чимина за запястье, принимаясь гладить по вздутым венам подушечкой большого пальца. Он опускает голову, подлавливая чиминов расфокусированный взгляд, и выжидающе поджимает губы. — Тебя не взяли в айдолы, да? Чимин отставляет свободной рукой пакет с апельсиновым соком в сторону и тяжко вздыхает. — Меня взяли… — Ну… Хён, это же… Погоди, что ты сказал? Тебя вз… Хён, если тебя взяли, почему ты такой расстроенный? Это же восхитительная новость! — Чон в недоумении с ликованием напополам интересуется состоянием своего жениха. — Это, типа, ты сейчас просто в шоке от происходящего? Мне просто нужно контролировать тебя, пока ты не придёшь в себя? Нужно купить что-то выпить и отметить это дело! И Тэ с собой позовём! Это же… Хён, это прекрасная новость! Чимин начинает нервно и почти по-маньячески смеяться, когда картинка перед ним мутнеет из-за пелены прущих наружу слёз. Растрёпанный Чонгук — милый, заспанный, с зубной пастой в уголках рта, с этими полными надежды глазами, — сейчас такой не к месту смешной, что Чимина просто не хватает на самоконтроль. Хочется уткнуться ему в грудь и вспороться нахер. — Чимин-и?.. — Нечего праздновать, Кук-и… Чонгук с ещё большей тревогой и опаской смотрит на своего хёна. — Тебя… Тебя кто-то обидел? Я не совсем тебя понимаю, прости. А у Чимина внутри сейчас что-то разорвётся. Он просто шагает ближе и, уже не сдерживая себя, грубым образом утыкается носом Чонгуку в трапециевидную мышцу, руками беря его туловище в захват объятий. — Я не могу потерять тебя… — О чём ты говоришь? — И я не потеряю. Я всё уладил, — он воспалённо нашёптывает Чонгуку в ткань футболки, цепляясь за него так, как будто он вот-вот куда-то исчезнет. — Я… Я ушёл из танцевальной труппы, да, и теперь буду долго искать свою новую отдушину, но ты будешь рядом… — Чимин прижимает его к себе так сильно, что норовит задушить самим собой. — Зато ты будешь рядом, потому что без тебя я уже не знаю как… — Хён, ты меня пугаешь, что происходит? Почему ты ушёл из труппы? Ты же так любил танцевать. — Я и сейчас люблю, люблю так, что у меня всё болит при мысли, что я сделал это, но тебя я люблю гораздо больше, Кук-и. Я люблю тебя больше всего на свете, и, главное, что ты будешь здесь… У Чонгука что-то болезненно зажимается внутри тисками. Он ни разу не видел Чимина разбитым и молился, чтобы за всю жизнь он его таким не застал, но сейчас… Ему рыдают в грудную клетку и что-то бессвязно шепчут, прижимая к себе так, что сам Чонгук вот-вот задохнётся. — Хён, давай присядем, и ты мне всё расскажешь? — Чонгук хрипит в сильно сдавливающем кольце рук и мягко подталкивает Чимина вместе с собой к стулу. Пак опускается на твёрдый табурет как-то на автомате, а Чон присаживается перед его коленками на корточки и берёт маленькие чиминовы ладошки в свои руки, прикладываясь головой к острым коленям Пака. — Хэй, что случилось? — Мы… Мы им понравились. Все вместе, мы понравились им, и они захотели предложить нам стажировку… — для того, чтобы всё объяснить, Чимин не без труда соскребает из себя остатки спокойствия и призывает собственные слёзы поутихнуть. — Они сказали, что хотят отправить нас в Америку для того, чтобы мы смогли заниматься с мировыми хореографами, прежде чем вернёмся на родную корейскую сцену… Они хотели, чтобы мы поехали туда через неделю… Неделю, понимаешь? Неделю! А у нас с тобой свадьба через две! Он опускает глаза на Чонгука, который медленно поднял голову с его колен и в замешательстве насупил брови. — Подожди… Ты… Ты плачешь из-за того, что дата нашей свадьбы мешала твоей поездке в Америку? Хён, мы могли бы её отложить, могли бы отсрочить. Мы могли бы… Чёрт, мы могли бы всё сделать, папа всё равно себя плохо чувствует, и ему лучше не становится, какая здесь свадьба? Мы могли бы… Блин, ты серьёзно от всего отказался лишь потому, что у нас свадьба? — В смысле? — Чимин хмурится сквозь слёзы и склоняет голову чуть вправо. Не такой он реакции ожидал, если быть честным. — Ты… Ты из-за меня отказался от мечты? Ты сейчас серьёзно, хён? — Но… Наша свадьба… — Чимин, я и свадьба никуда бы не делись! А ты… Ты упустил такой шанс! — Чонгук с какой-то злостью подводится на ноги и отступает на шаг на нетвёрдых ногах. — Ты что, злишься на меня за то, что я пошёл на поводу у любви, а не у эгоизма? Ты злишься за то, что я выбрал тебя? — Я злюсь потому, что, хоть у одного из нас виделся просвет в жизни, виделись мечты за пеленой облаков, виделись возможности достижения цели! А ты, когда тебе представился шанс, так глупо его упустил! — Г-глупо? — опираясь об край стола Чимин подводится на дрожащие ноги. — Ты называешь мою к тебе любовь глупой? Для тебя наша совместная жизнь расценивается как очередная достигнутая цель? Так ты видишь наши отношения? — Я этого не говорил, хён. — Кук-и, в этом нет ничего страшного. На этом жизнь не закончится. Да, раньше это было моей мечтой. Мечтой, пока я не встретил тебя. Затем я стал думать лишь о тебе, — он пытается сделать шаг, чтобы вернуться в так необходимые ему сейчас объятия — любимые, нежные, родные, н е п о в т о р и м ы е, н е з а м е н и м ы е, — но Чонгук агрессивно отшагивает назад и судорожно берётся за голову. — Почему ты так расстроен этим больше, чем я? Почему ты злишься? — Да потому! Ты упустил свой шанс выбраться отсюда! Выбраться и прихватить с собой меня! Потому что я не справляюсь, хён! Ты не видишь? Я подвожу тебя каждый чёртов день, пока мы здесь, в этой затхлой квартире с трещинами в стенах и проблемами со светом! Говоришь, мечтал обо мне?! — внутри Чонгука что-то лопнуло, и вырвавшийся поток уже не сдержать. — Чимин, люди не могут быть мечтой других людей! — Можно подумать, что ты бы на моём месте не поступил бы так же! Чимин скрещивает на груди свои руки и срывается на крик. Они ещё никогда вот так друг на друга не срывались, никогда, так почему же делают это прямиком перед их свадьбой, перед днём, у которого уже есть точная дата и к которому уже всё подготовлено? За все пять лет отношений, он не припомнит никакого момента ссоры между ними… — Можно подумать, что, предложи тебе сейчас контракт с американским издательством, ты смог отложить нашу свадьбу, чтобы заняться карьерой! — Не равняй всё на меня, хён! — рычит в ответ Чонгук. — Почему это? — Да потому, что я лузер, Чимин! Посмотри на меня! Я же в полной жопе! Я никто! Мои книги никому неинтересны! У меня две нелюбимые работы: я обжигаю себе руки о кипяток и продаю чужие книги, а не свои! Я неудачник, Чимин, почему ты этого не видишь?! Я неудачник с умирающим отцом, с отсутствием нормального дохода, без высшего образования! А у тебя был шанс! У тебя был такой красивый шанс, чтобы воплотить себя, стать тем, кем ты хотел, но ты просрал его на меня! На нас! — Ты так это называешь? «Просрать»? А если я хотел стать твоим мужем, и на этом бы ограничились все мои аппетиты, что бы ты тогда сказал? — Это не так, хён! Я знаю твоё настоящее рвение и твои амбиции! Ты схоронил их ради нас, ради этих стен, с потолка которых капает вода, когда наши идиотские соседи сверху не приучают своего ребёнка закрывать кран! — Да какими мне словами ещё сказать тебе, что я не вижу успешной жизни без тебя? Я не вижу и не хочу ту жизнь, в которой тебе нет места! Чонгук отшатывается под давлением последних слов, практически неподъёмной рукой чешет себе затылок и не знает, что ответить. Чимин, находящийся от него в расстоянии восьми шагов, ещё какое-то время ждёт любимых объятий, но прекращает это дело, понимая, что любимые руки на помощь в этот момент так и не придут. По лицу Чонгука видно: он зол. Но, скорее, на самого себя, чем на Чимина и его отказ от славы. Он частенько ловил себя на мысли, что они торопятся. Торопят друг друга, свою жизнь, свои возможности. Возможно, друг другом они отобрали свои эго, что вели их вперёд когда-то раньше. Возможно, идея со свадьбой была слишком поспешной, хорошо необдуманной, сгоряча. Им нужно было выбрать вуз, отмучиться так же, как Тэхён, отстреляться за своё будущее, в котором было бы множество дорог и столько же шансов. Нужно было заняться собой, ведь кто женится в двадцать? В Корее такой статистики не найдёшь, там всё переваливает за возраст, когда ты уже построил карьеру, достиг своей планки в жизни. Так кто же женится в двадцать? Они не обременены ребёнком, помолвкой по договорённости родителей, взаимовыгодой от поспешного брака, в котором важны лишь документы. Они так боялись, что могут друг друга потерять, что не почувствовали привкус тины от болотистой трясины, что медленно топит все их мечты. На этой ноте их разговор и заканчивается. Так и не позавтракав, Чонгук торопливо набрасывает на себя кожаную куртку, даже не смыв с уголков рта пену от зубной пасты. — Мне нужно на работу, — с этим аргументом он покидает их квартиру и спускается по лестнице вниз. Быстрее, чтобы не видеть заплаканные чиминовы глаза. Быстрее, чтобы не думать о том, что Чимин сломал себя ради него. Быстрее, чтобы не чувствовать, какое же Чонгук неудачное дерьмо.***
Чимин тихонько стучится костяшкой указательного пальца по поверхности двери палаты господина Чона, у кровати которого сидит его жена, осторожно и крепко держа мужчину за руку. Увидев на пороге Чимина, мама Чонгука тепло и добродушно ему улыбается, приглашая зайти внутрь. Паку всегда было интересно и больно от факта, что родители Чонгука относились к нему куда лучше, чем собственные. Они приняли их с Кук-и, приняли Чимина и в трудные времена никогда не отворачивались. Поэтому, глядя на беспокойно сопящего в лёгкой дрёме господина Чона, сердце у Чимина болит так, как если бы плохо было члену его семьи. — Чимин-а, я так рада, что ты пришёл, милый, — госпожа Чон поднимается с кресла и подходит к Чимину навстречу. Её тонкие руки мягко поглаживают чиминову щеку на заботливый материнский манер, и парень старается не думать о том, что очень сильно скучает по своей родной маме, совершенно не одобряющей чиминов жизненный выбор. Мама Чонгука знает об этом, и они с мужем всегда старались вести себя так, словно у них не один сын, а аж целых три. Они старались дать ту поддержку Чонгуку, которую могли, то внимание Чимину, которого он взаправду заслуживал, ту заботу Тэхёну, в которой он так нуждался и был лишён. — Почему ты не на работе? Я думала, у тебя сегодня смена… Чимин аккуратно опускает в вазу на прикроватном столике те цветы, что он принёс для господина Чона. — У меня сегодня выходной, и я решил подменить Вас и посидеть с папой Кук-и. — Милый, ну, зачем? Тебе нужно отдыхать, набираться сил. Ты не должен выглядеть перед вашей свадьбой таким уставшим. У тебя синяки под глазами, ты бледный какой-то, и с нашей последней встречи ты стал ещё более худеньким. Меня одолевает желание повести тебя к нам домой и хорошенько накормить. Я бы справилась сама, Чонгук-и всё равно обещал приехать через час, как закончит смену в кофейне. — Мне совершенно нетрудно, а Вам нужно отдохнуть. Вы же просидели тут всю ночь. Не беспокойтесь, я позабочусь о нём, — он робко берёт маму Чонгука за ладошку и улыбается ей. — ТэТэ, к тому же, обещал приехать после практики. Господин Чон не будет один. Поезжайте домой и поспите несколько часов, а мы трое присмотрим за Вашим мужем. — Точно? — её глаза мерцают в бесконечной благодарности, и она накрывает чиминову руку сверху своей, тёплой и мягкой. — Спасибо, милый. Спасибо, что не бросаешь Кук-и в это сложное время. Он так сильно любит тебя, так боится тебя огорчить, так боится, что ты уйдёшь. Чимин не рассказывает ей об утренней ссоре, он просто нервно мотыляет головой, стараясь улыбаться в ответ как можно искренней. — У вас с Чонгук-и всё хорошо? — она бережно поправляет чиминову чёлку и старается не разрывать зрительный контакт. — Да, у нас всё отлично. Мы… Мы настраиваемся на свадьбу. А после сегодняшней ссоры Чимин вообще не уверен в том, хочет ли этого Чонгук. Его позиция с точки зрения материализма была весьма понятна. Теперь Чимин ощущает себя кем-то, кто постоянно давил с напоминаниями о моменте, что обязуется стать лучшим в их жизни. Напирал со своими идеями, капал на мозги вариантами выбора. — Это хорошо, — и его мама искренне верит, что у её мальчишек всё прекрасно. Она ласково треплет Чимина по волосам, а затем снимает со спинки стула свою шаль и, нежно поцеловав спящего мужа в холодный лоб, выходит из палаты, закрывая за собой двери. Чимин с теплом в душе смотрит маме Чонгука вслед, когда слышит слабый хрипловатый голос, доносящийся со стороны больничной койки, у которой гудят различные аппараты: — А теперь расскажи мне, Чимин-а, что у вас с Кук-и действительно случилось. Чимин пугливо оборачивается, следуя на голос; за его спиной, придя в себя, господин Чон пытается привстать на немного жестковатой лежанке, чтобы занять вертикальное положение. — Я думал, Вы спали… Вы всё слышали? — Слышал. И я достаточно хорошо разбираюсь во лжи, чтобы отделить её от правды. Чимин-а, присядь рядышком, — мужчина ослабевшей рукой указывает на кресло, в котором парой минут ранее сидела его жена. — Расскажи мне, что уже сделал мой негодяй-сын. — Ничего, господин Чон, правда… Но блеск в чиминовых глазах выдаёт его с концами, а потому принявший вертикальное положение мужчина на кровати недовольно хмурится и всё ещё ждёт толковых объяснений. — Мы просто поссорились, это не так важно. Просто мелкая ссора, не стоит переживаний. — Чимин-и, ты не выглядишь так, как будто это всего лишь мелкая недомолвка. Ты дрожишь весь и кажешься эмоционально выгоревшим. Моя жена, может, и не придаст значения грустному отблеску в твоих глазах лишь из вежливости, но я этого так оставить не могу. Мы почти семья, и ты мне как сын. Ты и Тэхён-и, и я не могу закрывать глаза на то, что вам плохо. И не позволю Чонгуку делать тебе больно, так что скажи мне, что у вас с ним стряслось. Чимин тяжело вздыхает, потирая свои вспотевшие от переживания ладошки. Он знает, что от господина Чона ничего не скроешь, да и зачем скрывать, когда этот человек всегда всё делал только тебе во благо? — Хорошо… — он старается абстрагироваться и попытаться рассказать всё так, словно был не участником ссоры, а созерцал её со стороны, не вкладывая собственную эмоциональную шаткость. — Вчера у меня были пробы для компании, что занимается подбором трейни в айдолы, и нашу танцевальную труппу взяли. Хотели отправить нас в Америку на три месяца, а ехать нужно уже через неделю… А у нас ведь с Кук-и свадьба через одиннадцать дней. Я начал просить отстрочить всё хотя бы на пару недель, но никто слушать меня не захотел, все сказали, что свадьбу можно и перенести, а такой шанс даётся раз в жизни. Я вступил в ссору с ребятами из труппы, и всё завершилось не самым позитивным образом. Я выбрал Кук-и, выбрал нашу свадьбу… И ушёл из команды. Утром Кук-и спросил у меня, что произошло, и я рассказал ему. И мы поссорились из-за того, что я выбрал любовь, а не мечту. Его очень расстроил факт того, что я отказался от того, что в жизни выпадает лишь раз, и что я променял успех на то, что мы имеем сейчас. — Ты не злись на Чонгук-и, пожалуйста, он наговорил тебе это в сердцах. Он просто из тех людей, которые боятся подвести остальных, и когда он видит, что он подводит тебя, его это очень сильно ранит. Он наверняка винит себя во всём. — Я знаю. И я так хочу дать ему понять, что буду любить его, что бы ни случилось. Мы же семья почти, мы не чужие друг другу люди. — Дай ему время. Он всё поймёт и обязательно извинится перед тобой. Я и сам поговорю с ним. — Прошу, не стоит. Я… Я не хочу, чтобы он знал, что я рассказал Вам. Я не планировал, ведь Вам нельзя волноваться, у Вас сердце. Отец Чонгука по-доброму хмыкает. — Ну, по крайней мере, я намекну ему на то, как жду вашей свадьбы. Вы будете такими красивыми, такими счастливыми, а для стариковского сердца нет ничего лучше увидеть своих детей именно такими. Я хотел сделать Чонгуку подарок на вашу свадьбу — выпустить в тираж за свой счёт десять экземпляров его романа, чтобы он смог раздать друзьям и его книги имелись в нашем книжном магазинчике. Он кинулся воплощать мою мечту стать писателем, а теперь я хочу исполнить его. И сделать это к вашей свадьбе — будет лучшим, что я успею, пока я ещё здесь, с вами. Чимину становится очень горько от мысли, что папы Чонгука может не быть. Он обхватывает ладонь мужчины своей и сдвигается на край, принимаясь качать головой. — Не говорите так. Вы поправитесь совсем скоро, и ещё будете танцевать на нашей свадьбе. Мы поедем все вместе в Бангкок и закатим празднование, которого не видывал Сеул. Господин Чон хрипло и слабо смеётся вслед чиминовым энергичным и полными оптимизма словам. — Ты делаешь Кук-и очень счастливым, Чимин-и. Я не знаю, кого мне благодарить за то, что у него в жизни есть ты и ТэТэ. Вы его опора. Вы всегда рядом с ним в сложные моменты, всегда здесь, чтобы помочь ему, направить, подставить плечо. Лучшего для сына я и желать не могу. У вас будет долгая и хорошая семейная жизнь. Раздаётся негромкий стук в дверь палаты, и сквозь окошко виднеется физиономия не выспавшегося, но радостного Тэхёна, что притащил с собой несколько шариков, надутых гелием. Тэхён тихо вплывает в палату и обменивается с Чимином улыбками. — ТэТэ! Ты пришёл меня навестить! — Ребята мне только вчера рассказали о вашем состоянии, и я бы пришёл раньше, — честно отвечает Тэхён, нагловато примостив свою пятую точку на кресле, чем заставил Чимина потесниться. — У меня сегодня был контрольный урок по практике, а после него я сразу к Вам. Как Вы себя чувствуете? Господину Чону действительно тепло, когда он видит почти всех мальчиков вместе. Таких взрослых, выросших, самостоятельных, сильных… — Уже всё хорошо, Тэхён-и. Ты мне лучше расскажи, как ты сам? Кук-и говорил, что из-за практики вы сейчас редко видитесь. Он по тебе скучает. — Я тоже скучаю. Очень. Университет — ещё та чёрная дыра для времени. Чимин, отчасти рад, появлению Тэхёна. По крайней мере, им не придётся продолжать обсуждение не самой приятной темы, но многозначительный взгляд господина Чона, которым он то и дело осматривает успокоившего и начавшего улыбаться рассказу Тэ Чимина, говорит о том, что они друг друга поняли. — Кстати, как ты добрался сюда так быстро? — Чимин тычется ему локтем в ребро, и Тэхён недовольно шипит в ответ. Зачем такой вопрос, если ответ на него понятен? — Меня Юнги подвёз. — О, так он тебя теперь ещё и подвозит? — Чимин начинает дразнить, пока отец Чонгука спокойно следит за ходом их разговора. — Вы что, теперь вместе? — Нет. — А выглядит, иначе. Ты его ещё возьми и на свадьбу к нам пригласи. — Он всё равно не придёт, хён, — Ким пожимает плечами и зачёсывает к верху свою чёлку ломкими пальцами, открывая свой лоб. Потому что Юнги нравится, когда у Тэ открытый взгляд, не спрятанный под чёлкой. — Погоди, а ты думал о том, чтобы его пригласить?! — у Чимина от удивления округляются чуть припухшие глаза, он сидит к своему другу вполоборота и недоумённо сводит брови к переносице. Чонгук офигеет, когда узнает. — Вы сами сказали, что я могу взять с собой, кого захочу. А вы были бы против? — Мне всё равно, в общем-то. Главное, чтобы он тебе больше больно не делал. Чимин просит прощения за то, что ему нужно удалиться в сортир, оставив Тэ общаться с папой Чонгука одного. Он уверен, что господину Чону будет крайне интересно узнать, кто такой Юнги, о котором всё равно в двух словах не расскажешь. Когда он выходит в коридор, он чуть не наталкивается на самого Чонгука, с которым с самого утра после инцидента он так и не разговаривал даже в сообщениях. Чон уже не выглядит таким вспылившим или агрессивным, но его неловкость и память об утреннем инциденте не позволяет ему спокойно взять и обнять Чимина при новой встрече, как он делает это всегда. — П-привет… — слетает с неуютной и робкой прохладой. Чонгук переминается с ноги на ногу и отступает на шаг, давая Чимину больше пространства. — Привет, Чонгук. Приветствие не на долгое время погружает атмосферу в густую тишину, которую можно хоть ножом разрезать на равномерные куски. Чонгук нерешительно прикусывает губу, засовывая руки в карманы своих джинсов, а Чимин смотрит куда угодно, но только не своему жениху в глаза, на автомате нащупывая холодную полоску золота на безымянном пальце. — М-м-м, — Чонгук мычит в попытке выдавить из себя хоть что-то дельное, что походило бы на здоровый диалог, но выходит у него весьма скверно. — Моя мама… Она ещё?.. — Я отправил её к вам домой поспать, пообещал, что сам посижу с твоим папой, поскольку работы у меня сегодня нет, а на тренировку мне уже не нужно… А затем пришёл Тэ… — Чимин отвечает ему такими же кострубатыми и криво построенными от смущения предложениями, в конце зачем-то уточняя: — Он шарики принёс… — С-спасибо… Чимин несмело поднимает на замявшегося Чонгука глаза, пытаясь избавиться от неловкости, которой они ранее не испытывали, ведь в похожей ситуации и не оказывались. — Что позаботился о моей маме и моём папе… — Мы же семья. Я люблю твоих родителей так, словно они мои. Чимину приходится торопливо отойти в сторону от двери, пока его не ударило в спину, ведь Тэхён с улыбкой выходит из палаты господина Чона и тут же застревает между парочкой. Улыбка его медленно гаснет, когда он замечает, как Чимин отказывается посмотреть ему в глаза, а Чонгук ведёт себя отстранённо по отношению как к нему, так и Чимину. Потому что знает, потому что ему не нужно услышать это вслух, чтобы его догадки подтвердились: Тэхён в с е г д а был к Чимину ближе. С самого начала. А кто Чонгук такой, чтобы кто-то занимал его сторону и разделял его точку зрения? Он не смеет претендовать на то, чью сторону может занять Тэ, ведь это очевидно. Всегда были «соулмэйты и Чонгук». Всегда он был третьим, а третьи, по классике жанра, считаются лишними. И Тэхёну не составит труда понять, что что-то здесь не так. Он знает их уже более пяти лет, и в совершенстве ориентируется в их реакциях, и то, что между ними словно пробежала кошка, видно невооружённым глазом. — Вы что, поссорились? — Нет. — Нет, — звучит синхронно, даже с одинаковым резким тоном в голосе, приумножая эффект ответа до того, что Тэхён подумает, что суёт нос не в своё дело. Незачем им ко всему этому ещё и его приплетать. У него был вчера сложный день и, наверное, не самое лучшее сегодняшнее утро в компании консервативного по взглядам Мин Юнги. — Вы уже даже лжёте одинаково. Не хотите говорить — я настаивать не буду, — Тэхён спокойно поднимает руки. — Вы не должны посвящать меня во всё, что между вами двоими. Я всего лишь ваш друг, так что всё в порядке. — ТэТэ, не принимай на свой счёт… Ты не имеешь никакого отношения ко всему, — Чимин пытается как-то подбодрить упавшего духом Тэ, подумавшего, что ему банально не доверяют. — У нас просто возникло недопонимание с утра. Всё нормально. Так бывает у пар. — Да, хён, не переживай, — Чон тут же подыгрывает Паку, смекнув, что «семейный психолог» им сейчас не нужен; они сами должны разобраться в том, что творится, и сами должны прийти к какому-то миру. — Всё круто, не бери в голову. — Круто?! — Ким недоверчиво ведёт плечом и хмыкает. — Я впервые вижу, чтобы вы ссорились. И меня пугало бы это куда меньше, если бы до вашей свадьбы не оставалось всего одиннадцать дней. — Со свадьбой ничего не случится, всё в силе, — пытается его успокоить Чонгук, бросив краткий взгляд на заметно удивившегося Чимина. В силе? — Он хочет пригласить хёна, Кук-и, — Чимин считает нужным дать Чонгуку об этом знать, и у вставшего между ними Тэхёна тут же покрывается багровыми пятнами лицо. — Неправда! — Какого хёна? — намеревается уточнить Чонгук. — Того самого. Он хочет пригласить его. — Не нужно переворачивать мои слова, — Тэхён раздражённо выпаливает. — Я не говорил, что «хочу». Я сказал, что «думал об этом». — Видишь? — Чимин с лёгким кивком головы пожимает плечами. — Вы не должны париться на этот счёт. Юнги всё равно ни за что в жизни никуда не пойдёт со мной в качестве пары. Мы можем прекратить говорить об этом? Хотя бы при мне? — Тэхён ворчит себе под нос, пока Чонгук не сводит взгляда с Чимина, словно пытаясь обратиться к нему в мыслях. — Пойду я воды себе купить, а то меня после вчерашнего весь день сушит. А вы пока, умоляю, разрешите между собой всё дерьмо, что сделало из вас двух холодных, отдалившихся друг от друга людей. Мне нужны мои лучшие друзья. Мои влюблённые друзья, у которых я хорошенько оторвусь на предстоящей свадьбе. Мы с господином Чоном обещали много танцевать… То ещё будет зрелище! Тэхён покидает их гордой походкой, оставляя после себя ещё больший шлейф из неловкости, чем был между Чимином и Чонгуком до того, как Тэ вышел из палаты господина Чона. Чимин смотрит на свои руки. Чонгук неуютно вжимается в собственную кожанку и рассматривает носки своих кроссовок. А на элементарное «прости» смелости в эту секунду не находится ни у одного. Элементарным «прости» не излечишь раны от сегодняшней ссоры, они резнули глубже, чем были должны. Главный вопрос лишь в том, заживёт ли до свадьбы?***
Тэхён почти подходит к автомату, когда сотовый в его штанине вибрирует, оповещая о новом сообщении. Он торопливо вспоминает, что у него нет денег, и что таковых не имеется даже в карманах вещей Юнги, поэтому он роняет удручённый вздох, вылавливая единственное доступное, что может, — телефон. Он несколько раз усиленно моргает, чтобы проверить, не показалось ли ему, потому что сообщение пришло с номера Юнги. Ощутив, как внутри всё подобралось, Тэхён открывает их переписку непослушными деревянными пальцами, готовясь услышать окончательный вердикт от учителя за проведённый сегодняшний открытый урок, который, по мнению самого Тэхёна, был далеко не самым идеальным. Он мог бы лучше, интересней, информативней, но не так уж и легко всё делать без плана. Ещё и Юнги по окончанию ничего не сказал, только то, что со временем озвучит Тэхёну итоговый балл со своим комментарием. Ни балла, ни комментария в сообщениях не имеется, вместо этого от Юнги поступает следующее: Юнги: Ты забыл у меня дома свой чокер. Верну тебе его со всеми постиранными вещами, когда увидимся в следующий раз. Этот «следующий раз» заставляет что-то в груди Тэхёна распускаться цветами.спасибо, хён за всё и я хочу извиниться за своё поведение в эти дни
Юнги: Я понимаю. Я ещё не забыл, что значит быть молодым, Тэхён, и каково это — идти против чьей-то воли. Юнги: Как отец Чонгука?всё ещё в больнице, врачи не торопятся его выписывать мы не знаем, как переправить его в Бангкок в таком состоянии ну а свадьбу отменить тоже не выход, за всё уже заплачено они так долго собирали деньги на церемонию… Чимин с Чонгуком поженятся через одиннадцать дней
Юнги: Надеюсь, к тому моменту ему станет лучше.спасибо, хён. отец Чонгук-и дорог мне ну, знаешь… мой папа умер, а господин Чон нередко старался дать мне то, чего у меня не было
Юнги: Я понимаю. Юнги: Если ты захочешь об этом поговорить, позвони мне.я всё ещё не могу принять это, хён ты же меня отталкиваешь, а теперь сам хочешь, чтобы я тебе звонил…
Юнги: Я просто не хочу находить тебя чёрт знает где. Юнги: Мне везёт тем, что я просто появляюсь вовремя и предотвращаю непоправимое. Юнги: Ты просто не знаешь, как всегда действовал на людей, Тэхён. Юнги: Красивый и беспечный.я понял, хён я, кстати, хотел у тебя спросить…
Тэхён задумчиво прикусывает губы, и с напряжением в пальцах строчит заветный вопрос, который так и не успевает отправить, получая входящий вызов от Чеён. — П-Привет, — он давится вдохом, будучи не готовым услышать её голос, но на звонок всё равно отвечает машинально. «Здравствуй, Тэхён. Я подъехала к больнице сейчас. Ты не мог бы ненадолго выйти ко мне на улицу? Нам нужно поговорить, и это не займёт много времени, я обещаю. Не хочу тебя отвлекать». — Нг, — студент с колебанием чешет свой висок. — К-конечно… Я сейчас к тебе подойду. Тэхён получает от Юнги ещё одно сообщение, которое так и остаётся непрочитанным: Юнги: ? Улица встречает его мягкими персиковыми оттенками предзакатного неба и лёгким ветром, от которого становится так уютно в пиджаке Юнги. Розэ стоит рядом со своей машиной в обыкновенном спортивном костюме и длинными светлыми волосами, заплетёнными в одну растрёпанную косичку. Вспоминая вчерашний вечер и количество её обеспокоенных отношений, Тэхён пытается проглотить крупный ком в горле, не позволяющий спокойно вздохнуть. Она о нём беспокоилась, а он за весь день так и не позвонил ни ей, ни Ли Ноу. Чеён ничего не говорит о том, как он одет и как пахнет, ей не нужны слова, чтобы Тэхён понял её. — Не против пройтись? — спокойно и прохладно предлагает она, указывая в сторону парка, над украшением которого как раз трудятся в поте лица ландшафтные дизайнеры. — Конечно нет. Он пытается с ней выровняться и примерно прикинуть, о чём будет разговор, но нутром чувствует, что тема будет не из простых. — Я, правда, не задержу тебя надолго, Тэхён. — Почему ты говоришь это таким голосом? — Каким? — Как будто для меня ничего не значит то время, что мы вместе? — А для тебя значит? — Ты же знаешь, что да. Пак Чеён замирает в шаге и берёт Тэхёна за руку, чтобы воссоздать зрительный контакт. — Наверное, Чимин уже сказал тебе. — О чём? — Нам предложили танцевальную стажировку в Нью-Йорке на три месяца, та компания, с которой мы утром подписали контракты и стали трейни. Чимин не поедет, он ушёл из нашей труппы, рассорившись со всеми, и если он не сказал тебе, я не могу его винить. Вчера был сложный день абсолютно для всех: ты был не в себе, и я понимаю, насколько сложным ему дался этот выбор и почему он решил промолчать, — она определяет по побледневшему выражению его лица, что Тэхён об этом ни сном, ни духом, поэтому выдерживает ещё несколько долгих мгновений тишины, давая Тэхёну переварить услышанное. — А ещё я тоже приняла решение, Тэхён. Он не спрашивает у неё, какое, ведь догадывается и так, и её последующие слова лишь подтверждают его мысли. — Я хочу поехать. — К-конечно, — Тэхён сипло выдыхает, несколько раз моргая и думая о том, как приучить себя к мысли, что Чеён уедет, и они долгое время не смогут увидеться. — Я… Я должен буду привыкнуть к тому, что тебя не будет рядом. Но три месяца — не так уж и долго… Я смогу подождать… — Тэхён, — она делает акцент на его имени, стараясь звучать как можно нежней при всей холодности своего высокого тембра. — Я… Я не хочу, чтобы ты ждал меня. Не хочу ждать нашей встречи. Я очень долго ждала. Ждала от тебя серьёзных шагов, вопреки тому, что мы не были, как все обычные пары, включая Минхо в нашу личную жизнь. Тэхён не дышит, но и не может отвести от неё виноватый взгляд. Розэ даже сейчас кажется холодной, далёкой, как серебряный лунный осколок высоко на канве звёздного неба. — Я обещала себе не вырабатывать на тебя зависимость и привычку, но не удержалась, начала хвататься за это чувство. И больше я не хочу хвататься. Я не привыкла любить в одну сторону, и считаю, что смогу отпустить тебя, если уеду. Поэтому, я не хочу, чтобы ты меня ждал. — Ч-Чеён… — Когда мы встретились, ты был разбит, совершенно неуверен в себе. Ты был мальчиком с кипой травм, которые было некому исправить. И мне нравилось понимать, как ты заживаешь от моих рук, от моих слов, прикосновений, наших разговоров. Мне нравилось наблюдать за тем, как ты пробуешь со мной новое, как учишься мне доверять, как предлагаешь мне свою незапятнанную искренность. И я влюбилась в тебя такого. Светлого, чувствительного, нежного. Когда мы встретились, ты уже был влюблён в другого человека. Сейчас мы расстаёмся, и ты до сих пор влюблён в него. Я ошибочным образом думала, что могу заменить его тебе, дать то, что не смог тебе дать он. С появлением Ли Ноу, мне стало казаться, что мы вдвоём сможем восполнить то, чего тебе не хватает. Розэ немного отклоняет голову, пытаясь изучить реакцию застывшего Тэхёна. Тэхёна, что пахнет тем самым человеком, поломавшим его хрупкое сердце. — Я больше не люблю этого человека. Не… Не так, как раньше. Не так, как тогда, как увидел его впервые. Всё сейчас иначе. — У тебя специфический вкус в людях, Тэхён. Когда ты сказал мне о Минхо, и мы познакомились, мы с ним не смогли не заметить каких-то похожих черт характера, силы взгляда, твёрдости голоса. И когда я увидела этого учителя, его холодный стан, ледяной взгляд, что выжигает тебя дотла, — я поняла, что твой выбор вкусов имеет определённый прообраз, засевший в тебе глубже, чем мне когда-либо удавалось достать. У тебя специфический вкус и необычная тактика ломать наши льды. Тебя тянет к таким, как мы, а нас — к тебе. Но мы с Ли Ноу просто не твои люди, Тэхён. Тэхён взаправду не знает, как реагировать, что ещё говорить. Чеён хочет уйти, и он обязан уважать её желание, особенно тогда, когда она бросает ему в лицо неопровержимые факты: Тэхён снова влюблён. Даже не снова и не опять. Он просто никогда не переставал, просто временно забыл, как это, пока Розэ вела с ним беседы по душам, а Минхо вытрахивал из него всю душу. — Мне тяжело далось это решение. Во многом не только из-за моих чувств к тебе. Мы стали хорошими друзьями, и мне тяжело уезжать, зная, что ты не любитель взваливать на других свои тревоги, что ты будешь травиться ими, пока они не разъедят тебя заживо. — Я обещаю, что больше не стану молчать, если мне будет плохо. — Я хочу, чтобы ты позаботился о себе, Тэхён. Чтобы в сложные моменты ты думал о хорошем, о том, что тебя ждёт впереди, не оглядываясь назад. — Я обещаю. — И позаботься о Ли Ноу. Рано или поздно, он придёт к тому же выводу, что и я, и когда это случится — отпусти его так же, как отпускаешь меня, хорошо? Потому что он влюблён в тебя, как и я. Но мы с ним оба знаем, что твоё сердце никогда не будет принадлежать никому из нас. Это и было причиной того, почему мы с ним друг к другу тебя не ревновали. Ты с самого начала не был «нашим». Ты был его. — Мне очень жаль… Я сделал вам с Минхо так больно… — Мне не больно, Тэхён. Да и Минхо тоже. Мне обидно за тебя. — Всё будет в порядке… Я буду в порядке. Это… Это пройдёт. Однажды… Не может же он вечно любить Юнги, правда? Чувства так долго не хранятся, рано или поздно, им свойственно гаснуть, догорать, как та свеча. Но пока горит пламя, следует брать всё, что можешь. Так и Тэхён. Он готов довольствоваться тем, что Юнги может дать вот так, не переходя границ. Это больно, это жжётся, но ещё больней, когда не получаешь ничего вообще. — Пообещай, что не дашь себе упасть, что бы ни случилось. — Х-хорошо. — Прощай, Тэхён. Чеён поднимается на носочки и дотягивается до гладкого тэхёнового лба, оставляя на коже лёгкий и пламенный поцелуй. — Мы… Мы ещё увидимся? — Я не знаю. Она снова целует его, только на этот раз не в лоб, а в холодные и сухие губы. Тэхён не может сразу же понять, что чувствует. Ему и больно, и легко, и печально, и радостно, и неравнодушно, и безразлично. И это изобилие эмоций не позволяет выцепить и прочувствовать толком хоть одно. Может, Чеён права, он ощущал бы себя подавленно и сломано, будь она его человеком. Но в сердце имелось место лишь для одного, и Юнги очень постарался оккупировать каждый угол и заполнить Тэхёна во всём самим собой. Тэхён просто медленно хлопает ресницами вслед её удаляющейся машине и игнорирует жжение в лёгких от отсутствия притока кислорода, поступающего через вдох. ________________ *TBL — Task Based Learning