***
У Чонгука приподнятое настроение после оптимистичных слов врачей и посещения в больнице отца, который за обе щеки довольно наминает банановый тток, что передала ему через сына жена. Дату свадьбы было решено не переносить окончательно, потому что потраченные расходы на резерв номеров в средненьком отеле в Бангкоке им всё равно никто бы не возместил, а самой свадьбы ждало слишком много людей. Господин Чон, сетуя на пресность невкусного риса, что подают ему на завтрак, обед и ужин, и с удовольствием наминая сладкие корейские блинчики, заботливо приготовленные его женой, со звёздами в глазах напоминал Чонгуку о свадебной клятве, которую его сын до сих пор не написал. — Я просто не знаю, что сказать ему, пап. Мы сейчас с Чимин-и в ссоре, и я чувствую, что сильно сглупил на эмоциях, наговорив ему всякого. В то время, когда он ждал моей поддержки, я оттолкнул его. Но я всё ещё зол на него за то, что ради меня он поломал свою мечту вырваться в свет. — Я думаю, ты знаешь, что ему сказать, просто у тебя находится так много слов, что разбегаются мысли. — Я люблю его так сильно, что иногда мне кажется, что этим придушиваю его. Не допустил ли я ошибку, решая за нас двоих так скоро стать семьёй? — Если бы он не был с тобой согласен, он бы сказал, что вы торопитесь. — А если он любит меня так же сильно, что это туманит ему собственный голос? Он просто слепо прыгает за мной всюду, куда я умудряюсь угодить. Не создал ли я ему капкан самим собой и своей прихотью привязать его к себе? В эти дни после ссоры мы мало разговариваем, но мне так больно на него смотреть… Он старается плакать так, чтобы я не заметил, и от этого мне так плохо, словно мне дробят внутренний стержень, поддерживающий всё моё существо. — Ты должен с ним поговорить. Поговорить и принять его решение идти за тобой во все жизненные каньоны твоих неудач. В конце концов, это его выбор. Ты не можешь злиться на него за то, что он решил быть с тобой, пока ты в такой ситуации, пока на распутье, пока сидишь с больным мной, и у тебя всё из рук вон валится, за что бы ты ни взялся. Чонгук вдумчиво слушает отца, редко когда моргая. — Иди к нему. Всё со мной будет хорошо, а сейчас главное, чтобы вы помирились. — Я посижу тут ещё с тобой немного, хорошо? Я после работы что-то придумаю, пап. — Пообещай, что придумаешь. Ну вы и учудили — поссориться прямо накануне собственной свадьбы, вот ещё. Чонгук смущённо и счастливо улыбается. Его отец уже более не выглядит таким бледным, нет хриплого придыхания при каждом движении диафрагмы, что давила на сердце. Нет испуганного блеска в загнанном взгляде. Мужчина ведёт себя спокойно, с аппетитом вгрызается в домашнюю пищу, словно его кормят в последний раз, и осторожно поглаживает чонгуково запястье на умиротворяющий манер. — Вкусно? Так и знал, что нужно было взять ещё. — Всё в порядке. У меня тут ещё корзинка с фруктами от Тэ имеется. — Завтра обязательно возьму для тебя самгёпсаль. — Сам успеваешь поесть? У тебя очень измождённый вид, сынок. Тебе бы отдохнуть перед свадьбой, а не со своим стариком возиться. Я иду на поправку, и скоро вернусь за работу в книжном, не беспокойся. — Пап, забота о тебе и книжном не составляет мне труда. Это просто общая усталость из-за всего. Но всё будет хорошо. Скоро ты вернёшься домой, мы с Чимин-и помиримся, а потом поженимся, и всё будет отлично, как и должно быть. Врачи говорят, что если состояние его отца продержится на этой же планке до конца недели, его можно будет отпустить домой, оставив лишь на курсе прописанных лекарств, которые стоят и так немало. Чонгук позволяет себе расслабленный выдох хоть раз за последние недели. И всё-таки самая тяжёлая вещь у него лишь впереди. Рабочие часы в отцовском книжном сегодня проходят не так тягостно и долго, пока он всячески раздумывает над примирительным планом с Чимином, что сейчас наверняка уже дома. Работать в книжном не так уж и плохо, он даже иногда может найти время для того, чтобы черкануть несколько строчек, все из которых — о Чимине, о его ангеле, о его солнышке, о его… Его мечте. Наверное, стоило бы купить цветы, но идея кажется частично абсурдной уже лишь потому, что Чимина тошнит от цветов и не особо любимой работы. Он бы купил что-то вкусненькое, но Чимин бы расстроился этому ещё больше, ведь сладкое всегда было под запретом, когда он ходит на тренировки, а лишний раз напоминать о том, что сейчас уже никуда ходить не нужно, Чонгуку хочется меньше всего. По закрытию книжной лавки он так и не придумывает ничего адекватного, чему Чимин был бы рад, чему улыбнулся бы хотя бы на самую малость, поэтому он просто тащит самого себя на порог их квартирки, теснота которой напоминает чёртов гошивон. Убийственная тишина их квартиры тут же закладывает Чонгуку уши. Он вешает лёгкую курточку на вешалку в малюсеньком коридоре и оглядывается в полумраке комнаты, натыкаясь на фигуру Чимина, что лежит на кровати спиной к нему, закутавшись в тоненькое одеяло. Чонгук немного приоткрывает рот, чтобы спросить, спит ли он, но слова так и замирают где-то за зубами невысказанными трупиками. Вместо этого он тихо раздевается, тихо направляется в душ. Тихо давится ненавистью к самому себе. Он не ужинает. Просто максимально тихо опускается на свою половину не такой уж и большой кровати, а потом на свой страх и риск двигается ближе к чуть ёрзающему головой на собственной подушке Чимину и оставляет едва ощутимый поцелуй на влажном после душа затылке. Волосы Пака пахнут смородиной и ментолом, Чонгук шумно втягивает в себя побольше воздуха в лёгкие, трётся кончиком носа у места оставленного поцелуя и толкает в Чимина мягким выдохом, согревающим кожу. Чимин приоткрывает глаза. Он всё равно не спал, всё равно дожидался возвращения его Кук-и, даже если диалоги в последнее время у них строились фигово. Быть может, не нужно ничего говорить? Может, будет лучше просто лежать вот так, позволять Чонгуку надсадно дышать ему в позвоночник и оставлять лёгкие чувственные поцелуи, что мелкой дрожью отзываются в кончиках пальцев? Наверное, это было бы нормально, да вот только что-то внутри крутит тревожностью и никуда не подевавшейся обидой. Чимин плавно ведёт плечом, но не оборачивается. Зато его отзывчивость на манипуляции Чонгука дают самому Чону понять, что Чимин не спит, и не спал ещё с самого начала. Просто молчаливо ждал его возвращения домой, к нему, в их постели, даже если за весь день было сказано несколько скупых и неловких фраз, во время которых всячески старались упрятать куда-то взгляды подальше друг от друга. — Прости меня. Чонгук действует до одури осторожно, не касается больше нигде, кроме взъерошенных на затылке чиминовых волос. Шепчет между поцелуями, что на оголённых участках кожи становятся по ощущениям более липкими и горячими. — Прости. Чимин отчаянно сопротивляется наитию прижаться собственной спиной к чонкуговой грудной клети, только выпускает томный вздох и несколько раз моргает. — Я ненавижу на тебя злиться, ненавижу, когда ты такой ко мне холодный, ненавижу ссориться с тобой. Я бы всё отдал, чтобы отмотать назад время и среагировать иначе, поддержать тебя, обнять тебя, утешить, сказать, что всё будет хорошо. Прости, пожалуйста, — Чонгук ощущает, как кожа под прессом его губ становится гусиной, как дыбом встают мелкие волоски. Чимин отвечает не в ту же секунду, он принимает ещё несколько поцелуев-бабочек, от которых у солнышка под костями начинает что-то интенсивно греть. Он ненавидит это. Так ненавидит злиться на Чонгука, что от этого больно делается самому себе. И ведь знает, знает, что в этих поцелуях лежат подводные камни. Он ничем не может воспротивиться каждому новому «прости». — Хён, ты простишь? Скажи мне хоть что-то. У меня сейчас что-нибудь откажет от твоего молчания. Пожалуйста… Чимин больно прикусывает губу, немного дёргает головой, слегка отдаляясь от шершаво-мокрых губ у себя на затылке. — Ты всего лишь сказал мне то, что считал правильным, Кук-и. — Я болван, хён, ты просто поменьше меня слушай. Ты так много делаешь для меня, я тебя не заслуживаю… Прости меня. — Я был серьёзен, когда говорил, что твои проблемы — мои, но это, похоже, работает в одну сторону, потому что, когда неприятности возникают у меня, ты начинаешь винить меня в них. А самое паршивое, Кук-и, что я верю тебе. Верю твоим словам, а это значит, что я действительно виноват. — Всё не так, хён. Я просто перепроецировал твои неудачи на свои, и мне стало так за тебя обидно, что это вылилось в злость. Ты… Ты же так много вложил в своё дело, ты так старался, упорно шёл к своей мечте. А я как будто тяну тебя на дно, топлю в своей трясине. Дно? — Больше всего я вложил в «нас», Чонгук. Хочешь знать, каким я представлял своё будущее взаправду? Я видел его возведённым вокруг «нас». Я не хочу просто вплетать тебя в пропущенные сюжетные дыры моего существования. Но твои слова тоже имели смысл, Кук-и. В эти дни я размышлял над всем, что ты мне тогда сказал. И я пришёл к выводам. Четырёхкамерное Чонгука тут же пропускает один удар, а дрожащие чуть покрасневшие губы замирают в половине дюйма от того, чтобы оставить ещё один поцелуй на чувствительной уже малость воспалённой от чрезмерного внимания коже. — Ты от меня уходишь, да? — негромко спрашивает он, благодаря каждого бога, которые могут его услышать, за то, что Чимин сейчас не смотрит ему в глаза. — Что за вздор? Я пришёл к выводу, что, хоть твои слова и имели смысл, я бы поступил так ещё раз. Я бы выбрал тебя, и продолжал бы отказываться от всего ради тебя, даже вопреки твоим протестам. Если мы на дне, то вместе, Чонгук. Если мы на высоте — то только вдвоём, и никак иначе. Чонгук чувствует, как в уголках глаз уже стремительно щиплет, как мутнеет собственный взгляд, теряется чёткий фокус чужого затылка. — Я выбрал тебя — и на этом точка. И твоя задача теперь заключается в том, чтобы не дать мне об этом пожалеть. Для Чонгука это самое сложное. Для Чонгука это кажется чем-то из ряда вон непосильным. — Может, подскажешь мне, с чего я могу начать, хён? — С того, что ты скажешь мне ещё раз «прости», поцелуешь меня в затылок, а затем мы вместе пойдём ужинать на кухню. Я знаю, что ты ничего с обеда не ел. — Хорошо, Чимин-и. Чонгуку первые пункты плана очень даже нравятся. На его лице формируется мягкая и удивительно спокойная улыбка, что упирается Чимину в шею вместо поцелуя. Пак не выдерживает более этого напряжения между ними, поэтому перекидывается на спину и впервые за несколько дней без зазрения совести устанавливает зрительный контакт. — Я очень скучал по тебе в эти дни. — Я тоже, хён. — Пообещай, что мы больше перед свадьбой не поссоримся. — Ни за что. Они сидят на кухне до четырёх утра и без умолку захватывающе трещат о предстоящей свадьбе, вслух представляя, как всё будет происходить. Подолгу смеются с каких-то деталей, отчего недовольные соседи раздражённо бьют по стенкам чем-то явно тяжеловесным, дабы привлечь к себе внимание. Вот только не выходит. Чонгуку с Чимином прямо сейчас плевать на всё, кроме друг друга. Они в эти минуты влюблены почти так, словно им снова по пятнадцать. Почти. За окном уже зевает рассвет, а они только решают лечь спать, прижавшись друг к дружке вплотную и путаясь в сбившихся наволочках на кровати, что где-то всё неудобно формируют собой тканевые комки, но им двоим настолько пофиг, что силы есть лишь на то, чтобы устало обмениваться улыбками и шептать уже что-то несуразное, но дико приятное в чужую шею, уткнувшись носом в сгиб у подбородка. — Я люблю тебя, хён. У нас всё будет хорошо. И Чимин верит. Всегда верит в светлые прогнозы, особенно в те, что слетают с губ далеко не самого последнего в его жизни человека. Возможно, в этом его проблема. Или его удача.***
— День X! — напряжённый Ибо не находит себе места на своём же стуле и решает дать об этом знать Тэхёну, пнув его локтем в бок. Тэхён же бесстрастно тянется за бутылкой воды в рюкзаке и что-то невнятно бормочет в согласие. — Тэ, поделись с нами своей безмятежностью, ну. Нас тут с Ибо колотит, а ты спокойно себе водичку пьёшь, — без намерения серьёзно обидеть подтрунивает Югём. — Преподаватель Мин же сейчас оценки наши озвучит. Тебе не страшно? — Наверное, он уже знает свою, коль у них с хёном такие хо-ро-ши-е, — Ибо сладко тянет по слогам, — отношения. — Что? — Тэхён нервно оглядывается, дабы понять, не слушает ли их ещё кто-то. Благо, Ибо изъясняется негромко, чтобы его слова могли быть доступны лишь их троице. Как-то не хотелось бы, чтобы все думали, будто их с Юнги что-то связывает, кроме университетских дел. — Не неси ерунды. Если их кто услышит посторонний, репутация Юнги может здорово пострадать. Слава богам, никто и ничего не знает, кроме Югёма с Ибо, которые просто были чему-то прямыми свидетелями. Тэхён учится доверять их надёжности и игнорировать плоские шуточки на этот счёт. — Он так спокоен потому, что знает, что Юнги-ши, поставит ему хороший балл. — Смеёшься? — издаёт смешок Тэхён. — Вот увидишь, я получу свою вымученную «Е», стандартные пороговые шестьдесят баллов, а ещё потом преподаватель меня отчитает за то, с какой натяжкой он решил мне их поставить, чтобы я только год закончил и не пришлось снова поступать на третий курс. — Ты только подумай, третий курс с учителем Мин — звучит не так уж и плохо для тебя. — Да, может, он для того тебя и оставил, чтобы почаще видеть. И после пар оставлять. — Я же сказал, между нами ничего нет. Мы даже на друзей едва тянем. Они не любовники. Ведь Юнги на Тэхёна даже н е с м о т р и т. Они не влюблённые. Ведь Юнги Тэхёна н е л ю б и т. Они даже не друзья. Ведь Юнги пять лет назад у ш ё л без единого слова. — Может, он решил пересмотреть своё к тебе отношение? Ты у нас мальчик горячий, ты нравишься половине нашего потока, и не важно: мальчики они или девочки. — Заткнитесь и слушайте наконец Юнги-хёна. Он вот-вот оценки огласит. Тэхён набирается терпения для издёвок, которым теперь не будет ни конца ни края. За три года они привыкли как-то по-дружески друг другу докучать, это стало нормой. И всё ничего, если бы их фразочки не давили на больное. Они знают о том, что Тэхён с Юнги знакомы уже давно, но в то же время Тэхён не счёл нужным посвящать их во времена, когда он приглушённо рыдал в подушки от идиотского признания в любви, которая осталась безответной даже сейчас. Может, их издевательства лишь к лучшему. Может, это закалит его характер, сделает его более неуязвимым, невосприимчивым к той боли, что всякий раз раздирает ему грудину при одном лишь взгляде на Юнги. Может, оттого, что, с их точки зрения, отношения Тэ и Юнги кажутся абсурдными, он сам начнёт так думать. А затем и отпустит. А затем и ответит Ли Ноу взаимностью и попробует жить так, как будто Юнги в его истории был всего лишь случайным второстепенным персонажем, чей путь просто случайно пересёкся с тэхёновым. — Некоторые преподаватели считают, что нет лучшей похвалы, чем указания на ошибки, — зычно льётся низкий голос учителя Мин на превосходном английском, что вызывает чистую зависть. — Я и сам отношусь к такому типу учителей, но так же я прекрасно понимаю, что постоянное давление может сработать и в другую сторону, и вместо мотивации и стремления к лучшему в итоге мы получим утрату интереса в лучшем случае, а в худшем — слом веры в самого себя. Я старался присутствовать на уроках каждого из вас, давать вам советы, полезные подсказки, как вести себя в той или иной ситуации и не утратить контроль над главенством в классе. Быть может, к некоторым я был слишком строг, но в итоге я более не видел тех же ошибок во время ваших открытых уроков, что вы совершали прежде. Вы молодцы. Вам есть, над чем работать, конечно, всегда будет. Всё придёт к вам с опытом, но на данном этапе вашей работы я хочу сказать, что вы все молодцы, и я вами горжусь. Сказать, что другие студенты споймали ладошками летающий по классной комнате шок, — не сказать ничего. Только Тэхён не поддаётся радости услышать заветное «молодец» от самого Мин Юнги. Его это «молодец» совершенно не касается. Над ним явно где-то вне классных занятий колдует Намджун-ши или Хосок-ши, что всячески хвалят студентов даже за провалы. На провалах учишься, черпаешь в них опыт. — Одни из вас работали лучше, другие хуже, — да, а вот и начинается самое интересное и с этого места нужно поподробней, — но общим результатами я доволен. Сейчас я назову вам ваши оценки, выставленные мной по итогу проведённого вами открытого урока и составленного плана. Плюс немалую роль сыграло обсуждение хода учебного процесса на наших парах, так что активные студенты могут быть спокойны. Тэхён здесь пролетает, как фанера над Парижем. Со свистом. С запахом гари. — Предупрежу сразу: чётких ста баллов нет ни у кого. Но есть те, кто максимально смог приблизиться к ним. Итак, — Юнги изящно поправляет свои очки за тонкую оправу и вчитывается в список имён учащихся. — Ким Евон, восемьдесят шесть баллов, «В», — одногруппница Тэхёна, чьё имя только что произнёс Юнги, на радостях густо краснеет. — Ван Ибо, девяносто один, «А». Сидящий рядом с Кимами (а их ведь у него в друзьях двое: Тэхён и Югём) Ибо выглядит так, словно умер и резко воскрес, не дожидаясь третьего дня. А Юнги, совершенно не обращая внимания на ликующих от непонятной щедрости сурового препода студентов, продолжает озвучивать баллы за пройденную и закрытую школьную практику. — Ли Чеён, семьдесят восемь, «С». Ким Югём. Услышав своё имя, Югём заметно задерживает дыхание и так сильно напрягается в теле, что у него сейчас капилляры где-нибудь точно лопнут. — Югём-ши, у тебя девяносто три, «А», — выверенно и чётко сообщает учитель Мин. Югём тут же даёт Ибо «пять», а затем выпадает в прострацию, силясь осознать свою оценку. — Пак Чивон, — ага, то есть, Юнги решил оставить Тэхёна на закуску? Он назвал уже оценки всем одногруппникам Кима, кроме него самого. Тэхёну становится тревожно и обидно, грудная клетка разом бетонируется, ведь, вне всяких сомнений, он самое настоящие днище. И виноват во всём только сам. — Ким Тэхён, — как и с остальными студентами, Юнги совершенно не смотрит в его сторону, а Тэхён чувствует, как всё внутри подбирается, как что-то вытягивается струной, становится сплошным комком оголённых нервов. А Юнги определённо садист в душе, он затягивает с ответом, испытывает Тэхёна на прочность, ведь ещё немного, самую малость, капельку, чёртову чуточку — и Тэхён взвоет во всё горло от удручённости. У Юнги такой вид, словно он не знает, как толком озвучить балл студента. Тэхён предполагал, что всё будет плохо, но чтобы настолько? — Девяносто шесть баллов, «А». Тэхёну хочется Юнги обматерить. Покрыть красивым двухэтажным, ударить его по лицу, толкнуть и повалить на пол, а затем долго-долго на него кричать и колотить кулаками о модную рубашку, которая стоит четыре тэхёновы стипендии. Что? Девяносто шесть? Может, это шестьдесят девять? Югём радостно и весьма больно бьёт его костяшками по плечу. Ибо что-то воодушевлённо чирикает у уха, а Тэхён не может оторвать недоумённый взгляд от учителя Мин, что поставил ему с а м ы й в ы с о к и й, мать его, б а л л среди всех учеников в его группе. — На этом всё, дорогие наши филологи. Практикуйтесь, учитесь, тренируйте себя. Наш курс официально завершён, и впереди будут лишь пары для свободного посещения. Я всегда буду ждать вас на занятиях или на кафедре, если у вас возникнут вопросы. А сейчас я объявляю нашу пару официально оконченной. Всего доброго. Ибо и Югём навязчиво выволакивают Тэхёна из аудитории, походу всё хвалятся своими баллами, а у Тэ словно язык в узел завязало. Он кое-как достаёт свой телефон из кармана джинсов и туманным взглядом отыскивает номер Юнги.хён, я не… я не совсем понял тебя
Юнги: Здравствуй, Тэхён. Что конкретно ты не понял?шутку про 96 баллов в смысле, я был ужасен на открытом уроке у меня не было даже плана и у тебя всегда были ко мне замечания
Юнги: У меня имеются претензии ко всем студентам, Тэхён. Юнги: Не думай, что ты особенный. Тэхён сейчас ощущает ещё больший конфуз, чем до этого. Юнги буквально выделил его среди других, поставив самый высокий балл в группе, а сейчас он говорит, что не считает Тэхёна «особенным». Юнги: Я поставил тебе баллы не за красивые глазки, Тэхён. Юнги: Я поставил тебе то, что ты заслуживаешь, потому что из всех учеников, кого мне довелось учить, ты показываешь лучшие результаты.с-спасибо
Юнги: Не хочешь выпить со мной кофе? У меня сейчас окно, а у тебя, как я понял, пар больше на сегодня нет. Юнги: Если ты, разумеется не занят и у тебя не имеется каких-то планов. Тэхён в миг словно приобретает центр тяжести. Юнги сейчас самостоятельно зовёт его на кофе? Не-е-е-ет, за этим явно скрывается какой-то «высший замысел». Стал бы Юнги просто так звать его на кофе оттого, что делать нечего? Да никогда. Тэхён ему в лучшем случае неприятен. Какая-то часть студента хочет докопаться до истины предложения, вытрясти из Юнги душу в поисках ответа на мучительное «почему?». Другая часть тут же безропотно соглашается на любую форму взаимодействия.конечно, хён
Юнги: Я плачу. Тэхён толкает своё деревянное тело к выходу из университетского здания, стараясь снова вернуть себе контроль над каждой конечностью и разумом. Юнги ожидает его возле своей KIA, подперев задницей бампер. Потепление в погоде заставило учителя Мин оставить своё пальто дома, облачившись ни во что другое, кроме чёрного с едва заметными полосами пиджака. Петля галстука на шее не выглядит столь плотной, видно, что Юнги её немного оттягивал, ослабляя давление узла на вилочковую впадину. К моменту, когда Тэхён оказывается рядом, контроль над ситуацией так и не возвращается. — Не против заехать со мной в соседний квартал? После занятий кофейня у университета зачастую набита студентами. Не хочется быть замеченными. Нас могут не так понять. Тэхён согласно кивает головой и поправляет лямку своего рюкзака. — Славно. Добираются до соседнего квартала они в полном молчании, которое кажется зудяще-неуютным уху, но и нужные слова для завязки здравого разговора никак не лезут в голову. Тэхён бы ещё раз обсудил с хёном свою оценку, но по сосредоточенному на дороге взгляду Юнги он понимает, что этот вопрос закрыт. Юнги поставил ему оценку, которую счёл достойной и заслуженной. Что тут оспаривать? — Какой чай ты хочешь? — Я подумал, может, попробовать американо с молоком… — Тэхён неуверенно чешет свой висок, осматривая ассортимент напитков и улавливая на себе малость огорошенный взгляд Юнги. — Ты же не пьёшь кофе. — Может, самое время дать ему шанс? Юнги на ответ издаёт смешок и вскидывает бровь. — Пожалуйста, два двойных американо с молоком без сахара и один земляничный зелёный чай, — преподаватель делает свой заказ и рассчитывается кредитной карточкой. — Хён, а чай зачем? Я ж кофе буду. — Потому что чай ты будешь в том случае, если кофе тебе не понравится, в чём я не сомневаюсь. Какой предусмотрительный до тошноты. Погода до того хорошая, что они решают занять столик у придорожной террасы кофейни. Юнги подвигает к Тэхёну поближе стеклянную чашку с американо и определённо ждёт от Тэхёна ответных действий. И в момент, когда Тэхён решает дать кофе второй шанс, он понимает, что третий он давать не намерен. Горько. Словно пьёшь яд. Он кривится и отставляет чашку прочь, стараясь как можно поскорей избавиться от неприятного привкуса во рту. По ощущениям — ему словно насыпали на язык столовую ложку порошка полыни. Юнги, напротив, это даже забавляет. Не знай его Тэхён лучше, подумал бы, что всё это вызывает в Юнги что-то типа своеобразного умиления. Учитель Мин со спокойной улыбкой передаёт Тэхёну земляничный горячий чай, самолично делая глоток кофе. — До сих пор не пойму, как ты пьешь эту мерзость, хён. — Ты ещё не пробовал чистый эспрессо, — Юнги спокойно поддерживает их разговор о кофе, словно для этого Тэхёна он сюда и пригласил. — На твоём месте, знакомство с кофейными напитками я бы начал с чего-то полегче. Тот же латте, к примеру, где молока будет больше, чем эспрессо. В моём кофе — эспрессо в четырёх дозах. А молоко глушит горечь. — С каких пор ты стал бариста, хён? — Для расширения эрудиции не всегда нужно испытывать все вещи на собственном опыте, Тэхён, — с губ Юнги это почему-то снова звучит каким-то упрёком, и это заставляет Тэхёна молчаливо опустить голову и отпить немного чая. Заметив такую реакцию, что-то в голосе Юнги смягчается: — Как твои дела? — Ты пригласил меня на кофе лишь для того, чтобы узнать, как мои дела? — грустно интересуется Тэхён. — Ты хотел, чтобы кофе/чай оставались нашей традицией. Я поддерживаю эту идею из вежливости и уважения к тебе. Юнги как всегда. Бьёт плетью слов по голой коже. Наотмашь, со свистящим щелчком и болезненным для Тэхёна исходом. Ведь Тэхён снова ведётся, как последний дурачок, снова танцует на одних и тех же грабельках, будучи падким на любое внимание со стороны Юнги. Он просто не может, ничему не учится. Никогда, блять, не усваивает урок, хотя ему вот прям уже в лицо кричат о том, какая он бестолочь. — Ты не должен, хён. Мои желания не должны никак тебя затрагивать. Уверен, у тебя и так мало времени, а ты ещё и тратишь его на меня. Мы можем сделать это кофепитие последним. Я понимаю и не обижусь. Тэхён просто разорвётся, если Юнги сейчас согласно кивнёт головой. Он сейчас просто разломается, если Юнги скажет, что хочет продолжить такие встречи. Зачем он мучает, если знает правду? Зачем делает больно, говоря то, что Тэхён и без него прекрасно знает? — Почему? Я не имею ничего против этих встреч. Тэхён не может не отметить того, насколько точен и избирателен в словах учитель Мин — не прикопаешься, не раскусишь, не поймаешь. Н е п о й м ё ш ь. — Ты мне так и не ответил, как твои дела. — Если я отвечу, что хорошо, ты мне поверишь и не станешь допрашивать? — студент тут же делает глоток чая, словно это придаёт ему каких-то сил. Юнги смотрит на него безотрывно, манящая темнота в его глазах не прекращает подзывать Тэхёна к себе, как бы он ни отпирался. Он вздрагивает от холода чужих радужек, что полосуют взглядом его лицо. — Допрашивать? Я для тебя какой-то детектив или что? Или что. — Нет, хён. Прости. Последние несколько дней выматывают меня в край. — Не хочешь поделиться? И я не заставляю тебя, не подумай. Юнги на самом деле плевать, наверняка, хотел на это. Он просто не хочет найти Тэхёна где-то в забитом клубе, пьяным или похуже этого. Элементарная вежливость, которую Тэхён всегда по ошибке принимает за что-то большее. — Ну, я расстался с девушкой. — И… — Юнги отвечает ему не сразу, а Тэхён с трудом старается переварить факт того, что собирается поговорить с любимым человеком о расставании с нелюбимыми. Юнги действительно хочет узнать об этом? Зачем? Чтобы сделать больней? Он же не глупый, он всё понимает. Знает и всегда знал. — И что ты чувствуешь? — Не знаю, — Тэхён на него не смотрит. Просто не может, не способен поднять глаза выше подбородка учителя Мин. — Я не знаю. У нас были странные и понятные не всем отношения, и я не знаю, что чувствую, потому что сравнивать мне не с чем. Это были первые мои отношения в целом, и до этого меня не бросали. Поэтому я не понимаю, что чувствую. Если я скажу, что не чувствую ничего — я солгу и тебе, и себе. Если скажу, что разбит, то утрирую твою жалость ко мне. — Каждый по-своему переносит разрыв. Ты не обязан чувствовать себя так же, как чувствуют другие. Ты должен чувствовать так, как хочешь чувствовать. Если тебе хочется плакать — ты можешь плакать. Если ты можешь спокойно отпустить — отпусти. Тем не менее, Тэхён всё равно не считает свою реакцию правильной. Он плакал так сильно и так долго, когда Юнги исчез, хотя они никогда не были вместе. А Чеён знала все его точки, все изъяны, и после разрыва с ней Тэхён чувствует лишь тяжесть при каждом своём вдохе. Тэхён давно знал, что неправильный, что обречённый, что проклятый, повёрнутый на Юнги. — Я на грани того, чтобы расстаться и с Минхо. Он хочет большего. Большего, чем просто секс, чем поцелуи. Он хочет по-крупному вписать меня в свою жизнь, а я не знаю, чего сам хочу. Чего жду от тех отношений, на которые он рассчитывает, и смогу ли я дать ему то, что он себе видит. — Главное, что ты должен помнить, Тэхён, это найти человека, с которым тебе не придётся ни к чему себя принуждать. Если ты человека не любишь, будет лучше для вас обоих друг друга отпустить. Может, Тэхён уже нашёл такого человека. Он сидит рядом и бессмысленно раздаёт советы о том, что известно Тэхёну уже давно. Вот только толку-то? — Поверить не могу, что разговариваю об этом с тобой, хён. Учитывая то, что пять лет назад я по детской глупости признался тебе в чувствах. — В этом нет ничего плохого или постыдного, Тэхён. Если ты думаешь, что я над тобой смеялся, то ты ошибаешься, — без грамма неуверенности отвечает Юнги. — Я уважал тебя тогда и уважаю сейчас. Даже тогда, когда знаешь, что я до сих пор тебя люблю? — На днях ты хотел что-то спросить у меня в сообщениях, но так и не спросил. Твой вопрос ещё актуален или исчерпал себя? Тэхёну до того грустно, что становится почти смешно. — Это глупые мысли, хён. Не бери в голову. Я частенько бываю глупым, когда дело касается тебя, но я пытаюсь отучиться. — Если не возражаешь, я хотел бы узнать, о чём шла речь, — учитель Мин тактично выжимает из него больше информации и плодотворно улыбается самими уголками губ. — Я остался без пары на свадьбе у Чимина с Чонгуком. Мы с Чеён разошлись, а у Минхо начинается преддипломная практика… — Я хотел спросить, хён… Не хочешь ли ты поехать со мной в Бангкок на церемонию. Ребята не против, если что. Это не займёт много времени, всего три дня. Юнги прожигает в нём дыру за дырой, опустошает чашку своего кофе и аккуратно отставляет её в сторону. — Не в качестве прям моей пары, хён, не подумай. Просто как спутник без никаких обязательств. — У меня очень плотный график работы, Тэхён. Тэхён опускает своё горящее от смущения лицо на свои ладони и слабенько выдает что-то смутно похожее на улыбку. — Ну, да, хён… Я тоже сразу подумал о том же. Глупенький. Пять лет прошло. А Тэхён до сих пор рядом с ним такой г л у п ы й, что сдохнуть хочется.