здравствуй, хён сколько человек из нашей группы будут?
Юнги не заставляет себя долго ждать, и Тэхён не сразу приходит к понимаю, что мужчина вот так же терпеливо ждёт его ответа где-то там. Может, лёжа у себя среди мандариновых мягких простыней с кем-то чужим на соседней подушке. Может, только выйдя из душа после трудного дня, и общение с влюблённым Тэхёном — это просто какая-то извращённая форма расслабления, действующая на нутро по принципу массажа. Юнги: Треннинг, увы, доступен далеко не всем. Юнги: Событие не имеет открытый характер, это исключительная и высококлассная встреча. Юнги: Приглашены лишь некоторые преподаватели, и им разрешено привести с собой одного подопечного. Юнги: Как наставник, мой выбор пал на тебя, на самого результативного ученика, который у меня когда-либо был. Юнги: Мне хотелось бы вас познакомить. Юнги: Это хороший шанс зарекомендовать себя на будущее. Юнги: Если я могу как-то поспособствовать, я буду только рад договориться о твоей стажировке. Юнги: Учить английский как второй язык, а не как иностранный, это совершенно бесподобно. Юнги: Мой знакомый сможет научить тебя тому, что мне не удастся, лишь по одному тому факту, что я не носитель языка. Юнги: Я был таким же мальчиком, как и ты. Юнги: Мальчиком с большим рвением и необъятными мечтами. Мало же Юнги знает о тэхёновых мечтах. Ему для счастья, на самом деле, далеко не очарованная им Англия на коленях нужна. Ему нужны эти венистые руки, которые так или иначе знакомы с каким-то музыкальным инструментом. Этот жидкий битум в радужках глаз, что не имеют никакого дна. Ему нужно прикосновение т о г о с а м о г о человека. Юнги: Меньшее, что я могу, это познакомить тебя с правильными людьми, среди которых ты сможешь начать свою преподавательскую карьеру. — Что он пишет? — Тэхён чувствует нежное и заботливое прикосновение Чимина к своему запястью, а затем сонный Чонгук по неосторожности пинает Тэхёна коленкой в попытке сменить положение. — Что это хороший шанс для меня. Что на треннинге, на который он меня приглашает, будет препод, который возьмёт меня на стажировку в Лондон, если я зарекомендую себя с хорошей стороны. Что из всех ребят в группе он возьмёт с собой лишь меня, потому что я лучший ученик, а он может взять с собой лишь одного студента по своему желанию. — Ты хочешь пойти, хён? — проснувшийся Чонгук, слегка приподнимается на руках и теперь больше налегает на подушку спиной, чем затылком. Тэхён всё ещё слабо различает их силуэты, но они вырисовываются теперь уже более чётко. — Всё в порядке, Юнги-хён прав в том, что тебе это будет полезно. Тэхён неуверенно переводит взгляд с одного друга на другого, всё ещё неразборчиво хлопая длинными ресницами в небольшой медлительной прострации. — Это займёт у меня добрую часть вечера, — он пытается найти резонную отмазку в том, что пояснит Чонгуку временные рамки мероприятия, так как он не имел возможности увидеть первые сообщения, присланные учителем Мин, и втянулся в разговор с полуслова, где-то на середине, уловив суть с двух-трёх небольших фраз. — Я могу не успеть приехать к вам в больницу в момент выписки господина Чона и помочь добраться домой. — Ты всегда можешь приехать позже, Тэхён-и, — Чимин лаконично кивает и мягко поглаживает его запястье. — Папа будет рад тебе в любое время. Он понимает, что это твоё будущее, — Чонгук неожиданно для всех принимается убеждать Тэхёна в правильности согласия с Юнги. — Мы все понимаем. И мы знаем, что тебе хочется пойти. — Может, не столько ради самого треннинга, сколько ради проведения вечера с ним, — Чимин понятливо приопускает голову и растягивает уголки губ в одобряющей улыбке. — С каких пор вы оба одобряете то, что я общаюсь с хёном? — Ким поочерёдно смиряет их взглядом несколько критикующе, испытывая небольшой укол обиды за мнимое понимание ослабленной защиты друзей по отношению к нему со стороны Юнги. Если бы он знал их меньше, то подумал бы, что Чимин с Чонгуком пришли к чему-то похожему на симпатию к Юнги, хотя ею н и к о г д а и близко не пахло. — О, не переживай, он нам всё ещё не нравится. Но, кажется, он печётся о твоём будущём, и в этом мы с ним солидарны. Пока он не причиняет тебе боли, мы с Чимин-и в порядке. Тэхёну становится немного легче от того, что ему оказывают такую поддержку, что показывают направление решения, которое они считают правильным. — Но пусть он не расслабляется. Мы с Чонгук-и всегда наблюдаем, — голос Чимина набирает довольно серьёзной и даже местами весьма устрашающей глубины, от чего по хребту Тэхёна рекой разливается холод. — Несомненно, — тут же поддерживает угрозу своего партнёра Чонгук. Тэхён опускает взгляд на свои голые коленки, вид которых открылся по вине задравшейся ткани спальных шортов, что одолжил ему Чонгук. Ткань висит ему на бёдрах, и не удивительно, в пропорциях он уступает Чону, несмотря на весьма примечательный рост чуть выше обычного среднестатистического корейца, под который подпадают как Чимин-а, так и Юнги-хён. Чонгук в школьные времена бил все рекорды во всём, что касалось урока физкультуры, но со спортом далее решил свою жизнь серьёзно не связывать. Тэхён в нерешительности кусает губу сильней, ведь Юнги в телефоне всё больше и больше заманчиво и гипнотически действенно давит своими сообщениями на слепые пятна тэхёнового желания ко всему, что касается учителя Мин. Юнги: Я пойму, если ты откажешься, и если у тебя есть планы. Юнги: Такое событие бывает не каждый день. Юнги: Но я не давлю, это должно быть решение, принятое от желания, а не ради галочки от того, что просто я так сказал. Юнги: Ты заслуживаешь хорошего будущего, Тэхён. Юнги: Подумай об этом. — У нас всё будет хорошо, хён. Соглашайся. — Это же всего на один вечер, Тэхён-и. У Тэхёна уходит ещё несколько мгновений на то, чтобы уставший и ни в какую не желающий здраво работать мозг смог придумать хороший ответ, однако ничего лучше и креативней, чем просто «я согласен», он из себя этим вечером выдавить не может.хорошо, хён я согласен
Тэхёну становится почти смешно и непривычно тепло от того, что жёсткий в своих изъяснениях, непробиваемый, непрошибаемым, совершенно непоколебимый и нечитаемый Мин Юнги в ответ на его соглашение впервые присылает ему удовлетворённый смайлик. Смайлик, блять. От самого Мин Юнги, чей обстрел взгляда всегда дырявит Тэхёна в чёртово решето. Юнги: ;)***
С приближением последней пары у учителя Чон (от которой Тэхёна благополучно освободили), его поджилки начинают трястись всё больше. Вроде бы, нет ничего такого серьёзного или страшного в том, чтобы сходить на какой-то треннинг, а мандраж охватывает пальцы так, словно Тэхёна ожидает собеседование всей его жизни. Он не мог ударить в грязь лицом из-за внешнего вида, слишком уж много раз он подставлял Юнги в этом вопросе, заявляясь в важные места — хорошо, если бы в простодушных и незаурядных обликах, но — в кричащих и совершенно не подходящих к событию нарядах. В этот раз, чтобы выбрать что-то максимально путёвое на вид, ему пришлось встать раньше Чимина с Чонгуком и раскошелиться на Uber, дабы наскоро принять душ в комнате общежития и переодеться до начала занятий. Методом долгого подбора и порядком потраченных нервов он остановил свой выбор на серых брюках и удобной, вправленной под ремень рубашке лавандового цвета. Если быть честным, он собирался в этом пойти на свадьбу Кук-и и Чимин-и, но так как Юнги на неё с ним не пойдёт, а его друзья привередливыми в праздничных образах не будут, он посчитал вполне сносным выглядеть именно так. Он материально не мог позволить себе такие дорогие рубашки, которые имелись у Юнги в гардеробной. Эту рубашку ему подарила бабушка, и купила она её явно не в навороченном бутике с накруткой цен. И всё же Тэхён надел лучшее, что у него было, надеясь, что Юнги сочтёт его внешний вид приемлемым. Страшно было ещё и от того, что после вчерашнего присланного смайлика Юнги ему больше ничего не прислал, словно Тэхён был обязан, как само собой разумеющееся, понимать, где они должны были встретиться перед парой с Хосоком-ши. Так сложилось, что друг друга они не видели ещё с самого начала занятий, а подойти на кафедру у Тэхёна не нашлось ни времени, ни смелости. У Тэхёна имеются догадки, где находится учитель Мин, но это никак не ослабляет узел, в который завязаны его внутренности. Юнги — п о п р и в ы ч к е — ждёт его на университетской парковке у своей рапрекрасной и навороченной KIA. Уравновешенный, спокойный, красивый, как и не опишешь толком. Всегда идеальный, всегда с иголочки, всегда смотрит так, словно Тэхён близко подбирается к Солнцу и сгорает к хренам. Тэхёну непросто, ой как непросто выдерживать этот блуждающий, оценивающий, рассматривающий, изучающий, у б и в а ю щ и й его взгляд, за которым следует довольный кивок. — Хорошо выглядишь, — Юнги, вероятно, считает, что от небольшого невинного комплимента никому хуже не станет. А вот Тэхён бы с ним поспорил. Тэхён бы вступил с ним в такой спор, чтоб не на жизнь, а на смерть, потому что, если умирать, то только так. Только от сладких и ничего не стоящих слов Мин Юнги. — Ты надеялся увидеть меня в рваных джинсах с хорошим обзором на задницу и сетчатом топе, под которым хорошо просматриваются мои соски? — Тэхён неудачно для себя шутит, чтобы приглушить нервы, что отдаются вибрацией белого шума у него в ушных раковинах. Юнги приподнимает бровь; видимо, он в весьма хорошем расположении духа, раз парирует с едким сарказмом, от которого лицо Тэхёна начинает снова безбожно пылать: — Ты вошёл во вкус всячески «принаряжаться» к важным событиям, так что я был готов к любому исходу. На всякий случай упаковал в багажник запасной костюм, если бы ты решился выкинуть что-то, что мы уже проходили. Тэхён отступает от Юнги на шаг, опуская вспотевшие от волнения ладони в карманы своих серых брюк. — На этот раз я оправдал твои ожидания? — негромко интересуется он, но не осмеливается посмотреть в глаза для дополнительной реакции, что могла бы прокричать громче любых вербальных слов. — Вполне, — в голосе Юнги, как всегда, нет шаткости, и заговаривает он с Тэхёном так, словно вот это всё между ними уже просто напросто дело привычки. Он всматривается Тэхёну в лицо дольше, чем нужно, словно нарочно то ли провоцируя ещё больше смущения, то ли тестируя тэхёновы нервы на выдержку. — Садись впереди и не забудь пристегнуться. Тэхён незамедлительно выполняет команду, отворяя дверцу и запрыгивая на пассажирское сиденье рядышком с водительским. У Юнги в салоне фоново играет какая-то музыка: она до того тихая, что не разберёшь мотива, но её наличие всё же не погружает в тишину гнетущую и напряжённую, кажись, для одного лишь Тэхёна атмосферу. — Прежде всего, я хочу поблагодарить тебя за то, что ты решил поехать. Как я уже сказал, я хочу познакомить тебя с людьми, которые в процессе твоего дальнейшего развития могут сыграть не последнюю роль. У меня самого была замечательная стажировка в Лондоне, перед тем, как я вернулся в Сеул и начал вести собственную преподавательскую деятельность. Я не могу описать словами тот опыт, что я получил тогда, и поэтому я желаю, чтобы ты сам прочувствовал всё на себе. Тэхён не знает, каким образом ответить, поэтому отделывается коротким кивком головы. — Хён, я буду иногда заглядывать в свой телефон, ты не против? Сегодня выписывают папу Чонгука, и я хочу отслеживать все новости, касаемо этого… — Как тебе будет удобно, Тэхён, — Юнги вытягивает тонкую, слегка лебединую шею и по-зазывному изучает точёный профиль Тэхёна. — Полагаю, после всего, мне отвезти тебя к дому Чонов? — Было бы здорово с твоей стороны. Под методичный и утвердительный кивок машина Юнги трогается с места. В основном, по дороге до здания, где проводится треннинг, они едут в тишине. Юнги лишь изредка говорит ему что-то по теме, видимо, надеясь как-то подогреть интерес студента, а Тэхён ловит себя на мысли, что всё-таки старается вслушаться в музыку, ненавязчиво ласкающую слух. Он приходит к смысли, что треки записаны на диске, что их не крутят по радио, но ни одна из мелодий не звучит достаточно громко, чтобы можно было её узнать, а попросить Юнги сделать громче он почему-то не может, не говоря уже о том, чтобы задать вопрос про музыку, которую Юнги любит слушать. — Ты не так часто сталкивался с носителями языка, но не паникуй, — Юнги даёт ему важные советы по части того, как держать себя достойно. — Не торопись и не части́. Внимательно слушай заданные вопросы и ответы. Прочувствуй богатство английской речи, вникни в акцент. — Никогда не любил чисто британский акцент, — Тэхён морщит нос в свою защиту, чем вызывает краткий смешок со стороны Юнги. — Это потому, что Намджун-ши и в какой-то степени я сам вас ему не учили и не прививали любовь. Намджун рос под влиянием американского ситкома «Друзья», а я просто заслушивал олдскульный американский рэп до чёртовых дыр, — поясняет Юнги настолько спокойно, словно Тэхёну давно был известен факт того, что учитель Мин в юношеские годы увлекался рэпом. — Но не в этом суть, Тэхён. Главное не бойся говорить и выражать всё, что думаешь. Хосок-ши не раз хвалил твои аналитические способности, и твоя статья доказала мне, что хвалит он тебя не просто так. — Что, если я напутаю что-то с временами, не вспомню нужное слово, неправильно произнесу его… — Тэхён, все понимают, что ты ещё учишься. Делать ошибки — это нормально. Вроде, суть вещей проста, а камень этот с плеч сбросить всё равно не может. Юнги видит это в тёмно-карих, но оттенком гораздо светлее, чем его собственные, глазах. — Если тебе будет легче, отныне мы можем общаться исключительно на английском. Корейский будет запрещён. Если ты не будешь знать какое-то слово, будь то глагол или существительное, попытайся объяснить его своими словами — словами полегче. Мы можем попробовать, если хочешь. Только ты, я и английский. Всё это так и началось. Только Юнги. Только Тэхён. И только английский. — Можем начать, если я вдруг облажаюсь сейчас, — соглашается Тэхён. Звучит не так плохо, он знает довольно много слов, чтобы спокойно изъясняться о политике, экономике, медицине или экологии, насколько осведомлён обо всём этом на родном корейском. Он знает, как использовать времена, и умеет внедрять в речь идиомы, чтобы сражать людей своим уровнем. Звучит так, словно он мог бы составить Юнги хорошую партию как собеседник, вот только все знают: он ему не годится и в подмётки. А всё это — всё равно что подписывать контракт с дьяволом. Ему словно снова пятнадцать, и он плачет над книжками, потому что хён задал слишком много, а слова никак не хотят запоминаться. — Хорошо, — Юнги почему-то его подбадривает и дарит ему нечто сродни улыбки. Юнги улыбается весьма нетривиально, не так, как обычные люди. Нет, такие улыбки тоже встречаются, но не так часто в жизни Тэхёна. У Юнги от улыбки видны дёсна, в непроглядно чёрных глазах сияет разом больше лиловых искорок, и сами по себе стоические черты лица становятся более мягкими. Если бы Тэхён мог, сказал бы вслух о том, что Юнги красиво улыбается, но заявить об этом сейчас — всё равно что ещё раз признаться ему в чувствах по детской наивности и дурацкой глупости. Учитель Мин делает комплименты потому, что в них нет какого-то скрытого контекста; он не любит Тэхёна, не испытывает ни капли симпатии в этом самом смысле. Тэхён не может делать комплименты, ведь за ними всегда будет стоять что-то большее, что и простыми словами не опишешь. Потому что он не просто влюблён в Юнги. Он сгорает всякий раз от одного лишь звука низкого, глубокого голоса. — Мы на месте, — вкрадчиво предупреждает учитель Мин, но отстёгивать ремень безопасности не спешит, терпеливо отслеживая эмоциональную готовность Тэхёна. Тэхён до сих пор так и не поднимает на него взгляд дольше доли секунды, силясь не устанавливать пристальный зрительный контакт, и так чувствуя себя странно потому, что Юнги так на него смотрит и всё время чего-то ждёт. — Можем посидеть вот так ещё немного, чтобы ты собрался с мыслями. У нас есть время, — Юнги заговаривает к нему тихим голосом на манер психотерапевта, собирающегося выслушать чужую тягостную историю. Он одёргивает рукав своего пиджака вместе с идеально белой манжетой рубашки и сверяет время по часам на тонком бледном запястье. — Мы прибыли немного раньше, чем нужно. До начала у нас есть пятнадцать минут. Можем просто выйти на улицу, если тебе нужно подышать. — Я чувствую себя так, словно пришёл на работу устраиваться, — Тэхён неосознанно приглаживает свои светлые пряди, ещё больше оголяя лоб. — Ты же знаешь, что даже во время интервью нервы тебе ничем не помогут, они только поспособствуют тому, что всё испортится. Тэхён единичным образом кивает и отворачивается к окну, пока достаёт свой сотовый из сумки с учебниками. Ни от Чонгука, ни от Чимина сообщений пока не поступает. Он делает глубокий вздох под сопровождение не сводимого с него взгляда учителя Мин и дёргает за ручку двери. — Я готов. — Хорошо. Пойдём. Юнги ставит машину на сигнализацию, пока Тэхён переминается с ноги на ногу, оглядываясь на кучку иностранных делегатов, общающихся между собой на английском языке. Корейский мозг Тэхёна не сразу вникает в смысл разговора, он улавливает только отдельные фразы, вырванные из предложений, не подающие всю картину обсуждаемой проблемы полностью. — Тебе нечего бояться, Тэхён, — Юнги внезапно вырастает перед ним и опять смотрит куда-то поглубже души, изучает тэхёнов стержень, самую сердцевину. Смотрит снизу вверх и снова улыбается этой своей дёсенной улыбкой, от которой у Тэхёна стремительно жмёт в солнечном сплетении — дышать невозможно. — Я с тобой. Я рядом. Тэхён слишком напряжён и сконцентрирован на себе и на Юнги, чтобы оценить интерьер в здании, да и за людей и их лица особо не цепляется, чисто роботом на рэпите поочерёдно выпаливая то «Hello» одной нотой, то «Nicetomeetcha», словно это одно слово. Юнги подводит его к каким-то мужчинам и женщинам и без проблем переключается на английскую речь, чтобы познакомить Тэхёна с «важными людьми науки, внёсшими охренительно огромный вклад в развитие английской филологии». Юнги, вероятно, и не замечает, куда опускается его ладонь. Для него это просто спокойный жест, с помощью которого он показывает их с Тэхёном близость как учителя и студента. А для Тэхёна это сущий Ад — ощущать пальцы хёна на своей пояснице, через ткань тонкой рубашки, что дополнительно дразнит его ставшую «гусиной» кожу. Тэхён чувствует, как от одного беспорядочного прикосновения волоски на его руках приподнимаются как при слабом ударе тока, выдох так и задерживается внутри его лёгких. — Я знал Тэхёна ещё мальчиком. Тэхён это помнит так ярко, так живо, так болезненно, словно это было лишь вчера. Он помнит, каким м а л ь ч и к о м он был, когда их с Юнги взгляды перехлестнулись на уроке английского, и Тэхён тут же проиграл во всём, чём мог, сдал врагу всего себя без попытки сопротивления. Потому что сопротивляться не хотелось. Хотелось нежности. Хотелось ласки. Хотелось мягких поцелуев. Хотелось трепета и взаимности, вот таких вот невинных прикосновений к своей пояснице и приятных слов, что бальзамом зализывали бы ему постоянно кровоточащие и иногда гноящиеся раны внутри. Хотелось пропустить ту мятную чёлку через свои пальцы, наблюдать за тем, как дотошный, чопорный и скучный хён упорно учился и раздражённо запускал в него ручку, потому что Тэхён его отвлекал от важных дел. Хотелось прикасаться к губам подушечками пальцев и чувствовать, как уголки под прикосновением растянулись бы в прекрасной дёсенной улыбке. Хотелось кутаться в его комфортные вещи и засыпать на постели, пока хён учился бы до глубокой ночи, чтобы в конечном итоге стать тем, кто он есть теперь — нагоняемым страх на всех, кроме Тэхёна. Он позорно влюбился, позорно мечтал о большем, позорно плакал по вещам, которых так и не испытал с любимым человеком. Позорно думал, что могут быть люди, которым бы удалось выбить из него это чувство любым образом. Позорно. Так позорно, что Тэхён любит его и сейчас и до сих пор лелеет мысли о каждом «хочу» пятилетней давности. — Так сложилась судьба, что во время моей собственной школьной практики Тэхён оказался учеником в классе, который я вёл на тот момент. Талант я увидел ещё в ту секунду, и сейчас для меня нет большей чести, чем провести этого мальчика по этому удивительному путешествию в сферу преподавания, — Юнги говорит очень цветасто и красиво, при «важных людях» называет Тэхёна словами, которыми не называл в те моменты, когда они оставались одни. Его рука всего лишь лежит у Тэхёна на пояснице, касание не вылезает за рамки приличия и со стороны создаёт видимость близости. Но для Тэхёна даже вот это касание воспринимается иначе. А как ещё ты можешь реагировать, когда чувствуешь на себе самые любимые руки на свете? Он немного дёргается, чтобы потереться о раскрытую юнгиеву ладонь, создать видимость, что рука на спине не просто для видимости. Она там потому, что Юнги так хочет, и что трение, пусть и вынужденное, будет отдалённо напоминать небрежное поглаживание. — Тэхён написал рецензию на статью от имени студентов сам. Все наши преподаватели высоко хвалят его успешную результативность и рвение к знаниям. Мне так же посчастливилось… Посчастливилось? Юнги говорит о Тэхёне так, словно он предмет его гордости, словно он плод его стараний, его трудов, вылепленный из превзойдённых ожиданий. Юнги говорит так, словно не считает Тэхёна ночным кошмаром, от чьих чувств не можешь отделаться, как бы ни пробовал. Пробовал уйти без предупреждения на целых пять лет — не разлюбил. Пробовал говорить самые болезненные вещи по типу «мы друг другу никто» — не разлюбил. Пробовал применять самую беспощадную модель поведения в плане обращения в ходе практики — не разлюбил. — Это правда? — звучит на чистом английском, и на Тэхёна теперь смотрят куда больше неподдельно заинтересованных лиц, чем он способен на себе выдержать. Юнги легонько бьёт его по пояснице, старается привести в чувство, а у Тэхёна сплошная каша в голове. — П-простите, что? — он вынужден переспросить у мужчины ещё раз. Тот улыбается ему. Широко, так знаменито-по-голливудски. Снова заговаривает к Тэхёну с неугасающей интригой, вынуждая мальчишку собрать себя в кулак. Потому что хён здесь. Хён смотрит. И меньше всего Тэхёну хочется выглядеть перед ним доведённым до полоумия от стандартных фраз на английском, не влекущих за собой слишком непосильные темы для обсуждений.***
Когда у Чонгука наступает перерыв, он выходит на задний двор кофейни под лучи ласкового солнца и улыбается сам себе. Ему всё равно на то, что снова обжёг себе руку кипятком, и на покрасневшей коже выскочил уродливый волдырь, всё равно на то, что испорченный флэт уайт будет вычтен из его зарплаты. Он улыбается и мысленно шлёт своего босса и всех остальных в жопу, потому что сегодня прекрасный день, а следующие будут ещё лучше. Сегодня его папу выписывают из больницы, а с завтрашнего дня у Чонгука начнётся отпуск и грядёт настоящая, уже совершенно серьёзная подготовка к свадьбе. Менее чем через неделю они окажутся в Бангкоке и поженятся с Чимин-и. И тогда всё изменится к лучшему. И тогда жизнь станет проще и наконец пойдёт так, как должна.привет, пап) будем возле тебя к пяти часам не могу дождаться забрать тебя оттуда и вернуть домой
Папа: Привет, сынок) Папа: Я тоже этого жду. Папа: Наконец-то я смогу увидеть своего сына в синем и красном.мы же договорились не делать всё традиционным образом и мы с Чимин-и и сами нетрадиционные немного…
Папа: Под «синим и красным» я имел в виду в свадебном одеянии как таковом. Папа: Мой мальчик выходит замуж. Не могу поверить!хочешь, я наберу тебя? у меня обед, а я уже соскучился
Папа: Мы увидимся через несколько часов, сын. Папа: Лучше позвони своему жениху. Папа: Ваши отношения важнее. Папа: Я уверен, Чимин-и обрадуется твоему голосу.хорошо)
Папа: У вас всё хорошо?да. мы с хёном помирились вчера полночи с Чимин-и и Тэ-хёном говорили о свадьбе Тэ говорит, что вы с ним станцуете
Папа: Конечно! Мы с Тэхён-и лучший дуэт:)охотно вам верю, хД Тэхён-хён, кстати, будет немного позже он поехал на треннинг со своим учителем это нужно ему для будущего
Папа: Конечно! Это очень важно! Я надеюсь, у него всё хорошо! А как на это надеется Чонгук!.. Если что-то будет не так, он оторвёт Мин Юнги яйца. Тэхён не игрушка, с ним нельзя играть. Нельзя смеяться над его чувствами и вить верёвки из его привязанности. Чонгук ненавидит это. Он всегда будет ненавидеть каждого, кто будет вот так относиться к Тэхёну. И если он узнает… Не дай Бог он узнает, что Юнги держит Тэхёна рядом с какими-то недобрыми намерениями, он придушит Юнги своими же руками. Только ему, наверное, нужно будет встать в очередь, потому что Чимин в гневе непредсказуемо опасен, а за Тэ, за своего соулмэйта, за радость и слёзы, и счастье, и боль всей его жизни он готов порвать всех. Хочется надеяться, Юнги знает о своих рисках. Он же не слепой, он видит, как Тэ к нему льнёт, как отзывается на каждое его слово, как молится на любой его взгляд. Папа: Ладно, сынок. Увидимся через несколько часов)хорошо, пап) люблю тебя!
Папа: Я тебя тоже. Чонгук жмурится от солнца. Сегодня так по-правильному тепло, так хочется забить болт на все проблемы и просто почувствовать счастье в простых вещах… Набирая номер Чимина, Чонгук срывает тонкую травинку у подошвы своего кроссовка и принимается растирать её меж подушечками пальцев до ощутимого свежего запаха. «Детка…» — слышится вполне удовлетворённо по ту сторону. — Малыш… — как забавно, что они называют друг друга прозвищами, которые хейтят, из чистой любви. И ни с чьих-либо ещё губ это не будет звучать более правильно, чем с его. «Ты на обеде?» — Я не взял с собой поесть, но я отдыхаю, да. Я уже потерплю до ужина. Мама там так много всего наготовила… Ты теперь диетой не отделаешься, хён. Я люблю твои щёчки. «Тебе так надоели мои косточки, что ты хочешь щёчки?» — Чимин отвечает заигрывающим тоном. — Никогда не надоешь любым. «Ну-ну, я так могу и в свадебный костюм не влезть». — Я женюсь на тебе и без него, хён. Я слишком долго ждал этого. Мы ждали. Твои щёчки мне не помешают. «Что-то я давно не говорил о том, что люблю тебя, Кук-и». Чонгук улыбается шире, чувствует, как внезапный жар начинает кусать его за щёки и шею. Утренний секс, когда Тэхён уехал на Uber в общежитие, был испещрён фразами «я люблю тебя» с лихвой. Но со времён этого утра прошло полвека, Чимин прав. — И я тебе этого не говорил, хён. «Как ты себя чувствуешь? Я не сильно перегнул палку? Ты реже меня бываешь принимающим, и я каждый раз боюсь так, словно в первый». — Если ты не заметил, хён, я в несколько раз крепче и крупнее тебя. И моя задница в порядке, ты был нежен. Чонгук прикусывает губу, прислушиваясь к немного неровному дыханию своего партнёра. — Знаешь, у меня настроение на полчаса раньше удрать с работы и встретить тебя. «А тебя не оштрафуют?» — Мне плевать. Сегодня моего папу выписывают из больницы, с завтрашнего дня у меня отпуск, а через шесть дней ты станешь моим мужем, и это единственное, что мне важно. Мне важны «мы». «Тогда забирай меня отсюда, а то я от скуки скоро здесь умру». — Может, мы и заняться любовью там сможем. Мы ещё не трахались у тебя на работе, хён… — Чонгук разнузданно дышит в трубку и довольно ухмыляется, представляя себе, как Чимин сейчас закатывает глаза вместе с зычным цокотом языка. «Извращенец. Меня могут уволить, если застукают». — Нас с тобой на моей работе не застукали. К тому же, моя задница жаждет реванша». «Так всё-таки я был груб?» — Нет. Как раз таким, каким я тебя люблю больше всего, Чимин-и.***
Когда треннинг заканчивается, Тэхён заталкивает исписанный блокнот себе обратно в сумку, особо не прислушиваясь к тому, как Юнги о чём-то разговаривает с мужчиной-лектором — видимо, тем самым знакомым, о котором он всё время говорил Тэхёну. Студента представили такому огромному количеству людей, что он толком не смог запомнить почти ни одно имя. Зато при прощании все чётко знали, что его зовут «Тэхён». Становится стыдно. — Ты был молодцом, — Юнги ленивой и неторопливой походкой направляется к своей машине, изымая из кармана тонкого бежевого плаща звенящую связку ключей. — Я страшно затупил с самого начала. Потому что его пальцы легли ему на поясницу. Вот, что нужно, чтобы из Тэхёна сделать тотальный беспорядок. Всего одни лишь пальцы да хоть через ткань. — Но ты собрался, взял себя в руки, а это главное. Ты им понравился, Тэхён. Они более чем заинтересованы предложить тебе стажировку. Но об этом более серьёзная речь зайдёт к концу четвёртого курса, разумеется. Если тебе так не нравится Великобритания, я могу попытаться подёргать за ниточки знакомых Намджуна и выбить для тебя стажировку в Веллингтоне. — В… Веллингтоне? — студент обходит машину Юнги спереди, добираясь до ручки двери. — Это же Новая Зеландия, хён. — Намджун-ши там учился на магистратуре, верно, и у него оттуда осталось много связей. Думаю, он согласится со мной, что ты заслуживаешь нечто большее, чем работу в обычной корейской школе. Тэхён опускает свою пятую точку на соседнее сидение от водительского, дожидаясь, пока Юнги пристегнётся и оставит на заднем сиденье свой дипломат. — Как тебе общее впечатление от лекции? — Юнги выводит его на здоровый диалог, и более менее пришедший в себя и собранный Тэхён уже чувствует, что способен ответить чем-то большим, чем простыми и не расширенными предложениями. — Это было довольно информативно. Я многих вещей не знал, и всё же, мне кажется, они немного неприменимы на наших детях, в наших реалиях. Всё звучит очень красиво и логично, если учесть, что ученики учат английский как первый язык, а не второй и уж тем более не иностранный, как здесь, у нас. — Согласен. Но для общего развития, ты теперь будешь знать, что ситуации бывают разными. — Спасибо… — Ким выпаливает немного нервно. Снова они с Юнги одни. Снова этот вездесущий, сводящий с ума, лишающий рассудка взгляд лишь на нём одном. Юнги заводит машину и сдаёт задним ходом, чтобы выехать с парковки. Тэхён теряется в догадках, каким же образом завершится это их время (а чем ещё всё это можно назвать? Просто «их время» и ничто больше) вместе. Неужели Юнги выполнил, что хотел, и сейчас просто отвезёт его к Чонам? Студент снова глядит на свой телефон в ожидании каких-то новостей, но тот молчит. — Всё хорошо? — Юнги внимательно прочерчивает глазами траекторию тэхёновой ладони, что прячет заблокированный сотовый обратно в карман серых брюк. — Да. Тишина наступившей атмосферы неприятно колет по всей площади открытых участков кожи, и не один лишь Тэхён переживает это чувство, раз учитель Мин пытается сломать это беззвучие. — Знаю, я сегодня достаточно украл твоего личного времени, и с моей стороны будет эгоистично просить украсть ещё больше, — Юнги выезжает на главную дорогу и тут же стопорится на светофоре. — Но ты, вероятно, голоден, и мне хотелось бы тебя накормить. Ты позволишь? Тэхён собирается солгать, храбро приоткрывает всегда чуть припухшие губы, вот только кашалоты в его желудке предсмертно стонут и с дури бьются о стенки пищевода от голода. Он ел в последний раз лишь утром, да и засохшую надкушенную вафлю Ибо было сложно назвать годным и достойным завтраком, а дело сейчас подбирается ближе к вечеру. — Ты можешь отказаться, Тэхён. Я помню, что тебе нужно находиться в другом месте. — Нет! Я… — студент срывается на возглас, чтобы только учитель Мин не усомнился случайно в его желании продлить всё это. Всё это, чем бы оно ни было. Он хочет кушать. Он хочет покушать с Юнги. Он хочет больше, хочет всего, что можно получить от их небольшого «всё это». — Я хочу есть, хён. — О, — Юнги почему-то легко вздыхает и дарит ему маленькую улыбку. — Что ж, хорошо… Его машина сворачивает в противоположную от больницы и от дома Чонов сторону. Юнги выглядит так, словно уже держит в голове нужное место назначения, просто по памяти прокладывает туда маршрут, пока Тэхён изучает его лицо неуверенным взглядом, стараясь перебить в животе всех стремительно вылупившихся бабочек. Это не свидание. Это просто ужин. Юнги всего лишь кажется милым. Юнги всегда с ним п р о с т о м и л, но ничего больше. — Куда мы едем, хён? — В одно небольшое тихое место. Ты не против европейской кухни? Европейской? — Хён, да хватило бы жареного твигима и одэна. На той стороне улицы есть прилавки, можно будет взять, — Тэхён расценивает здраво гибкость своего кошелька и понимает, что место посолидней он материально не потянет. Что уж там говорить о европейской кухне? — Не любишь европейскую? — Юнги на секунду отвлекается от дороги, чтобы кратко смерить его взглядом. — Можем и корейскую еду взять. — Дело не в этом, хён… — Если ты переживаешь о деньгах, то не стоит. Я тебя угощаю, Тэхён. — Хён, я не могу принять это. Я сам за себя заплачу. — Не выдумывай. Мне ли не знать, сколько получают студенты стипендии. Тэхён на несколько мгновений задумывается. А ведь всего пять лет назад Юнги в студенческие годы перебивался одним рамёном, и домашняя еда была для него непозволительной роскошью. Жил он, наверное, весьма скромно тогда, но это никак не объясняет его теперешнее материальное положение, в котором у него есть офигенная квартира, крутая тачка и деньги на подкармливание таких дармоедов, как Тэхён. Тэхён вспоминает однажды брошенные Юнги слова о том, что он со своей семьёй не поддерживал связь. Возможно, сейчас он снова общается с ними, и всё то, что у него есть сейчас, всегда у него, на самом деле, и было? Он не задаёт лишних вопросов, это всё дело Юнги, и его, Тэхёна, оно не касается. Может, Юнги все эти деньги заработал. Он трудится, не покладая рук, и он заслужил всё то, что у него есть сейчас. А Тэхёну остальное не так уж и важно. — Хён, ну, правда. — Я серьёзно, Тэхён. Даже не думай. И уличная еда непросто бывает неполезной. Она бывает опасной. Я уже как-то отравился в восемнадцать лет. Приятного в этом мало, поверь мне. Так что мой тебе совет — не налегай на дешёвую пищу. Лучше съешь меньше, но качественное. Когда мы доберёмся, я хочу, чтобы ты заказал, что хочешь, и не волновался о сумме. Однажды ты и твоя бабушка накормили меня, когда я относительно в этом нуждался. Дважды. Я хочу позаботиться о тебе так же в ответ, сейчас, когда я могу себе это позволить. Юнги с ним просто мил и отдаёт мнимый долг за доброту. Не выдумывай, Тэхён. Это просто ужин. Просто добрый жест, какой был оказан ранее тобой и твоей бабулей. Не выдумывай, потому что это один ужин. Всего один ужин, не более. Ужин, которого больше не повторится никогда. Довольствуйся тем, что имеешь сейчас. Юнги привозит его в ресторан испанской кухни, которую Тэхён никогда не пробовал. Он с любопытством читает меню и всё равно старается ужаться по ценам, не рассматривая изыски априори. Он считает паэлью с овощами чем-то смутно похожим на поккымпаб и это подкупает его в выборе блюда. Знакомство с чужой кухней нужно начать с малого, хотя в составы многих блюд входят весьма знакомые ингредиенты. От неловкости и стыда хочется сгореть и просочиться куда-то под деревянный ламинат на полу. А ещё более дурно становится от того факта, что Юнги сидит напротив него, меланхолично листая меню и иногда поднимая на Тэхёна одинокий взгляд, что точным выстрелом попадает туда, куда нужно, чтобы убить в очередной раз. Он надевает очки, чтобы лучше видеть состав блюда и заманчиво закусывает внутреннюю сторону щеки. — Добрый день! — к ним подходит официант с миниатюрным блокнотом в руке. — Вы готовы сделать заказ? — Да, — Юнги отвечает хрипло и дожидается кивка от Тэхёна. — Я буду осьминога по-галисийски. — Хорошо, — официант возрастом ничем не старше Тэхёна поворачивается к студенту приветливо улыбчивым лицом. — А Вы? — А мне… Ох… Это «паэлья»? Я правильно прочитал? Мне паэлью с овощами, пожалуйста. — Будет сделано. Что-то на десерт желаете? Тэхён уже начинает отрицательно качать головой и застенчиво улыбаться, когда Юнги принимает решение за него. — Да. Нам два флана, пожалуйста. О, и одну порцию чуррос, — он дожидается, пока официант примет их заказ и заговаривает к сконфуженному Тэхёну. — Поверь мне. Это вкусно. — Могу я предложить алкогольное меню? — Не стоит, — Юнги отвечает так, словно точно знает, что делать. — Я за рулём, а ему нужна светлая голова. Лицо у Тэхёна до того горит, что начинают слезиться глаза. Он без промедления утирает смущённые слезинки тыльной стороной ладони, пока этого не заметил Юнги, и отгораживается от своего хёна меню, создавая вид крайней заинтересованности в попытках прочесть блюдо по-испански, даже если там рядышком даётся корейский эквивалент — как для идиотов. Ему просто нужно упокоиться. Просто принять как должное, что он сидит в дорогом ресторане с любимым человеком, который не любит его в ответ. Или что он просто сидит в ресторане, в который его пригласили, потому что это в первый раз, когда его вот так зовут куда-то. Тэхён не мог похвастаться пышными и яркими свиданиями, когда состоял в отношениях с Чеён или Минхо. Он знает, инициативу в основном был обязан проявить он, но материальная невозможность исполнить что-то из вероятных планов так и оставила Тэхёна без должных воспоминаний и опыта. — Ты впервые в ресторане с кем-то, не так ли? — Юнги легко подытоживает, осторожно наблюдая за тем, как закомплексованно и не особо уютно себя чувствует Тэхён. — Ну, когда я был маленьким, мама с папой водили нас с братом и сестрой на празднование дня рождения бабули. — Нет, — Юнги отрезает его мягко, упираясь угольно-чёрным взглядом в тэхёнову светлую макушку. — Ты знаешь, о чём я. — Ты часто ешь испанскую кухню, хён? — Тэхён ёрзает на стуле, упорно продолжая игнорировать поступивший вопрос. Потому что Юнги и так может догадаться: он первый, кто вот так ведёт себя с Тэхёном, вопреки трёхлетнему стажу запутанных и непонятных отношений, в какой-то степени основанных на сексе и эмоциональной терапии. Студент тянется за графином с лимонадом, который подаётся здесь абсолютно бесплатно, и наливает себе в стакан почти до самого края. Пить хочется до одури на простейшей нервной почве, и он разом осушает всю жидкость до дна. — Вовсе нет. Мой брат этим интересуется. Если ты не забыл, он работает поваром. — Здесь?! — Нет, — Юнги почти фыркает, делясь следующими мыслями вслух: — Сейчас у него стажировка во Франции. Он спец в корейской кухне. Захотел испробовать что-то новое, вот и ездит по Европе, запасается рецептами. Дегустатором зачастую выступал я, и испанская кухня мне показалась не такой плохой. Тэхён аккуратно вынимает свой сотовый под чутким руководством следящего и осторожно наблюдающего взгляда Юнги. Нет никаких новых сообщений ни от Чонгука, ни от Чимина, а время уже близилось к пяти — ребята должны были находиться неподалёку от больницы, если они придерживаются старого плана, из которого был вычеркнут Тэхён.у вас всё нормально?
Он пишет одно-единственное сообщение в общий чат и блокирует телефон. — Ты очень напряжён, — констатирует факт Юнги, оценивая, как бегло Тэхён проверяет свой телефон каждые секунд тридцать. Студент думает, что то, как Юнги обхватывает его запястье в следующий момент, станет его погибелью. Потому что жест слишком личный. Слишком влиятельный. Слишком. Тэхён не дышит, просто перенимает успокаивающее тепло чужой ладони, что проникает куда-то во все хрящи и принимается выкручивать их. — Тэхён, расслабься. Ким не сразу понимает, что зрительный контакт длится дольше привычного. Он просто всматривается в две бездны в ответ, храбро выдерживая тяжёлый, слегка кошачий взгляд. От Юнги пахнет слишком приятно. От его заботы слишком хорошо. И Тэхёну сейчас не хочется ничего больше, чем прикоснуться к тоненьким влажным губам, урвав лёгкий, даже самый детский и несмелый поцелуй.как дела?
— Ты близко, хён. — Тебя это напрягает? Моя близость. Ты выглядишь испуганным, похож на загнанного в угол зверька, и я подумал, что небольшая близость послужит чем-то вроде успокоительного, — Юнги решительно подаётся назад и размыкает свои длинные, бледные и узловатые пальцы вокруг тэхёнового загорелого тонкого запястья. — Я ошибся, прости… — Нет, хён… — Тэхён лишь шипит и тянется к нему вперёд, обратно за таким необходимым касанием. — Прикоснись… Просто вот так, как ты сделал это только что. К запястью… — Мои касания значат для тебя несколько большее, чем должны, Тэхён. Я просто боюсь, что из-за нашего чрезмерного взаимодействия ты просто взорвёшься в один момент, потому что всё это слишком…почему вы мне не отвечаете?
— Это прозвучит странно, но мне с тобой и тяжко, и легко. Мне легко, когда ты рядом, хён, даже если совсем не так, как я этого хочу. — Это самообман, — Юнги шепчет почти гипнотически, но под чарами каких-то сил свыше возвращает свои пальцы обратно к тэхёновой руке. — Так нельзя — жить в иллюзиях. — Я в них не живу, хён. Ты отлично умеешь рвать на части все мои мечты. Давай просто посидим вот так… Хочу… Хочу чувствовать тебя хоть немного. — Так нельзя… — Может быть…что происходит?
***
Они подъезжают к больнице вместе, и Чимин заботливо расправляет помятую ветром бумагу, в которую он завернул букет свежих цветов, составленный специально для его сябоджи. — Там Тэхён что-то нам пишет, — сообщает Чонгук у ступенек входа в здание, легонько размахивая сотовым в знак демонстрации. — Потом ответим, — Чимин тянет приподнятым голосом. К слову, они Тэхёна не игнорируют, просто отвечать им взаправду не сподручно. Как только окажутся в палате господина Чона, там и найдётся свободная минутка. — Идём? — Идём. Они обмениваются друг с другом счастливыми улыбками и толкают массивные двери.***
Юнги осторожно обхватывает его запястье иначе, кажется, нащупывает подушечками пальцев тэхёнов набат пульса. — У тебя так сердце быстро бьётся… У Тэхёна до того всё горит от звуков этого низкого, невозможно глубокого голоса, что ткань рубашки липнет ему к спине. В горле снова сухо, словно и нет никакого лимонада, что плещется морем Тэхёну в желудке. — Я успокоюсь, обещаю… — Да…***
Добравшись до нужного номера палаты, Чонгук переводит озадаченный и недоумённый взгляд на Чимина. А затем они оба ещё раз пялятся на комнату, в которой простыни на постели всё ещё оказываются смятыми, однако в самой комнате никого не обнаруживается. — Пап? — Чонгук делает предположение, что мужчина решил воспользоваться уборной, но в маленьком помещении больничной палаты не оказывается никого. Только рассыпанные по всему кафельному полу таблетки. — Давай спросим на регистратуре. Там должны знать, — Чимин старается не делать поспешных выводов, в то время как глаза Чонгука ошарашено распахиваются от вида разноцветных пилюль, что усеивают пол. — Кук-и, идём. Через пару мгновений Чимин перенимает инициативу на себя, берясь за выяснение информации о пациенте, пока стоящий рядом Чонгук пытается побороть ступор. — Да, — женщина по ту сторону стола у монитора методично вводит имя лечащегося, — его час назад перевели в реанимационную. Я сожалею, но пациент скончался от сердечного приступа. — Подождите, как… Охватившая руки дрожь заставляет Чимина выпустить из хватки цветы, и звук их падения кажется Чонгуку самым громким, что он слышал в своей жизни. Ведь всё вокруг затихает, сводится до нуля по слышимости, кроме двух вещей: падающего букета и разрушающего «скончался». — Не… Не может быть… Вы ничего не перепутали? Этого мужчину должны были выписывать сегодня. Проверьте ещё раз, его зовут… — не останавливается Чимин. — Его тело пока всё ещё находится в реанимации, — с сочувствующим выражением лица отвечает медсестра. — Я же… Совершенно недавно с ним переписывался… — Чонгук бормочет так тихо, что не уверен, слышит ли его сейчас кто-то ещё. — Я х-хотел ему позвонить… Хотел услышать его голос… У него… У него всё было хорошо… Мы… Мы общались о свадьбе… Он не… — он касается ладонью своих губ, будучи в совершенном страхе произнесения одного лишь слова. Слова «умер». — У него… У него всё было хорошо, я не понимаю… Ему ведь становилось лучше… Он выздоравливал… — К-Кук-и?.. — Чимин тянется к нему дрожащими руками, прижимается к лицу уже мокрой от слёз щёкой. — Кук-и… — Как?.. Ему же становилось лучше… Мы хотели забрать его домой… Он так хотел домой… А мама… Она же приготовила его любимые блюда… Она ждёт нас… Ждёт папу… Я не понимаю… Как?..***
Тэхён не может притронуться к своей тарелке. Юнги держит его за руку — и это самое невероятное чувство из всех, что он испытывал.скажите мне, что всё хорошо, пожалуйста
— Просто дыши, хорошо? Ты не должен всё время нести свой груз, Тэхён. И мягкое поглаживание — ничего не значащее для Юнги — действует на Тэхёна по принципу качественных нейролептиков. — Я не могу его не нести, хён. — Тогда постарайся расслабиться хотя бы сейчас. Нельзя всё время жить в постоянном напряжении. Тебя не хватит надолго. Просто отключи это хотя бы в этот вечер. Телефон Тэхёна вибрирует спустя кучу сообщений, оставшихся без должного ответа. Тэхён торопливо снимает блокировку экрана, вводя незамысловатый пароль, и открывает СМС, поступившее в личную переписку от Чимина. Чимин: папа Кук-и умер, ТэТэ Тэхён подолгу пялится на экран своего телефона, моргая влажными и тяжёлыми ресницами. — Всё хорошо? — Юнги отстраняет свою руку, но Тэхён толком не регистрирует в своём помутнённом сознании этот факт. — Тэхён? Тэхён поднимается из-за стола на полусогнутых и нетвёрдо шатается к выходу на воздух. Ему нужен кислород, или он сейчас задохнётся от того, что душит его изнутри. — Тэхён! Улица встречает его неправильно тёплым, неприемлемо ярким солнцем, от которого его стремительно капающие на асфальт слёзы похожи на капельки жидкого золота. — Тэхён… Юнги не произносит больше ни слова, он просто стоит в расстоянии одного шага и терпеливо ждёт объяснений, на которые студент в эту секунду не способен. Тэхён уже не видит перед собой конкретные очертания учителя Мин, в его размытом фокусе глаз фигура Юнги рисуется чёрным пятном с проблесками бледно-бежевого, где должна быть кожа. Каким-то краем опустошенного сознания он знает, что не должен, не должен протягивать руки к нему, и не таким должно быть их первое объятие. Но Тэхён просто более не может. Нужно. Нужен. И трясущиеся руки сами осторожно смыкаются вокруг чужой грудной клети. — Ю-Юнги… _______________________ *시아버지 — обращение к отцу мужа. Отношения у Чимина с семьёй Чон настолько близкие, что он заочно называет их 시아버지 и 시어머니 ещё до свадьбы.