every 5 years

Трель школьного звонка для кого-то из учеников служит манной небесной, а для других — поводом к унынию, ведь сегодня у них последнее занятие с любимым учителем, уроки которого хотелось бы продлевать вечно. Дело не в том, что по молодому и талантливому учителю Ким сохнет половина школы и добрая женская часть педагогического коллектива. Дело в том, что уроки учителя Ким стратегически продуманы так, что дети взаправду включаются в процесс и вливаются в атмосферу изучения естественным образом без излишнего давления. Тэхён страшится признать свой преподавательский прогресс и своё абсолютное обожание каждым учеником его небольшого класса. Он всегда и во всём видит свои косяки и усердно над ними работает вот уже почти четыре года. Стаж небольшой, но за это короткое время он заручился уважением со стороны своих коллег и ученическим доверием, которое оказывает немалое влияние на ход обучения английскому языку. Тэхён опускает взгляд на свой план урока и мелко улыбается самому себе, слегка одёргивая рукав нежно-голубой рубашки. Путём долгой практики и подбора правильных комбинаций упражнений с разными методиками обучения, он научился вкладываться в отведённое на сам урок время и успевать вычитать весь подготовленный материал, который он посчитал нужным. Он не считает это личной победой. Он теперь учитель, а каждый грамотный и матёрый учитель должен точно знать, как распределить данное на занятие время самым лучшим, самым эффективным образом. И пусть некоторые из родителей даже выражали ему признательность и благодарность за титанические усилия в работе над их несносными, непутёвыми детьми, Тэхён не считает это поводом для гордости. Он просто от души любит этих детей, любит играть с ними, обучать их, слушать их и слышать. Здесь нет его персональной заслуги, ведь каждый хороший, профессиональный учитель должен знать, как удержать внимание публики, захватить интерес и попутно посеять в маленьких головках семена того, что в конце можно будет ожидать во время жатвы, когда дети вырастут и уйдут в «большой мир». Тэхён догадывается, откуда у него пунктик на похвалу и её непризнание. Быть может, любая похвала в его адрес просто сказана не тем голосом, ну или он просто слишком завысил собственные стандарты, и выдуманный идеал манер поведения в классе и тот, что он имеет сейчас, всё ещё разительно отличаются, не даря чувства гордости за самого себя. — Прошу, запишите своё домашнее задание. Ким Тэхёну двадцать пять, у него небольшая съёмная квартира на пару с Чимином, занятые проверкой тетрадей вечера, пять уроков каждый день и неподдельная любовь к своему делу. У него тёмно-каштановые, почти натурального оттенка волосы и наконец-то выровнявшееся за последние пять лет дыхание. Вопреки тому, что все сулили ему великолепное будущее за границей Южной Кореи, Тэхён не мог позволить себе пуститься в неизвестность и бросить всё. Он не мог оставить Чимина с Чонгуком, об этом и речи не шло, и мысли не было. Он был им нужен. И он всегда будет рядом, если понадобится. Сейчас Тэхён выдыхает со спокойной душой, почти впервые за все эти годы. Положение всё ещё кажется шатким, подвешенным, хотя что Чимин, что Чонгук с обеих сторон уверяют Тэхёна в «стабильности». Наверное, слишком сильное привыкание к тому, что «хорошо» уже не может быть никогда, и отсрочивало для Тэхёна возможность повышения, улучшения своих навыков. Он не допускал себе мысль, каково было бы учиться в Америке, выиграв какой-нибудь грант. Он не допускал скользких идей и всяких «если бы», потому что во всей сложившейся реальности он бы сам не вытянул. А тянуть приходилось, и не только себя. Тэхёну двадцать пять, и Чимин с Чонгуком настоятельно просят его наконец сделать что-то для себя. В случае с Чимином — тот ещё и обижается, что Тэхён столько раз отказывал самому себе в желании поехать в ту же Великобританию на повышение квалификации, а ведь шанс предоставлялся не раз. И сейчас, когда Тэхён делает ровный вдох и косо поглядывает на посадочный билет в своей сумке до аэропорта Лондона, он не может не вернуться мысленно к Чонгуку, который скинул утреннее сэлфи из отцовского магазинчика, которым теперь сам и заправляет. Он не может не думать о Чимине, которого после занятий в хореографическом колледже ждёт рабочая смена в небольшом престижном ресторане с неплохой зарплатой. Ему тяжко думать о том, что он оставит их на десять долгих дней без собственного строгого надзора, искренне боясь, что всё полетит к чертям снова, стоит ему отвернуться и на секундочку начать жить для себя. Он слишком хорошо помнит, что происходило после свадьбы, и ему пришлось убить почти пять своих лет, на то, чтобы на сегодняшний день Чонгук и Чимин с уверенностью заявляли, что они в норме, и в их словах не было притворства. — Учитель Ким! — Тэхён замирает с рабочим учебником в руках, когда в него врезается взволнованная маленькая ученица, крепко-крепко приобнимая его за ногу. Тэхён, конечно, любит общаться с детьми постарше, с теми, у кого уже есть своё представление о мире, своя точка зрения, но малыши в его учительском сердце всегда будут иметь особое место за их отзывчивость, желание хватать налету и пылкую отдачу. — Учитель Ким, почему Вы уезжаете? Вы нас оставляете? У девчонки глаза на мокром месте. Она держит учителя Ким чуть выше талии так крепко, словно не отпустит его даже во время прохождения паспортного контроля и посадки на борт самолёта. Как будто её от него не оторвать совершенно ничем даже при особо огромном желании: девочка начнёт кусаться и драться в свою защиту, но от учителя не отстанет. — Учитель Ким, не уезжайте! Кто же будет нас учить?! — Суджин, меня не будет всего десять дней. Кто тебе сказал, что я собираюсь вас бросить? Предложи Тэхёну работу в каком-нибудь престижном университете прямо сейчас — он бы отказался. Слишком прикипел к своим подопечным. — Я вернусь, вы и моего отсутствия не заметите, вот увидишь. — Учитель Ким! — увидев, что Тэхён осторожно поглаживает девочку по плечу на утешительный манер, её однокласснику по имени Чханёль тоже хочется подобного. Всему их классу нравится учитель Ким. По их словам, он добрый, интересный, приносит на уроки вкусняшки и задаёт мало домашнего задания. Сказка, а не учитель. — Не уезжайте! Вам обязательно ехать в тот Лондон? Тэхён издаёт смешок, улыбаясь двоим ученикам, что таращатся на него своими большими глазами, почти полными слёз. Когда они смотрят на него вот так, ему действительно хочется отменить всё и завтрашним днём просто прийти в школу к ним. Он бы, наверное, смог бы и без всех повышений прожить, вот только даже директор их школы признаёт, что Тэхён достоин большего с его уровнем подготовки и подхода к обучению. Директору не сильно горит терять такой ценный кадр, хотя Тэхён и сам уверяет его, что большего ему и не нужно, он полюбил своё место здесь, полюбил этих детей, свои уроки. Ему не нужно ничего больше, кроме чиминового и чонгуково «всё хорошо». Даже если это «хорошо» больше не употребляется в их общем контексте. — Кто теперь будет давать нам уроки английского? Please… И когда дети просят его на английском… У Тэхёна почти разрывается сердце. — Учитель Хан составит мне достойную замену. А я скоро вернусь к вам, не переживайте. — Учитель Хан старый, злой и ворчливый, и он задаёт много домашней работы. — Суджин, нельзя так отзываться об учителях. Учитель Хан — уважаемый учитель, у которого за плечами годы и годы преподавательского опыта. Я многому учусь у него, — Тэхён мягко гладит девочку по гладким волосам и дарит многозначительный взгляд мальчику. — Слушайтесь его, он хороший учитель. — Он злюка! Ему бы поучиться у Вас, как вести уроки. Тэхён очень переживал. Он никому об этом не рассказывал, ни Чимину, ни Чонгуку (куда было им заботиться о дерьме Тэхёна, когда они даже о своём не могли толком?), но он очень переживал о том, как на него отреагируют дети, устраиваясь на эту работу. Тэхён тогда сделал это сгоряча, ведь студенческая жизнь закончилась, и нужно было думать о том, где достать деньги на существование. Выбранная школа оказалась почти рандомной: её расположение играло Тэхёну на руку, ведь она находится в пешей доступности от квартиры Чонгука (в моменты, когда всё возвращалось на самое дно и приходилось начинать прогресс с начала, Тэхён мог оказаться рядом в самом скором времени, каком только мог). Тэхён вообще особо ничем не делился с Чимином и Чонгуком за последние пять лет. На фоне их трагедии свои собственные проблемы казались столь мелочными, что перетравливать их приходилось в одиночку долгими и холодными ночами. С появлением детей и вот этой работы Тэхёну стало легче. Он круто отвлекается на всё это, и даже научился артистично и правдоподобно врать о том, что именно у него всё хорошо. Когда Тэхён наконец покидает свой кабинет и при встрече с учителем Хан просит мужчину быть к его ученикам немножечко снисходительней, он торопливо покидает школьное здание и добирается до своей машины. В их с Чимином квартире Тэхёна уже ждёт собранный чемодан, и как таковых уроков на сегодня у него вообще не должно было быть. Например, те же Югём и Ибо, с которыми он этим вечером отправится в Лондон, так и поступили, взяли себе выходной от скучных школьных будней и громких детей. А Тэхён не смог. Не захотел. Не тогда, когда дети цепляются за него вот так и умоляют со слезами на глазах не покидать их. Он набирает номер Чимина, удостоверившись, что по графику сейчас у Пака не должно быть пар. — Хэй, я закончил с уроками, — когда после коротких гудков Чимин отвечает на звонок, Тэхён тут же начинает говорить первым. «Зря ты решил провести занятия, у тебя трудный перелёт впереди, нужно было взять выходной и отоспаться», — Чимин по ту сторону изрядно чем-то шуршит, точно собирается на рабочую смену. — Я не мог. Ты же знаешь, как дети меня обожают. Думаю, мне тоже будет трудно десять этих дней без школьной рутины с их участием. Ты не видел, как слёзно они меня только что уламывали остаться с ними и не ехать ни в какой Лондон. «А как насчёт домашней рутины с постоянно уставшим соседом по комнате? — с сарказмом прыскает в кулак Чимин. — По нему ты тоже будешь скучать?» — А то. Правило номер один: в моё отсутствие никого к нам в дом не водить, — Тэхён шутит очень осторожно, почти наугад, но Чимин реагирует лучше, чем можно себе представить, и от этого внутри что-то отлегает очередным «всё хорошо». «Ну, как же я без тебя-то? Нет, ты вернёшься, а затем мы сходим на двойное свидание без обязательств. Ты, я и какие-то два холёных папика, оплачивающих нам отменный ужин». Тэхён нечасто говорит с Чимином о Чонгуке. Тема всегда будет болезненной, как ни шути и как ни притворяйся, что от пожара не осталось и пепла. Иногда кажется, он до сих пор горит. Чимин после произошедшего не вступает в новые отношения, он полностью отдался обучению на хореографа, пока для Тэхёна текущим смыслом жизни стал шаткий баланс внутреннего уравновешивания его друзей за все эти пять лет. С той самой ночи у Тэхёна больше ни с кем не было физического контакта или каких-либо порывов к удовлетворению потребности. Она просто исчезла, стоило разок узнать, как могут касаться правильные руки и правильный человек в совершенно иррациональных условиях. Тэхёну, мягко говоря, было не до секса, когда всё буквально сыпалось, горело в руках. Или он просто не хотел мешать послевкусие от тех самых, единственных прикосновений, о которых Тэхён запретил себе вспоминать сразу же. И как-то протянул на своём запрете ещё пять лет. «А если честно, то ты действительно должен поехать, ТэТэ. Ты слишком долго откладывал эту возможность. И если бы ты снова отказался, я бы прибил тебя подносом». — Поскорее избавиться от меня хочешь? Я тебе так надоел? — Тэхён прижимает аппарат к уху плечом и хихикает, нашаривая в кармане отутюженных до стрелок брюк связку звякающих ключей, с помощью брелка снимая блок сигнализации на своей машине. «Да я буду скучать по тебе, как не знаю, что. Грустно осознавать, что тебя здесь не будет десять дней. С кем же я вечером болтать буду?» Тэхён бы ответил, что Чимин и с Чонгуком может поговорить, да вот только эти двое (на самом деле только Чимин) пока чувствуют себя комфортно, сведя взаимоотношения к минимуму. — Теперь я ещё меньше хочу куда-либо ехать, — констатирует Тэхён, плюхаясь на водительское сиденье и оставляя свой дипломат на месте рядышком. — Сначала дети в слезах, теперь ты заявляешь, что будешь скучать. Что же мне предъявит Чонгук? «Ничего, что могло бы тебя здесь удержать. Он не меньше моего хочет, чтобы ты потратил это время на себя, Тэхён. Хоть в этом мы с ним солидарны и пришли к согласию». — Ему сейчас нездоровится, он промок в последний раз под дождём… А сегодня ещё и на работу с утра отправился на полдня. «Я присмотрю за ним, я обещаю». — Чимин-и… «Я в порядке, Тэ, правда. Ты так зовёшь меня по имени, как будто переживаешь». — Потому что я переживаю. Вы с ним… «Мы с Чонгук-и уже вместе не живём, но я всё ещё помню, как с ним обращаться. К тому же, ты сказал, что он исправно ходит на встречи и больше не срывается. Пока он трезвый, мы с ним поладим». — Ты же знаешь, что он уже больше года не пьёт… «Не переживай за нас. Если я буду ему нужен, я на помощь приду. Я помню, как быть ему другом, не беспокойся. Мне так жаль, что я не успею попрощаться нормально и увидеть тебя непосредственно до отъезда, у меня смена через час начинается…» — Всё хорошо, хён, не парься. Я же не один туда еду. Югём и Ибо, две ленивые задницы, будут со мной. «Ладно. Набери меня перед отъездом, хорошо?» — Да, конечно. Тэхён с улыбкой прощается с Чимином, завершая их телефонный звонок, а затем отыскивает в последних набранных номер Чонгука и так же жмёт на «зелёную трубочку». Безответные гудки длятся немного дольше, чем при попытке дозвониться до Пака, но Чон отвечает всегда, уж за последнее время так точно. «О, привет, хён. Точно, у тебя же уже занятия закончились… — голос Чонгука кажется немного растерянным и не сосредоточенным, и Тэхёну это вот вообще никак не нравится. — Помню-помню, я обещал, что прекращу работать, как только у тебя больше не будет уроков. Тут у меня просто пока нет посетителей, и я впервые за долгое время сел за книгу…» — Ты мне обещал, что тут же пойдёшь домой спать. Кук-и, тебя с утра херовит. Тебе постельный режим прописан, а ты на работу поехал. Какая у тебя сейчас температура? «Я уже собираюсь домой, не переживай, ладно? Всё будет хорошо. Когда ты вернёшься, я уже триста раз успею выздороветь». — Я говорил с Чимин-и… — Тэхён выдыхает тихонько и выдерживает несколько долгих секунд, ожидая какой-то реакции. Чонгук отвечает не сразу, что и не удивительно, родное имя в данном контексте — всегда вопрос весьма щепетильный и спорный. Тут нужно быть осторожным, чтобы не надавить на больное. А чтобы рана прекратила болеть, нужно перестать её трогать. — Он говорит, что ты можешь ему позвонить, если будет совсем плохо. Он приедет и побудет с тобой. «Зачем он утруждает себя так? Я думал, Чимин меня ненавидит…» — Мы оба знаем, что это не так, Чонгук. Он беспокоится о тебе. Может, он сам до конца не признаёт это, но он беспокоится, Кук-и. «Мы разберёмся, хён. Со мной точно всё будет хорошо. Я не такой уж и растяпа, смогу о себе позаботиться». — Ты сможешь и за хёном одним глазком присмотреть? Он после смен иногда забывает покушать и мы оба помним, к чему приводит его голодание. «Тэхён-а, тебя не будет всего десять дней. За это время ничего не произойдёт. Мы с хёном будем себя вести хорошо, даже если это будет сложно. Я буду каждый раз скидывать тебе отчёт со встреч, как всегда. Ты же знаешь, я добиваюсь прогресса и возвращаюсь к норме. Хён тоже будет хорошим мальчиком. Насколько я знаю, он поставил себе напоминалки на телефон, чтобы не забывать про ужин. Мы с Чимин-и говорили об этом. Поверь, никто из нас не хочет подорвать твоё доверие. Тебе важен этот курс в Лондоне, а нам важен ты». — На самом деле… Я подумал… — Тэхён не спешит заводить мотор, проворачивая ключи зажигания, а просто с некой неуверенностью в собственном предположении чешет свой затылок. — Можешь не скидывать мне отчёт с каждой встречи. Я знаю, что ты держишься и что ходишь на них. Я верю тебе. «Если бы я не держался и не ходил, Чимин-и бы меня знать не хотел. И ты тоже». — Я бы тебя никогда не бросил, Кук-и. Ты мой лучший друг. Я бы ни за что не позволил вам с хёном разбиться. Даже если бы ты не шёл к восстановлению такими широкими шагами, я был бы всё равно рядом. С тобой и нашим Чимин-и. «Я знаю, хён. И поэтому у нас всех всё будет хорошо. Я знаю, какова моя цель, и я не ставлю себе временных рамок в её достижении. У меня впереди долгий путь, но я больше не опущу руки, будь в этом уверен. Я иду на поправку во всех смыслах, благодаря тебе, и хорошо себя вести — меньшее, что я могу в попытке как-то тебе отплатить». — Ты ничего мне не должен, Кук-и. Мы друзья. «Хён. Ты убил ради нас себя. Буквально пять лет своей жизни ты убил об нас». — Это не… Что значит «убил»? «Мы поговорим об этом позже, хорошо? Это не тот разговор, который стоит проводить перед отъездом. Ты сейчас должен пару часиков отдохнуть перед отлётом, окей? Ты можешь пообещать мне, что отдохнёшь? Хён со мной согласен, кстати». — Ладно, я обещаю, что отдохну. «Супер тогда». — А ты давай домой и быстро в постель спать. У меня уже от одного твоего простуженного голоса внутри появляется болезнетворное состояние. «Окей. Я всё сделаю, босс, — Чонгук закашливается в попытке засмеяться. — И я наберу Чимин-и, если станет очень плохо». — Окей… Тэхён выдыхает и откидывается на спинке своего сидения. Всё кажется, что снова нужно куда-то бежать, что-то делать, что-то говорить, кого-то поддерживать, ведь за пять лет он слишком привык к тому, что его жизнь — это вечный хаос из эмоциональной мясорубки и грызни, но он не позволит себе распасться. Не позволил ничему себя сломать. Ему удаётся держать самого себя в ещё более плотно сжатом кулаке, чем он когда-либо помнил, и покуда он не разжимает пальцы, он остаётся сильным, выносливым, крепким на опору, верным на протянутую руку, преданным своей работе: будь то помощь Чимину с Чонгуком или преподавательское дело. Тэхён вдыхает поглубже, и наконец вечное чувство нехватки кислорода потихоньку рассасывается в звенящей пустоте его груди. Груди, внутри которой уже ничего не осталось после того, как Юнги бросил его снова. Так спокойно, как сейчас, было отнюдь не всегда. Тэхён вряд ли сотрёт из памяти последние пять лет, где ломалось и крушилось вокруг всё, где приходилось наспех латать себя и ни коим образом не позволять рухнуть самому себе, потому что работы у него было выше крыши, и никто за него её бы не сделал. Он гордится тем, чего достиг, к чему привёл Чимина с Чонгуком. Он гордится тем, что в них всё это не так болит теперь, и что их обещания «держаться» кажутся неподдельно искренними. Он гордится тем путём, который они все трое прошли, чтобы подойти к моменту «сейчас», хотя сам Тэхён до сих пор боится хлипкости, шаткости, неуверенности. Ему всё кажется, что стоит ему хоть на миг закрыть глаза — и мир выскользнет из его взора, мир разлетится на атомы, и он станет тому виной. Его страх весьма не беспочвенный, он просто научен горьким опытом никогда не поворачиваться спиной, даже ради жалких секунд на себя. Нет никакого «себя» уже пять долгих лет, поэтому, да, Тэхёну дико непривычно. А ещё неуютно. Слишком неуютно оставаться наедине с самим собой, ведь чужими проблемами свои уже не замаскируешь. Чужие проблемы почти исчерпали себя, а свои всплывают по принципу навязчивой рекламы, от которой ничем не откупишься, как бы ни старался.

***

*флешбэк*

Тэхён не знает, каким чудом сдаёт экзамены. Практически не готовясь к ним по тому факту, что ему банально некогда даже дышать. Он почти даже уверовал в Господа, когда закрыл сессию с хорошими отметками и мог относительно уйти на покой во время каникул. На покой, которого вообще не было, потому что работы у него — бери не хочу. Чонгук характерно садится на бутылку и большую часть времени находится в запое, почему-то решив, что тотальное забвение подарит ему ту гармонию, которой не стало вместе со смертью отца. Хочется биться об стенку, наблюдая исподтишка за тем, как Чимин принимает неудачные попытки вытащить своего мужа из этого состояния, пряча вечно возобновляемый алкоголь по самым укромным уголкам их квартиры. До истерики забавным выходит факт, что вскоре они меняются местами, когда Чонгук даёт ложное обещание больше не пить и сесть за свою книгу в качестве отвлечения. За книгу он так и не садится. От него всё так же тянет припрятанным от Чимина подальше алкоголем. Особенно разительно это ощущается по ночам, когда на Чонгука наваливается волна нежности и жажда любви. Чимин ненавидит алкоголь. Под его воздействием происходит всё самое плохое, и Тэхён бы с ним ой как сейчас согласился, если бы вспомнил о той свадебной ночи, проведённой с Юнги. Но Тэхён о ней не вспоминает. О ней нельзя думать. О нём нельзя думать. Или всему взаправду наступит конец, а кто-то здесь должен оставаться сильным.

***

Чимин устраивается на вторую работу, чтобы оплачивать все счета, пока Чонгук не в состоянии ему помочь и встать на ноги. Из-за огромной любви и прилично гибкого доверия, выработанного годами, он покупается на каждое «я больше не буду» как в первый раз, и ожидающие его грабли бьют по одному и тому же месту всё больней, образуя так и не проходящую гематому. Иногда Тэхёна дёргать не хочется, не его это дело. У Тэхёна там четвёртый курс и своих проблем по горло. Вот только Тэхён всегда здесь, с ними, всегда под рукой и тащит на себе всё: заботится о приёмах пищи, соблюдении чистоты в квартире, заботится о них во всём и со стиснутой плотно челюстью каждый раз тянет руку помощи, за которую, если не схватишься, просто исчезнешь в один момент, выцветешь и зачахнешь. У Тэхёна уставший, всегда напряжённый вид и тотальное отсутствие улыбки на лице. Когда Чимин не может, он берёт всё на себя как их с Чонгуком самая надёжная подстраховка. Чимин не помнит, чтобы так сильно плакал когда-либо раньше. Он плачет тихо, по ночам, когда Чонгук совершенно в стельку и не настроен даже на объятия, от которых Чимину становится противно — как будто целуешь и прижимаешь к себе животное, а не человека. — Пожалуйста, прекрати пить. Ты же обещал мне, помнишь? Ты уже больше пяти раз говорил мне, что завяжешь! На самом деле, обещаний было куда больше, чем пять. Их было так много даже для Тэхёна, что ни счесть ни порознь, ни в складчину это каждое чонгуково «я больше не буду». — Чонгук, ты нездоров! Ты уже ни дня не протягиваешь без спиртного, так нельзя! Поговори со мной! Если не со мной, так с Тэхёном! Если не с Тэхёном, так с кем угодно! Я так не могу. Чонгук плачет у него на коленях, скрутившись в небольшой ком. Очередное «я больше не буду» надрывает доверие тем, что Чимин через два дня находит пустую бутылку соджу в мусорном контейнере, обёрнутую во что-то так, чтобы заметить ёмкость было трудно. Чонгук снова лжёт. Снова за старое.

***

Чимину кажется, что он умирает. Медленно. Мучительно. С каждым вдохом. С каждым вечером, заканчивающимся тем, что он едва доволакивает Чонгука до ванной, промывает ему желудок, приводит в чувство ледяным душем и заваливает на постель, в которой Чонгук просыхает до утра забыточным и крепким сном. Во сне он всё такой же: красивый, спокойный, бесстрастный, чиминов. А человек, что пьёт под шумок с самого утра на своей же смене — мало похож на того, кого знает Чимин. Он не удивлён, что Чонгука уволили из кофейни. Он не удивлён, что дела в книжном господина Чона пошли на спад. Чонгук нездоров, он всерьёз пристрастился. И Чимина это добивает. Его добивает всё, что он имеет вокруг: беспокойное тиканье стрелки настенных часов, промозглый ноябрьский ветер и неизменная чёрная полоса жизни, в которой он просыпается каждый чёртов день. — Я как будто задыхаюсь, — в один из дней он признаётся Тэхёну чистосердечно. Чонгука с ними нет, он сейчас где-то дома, придумывает очередную отмазку в пользу выпивки, будь то либо неудачный день, либо поперёк хорошего настроения вставшие депрессивные мысли. — Я просто возвращаюсь домой, к нему, к его лжи, к его новому «я так больше не буду», и я просто чувствую, словно не могу дышать. Я стараюсь быть сильным, забочусь о нём каждый день, верю в его попытки справиться со всем, но он… Я не знаю, что делать. Он убивает меня. Он убивает во мне абсолютно всё, и, боже, как же я ненавижу, когда он пьян… У Чимина лицо опухшее от слёз. У Тэхёна — задумчиво-хмурое и даже суровое. Он делает недостаточно. Чимин на грани, Чимин трещит на местах швов, а Тэхён делает недостаточно. Откинуть самого себя назад приходится полностью, без этого никак. Убить себя в себе же — шаг, на который нужно, важно пойти, или Тэхён потеряет всех. Пусть лучше сдохнет он сам от тяжести взваленной ноши. Но только не Чимин-и и Чонгук-и. Нет. Только не они.

***

Чимин полностью делится на ноль, когда годовщина их свадьбы подбирается к десяти месяцам. Он кончается как человек и после очередной ночи слёз под самое утро приходит к решению, которое поклялся себе никогда не принимать, чтобы ни случилось. Это могло произойти в любой момент, на самом деле, просто кислород окончательно перекрыло именно сегодня, после мелкой ссоры на бытовую тему и пьяного примирительного секса, гарантирующего, что завтра всё останется без изменений, и Чимин продолжит задыхаться, медленно умирать. Он плачет достаточно громко, но совершенно не боится быть услышанным. Его могут заприметить соседи, но никак не Чонгук, который дрыхнет крепче мертвеца. Он собирает свои вещи в спешке, словно лишняя минута, проведённая тут, перевесит чашу весов в противоположную своему выбору сторону и повлияет крайне плохим образом на мысль раздеться и вернуться в кровать, что добьёт Чимина в конец. Девять месяцев. Три недели и пять дней. И четыре часа утра, когда он выходит из квартиры, отставив ключи, и даже не целует Чонгука на прощание, потому что знает — стоит ему лишь просто посмотреть на него — всё рухнет. Не сможет и шагу сделать. А так дальше продолжаться не может. У Чимина нет выбора, кроме как просить помощи у единственного, кто может и всегда её оказывает без лишних слов и вопросов. Тэхён перед ним в дверном проёме сонный, не выспавшийся, обнимает в ответ с временной оттяжкой в семь секунд, когда уставший мозг регистрирует происходящее и включается раньше, чем нужно. Тэхён без никаких слов в упрёк забирает у Чимина его сумку с вещами и стелет себе на полу, уступив Чимину свою кровать. Заваривает им чай, пока Пак приводит себя в чувство под струями холодной воды. Чимин до утра тихонько всхлипывает в подушку и судорожно думает, что ему делать дальше. Тэхён до утра притворятся спящим, свернувшись калачиком на надувном матрасе, и слушает приглушённые рыдания, продумывая новую стратегию плана действий.

***

В неразрывном круговороте спиртного и заблокированных «грустных мыслей» Чонгук приходит к выходу, что всё становится лишь хуже с того момента, как Чимин от него ушёл. Он наводняет Чиминов телефон текстовыми сообщениями, голосовыми по автоответчику, кучей неотвеченных звонков с просьбой вернуться к нему. Вернуться домой. Чонгук строчит торопливо новое из них между глотками, между всхлипами навзрыд. Без Чимина всё кажется тёмным, пустым, беззвучным, плоским. В один из таких дней — пресных, размытых под воздействием очередной бутылки, к нему заваливается Тэхён. — ТэТэ, он ушёл… Он бросил меня… Тэхён тёплый, надёжный, всегда держит. Тэхён до чёртиков уставший, перегоревший, но здесь. — Попроси его вернуться, пожалуйста! Я же без него сдохну! Я сдохну, ТэТэ! Он мне нужен! — Если бы он был тебе нужен, ты бы прекратил пить. Ему сейчас лучше вдали от тебя. Ему лучше не видеть тебя таким… — Тэхён морщится, потому что от Чонгука разит недавней рвотой. Даже организм отторгает такое количество алкоголя, но Чонгук дожимает дальше. Ему мало, «пара глотков» больше не уносит эту боль. — Пойдём в ванную, тебе нужно помыться. — Верни его… Скажи, чтобы вернулся!.. — Чонгук весь в своих соплях, сжимается в ком, когда Тэхён нещадно пытает его холодным душем и совершенно не нежничает в прикосновениях, если Чонгук пытается как-то сопротивляться. — Хён, скажи, чтобы вернулся! Скажи ему! — Это не моё дело, Кук-и. Не мне такое у него просить. — Он не отвечает на мои звонки… — У него есть причины, не считаешь? — Тэхён грубовато натягивает на него чистую одежду и толкает к постели. — Проспись, тебе нужно иметь свежую голову. Чонгук хнычет, наворачивает на себя сбитое в ком одеяло и размытым взором таращится на Тэхёна. — Ты тоже уйдёшь, да, хён? — Нет. А теперь спи. Когда Чонгук открывает глаза, Тэхён действительно здесь. Прибрался в квартире и неумело приготовил завтрак. А ещё к хренам утилизировал все залежи бухла во всех тайниках. — Что ты наделал?! Это же было всё, что у меня оставалось! До зарплаты я не смогу ничего купить! — Не беспокойся, голодным ты не останешься. Будешь жрать мою отвратную стряпню, — Тэхёну дико больно разговаривать с Чонгуком в таком тоне, но иначе никак. Он не может позволить себе размякнуть, не имеет права. Он должен быть собранным и жёстким. Так будет лучше для Чонгука. Он ведь без Чимина, правда, загнётся, как и Чимин без него. А чтобы они снова были вместе, Тэхёну нужно очень хорошо попотеть, ведь он ступил на не паханное поле. — Ты превращаешься в скот, Чонгук. Так нельзя. Я тебе не позволю. Я тебе не мягкий Чимин с нежным сердцем, понял? — Как ты посмел всё выкинуть? Как ты смеешь? — Смею. Ты обидел Чимин-и. Поэтому я смею и буду сметь. А сейчас закрой рот и собирайся, мы уже опаздываем. Чонгук в растерянности чешет затылок, и обозлёно рычит что-то едва внятное: — Куда? — В центр, где тебе помогут. Чонгук, ты зависим, ты болен. Ты себя в лицо видел вообще? — Что? Ты тащишь меня на встречу анонимных алкоголиков? — Чонгук смеётся и усиленно сопротивляется воле Тэхёна заставить его переодеться. — Да пошёл ты к чёрту со своим клубом, Тэ! Не нужен мне никакой клуб, понятно?! И ты мне здесь не нужен тоже! Уходи! — Мне плевать, нужен ли я тебе или нет. Я не собираюсь смотреть на то, как мой друг загоняет себя в могилу. — Ты мне не друг! Ты друг Чимин-а! Ты всегда заботился о нём больше, чем обо мне! Всегда «вы», всегда только «вы», — Чонгук бурчит со слезами на глазах, пока Тэхён стаскивает с него безразмерный свитер и принуждает вдеть руки в подобие рубашки. — Я ненавижу тебя, Тэхён! Ненавижу! Тэхён притворяется, что ему не больно. Он не имеет права опустить руки. Он лишь крепче сжимает челюсть и застёгивает пуговицы на рубашке Чонгука. — Ненавидь, сколько влезет. Чимина ты этим уж никак не вернёшь. Чонгук воет в его руках, скребётся о собственные стены. А ведь Тэхён прав. Это Чимина ему не вернёт.

***

Тэхён и не думал, что до этого может дойти. Он никогда не рисовал себе такую перспективу развития сюжета, в котором чонгукова зависимость от алкоголя затмит разум к собачьим чертям. У Тэхёна лопается терпение. Он со всей дури швыряет найденную соджу в кухонный пол, понимая, что ему просто нужно было что-то разбить. В нём накопилось слишком много злости, слишком много агрессии. Слишком много боли, горечи, желания завопить во всё лёгкие. Но у него нет такого права. Нет права на слом. Поэтому он выпускает пар частично посредством того, что бьёт чонгукову бутылку прямо перед самим Чонгуком, который ошарашено взирает за действиями хёна и по-звериному начинает выть. Взирает, а затем делает то, чего не ожидает никто из них, даже он сам. Чонгук полностью теряет себя. Тэхён не винит его за случившееся, никогда, потому что самого Чонгука, их Чонгука, в этот момент не было здесь. Был лишь монстр, рассвирепевший настолько, чтобы наброситься на Тэхёна и порвать его в клочья, разодрать собственными руками за то, что у него отобрали бутылку. Тэхён соврёт, если скажет, что слабо помнит произошедшее. Детализация до сих пор иногда снится ему в кошмарах. Он помнит, тяжесть чонгукового тела на себе, свой собственный крик. Он помнит, Чонгук в мгновение ока трезвеет и взирает на него загнанным зверьком, затаив дыхание в ужасе. Он помнит, что руку дико жжёт от осколка стекла, и кровь на плиточном грязном полу мешается с разлитой водкой. Он помнит, как торопливо пятится к стенке, подальше от Чонгука, и у него болезненно щиплет в глазах. — Хён… Он помнит, как от страха перехватывает дыхание, и как слёзы вызывают на лице аллергию. — Х-хён… Я не хотел… Он помнит, как Чонгук нападает на него, валит прямо в осколки и оставляет на память уродливый порез на всю жизнь едва ли не от всего запястья до локтя. А затем долго-долго просит прощения и с неподдельной ненавистью к себе таращится на то, что с ним сделал. — Блять, ТэТэ… — Чонгук напуган от самого себя не меньше. Он подползает к Тэхёну на коленях, когда тот пытается уйти от прикосновения, но тщетно — Чонгук уже рыдает у него в сгибе шеи. — Хён, прости меня… Я не хотел… Я не… Пиздец, твоя рука… Он помнит, как плачет, но не от физической боли. Он просто никогда не думал, что Чонгук пойдёт на такое. — Ты… Ты болен, Чонгук… — он выдавливает из себя через страшную икоту, через рыдания, что цепко сжимают горло. — Тебе нужно в больницу… Ты б-болен… — Что мне сделать, хён? Просто скажи, что мне сделать? Умоляю, только не говори Чимин-и… Не говори ему!.. Не говори, это его убьёт… Это же… Это его разрушит… А Тэхёна нет? — Хён, что мне сделать? Я так виноват… Блять… Тебе же больно… Тэхёну уже не больно. Он достиг той точки боли, что прекратил её даже ощущать. — Умоляю, не говори Чимин-и… Тэхён соврёт, если скажет, что его не потряхивает от ужаса, когда он снова появляется на пороге квартиры Чонгука с бинтами на руке, газовым баллончиком в кармане и новой попыткой оказать никому не нужную помощь. Работы по-прежнему много, нельзя даже заикаться о мысли подпустить Чимина к такому Чонгуку. Слишком рано думать о том, чтобы постараться свести их вместе. Сейчас это кажется Тэхёну совершенно невозможным. Сейчас, когда Чонгук всхлипывает и послушно ест невкусный тэхёнов рис на ужин, пока сам Тэхён принимает обезболивающее — так жмёт в висках, что голова сейчас взорвётся. Чимин ни под каким предлогом не должен узнать о том, что случилось. Чимин тогда не просто не захочет возвращаться к Чонгуку. Чимин тогда ни за что его даже не простит.

***

Чимин даже через неделю, даже через месяц не оставляет Тэхёна в покое со своими расспросами за этот уродливый порез. — Хён, да всё в порядке… Уже даже не болит… — Тэхён улыбается ему. Мягко так, солнечно. А внутри всё аж сводит судорогой от воспоминаний о том, как Чонгук втёр его в мокрый от спирта пол и смотрел самым затравленным образом из всех возможных. Чонгук и сейчас начинает плакать всякий раз, стоит ему посмотреть на то, что он оставил ни в чём неповинному Тэхёну на память об этих бесконечных чёрных днях. Чимин упирается бедром в только что установленный кухонный стол и впервые запускает кофеварку. Встречать первое утро в новой съёмной квартире на двоих, в которой ничего не произошло, приятно до чёртиков. Тут спится легче. И дышится, к слову, тоже. — Ты плохой лжец, Тэхён-и. Ты это знаешь. Чимин протягивает ему кружку чая и варганит на завтрак омлет. Они весьма долго шли к решению снять квартиру вдвоём. Тэхён имеет небольшую выручку с того, что занимается репетиторством, а Чимин устроился официантом на полставки в хороший ресторан, в котором клиенты не пристают к работникам, и общая сумма их заработка вполне себе покрывает аренду комнатки, в которой Чимин постепенно учится снова жить. Жить без Чонгука. — Сегодня важный день. Волнуешься? — Чимин подаёт ему куртку, снимая её с крючка. — Я всего лишь защищаю сегодня свою дипломную работу, хён. — Говоришь так, словно делаешь это каждый день. Тэхён растягивает губы в прямоугольнике — коротко и неискренне, но Чимин не в праве его винить. Никто здесь больше вот так не улыбается. Ни в этой квартире, ни вообще где-либо при каких-то иных обстоятельствах. — Ты всё защитишь, я верю в тебя! — Спасибо, хён, — Тэхён целует его на прощание в щёчку. После защиты он не идёт праздновать с Ибо и Югёмом. После защиты он на свой страх и риск идёт к Чонгуку, которого боится уже чуть меньше, но уже больше никогда не проявляет той же беспечности, что и в прошлом, каждый раз мыслями возвращаясь к своему шраму. При Чонгуке он теперь принципиально не носит короткий рукав. Депрессивные мысли сбрасывают чонгуков прогресс на чёртовы нули, и всё приходится начинать с самого начала.

***

Тэхёна нещадно колотит от счастья. Его принимают на работу в местную школу, и приступить он сможет уже после окончания каникул. Ему дадут его первый класс, и он просто не может не переживать по этому поводу, вот только его мятежные мысли никому не нужны, он в них совершенно один, и тому хлипкому балансу, которого он добился, только и не хватает его неуверенности, чтобы рухнуть. Тэхён впервые улыбается за последние два года. Без натяжки, без скрытого умысла. Улыбается сам себе и радостно звонит бабушке, сообщая ей хорошую новость. Теперь Тэхён не просто «Тэхён». Теперь он «учитель Ким», и его родители, его братик с сестричкой бы им гордились. Что Тэхёну нравится ещё, так это то, что выбранная им школа находится довольно близко от места, где сейчас живёт Чонгук. Это позволяет Тэхёну разбить день на три основных сегмента: присмотр за Чимином с утра, работу в школе днём и присмотр за Чонгуком вечером. Он всегда забивает свой день так, чтобы совершенно не хватало времени на самого себя, чтобы не думать, что и сам вечно находится на грани, ходит по тонкому льду своего душевного спокойствия и тотального безумия от всего, через что он прошёл, включая в себя ту ночь с Юнги, когда снова признался, но его снова отвергли. И на этот раз Тэхён уяснил это очень хорошо. У него совершенно нет времени на отношения. Последние были с Минхо, которому он сказал «нет», решив отпустить его, и с Юнги, если то, что произошло на свадьбе, можно назвать именно такого рода вещью. Сейчас Тэхён не заводит новых знакомств, не ищет одноразовой и беспорядочной связи, отдавая, у б и в а я всего себя об то, чтобы вернуть его друзей друг дружке. Потому что им паршиво вот так, порознь. Тэхён не думает о том, каково ему самому. Он не думает о том, как там сейчас Юнги. Тэхён перекрашивает свои волосы в каштановый и покупает пару хороших рубашек, в которых он будет иметь презентабельный вид перед детьми. Ему нельзя ударить лицом в грязь. Теперь он не просто «Тэхён». Теперь он «учитель Ким», а это куда важней.

***

Тэхён больше никогда не позволит себе дать слабинку в виде «пропустить стаканчик» с коллегами-учителями из школы. В пабе, вопреки остальным, он берёт себе апельсиновый сок и имитирует поддержку ниочёмного разговора, иногда вникая в него так, что совершенно выпадают из памяти мысли, что сейчас, после занятий, он должен быть у Чонгука, смотреть с ним какой-то фильм и всячески отвлекать его самим собой от любого искушения сорваться. Испытывая жгучую ненависть ко всему, что связанно со спиртным, он наспех допивает свой сок и поглядывает на часы на тонком запястье. Когда он наконец добирается до Чонгука с более-менее хорошим настроением и чуть-чуть расслабленным видом, посчитав, что недельная выдержка Чона без алкоголя успехом прорвётся и далее, он находит своего друга в луже собственной рвоты и бессознательном состоянии. — Чонгук! Чонгук не реагирует на пощёчины. — Чонгук! Блять, зачем ты это сделал? Чонгук не реагирует на голос. — Чонгук, очнись! У Тэхёна перед глазами всё размыто, мутно, он тащит Чонгука к ванной, а затем наспех вызывает скорую дрожащими пальцами. Врач сообщает хорошую новость: жить будет, просто пережил сильную алкогольную интоксикацию. Тэхён молчаливо сидит у его постели и держит за руку. Плакать нельзя, ведь если заплачет — его будет уже просто не остановить, а он должен быть сильным. Такое нельзя утаивать от Чимина, конечно. Чимин тут же отпрашивается с работы и едет к ним. В комнату он так и не заходит, просто рассматривает Чонгука через стеклянное дверное окошко, а затем скатывается по стенке в слезах.

***

Чонгук смотрит на каждую бутылку в супермаркете с отвращением. Он трезв уже более двух месяцев и исправно посещает встречи в клубе, пообещав Тэхёну каждый раз делиться с ним тем, что обсуждалось на сеансе своеобразной психотерапии. Тяга выпить есть, но усилием воли он уносит себя подальше, в другой продуктовый отдел. Чонгук возвращается к спорту и здоровому питанию, читает позитивно влияющую литературу и потихоньку приводит в порядок отцовский книжный магазинчик, принадлежащий теперь ему. Он божится Тэхёну, что больше не возьмётся за старое, и страх предать это доверие подобен тому, какой он имел в подростковом возрасте, только подружившись с Паком и Кимом. Он помнит диаметр тэхёновых заплаканных глаз в тот день, когда он набросился на своего лучшего друга из-за какой-то чёртовой бутылки. Он помнит, с каким страхом Тэхён крутился возле него последующие недели, готовясь к тому, что случившееся могло повториться. Он и сейчас чувствует, как Тэхён с ним осторожен, внимателен, прячет от чонгуковых глаз шрам под свитерами и рубашками. Чонгуку никогда это уже не исправить. Чонгук с ужасом думает о том, что будет, когда об этом узнает Чимин. Он уже даже не спрашивает за «если». Он сразу гадает за «когда». В один из дней, когда Чонгук отмечает трёхмесячную годовщину своей трезвости, к нему с тортиком наконец-то приходит Чимин под руку с Тэхёном. По мнению Тэ, общаться им нужно начинать снова с малого, найти нужные точки соприкосновения, общие мысли. Чонгуку охота заплакать от того, насколько он скучает, насколько ему хочется Чимина элементарно обнять. Об этом не может идти и речи. Между ними сидит Тэхён и служит неким проводником, умело интересуясь общими успехами за последнюю неделю. Больно. Это пиздецки больно видеть Чимина таким отстранённым, смущённо улыбающимся, и ощущать невъебенно глубокую пропасть, в которую тут же рухнешь, если попытаешься до него дотянуться. Человек, которого зовёшь мужем, с которым до самой свадьбы притирался целых пять лет, которого знаешь, как свои пять пальцев, кажется совершенно незнакомым, другим, и даже волосы перекрасил в пшеничный. Всё такой же красивый. Всё такой же совершенный. И Чонгук всё так же влюблён. Тэхён считает, что для первой встречи получаса общения хватит, а Чонгук хочет с ним поспорить, ведь он превосходно держит себя с руках. Он не протестует, когда ребята уходят, он просто рад всему, что ему позволяют иметь. Он благодарен, что Чимин решился на встречу, спустя почти около двух лет с момента его ухода. Он благодарен, что Тэхён, вопреки тому злосчастному дню и уродливому шраму на руке, не сдался на чонгуков счёт и продолжает его всячески поддерживать. Не сказать, что встреча была лёгкой. Нет. Чонгук в квартире один, и он вопит навзрыд от одиночества. Хочется выпить. Безумно. Но он убивает желание тем, что включает музыку и берётся за спорт. Чимину он всегда нравился спортивным. Чимин ненавидит, когда Чонгук пьёт, и Чонгук теперь уж точно никогда не будет.

***

Когда умирает тэхёнова бабушка, Чимин проводит все похороны в раздумьях над тем, как помочь Тэхёну справиться с горем. Это становится довольно щепетильной темой обсуждения с Чонгуком, к которому доверие выстраивается по кирпичику в столетие. К их удивлению, а ещё к ужасу, Тэхён плачет только на похоронах. На утро следующего дня для него начинается та же монотонная рутина, состоящая из надзора и обучающего школьного процесса. Когда спросишь, как он, отвечает, что в порядке. Улыбаться он и не должен, но Тэхён настолько скованный и запертый в самом себе, что не уделяет времени даже на скорбь. А ведь Чимин готовился к чему-то капитальному, как было, когда они были маленькими. Чимин, конечно, не рассчитывал на тот же запой, что устроил Чонгук, но он ждал какой-то жести. Все знают, как сильно он любил бабушку, все знают, насколько больно ему приходится от утраты, но сам Тэхён никаким образом этого не показывает. Он делает всё как на повторе, словно зомби: утром — Чимин, днём — школа, а вечером — Чонгук. И так изо дня в день за исключением очень редких встреч с Ибо и Югёмом, выбивающихся из утвердившегося графика. — Спасибо, что встретился со мной, для меня это многое значит, — негромко сообщает Чонгук, решивший поговорить о Тэхёне первым. Чимин долго думал, стоит ли встречаться лично, ведь все встречи всегда происходили исключительно с Тэхёном, но поговорить о нём при нём самом будет как-то вообще неудобно. Чонгук выглядит хорошо, довольно бодро и встревожено. Ничто в его образе и не скажет, что в прошлом он страдал от алкоголизма. Он отлично держит себя в руках и теперь полностью вернулся к работе в отцовском книжном, попутно работая над своим романом, даже если книга никому не нужна. Но Чимин знает. Чимин всё ещё помнит всё так, как будто это было только вчера, и Чонгук не смеет винить его за осмотрительность. — Я рад, что могу поговорить о Тэхёне с тобой. Он наш лучший друг, и мы переживаем за него одинаково, — Чимин прохладно отвечает ему, пожимая худыми плечами. — Да. Чонгук не говорит Чимину, сколько гадких, отвратительных и болезненных вещей он наговорил Тэхёну, находясь в состоянии алкогольного опьянения. Это, скорее всего, и так понятно, вот только Тэхён выбрал остаться рядом и вытащить из тьмы. И он вытащил… Возвращаясь мыслями к вопросу, считает ли Тэхён Чонгука своим близким человеком, у самого Чонгука больше не остаётся сомнений. — Тебе не кажется, что он словно и не живёт? — О чём ты? — Всё это время он как будто делает всё только ради нас. Но ничего для себя самого. Он преподаёт, он тратит своё время на тебя и меня, но ни секунды — для него самого. Ты не замечал этого? — Я не могу припомнить ни одного раза, чтобы он за это время хоть как-то сорвался. Он постоянно держит всё в себе, и мне так стыдно, что я начал замечать это лишь после смерти его бабули. — Он когда-нибудь говорил тебе, что произошло между ним и Юнги-хёном? — Мы с ТэТэ живём в одной квартире уже больше года, но он никогда не рассказывал мне. Полагаю, раз Юнги-ши сейчас не здесь, всё закончилось отнюдь нехорошо. Чонгук прикусывает внутреннюю сторону щеки, без особого настроения кусает мороженое. Чимин опускает на стол свои руки, задумчиво болтая трубочкой сладкую газировку. С Тэхёном что-то не так. С ним вот это «не так» уже довольно долгое время.

***

Тэхён не позволяет себе расслабиться. Совершенно никак. Ни на секунду. Он помнит, что в такие моменты, в моменты, когда он делает вдох для себя, Чонгук оказывается в луже собственной рвоты в бессознательном состоянии, а Чимин доводит себя до анорексии. И пусть подобных случаев больше не происходит, Тэхён уверен, что это потому, что именно он не позволяет этому произойти, всегда находясь рядом. Чонгук осторожно интересуется у него, встречается ли с кем-то Тэхён. Тэхён смеётся заливисто и долго, дольше пяти минут, и в конце уже смех перерастает в плавную истерику. Он отвечает, что работа его и содержит и хорошенько так ебёт, хотя иногда близости не хватает. В такие редкие моменты Тэхён нехотя ищет Юнги в незнакомых лицах. В эти моменты Юнги становится слишком много в его мыслях, а когда Чимина нет дома, и Тэхён никак не может отвлечь себя от ненужных воспоминаний, он совершенно нехотя тянется пальцами к своим же губам, пытаясь вспомнить вкус тех самых поцелуев. Он запрещает себе думать об этом полностью, возвращаться сознанием в тот вечер. Тэхён яро понимает свою реальность, понимает, что Юнги сделал выбор, что снова ушёл, снова оставил его, но просто ничегошеньки не может с этим поделать. Тэхён бурно кончает в свою ладонь с тремя ритмично двигающимися внутри себя пальцами и ненавистным именем на губах, выгибая себе позвоночник до практического слома. У Тэхёна никого нет. Он не может себе больше позволить влюблять в себя тех, кому никогда не ответит взаимностью. Его сердце занято давно. Даже если раскурочено. Даже если совершенно разбито в крошево.

***

Чонгук не в праве винить Чимина за нежелание прийти и отпраздновать с ними чонгуков прогресс — год без алкоголя. Тэхён, как всегда, здесь, искренне рядом, пьёт с ним обыкновенный чай и говорит, что у Чимина там важные дела. — Как думаешь, когда он ко мне вернётся? — этот вопрос выкручивает Чонгуку внутренности уже несколько месяцев. Он спрашивает об этом у Тэхёна потому, что только Тэхён знает, насколько предрасположен к подобному Чимин. — Я не знаю, честно. Чонгук понимает, что данная задача будет не из лёгких. Он сделал Чимину настолько больно, что всё, что он оставил ему в выбор, было уйти. Он понимает, что виноват только сам, и не ему оказывать какое-либо давление в этой сфере. — Мы нечасто говорим с ним о тебе. Он просто интересуется твоим здоровьем, пока я слежу за тем, чтобы он ел. Ты же знаешь хёна и его отношения с едой. Мне кажется, за эти годы вам успели порядком надоесть мои кулинарные изыски. — Твоя стряпня спасала мне жизнь. К тому же, твои навыки заметно улучшились, хён. — Я до сих пор боюсь вас отравить, если быть честным… Чонгук улыбается, облегчённо пьёт чай, пока Тэхён листает новые книги, поступившие в продажу в его лавку. — Ты не мог бы как-то поговорить с ним об этом? Я исправляюсь, хожу на каждую встречу и принимаю активное участие, я не пью уже целый год, но эта пропасть между нами… — он роняет вздох и опускает глаза на тэхёновы тонкие пальцы. — Я хочу своего мужа обратно, Тэхён-и. Помоги мне… Помоги мне вернуть его… Тэхён откидывается на спинке стула и поднимает на него безутешный взгляд. — Прости, Кук-и. Я не думаю, что как-то могу тебе с этим помочь. Я не могу решать за него, он сам должен всего этого захотеть. — Я всё чаще и чаще чувствую себя так, словно уже не часть его жизни… — Дай ему ещё время. Почаще говори о своих достижениях, хороших результатах. — Как думаешь, он всё ещё любит меня? Тэхён не знает, что ответить, если быть честным, хотя и знает правду. Чимин ведь до сих пор. Чимин всегда. Чимин настолько, что это его чуть не убило в прошлом. Чонгук так и не получает свой ответ, хотя это не останавливает его. Он собирается дать Чимину столько времени, сколько нужно. Он собирается вернуть Чимина и не сдастся, пытаясь.

***

Как бы Тэхён ни пытался держать всё в секрете от Чимина, Чимин всё равно узнаёт о том, как появился этот уродливый шрам на руке. Чонгуково «когда» настигает их в тот самый вечер, когда они решаются втроём заночевать в новой съёмной квартире ребят, пробуя расширить своё доверие до сна под одной крышей. Во время просмотра фильма Чонгук случайно пачкает Тэхёну свитер мороженым, и настойчиво вызывается в добровольцы застирать поставленное пятно, пока сам Тэхён рядом переодевается в первую попавшуюся футболку, наконец решая, что в шраме на руке нет ничего такого, что могло бы стать для Чонгука серьёзным триггером. Чонгук на своё творение пялится с грустью, с болью, с отчаянием, с самой небывалой виной из всех, на какую только способен. — Он давно уже не болит, Кук-и, — Тэхён отзывается мягко. — Прекрати смотреть на него. Это всего лишь шрам. — Я изуродовал тебя. Я толкнул тебя на битое стекло из-за сраного алкоголя и изуродовал… Никогда не забуду, как ты тогда на меня посмотрел, хён… Тэхён делает шаг ближе, улыбается ему широко и опускает свою ладонь на плечо. — Что сделано, то сделано. Не переживай. Ты же знаешь, я бы умер за вас с Чимин-и. Один шрам — это просто пустяк. — Из-за меня ты больше не носишь открытые вещи… — В твою защиту скажу, что они мне не подходят под деловой стиль. А Чимин нехотя слышит всё. Он просто намеревался принести с кухни ещё немного попкорна для фильма, но обрывки диалога невольно захватили его внимание. Когда ребята выходят из ванной, Чимин перед ними дико злой, почти в слезах, но не плачет. И от ярости у него дрожат губы. — Так вот, как появился этот шрам? Тебе твоё бухло было дороже лучшего друга? Это ты сделал это с ТэТэ. Это ты его так изуродовал! — Хён, не надо, всё хорошо, — Тэхён пытается хоть как-то унять разразившуюся бурю, но терпит провал. — Прости… — одними лишь губами шепчет Чонгук, виновато уставившись в пол. — Твоё «прости» ничего не исправит! Посмотри, что ты сделал! Не понимаю, как Тэхён после этого вообще смог продолжить тебе помогать! Ты не заслуживаешь его дружбы! Ты не заслуживаешь его времени! — Я знаю. — Чимин, хватит, пожалуйста! — Тэхён осторожно хватает его за предплечье, и поворачивает к себе. — Со мной всё хорошо. Чонгук тогда опомнился и осознал всё сразу. Он сожалеет об этом, нет ни дня, чтобы он не извинялся передо мной. Чимин не смотрит на шумно дышащего Тэхёна, распинающегося в ненужных объяснениях. Он просто режет Чонгука на долбаные куски своим взглядом. Он почти свыкся с той болью, которую Чонгук причинил ему, но то, что он доставил Тэ… — Я, наверное, пойду, — Чонгук заговаривает к Тэхёну негромко, и тот лишь мелко кивает ему в ответ. — Да, иди, пока я не открутил тебе голову! — уже в спину бросает ему Чимин. А самому больно. Самому так больно говорить это, что снова не хватает воздуха. Чимин снова словно задыхается. Чонгук знает, что это просто должно было случиться. Теперь у него от Чимина точно нет грязных секретов. Теперь он для Чимина, как на ладони, и лишь самому Чимину решать, как поступать дальше, какие шаги делать или не делать. Чонгук примет любой исход. Чонгук эгоистично верит, что будет прощён и получит шанс на искупление. Шанс, который он просто ни за что не упустит.

***

Тэхён вешает на ель гирлянду — он помнит, что его бабушке нравился этот западный праздник, Рождество. Бабушка всегда пыталась создать для него атмосферу сказки и наготавливала вкусностей, которые Тэхён уплетал за обе щеки. А сейчас он празднует второе Рождество без неё в кругу Чимина с Чонгуком, находиться рядом с которыми холодней, чем если выйти на улицу. Они снова общаются на очень отдалённые темы, но иногда Чимину срывает все пломбы запечатанной злости, что приводит к тому, что Чонгук снова уходит от них. Чонгук больше не пьёт, у него превосходный самоконтроль. Он отказывается выпить всякий раз, когда ему предлагают другие, но сегодня под напором не спускающего с него глаз Тэхёна он соглашается на один маленький глоток шампанского, которое притащил к ним Чимин. Чонгук вертит бокал в руках и уже ничего не ощущает: жидкость в стекле — всего лишь жидкость, не более. Она уже даже ненависти не вызывает, только огромную йоту печали, что напоминает Чонгуку обо всём, что он натворил, когда безбожно вливал в себя литры. Чимин наблюдает за ним пристально, сурово, а самого вот-вот порвёт от возмущения. — И ты ещё смеешь пить? — он цедит с холодом, провоцируя тэхёнов уставший вздох: — Чимин… Чонгук просто подносит бокал к губам, но не успевает и глотка сделать, как натыкается на разъярённое рычание Пака. — Уже забыл, что сделал с Тэхёном, да? Если забыл — посмотри на его руку, — жёстко отрезает он, и Чонгук бледнеет, отставляя бокал в сторону, так и не попробовав шампанское на вкус. — Чимин, не начинай снова, умоляю, — Тэхён цокает языком и закатывает глаза. Он сам давно уже не придаёт особое значение тому шраму и даже со спокойным сердцем выходит с ним в люди. У всех ведь есть шрамы, это нормально. — Зачем ты сейчас об этом вспомнил, м? Только настроение всё испортил. — Нет, хён прав, ТэТэ. Мне не стоит пить в принципе, даже если я больше не зависимый, — Чонгук тихонько бормочет по правую руку, чего не скажешь о Чимине, что вещает громко и членораздельно чётко: — Конечно, я прав! — Хватит уже популяризировать этот случай. Всё в прошлом. Давайте просто об этом не вспоминать. Не лицо же он мне изуродовал. — Ещё не хватало, чтобы он тебе с лицом что-то сделал, — Чимин на Чонгука больше не смотрит и тоже отставляет свой бокал шампанского. Тэхён глубоко и медленно тянет в лёгкие морозные воздух, а затем тащит с кухни их заказанный ужин. Шампанское так никто и не трогает даже на утро, из него полностью вышел весь газ. Тэхёну всё так же кажется, что на улице гораздо теплей, чем с его друзьями рядом.

***

Тэхёну двадцать четыре, и он по привычке отказывается от любого повышения или приглашения на курсы по улучшению преподавательских навыков. Ему уютно в своей школе с четырьмя уроками на день. Ему не нужно ничего больше, только бы Чонгук с Чимином чувствовали себя нормально, и при этом в их словах не было лжи. В один из таких дней, когда он снова отказался от потенциальной поездки в Америку на специальный тренниг для учителей, он без угрызений совести и какой-либо жалости горбатится над разработкой планов уроков на завтра. Для него нет ничего лучше увидеть завтра своих улыбчивых детей и дождаться выходного дня, в который он должен будет встретиться с Югёмом и Ибо, чтобы обсудить свои учительские «скучные» будни. Чимин возвращается домой со смены с небольшим опозданием, зарёванным, весь в соплях. У Тэхёна сердце в пятки уходит от страха, что он снова что-то упустил, не досчитал, не усмотрел. Чимин сжимает в пальцах фото девятилетней давности — то самое, что он сделал на фотоаппарат мгновенной печати во время первого свидания с Чонгуком. — Я сегодня увидел его на улице… — Чимин шмыгает носом, позволяет Тэхёну подвести себя к дивану и усадить на его мягкую поверхность. — Просто в толпе… И я так разозлился… Так вскипел, что перевернул поднос с заказом. Тэхён всегда слушает внимательно, всегда гладит по спине и сидит рядышком, делясь своим теплом. Давно он не видел Чимина в таком состоянии. Он ожидал, что это был не конец, он никогда не позволяет себе расслабиться, ослабить надзор, поэтому реагирует поспокойней на новый чиминов эмоциональный срыв. — Меня не уволили, просто вычли из зарплаты, не переживай… — Чонгук тебе что-то сказал? Он приходил к тебе в ресторан с кем-то? — С ним был какой-то солидный старый хрен, я даже не сумел заставить себя ревновать к такому… Я просто… Я просто так разозлился, когда увидел его. Почему я постоянно на него зол? Почему мне хочется выцарапать ему глаза всё время, когда он рядом? Почему что-то внутри так болит, когда я слышу его голос? Я больше не хочу любить его. Я больше не хочу этого, Тэхён-и. Почему я так по нему скучаю в то же время? У Тэхёна нет ответов ни на один из вопросов, он ему в таком не собеседник и за Чонгука говорить он не в праве. Это замужество не счастливое, оно мучит всех все эти годы. Чимин бы и рад начать всё с начала с кем-то другим, и рад бы попробовать новое. Но он так зол. Но он так ненавидит. — Как же я злюсь на него, не могу просто. Сил нет. Бесит ужасно. Это нормально, что я хочу его ударить, а затем поцеловать? Я таскаю в бумажнике наше с ним фото, где нам всего по пятнадцать, и сегодня два часа ревел в туалете, просто глядя на нас в прошлом. Я так любил его, ТэТэ. Так любил, что у меня не выдержало сердце. Он стёр меня в порошок. Он не оставил от меня ничегошеньки. Как я могу дать ему шанс после такого? Скажи, как я могу? У Тэхёна нет ответов опять. Он просто прижимает к себе Чимина покрепче и позволяет тому зарыдать ему всю домашнюю футболку. На утро Тэхён не выспался и не дописал планы занятий. В ход пускается импровизация, но зато ему хотя бы за Чимина на душе спокойно. Чимин со временем узнаёт, что чонгуков «старый хрен» — редактор какого-то издательского дома. У Чонгука снова провал в попытке подписать контракт на публикацию его романа, но он больше не ищет утешение в бутылке. Он садится за свою книгу и бесконечно думает о Чимине, разглядывая бережно сохранённые фотографии с их первого свидания, где они наивные, молодые, неудержимые и очень сильно влюблённые.

***

Чимин приходит в очередной раз со смены и с удивлением прислушивается к шуму в их квартире. — ТэТэ? Чем ты там шумишь? Тэхён стоит к нему спиной и улыбается, кратко обернувшись. — Да так… Прибираюсь немного, навожу порядок в своей жизни. Чимина немного пугает смысл, а ещё больше — подтекст последних сказанных Тэхёном слов. Он, конечно, на днях задвигал что-то о философии «100 вещей», но Чимин и подумать не мог, что Тэхён взаправду решит что-то кардинально поменять таким образом. — Там стоят коробки с разным хламом, — Тэхён проводит короткий инструктаж для своего соседа по комнате. — Можешь перебрать, если тебе что-то понадобится. Чимин пожимает плечами и согласно кивает головой. Ему не столько что-то нужно, сколько просто интересно, что же такого Тэхён счёл недостойным продолжать занимать место в его пространстве и жизни, и когда Чимин роется в первой же коробке, он просто не может удержать свою челюсть от падения, дрожащими руками вытаскивая вязанный старый свитер. Свитер, на который Тэхён в своё время молился, в котором спал, прогоняя все свои ночные кошмары. Тот самый пресловутый свитер Мин Юнги. — Это же… — Чимин растеряно подаёт голос, привлекая внимание Тэхёна. Ким тут же переводит взгляд с лучшего друга на ткань в его руках. — Всего лишь свитер, хён. Старый свитер, который мне больше не нужен. Тэхён отвечает твёрдым голосом и возвращается к перебиранию своих вещей дальше, поворачиваясь обратно к шкафу. — Ты уверен? Это его свитер… — Мне пора прекратить обожествлять всё, что у меня осталось о нём на память. Тэхён и помнить-то не хочет. Портит настроение только. — Ты мне никогда не рассказывал, что между вами произошло, — Чимин осторожно подходит сзади и приобнимает его за рёбра, уложив свой подбородок Тэхёну на плечо. — Тут не о чём говорить, Чимин-и. Это неважно, поверь мне. Чимина пугает то, с каким ровным голосом Тэхён произносит это. В этом нет ничего от того, что дало бы понять, будто Тэхёну теперь уже совершенно всё равно. Чимин понимает лишь то, что, пытаясь копнуть в это поглубже, он натыкается на каменные стенки, что Тэхён возвёл вокруг своих ран. — Ты такой напряжённый всё время… Расслабься хоть на один вечер… — Чимин тихонько шепчет ему почти у уха. — Так же нельзя, Тэхён-и… Тэхёна знатно передёргивает, и он тот час же выпутывается из объятий, словно прикоснулся к огню. Чимин пугается такой реакции, ведь Тэхён взирает на него с широкими зрачками и отступает поближе к шкафу — подальше от самого Чимина. — Я… Я сказал что-то не так?.. Чимин и понятия не имеет, насколько сильно «не так». Насколько это отзывается в Тэхёне тем самым голосом. — ТэТэ? — П-прости, хён… — Тэхён отходит быстро, на глазах, но что-то в его дальнейшем поведении совсем Чимину не улыбается. — Всё в порядке, меня просто… Немного переклинило. Наверное, я просто очень устал. Вот сейчас закончу со шкафом и лягу спать пораньше. Тэхён натягивает усмешку и опять зарывается в шкаф. Чимин отшатывается и с ужасом рассматривает тэхёнову спину. А ведь пока все эти четыре года Чимин учился лечить своё сломанное сердце, Тэхён вёл себя так, словно у него вовсе ничего не было сломано. Пока Тэхён возился с Чонгуком и самим Чимином, он вообще не проделывал никакой работы над собой. И тогда Чимин понимает, насколько всё запущено. Насколько они были слепы до того, что Тэхён, вообще-то, тоже всё это время страдал. Тихо. В совершенном одиночестве. Просто не придавать себе значения — только так он теперь и умеет жить.

***

Чимину кажется, он максимально не вовремя стучится в дверь их бывшей с Чонгуком квартиры, но вопрос очень важный и практически не подлежит отсрочке, особенно после того, как Тэхён избавился от «священной реликвии» его персонального божества и отказался говорить о Юнги. Чимин появляется на пороге чонгуковой обители максимально не в тему, и если первая посетившая голову мысль цепляется за то, что обнажённый до пояса Чонгук вовсе там у себя не один, то вторая подталкивает к желанию взять и облизать чонгуков голый торс. Тэхён не врал, когда говорил, что Чон плотно вернулся к спорту. Он всегда был в восхитительной форме, если не считать, во что его превратил алкоголь. Он всегда выглядел так, что Чимин никогда не мог оторвать от него глаза. — Хён?.. — Чонгук перед ним растерянный, потный, и вопреки ложным первым суждениям разума, один. Тэхён бы Чимину сказал, если бы у Чонгука кто-то появился. Сказал же бы, правда? — Я немного не ждал… Ты не позвонил и не предупредил, что зайдёшь в гости, да и… Ты нечастый гость тут, в моей компании… Чимин всё ещё злится на него за Тэхёна. Кажется, словно злиться он будет всегда, но сейчас приходится отодвинуть свою обиду на задний план, потому что есть… Есть тема поважней… Есть… Блять, почему Чонгук такой красивый? — Х-хён? У Чимина расширяются зрачки и разом отказывает всё, что может. Лишь потом он будет миллионы раз корить себя за то, что происходит, но сейчас он начинает быстро-быстро дышать и буквально бросается на Чонгука, как с каторги, как с голода. На Чонгука, которого не касался уже почти пять лет. Пять лет без близости. Пять лет без поцелуев. Тех, что на вкус сладковатые — Чонгук накануне ел персик… Он сходу подхватывает Чимина под ягодицы и с чувством отвечает на агрессивный поцелуй, припирая Пака спиной к ближайшей стенке с внушительным ударом. Чимину всё равно на физическую боль, ничто не сравнится с той болью, которую доставил ему вот этот самый ненавистный и самый близкий человек, чьи прикосновения жгут последние очаги любых залежей рассудка. По Чонгуку скучала каждая долбаная клетка его тела. Или по элементарной любви? Чимин сейчас не способен понять разницу, он просто рвано хватает воздух в тех кратких перерывах, пока Чонгук не атакует его рот своим. Чимин царапает ему спину. Сильно, намерено, пытаясь найти хоть крохи здравости, потому что происходящее — неправильно. Это всё рефлексы, это всё старые незабытые привычки, от которых и за четыре долбаных года не отвык. Самые вредные привычки, которые только и помнит тело, двигаясь навстречу. Чимин отрывается с липким щелчком и немалым усилием воли. В носу щиплет от собственного бессилия и глупого срыва, что привело их к этому. Чимин спрыгивает на пол и отталкивает от себя Чонгука, пытаясь хоть как-то вернуться к реальности. Он не для этого здесь появился. Он не для этого пришёл. Он не будет давать Чонгуку ещё один шанс, он слишком разрушен для этого. В Чимине не наберётся ни терпения, ни сил на второй, мать его, шанс. Он сковано поправляет на себе одежду, застёгивая молнию джинсов, за собачку которой как раз уже дёрнул Чонгук по старой привычке. Они слишком хорошо помнят, как это — любить друг друга и как друг друга завести. — Не думай, что это что-то меняет между нами, — Чимин идёт в защиту и задушено шипит в предупреждение. — Я скучал по тебе, Чимин-и… — Замолчи! Заткнись! Я не хочу это слышать! — У меня никого нет, и мне никто, кроме тебя не нужен. Просто хочу, чтобы ты знал это. — Да закрой рот, прошу! Не хочу я ничего знать! Ты, разве, не видишь, что мне сложно? Чонгук отступает на достаточную дистанцию, чтобы Чимин мог хоть немного расслабиться и привести себя в норму. — Зачем ты пришёл, хён? — Уже ни за чем, — огрызается Чимин ядовито, а затем скоропалительно покидает свою старую квартиру, оставляя Чонгука с недоумённой улыбкой на губах.

***

Чимин понимает, что без шагов вперёд он элементарно застрянет на месте, вот в этой самой шаткости, когда не понимаешь, что чувствуешь, чего хочешь. Он меняет свою жизнь посредством того, что поступает в хореографическое училище сразу на второй курс, снова решив связать себя с танцами. Танцы были у него до Чонгука. Они были у него даже до Тэхёна, и мятежные мысли потихоньку находят своё нужное место в его голове, уходя на покой. В новом зале с зеркалами он снова обретает себя, залечивает то, что не успело затянуться. Продолжая совмещать обучение и работу в ресторане, он начинает всё меньше думать о том, что было бы, дай он Чонгуку второй шанс. Он почти понимает Тэхёна и его стратегию утоления одиночества — окружение верными друзьями и масштабной работой, в которую уходишь с головой. Раньше Чимин удивлялся, как это работает. А сейчас он уже не задаёт лишних вопросов; работает — и хорошо. В один из таких дней он возвращается с тренировки и застаёт Тэхёна за кухонным столом, попутно поглощающим кимпаб и расписывающим план на один из завтрашних уроков. — Думаю, я хочу подать на развод, — он даже не говорит Тэхёну «привет», настолько ярко в нём бьёт желание отсечь болезненное прошлое, что иногда дёргает за концы, напоминая о себе. Тэхён едва ли не давится пищей, прокашливаясь до першения в горле. — Ты… Ты уверен? — В последнее время я много думаю о том, кем хочу оставить Чонгука в своей жизни и хочу ли вообще. Я хочу, чтобы всё прекратилось, ТэТэ. Тэхён заметно бледнеет. — Недавно мы едва ли не занялись сексом в нашей старой квартире… Мне просто вырвало все стержни, когда я увидел его после физической разминки, и мы поцеловались, а затем касались друг друга, но я вовремя всё прекратил. — Ты любишь его? — негромко уточняет Тэхён. Чимин уже реагирует как-то поспокойней, отрешённо качает головой: — Что бы я к нему ни чувствовал, я не хочу это чувствовать. Тэхён просто пожимает плечами и клацает ручкой безотрадно. — Если это то, что сделает тебя счастливым…

***

Когда Тэхёну снова поступает предложение поехать на недельные курсы для учителей в Лондон, и он уже держит прицел мышки на квадратике с подписью «Отказаться», тогда-то Чимин и кричит на него весь вечер. — На этот раз ты туда поедешь, Тэхён-ши! — Я не хочу, хён, правда. Мне это не нужно. У меня есть мои детки в школе, и я не могу оставить… — Тэхён заводит эту песню из раза в раз при подобных разговорах, и у Чимина в буквальном смысле уже от такого аж подгорает. Это ж как нужно было подавить себя, чтобы искренне желать оставить всё так, как есть? Остаться в таком положении вечной няньки? — Нас с Чонгуком? Мы не твои дети. Мы оба взрослые и полностью себя контролируем. Нам больше не нужен твой постоянный надсмотр, — Чимин, скорее всего, заявляет об этом слишком резко. Тэхён хоть и улыбается, но лучик боли и обиды всё равно мерцает в его глазах. — Я не это хотел сказать… — Нет, ты всё правильно сказал, хён… Я просто… Привык уже так, и как-то иначе — кажется мне неправильным, страшным. Я боюсь оставить вас одних, окей? В прошлый раз, когда я пытался предпринять что-то такого рода, Чонгук очнулся в луже собственной рвоты из-за алкогольной интоксикации, а ты довёл себя до истощения. Я не могу позволить, чтобы это случилось снова, хён. Сейчас всё хорошо потому, что я здесь, с вами. — Полагаешь, что мы не достаточно сильны, чтобы справляться без тебя и дать тебе своеобразный отпуск от нас? Тэхён, в моей жизни теперь снова есть танцы, я работаю официантом в хорошем заведении. Я живу с самым лучшим соседом по комнате. Я похож на того, кто может сорваться, скажи? — Я не знаю, — Тэхён выдыхает устало, чуть сутуля спину над проверкой тестов его подопечных. — Чонгук работает в книжной лавке отца, ходит на встречи алкоголиков до сих пор и активно занимается спортом. Разве он похож на того, кто может сорваться? — Я не знаю, — Тэхён повторяет свой ранее данный ответ. — Единственный, кто здесь может сорваться — это ты, ТэТэ. — В смысле? Чимин нагло отбирает у него листки с тестами, чтобы тэхёново внимание было приковано только к нему одному, а не одним глазом тут, а вторым на букве «А» в каком-то пятом вопросе по тесту. — Верни мне задания, Чимин-и. — Не верну, пока не согласишься поехать на этот недельный курс и устроишь себе отпуск. — Это шантаж, ты знаешь? — Называй это как хочешь. Я больше и слышать ничего не хочу. Ты поедешь и точка. Тэхён ещё долго упрашивает Чимина вернуть ему кипу исписанных листов на проверку. А внутри всё покрывается корочкой льда от страха неизвестности. Чимин буквально заставляет его попробовать начать жить для себя. Тэхён просто уже совершенно не знает, как это.

***

Ну да, он мог бы и не искать поддержки в Чонгуке. Чонгук только наехал на Тэхёна повторно. Чуть менее экспрессивно, но контекст тот же. Тэхёну становится всё страшней с каждым днём, когда он смотрит то на число в календаре, то на дату своего вылета в Лондон. Тэхёну двадцать пять, и он безумно боится оставить всё то, что он имеет сейчас, чтобы только мир не посыпался снова. Он просто не уверен, сможет ли начать всё с начала, хватит ли его самого, если что-то пойдёт не так. Он не хочет признавать, но Чимин прав: Тэхён вот уже пять лет живёт на грани срыва, коллапса, просто любые пинки к этому кажутся слабыми по сравнению с теми, какие ему давал Юнги. Чимин тем временем ждёт встречи с Чонгуком на нейтральной территории, в шумном торговом центре, где людей побольше и отвлекающих факторов. Он не хочет больше никаких поцелуев, никаких прикосновений. Он просто хочет перестать желать только их одних и ничего больше. Дурное противоречие сердца и травмированного разума приводит всё чиминиво состояние в постоянный дисбаланс, когда речь хоть как-то заходит о Чонгуке. — Я заказал тебе чай и брауни, — Чонгук подплывает к нему со спины и садится на стул рядом. — Надеюсь, ты не против. — Можешь съесть всё сам. Я ненадолго. Нам нужно поговорить о Тэхёне и его отъезде. Он заслуживает дышать, Чонгук. Он, как никто другой, заслуживает это. — Я полностью с тобой согласен, хён. Но почему ты смотришь на меня так, словно я могу как-то этому препятствовать? — А ты не можешь? Чонгук недовольно отводит глаза, понимая, что в недоверии Чимина уже давно нет ничего нового. Больно, но терпимо и контролируемо. — Я хочу, чтобы он был счастлив, хён. Если для этого мне нужно вести себя хорошо и не создавать проблем, значит, я так и буду делать. И ты тоже. — Тогда мы друг друга поняли, — Чимин кивает ему с лёгкой улыбкой. — Мы всегда понимали друг друга, хён. Особенно наши желания, касающиеся ТэТэ. — Вот и чудно, — роняет напоследок Чимин, прихватывая с собой закрытый зонт, что покоится на краю стола. У Чонгука зонтика нет. Он промокает до нитки в попытке поскорей добраться до своей книжной лавки. На следующий день он чувствует несерьёзное недомогание, которое Тэхён вполне себе расценивает за попытку отменить всё и вернуться в привычное ему русло, где на самого себя не выделяется ни секунды. Никто с ним, конечно же, не соглашается. Вылет уже через несколько дней. Его не отменить ничем, только через чиминов труп, так сказать.

*конец флешбэка*

***

Чонгук никак не может уснуть, жар, что плавит ему все суставы, никак не позволяет разуму погрузиться в царство Морфея. Он громко и протяжно скулит, кое-как откапывая свой сотовый на прикроватной тумбочке. От яркого экранного света болят глаза, и он не с первого раза правильно вводит пароль разблокировки. Он не особо думал, что до подобного дойдёт, и надеялся как-то перебыть всю неделю без общения с Чимином, каждый разговор с которым даётся сложнее, чем можно себе представить. Чонгук знает о желании Чимина развестись. Чонгук одновременно и уважает это решение, и хочет его всячески оспорить, выломав чиминовы каменные ограждения собственными руками. Чонгук уже не тот, что пять лет назад. Чонгук больше ошибок не допустит, лишь бы только ему хоть раз предоставили шанс на искупление. Тэхён уже, наверное, даже в Лондон прилетел. Во всяком случае, Чонгук не торопится его беспокоить, и не сказать, что это даже входило в его планы. Даже если бы он тут умирал, он бы позволил Тэхёну эту неделю тишины. Но Чон и не умирает вовсе, не нужно драматизма, ему просто дико хреново из-за простуды, и пальцы набирают номер, который уже нечасто увидишь в набранных, он появляется там от силы раз в неделю, и то, если очень повезёт. — Хён?.. — у него даже горло хриплое, голос и не похож на тот, к какому привык Чимин. — Я не помешал? «Нет, — Чимин отвечает ему спокойно. Спокойно потому, что они друг другу пообещали: без выкрутасов ради Тэхёна. — У меня как раз занятия закончились». — ТэТэ сказал, что ты согласился присмотреть за мной… Не подумай, что я жажду внимания или пытаюсь что-то сделать. Я просто не способен даже с кровати встать… Всё ломит… Ты… Ты не мог бы приехать ко мне? «Тебе везёт тем, что сегодня у меня нет рабочей смены». — А если бы она была, ты бы отказал мне? «Если бы она была, я бы заваривал тебе чай, вздыхая по тем деньгам, что я мог заработать, если бы не отпросился ради тебя с работы. Жди. Я скоро приеду». Чонгук зарывается в одеяло с носом и по-кроличьи улыбается сам себе. Один лишь чиминов голос — уже, как лекарство. И ломать начинает как-то меньше, и температура как будто на парочку градусов понижается.

***

Тэхён за ночь после перелёта в своём номере так до конца и не набирается сил. В прочем, нет ничего нового, он уставший на постоянной основе. Югём с Ибо, для которых это мероприятие уже третье по счёту, вводят его в краткий курс действий, пока Тэхён приглаживает свои тёмные волосы и поправляет запонки на манжетах недорогой, но самой любимой рубашки. В конференц-зале, больше похожем на здание, в котором собираются всякие политики для дебатов, становится всё больше и больше прибывших людей. — Кто лекцию-то хоть вести будет? — он интересуется у своих друзей, которые должны знать об этом чуточку больше, чем он сам. — Какой-то чувак, тоже кореец, кстати. Даже профессор, если я не ошибаюсь, — мастер объяснений-Ибо пытается вспомнить всё, что знает о ведущих данного курса. — Вот оно что, — Тэхён лишь ведёт плечом и торопливо занимает своё место. — Вести треннинг будет не только он, кстати, если ты об этом, — на помощь Ибо приходит Югём. — Прикинь, мы встретим кого-то из наших университетских преподов, — время идёт, а плоские и несмешные шуточки Югёма всё не меняются. Тэхёна больше передёргивает, чем становится от такого смешно. Он бы не хотел лишний раз встречаться с учителем Ким Сокджином, который едва поставил ему высший балл на экзамене после долгих уговоров (потому что Тэхёну тогда было не до подготовки (у него медленно разлагались изнутри друзья в тот период). Ему так же не хотелось бы встретиться с Ким Намджуном, который однозначно спросил бы у Тэхёна, почему тот решил, что его удел — обыкновенная школа, когда ему нужно и правильно бы вести пары в университете или как минимум работать где-то не в Корее. А ещё Тэхёну бы не хотелось встретить… — Кхм, — расположенные над аудиторией колонки повсюду передают голос, от которого у Тэхёна по плечам нещадно рассыпаются мурашки. — Проверка связи, меня слышно всем? — Тэхён, как в замедленной съёмке, поворачивается лицом к источнику шума, очень желая ошибаться, хотя и знает, внутреннее чутьё ещё не подводило его ни разу. — Отлично. Тэхён даже сейчас, даже после ещё одних пяти лет разлуки безошибочно узнает его голос из всех остальных. У трибуны с микрофоном в руках стоит мужчина. Пшеничная чёлка падает ему на лоб — новый цвет волос не лишает узнаваемости общего образа, который Тэхёну не забыть даже при смерти. Всё то же умение держать себя на публике, охватив общественный интерес. Всё та же манера разговаривать так, будто каждое даже брошенное абсолютно спонтанно слово уже не раз было отрепетировано в голове. И та же давящая энергетика, имеющая на Тэхёна всё то же гипнотическое влияние, что и прежде, что и все эти годы в целом. — Мы начинаем наш тренниг. Юнги поднимает свои глаза — всё те же, бездонные, гагатовые, такие, какими их помнит Тэхён. Юнги оценивает взглядом присутствующих, как будто кого-то намеренно ищет. И находит. Он восстанавливает зрительный контакт с Тэхёном и самую малость улыбается ему одному, как будто его даже не удивляет факт их новой встречи. Как будто его и не передёргивает от воспоминаний о том, как они разошлись в прошлый раз. Юнги улыбается ему мягко, заворожено, сквозной усмешкой навылет. Тэхён отказывается верить в этот рок судьбы. Тэхён не хочет признавать, что они встретились снова, на чёртовом краю мира или в самом его эпицентре, если верить важности Великобритании среди остальных мировых стран. Тэхён чувствует тот самый недостающий пинок до собственного краха. Эфемерные руки уже на лопатках. Толчок. И Тэхён падает в бездну.