***
Чонгук даже немного сожалеет, что пришлось выцепить Чимина из его повседневных дел и нанять забесплатно временной собственной нянькой. Ему взаправду стало легче, когда он услышал чиминов голос в трубке, а с его появлением и подавно он пойдёт на поправку если не со скоростью света, так точно со свистом пули. У Чимина имеются запасные ключи, оставленные Тэхёном перед отъездом. Ему нет нужды заставлять больного Чонгука плестись к двери по звуку назойливого звонка, хотя какая-то часть, нужно это признать, хочет доставить Чонгуку максимум неудобств. Он проворачивает ключ в скважине и толкает двери: в квартире Чонгука всё до мрачного тёмное и закрыто наглухо, и тишина такая, что можно уловить собственное дыхание. Если не фурией, так точно каким-то ураганом Чимин проносится сразу к комнате, минуя маленькую кухню и ванную. Он всегда встречается с Чонгуком, будучи немного на взводе, раздражённым, выведенным из себя, разогретым нервами до градусов восьмидесяти на медленном огне, когда до полного вскипания остаётся лишь одно слово. Он обнаруживает своего мужа под грудой сбившихся в ком простыней в максимально домашнем виде с помятым от подушки лицом. — Чимин-и… — тот как-то безнадёжно бормочет, а затем жмурится, ведь Чимин нарочито начинает раздвигать шторы и впускать в комнату солнечный свет, ещё и окно открывает на проветривание, а затем принимается шуршать всем, что попадётся под руку, ссылаясь на то, что этот бардак подлежит немедленной утилизации. — Что за склеп ты себе утроил? — Чимин старается звучать максимально холодно, хватается за дверцу шкафа и вытягивает первые попавшиеся шмотки, в которые нужно облачить пропотевшего и обессиленного Чонгука. — Ужас какой. Ты когда в последний раз уборку делал? Чонгук только кутается в одеяло, сонливо растягивая уголки губ в улыбке. — Что ты лыбишься? — Скучаю по твоей сварливости, хён… Чимин не позволяет себе поддаться на влияние этих слов. Ничего из сказанного Чонгуком, более не должно иметь никакого глубинного смысла, никаких чувств. Чимин запрещает себе что-то чувствовать, что-то испытывать. Вот и приходится быть грубым, пока Чон сидит на краю постели, касается голыми ступнями мягкого коврика и что-то нежно высказывает себе под нос о том, какой Чимин прекрасный. — Вставай. Пак направляет его за собой в ванную и помогает сгрузить пропитанные потом вещи в стиральную машинку, пока Чонгук жмётся к стенке и смущённо прикрывает ладонями пах, как будто Чимин не знает, что там. Если бы не обстоятельства, если бы они не находились на грани развода, Чимин бы издал смешок и неплохо бы обратил всю эту ситуацию во что-то милое и неуклюжее. Чонгуку совершенно не нравится душ, но он не запрещает себе мычать, пока любимые руки смывают с волос пену, обязательно при этом легонько массируя кожу головы. Чимин соврёт, если скажет, что не скучал. Но он учится врать искусно, потому что так нужно. Нужно, это помогает не засматриваться на то, как от физических упражнений Чонгук ещё больше раздался в груди и плечах, и какой массивной кажется знакомая спина. Ещё больше поля, на котором можно было бы оставить зигзаги воспалённых царапин. — Как себя чувствуешь? Чимин прижимается губами ко лбу Чонгука: температуры нет, она сейчас даже кажется пониженной, а вот резкий упадок сил заставляет Чимина изрядно поднапрячься в попытке дотащить на себе чонгукову тушку в сторону кухни. — Намного лучше, пока ты рядом, хён. — Заговоришь о таких вещах ещё раз — и я уйду, тебе понятно? — Чимин садит его на стул и заставляет прибочениться к стенке. Чонгук даже на это лыбится своими кроличьими зубками, взъерошивая свои мокрые отросшие волосы. — Надеюсь, Тэхён снабдил тебя недельной провизией, — Чимин строит свои догадки и открывает холодильник. В нём, конечно, негусто, но приходится доставать те продукты, что остались. — Он хотел мне наготовить всякого… — Я вообще поражаюсь тому, как, после всего, он всё ещё о тебе заботится, — дерзит в ответ Чимин, разбивая яичную скорлупу и сгружая содержимое в небольшую миску. — Хён, мы уже говорили об этом миллионы раз. Я извинился примерно столько же. Зачем ты используешь всякую возможность поднять эту тему снова? Мы обещали ТэТэ без инцидентов, давай не будем их создавать, прошу. Чимин и сам понимает, что расстраивать Тэхёна — последнее в списке его желаний. Этого там даже нет. — Я ещё долго не смогу смириться с этим, ты должен меня понять, Кук-и. Меня кромсает от агрессии к тебе всякий раз, как только я вижу его руку. Но я действительно стараюсь привыкнуть к случившемуся. Прости, я знаю, что не должен каждый раз тебя этим третировать и лишний раз напоминать о том вечере ему. Он просто… Ты сам знаешь, какой он у нас хрупкий на самом деле. Я всё боюсь, что однажды что-то его доломает, и мы потеряем его. Чонгук опускает взгляд на чиминово обманчиво тонкое запястье, ритмично двигающее палочками и взбалтывающее яйца. Далее он принимается за остатки кимчи в контейнере и по памяти отыскивает на полочках кухонного шкафа ножницы, принимаясь кромсать длинные капустные листья в ту же ёмкость. — Ничего, я понимаю твою агрессию. Если бы такое с ТэТэ сделал кто-то другой, я бы давно вытащил ему хребет через ноздри. Но мне приходится просыпаться с этим каждый день… — Эй, «каждый день», — Чимин издаёт мягкий смешок, немного расслабляясь, но всё так же не теряя бдительности, — ты в состоянии пожарить блинчики нам к ужину? Я быстро сбегаю в магазинчик напротив дома, куплю вредных чипсов и какой-нибудь не более полезной колы к просмотру рандомного фильма. — Ты останешься со мной так надолго? — у Чонгука с надеждой даже как-то начинают светиться глаза. — Посмотрим на твоё поведение. Чимин вверяет миску Чонгуку, а сам мигом хватается за ключи и выходит из квартиры, негромко хлопнув входной дверью. И Чонгук честно следит за тем, как на сковороде шкварчат блинчики, честно выполняет порученную ему сверхважную миссию снабдить их с хёном ужином. Ему меньше всего хочется как-то шкодничать и вызывать в Чимине разочарование. Может, сегодня всё пойдёт настолько гладко, что Чимин даже согласится остаться на ночь. И это будет первая ночь, которую они проведут полностью вдвоём без присутствия Тэхёна. Перспектива такой близости взывает к приятной дрожи внутри Чонгука, и речь идёт совсем не о сексуальном подтексте. Они уже знают, что их по-прежнему друг к другу тянет, но вернуть эмоциональную связь куда важней. Он ответственно переворачивает подрумянившийся блинчик и чуть заторможено реагирует на уведомление, пришедшее на оставленный Чимином на краю стола телефон. Чонгук для себя решает, что это не его дело, но когда уведомлений становится больше, обеспокоенный и настырный интерес сам несёт его к сотовому. Возможно, это пишет Тэхён, а всё, что он пишет, важно для них с Чонгуком в равной степени, так что грешно будет его бранить за попытку вломиться в чужой чат из-за искренних переживаний за то, как там поживает их учитель в далёком и чужом Лондоне. Но сообщения и вовсе не от Тэхёна. Они от какого-то симпатичного и завистно подкачанного штриха по имени Джексон из приложения для знакомств Tinder; пролайкал чиминовы фотки. Чонгук отшатывается, прикусив губу. Тэхён не говорил ему о том, что у Чимина кто-то есть. Вопреки тому, что они больше не живут вместе и даже не позиционируют себя встречающимися людьми, в том же Таиланде они до сих пор считаются замужней семейной парой, и в глазах их с Чимином матерей они остаются вместе. Это, по идее, должно быть в порядке вещей, что Чимин смотрит в будущее и не хочет видеть в нём Чонгука. Он всё подыскивает им адвоката, который смог бы взяться за их непростое дело и расторгнуть брак, чтобы можно было выдохнуть спокойно и кутить вот с такими вот «Джексонами», квадратная волевая челюсть которого и шикарное двойное веко как стандарт азиатской красоты вызывают в Чонгуке желание вгрызться в землю от ревности. Это не его дело. И его одновременно. Он всячески старается быть хорошим, вести себя примерно, вытащить из себя качества пятнадцатилетнего Чонгука, в которого Чимин влюбился когда-то до чёртовой одури. Может, это и помогло бы, не будь вот таких вот долбаных «Джексонов» и не замахивайся они на то, что никогда их не будет. Чонгуку больно, и из мрачных раздумий его вытаскивает резкий запах гари, ударивший в крылья носа с кулака. Он сжёг порцию блинов, теперь Чимин будет ругаться. К слову, Чимин лишь подозрительно принюхивается к воздуху, торопливо вернувшись из продуктовой лавки с пачкой сырных чипсов и приторной газировкой со вкусом личи. — Я могу на тебя хоть что-то оставить? — он закатывает глаза и отбирает у Чонгука лопатку, а хотелось бы ею и вовсе треснуть Чона по голове. — Ну так это… — Чонгук вовремя успел отойти от телефона Чимина до его прихода, а сейчас со взглядом наказанного щенка, надеющегося на милостивое всепрощение, почёсывает затылок непослушными пальцами. — Голова заболела… Может, и температура поднялась… Чимин не требует от него большей помощи, отправляя его в кровать обратно, раз он болен. — Иди, а я через пару минут принесу тебе в постель поесть. Чонгук усиленно гонит мысли о том, что Чимин такие вот подачки ещё кому-нибудь в постель приносит. Какому-то Джексону. На завтрак. После ошеломительного животного секса, от которого спалось, как убитому. Это не его дело. Может, Чимину нужно «поблуждать», чтобы понять, что было верным. Чонгук сделал слишком больно, и Чимин имеет право не принимать их воссоединение. Ничего. Чонгук готов подождать. Может, даже потерпеть каких-то там доставучих «Джексонов», чьим уведомлениям в личной переписке улыбается Чимин. Ничего, если это будет флирт. Плохо дело будет в том случае, если это выйдет за рамки симпатии и станет чем-то большим. Пока Чимин доготавливает им ужин, Чонгук запускает свой ноутбук и пытается найти что-то стоящее их внимания на Netflix. Не хочется абы чего. Хочется запоминающегося и осознанного, чтобы их с Чимином общий вечер прошёл хорошо. Они расплываются по простыням их старенькой постели, что в первое время заселения в эту квартирку познала все позы камасутры. Чимин скрещивает пятки и подгибает колени, пока палочками подносит блин к пухлым губам. А Чонгуку кусок в горло не лезет из-за нового уведомления. Наверняка опять этот Джексон. С его хорошим французским и цветущим бизнесом в сфере маркетинга — Чонгук уже успел изучить его биографию на профиле, пока у него горели на сковородке блинчики. Чимин откладывает палочки и хватается за телефон, а у Чонгука что-то подгорает, кроме блинов. Где-то внутри. — Кто тебе так написывает? — он не выдерживает, но старается сделать голос более мягким. — Это Тэхён? — Если бы это был Тэхён, он бы, наверное, написал нам в общий чат, не считаешь? — Нет, поскольку он в последнее время предпочитает делить общение на «он с тобой» и «он со мной», где поднимает болезненные для нас темы, — Чонгук удачливо выходит из положения, и Чимин, хоть и хочет, но никак съязвить на это не в силах, ведь сейчас их Тэхён именно такой. Он не разговаривает, к примеру, о вариантах развода с Чонгуком, это прерогатива исключительно их с Чимином личной переписки. Чонгук усиленно заталкивает блин за щеку, буравит взглядом экран, словно силясь пронизать его насквозь. — Ты угомонишься, если я скажу, что это не Тэхён? У меня много знакомых, особенно моих однокурсников и коллег по работе. Звучит пафосно, но на Чонгука не действует. — И многим однокурсникам-коллегам-знакомым ты шлёшь смайлики в виде сердечек? — Чонгук интересуется с нечитаемым лицом. Чимин внезапно приосанивается и взволнованно ёрзает задницей по простыни. Как хорошо, что между ними ноутбук, а то Чимин бы сейчас Чонгука придушил. — Ты читаешь мои переписки? — Почему сразу читаю, хён? Я уважаю твоё личное пространство. Я просто зацепился взглядом, вот и всё. — Раз уважаешь моё личное пространство — не лезь в него. Чонгук отводит взгляд и опускает его на свои руки, удерживающие тарелку. — Ты мог бы сказать мне просто «Чонгук, я общаюсь с другим парнем». В этом нет ничего такого, Чимин. — Нет ничего такого?! — Чимин заламывает аккуратную бровь, приобнимает себя одной рукой за предплечье. — Мне показать тебе свидетельство о браке? Фактически, мы до сих пор женаты, и в глазах других я хожу налево. — Ну, сейчас я больше твой друг, нежели муж, и я переживаю за тебя, — Чонгук на ходу придумывает неоспоримые аргументы, повергающие Чимина в ещё большее возмущение. — Если с кем-то встречаешься, дай мне хотя бы знать, кого, в случае чего, я должен буду протащить лицом по асфальту. — А ты не наглеешь? Может, мне тебе ещё и график предоставить, с кем и когда я трахаюсь? — Судя по тому, какой ты ворчливый и злой, у тебя нет графика. И тебе незачем мне хамить, Мин-и. Я искренне хочу знать, с кем ты. И если это какой-то нелепый сайт знакомств, я хотел бы, чтобы твой избранник прошёл через мои фильтры отбора, чтобы я был хотя бы на половину спокоен и не обременён переживаниями за твою безопасность. Чимин бы сейчас засмеялся до болезненных коликов в кишках, если бы Чонгук не выглядел таким серьёзным в свете сказанных собой же слов. Чимин всё равно прыскает в кулак, но не так громко и эффектно, как это рисовалось мгновением раньше в его представлении. — Мне показалось, или ты сейчас предложил найти парня для меня, что удовлетворял бы твои стандарты? У него от смеха аж в уголках глаз щиплет. Потому что, как же нелепо и по-дурацки всё это звучит? Его собственный муж поможет ему найти мужчину для общения и, возможно, даже постели. Пиздец, из какой дорамы только этот сюжет взяли? — Тебе не показалось, Чимин. — И тебе будет нормально? — его улыбка сходит на нет, стоит ему начать копаться в данной совершенно отбитой идее. — Что мне будет нормально? — Чонгук умело притворяется глупеньким, и, если бы не простуда, Чимин бы сейчас отвесил ему подзатыльник. — Выбирать мне потенциального партнёра до конца моих дней. — Чтобы о таком заикаться, сначала со мной разведись. Но, да. Я буду крепче спать, если буду знать, кто будет тебя трахать, — он позволяет себе грубый тон, раз уж сам Чимин с первого слова не придерживается этикета в их общении. Чимин больно бьёт его в плечо. Нет, точно нужно придушить подушкой. — Ещё одно слово… — Просто покажи мне список всех, с кем ведёшь переписку, я помогу тебе определиться с выбором, с кем пойти на свидание, — Чонгук отставляет свою тарелку на прикроватный столик и внимательно косится на своего супруга. Чимин оробело приоткрывает рот, не сразу соглашаясь на предложенные условия. — Поверить не могу, что мы делаем это, — он открывает Tinder и в последствии демонстрирует все пять профилей мужчин, с которыми успел завести какие-то диалоги. Чонгук игнорирует нервную пульсацию в правом веке, когда перед лицом возникает образ состоявшегося и успешного Джексона Вана. — Этот сразу нет, — он торопливо бракует кандидата сходу, не читая его анкету во второй раз. — Почему это? — спорит с ним Чимин, чуть отводя от их лиц экран сотового с фотками офигенного-горячего-секси-шмекси Джексона. Ну или Ван Цзяара, который родился в Гонконге. — Он не кореец. Чимин глухо срывается на хохот: — Более дебильного обоснуя я ещё не слышал. К твоему сведению, он превосходно говорит по-корейски, на языке мандарин, кантонском диалекте, английском, японском и французском. Чем он тебе не нравится? — Не твой размах. — По-твоему, я не заслуживаю протирать задницу в его роскошном Jaguar? Не дотягиваю до его уровня? — с обидой цедит Чимин, по-детски закусив нижнюю губу. Чонгук тяжко выдыхает. И что ему ответить? Потому что Чонгуку не потягаться с этим азиатским Аполлоном даже при наличии собственных рельефных мышц. Он не ас в английском, и прибыльного бизнеса с крутой тачкой у него нет. Такие Чонгуку не нравятся. Ему не нравятся всякие папики, которые утопят его Чимина в шелках. Хотя, может, такое как раз и нужно, чтобы надоело побыстрей, вся эта пластиковая жизнь, и Чимин поскорее оклемался от причудливого марева. — Скорее, он не подходит тебе. Ты не привык к такому. А если и возвращаться в отношения, то начинать нужно с малого. — Я не ищу отношений. Я ищу хорошего секса. — Зато по его лицу видно, что он хочет претендовать на большее, — поясняет Чонгук. — Тебе не кажется, что это тебя уже не касается? — Чимин, давай просто посмотрим остальных, — Чонгук решает не заострять внимание на задатках конфликта, стараясь не думать, что пресловутый Джексон, в каком-то плане, — Чиминов фаворит. Следующим на очереди идёт какой-то Бэкхён, и Чонгук едва ли не давится воздухом от на силу приемлемого восприятия, что Бэкхён дико похож внешне на их Тэхёна. Судя по данным в анкете — тот ещё авантюрист, что не знает, где проснётся завтра, перепробовал десятки профессий, но так и не нашёл себя на сегодняшний день. Может, такой Чимину на ночь и нужен: разок струсит спесь, и дело с концом. Но, блин, он же на Тэхёна похож, а с Тэхёном в постели как-то… Странно о таком думать. Пускай они и испытывают друг к другу платоническую любовь, пускай и разделили в подростковом возрасте целых четыре поцелуя, но… Это же Тэхён… И такой же Бэкхён… С такой же улыбкой на пол лица, такими же искрящимися большими глазами. — Я уже заранее знаю, о чём ты думаешь, — Чимин играет на опережение, быстро-быстро сканируя недоумённый лик своего супруга. — Я не рассматриваю Бэкхёна в качестве потенциального парня, он же… — Он вылитый ТэТэ. — Именно, — Чимин забавно жестикулирует под стать своим же словам. — В его защиту скажу, что из общего у них только внешность, «начинка» столь разная, что голова идёт кругом, но я и сам планирую оставить всё во фрэндзоне. Мы с тобой оба любим Тэхёна всем сердцем, но не так, как если бы нам хотелось видеть его в постели и стать спонсорами его стонов. Чонгук не кривится самой перспективе, но полностью разделяет эту мысль. Тэхён — их всё. Но не в этом смысле. — Кто ещё тебе пишет? Пак Богом кажется Чонгуку через чур слащавым, слишком ванильным, с лихвой милым. Такой любит уютные кофейни, фруктовые чаи, прогулки под летним дождём, утренние обнимашки в постели и серенады с гитарой под окнами. — Может, утренние обнимашки в постели мне и нужны, откуда тебе знать? — холодно процеживает Чимин, совсем не собираясь прислушиваться к ещё одному чонгуковому «нет». Какая ему вообще разница? А Чонгук всячески мотает себе на ус, по каким вещам истосковался его муж больше всего, чтобы дать их в избытке, когда они снова сойдутся. — Ну, этот Богом пока что самый приемлемый, как по мне… — Почему я вообще советуюсь с тобой о таком? — Чимин заставляет сам вопрос прозвучать в более риторическом смысле, хотя Чонгук всё равно отвечает на него: — Потому что в глубине души понимаешь, что я откопаю для тебя лучшее. Чимин полосует его ледяным взором и открывает чат с Пак Богомом. — Ты похерил лучшее для меня, — он негромко сообщает ему, более уже не глядя в лицо. Чонгук сглатывает слова обиды и косится на начатую переписку. — И что мне написать ему? Вот так просто взять и пригласить его на чашку кофе? — пожимает плечами Чимин. — Почему нет? Думаю, ему такое будет по душе. Чимин делает глубокий вдох, пытаясь наконец поверить в то, что происходит: Чонгук действительно помогает выбрать ему, с кем провести вечер. Набрав нужный текст и отправив, ответ не заставляет себя долго ждать. Богом пишет с кучей скобочек и присылает милые картинки своей собаки, сделанные только что для Чимина. А Чимин что? Ему отправить фото валяющегося рядом Чонгука с мокрой шевелюрой и подписью «мой муж»? — Он хочет встретиться сегодня… — в конечном счёте Чимин озвучивает Чонгуку краткую версию сообщения. — Ну что ж, иди… — И оставить тебя? Ты в своём уме? А ну, дай сюда свой лоб, ты же больной. — Я всего лишь простудился, хён. Ты не должен тратить на меня вечер, который предпочёл бы провести с кем-то другим… — Придурок, — Чимин отшвыривает свой сотовый и приникает губами к прохладному чонгуковому лбу. Придурок. Ещё и думает, что какой-то Богом важнее того, что у него упадок сил после болезни. Ну, какой же он идиот, Господи, просто за что? — А что будешь делать ты, пока меня не будет? Чонгук думает, что он сожрёт в припадке ревности всё одеяло и возьмётся далее за деревянный бортик кровати, но никак не станет Чимину докучать во время его свидания. — Я досмотрю фильм, нормально поем, а потом спать лягу, скорее всего. Мне нужно восстанавливать силы и возвращаться к работе в папиной книжной лавке… — данный план кажется вполне себе осуществимым и реальным, за исключением той части, где Чонгук сможет спокойно провалиться в сон. Не будет сна. Будет только смех Чимина, провоцируемый каким-то лучезарно улыбающимся Богомом, любящим звездопады, распивать глинтвейн у камина и умничать цитатами из книг Эрих Марии Ремарка.***
Тэхён понимает, что отказаться уже поздно. Он дал согласие на долбаный ужин в компании долбаного Мин Юнги, и вот сейчас вообще никак не может прикинуть, каким боком всё это ему вылезет. Всплывут ли надёжно запертые чувства, нагрянет ли удушающая тоска, сколько времени Юнги понадобится сегодня, чтобы снова смыться на последующие пять лет? Тэхён даже толком не понимает, зачем тщательно трёт кожу мочалкой в душе, если всё будет покрывать слой одежды. Надеть нужно что-то закрытое, чтобы Юнги не увидел уродливый шрам, что остался на память о днях запоя Чонгука. Отчасти, Тэхён рад тому, что это произошло, это стало какой-то точкой слома для самого Чонгука в те дни, к которым не хочется возвращаться ни памятью, ни мыслями. Но шрам есть шрам, и он даже обнаруживается обычным прикосновением, даже когда на него не смотришь, а поддеваешь чисто по воле случая. Тэхён плавно скользит пальцами по гладкому паху, между ног. У него давно нет, перед кем держать себя таким ухоженным, но чисто для себя такое кажется приятным. Приятно заботиться о себе хоть как-то, когда по большей части на это нет совершенно никакого времени. Чимин всегда тащит его за компанию на восковую депиляцию, и это просто стало уже делом привычки. По его словам — никогда не знаешь, когда случится «контакт», так что нужно всегда сохранять свежесть дыхания и интимную зону в приятной глазу чистоте. Тэхён причёсывает влажные волосы по косому пробору, оголяет красивый лоб, ненавязчиво вспоминая, что такое нравится Юнги. И причёсывается он так вовсе не поэтому, стоит заметить. Тэхёну вполне нравится, как он выглядит в свои двадцать пять, нравится этот стиль, этот цвет волос и эта причёска. Он томно вздыхает и набрасывает на мокрые плечи заводской банный халат, что находился в его номере в комплекте с парой чистых полотенец. Обвязав пояском вокруг талии и скрепив махровую ткань, он выходит из ванной, шлёпая босыми ступнями по ламинату в сторону своей дорожной сумки, уже раскинутой на постели. Тэхён бы ничего не менял, он бы отужинал с Юнги в том же, что было на нём при их утренней встрече, но что-то неистово верещит, что это неправильно. Он прикусывает нижнюю губу, на контуре которой находится маленькая родинка, и принимается копаться в том, что прихватил с собой в эту командировку. Со дна сумки на него взирают несколько аккуратно сложенных рубашек, перебирая которые, он становится перед трудным выбором. — Это ещё что? — он хмурит брови, нащупывая что-то инородное, и не помнит, чтобы брал с собой что-то похожее. В небольшом мешочке покоятся пачка ароматизированных презервативов и тюбик смазки с охлаждающим эффектом. — Да вы издеваетесь? — он бурчит невнятно, вчитываясь в приложенную к «подарку» записку, выведенную почерком Чимина. «От меня резинки, а от Кук-и волшебный гель. Оторвись за эту неделю как следует, ТэТэ. Отжарь какого-нибудь там скучного англичанина». Тэхён краснеет так, словно впервые в руках держит что-то подобное при первом ознакомлении во время «того самого разговора» с кем-то из взрослых, что говорят о том, как это делается и откуда появляются дети на самом деле. Он фыркает и прячет подарки назад, для себя решая, что применения он им не найдёт. Он здесь не ради поисков секса на один раз. Он здесь ради знаний, которые сможет позже применить на практике. А ужин с Юнги просто как-то выбивается из общего порядка действий зазубренного плана. Всё, связанное напрямую с Юнги, всегда так выбивалось, не было похожим ни на что, что Тэхён знал и испытывал. От решения насущной проблемы гардероба его отвлекает ненавязчивый стук в двери, по ту сторону которой с ним заговаривает портье по-английски: — Извините за беспокойство, сэр, вам посылка. Посылка? Тэхён ничего не заказывал. Пребывая в некой растерянности, он приоткрывает дверь, встречая работника отеля с коробкой на руках с лейблом Gucci. — Добрый день, Вы, наверное, ошиблись… — Тэхён отвечает ему с уважением, немного запинаясь и наскоро строя предложение, и не оттого, что ему непривычно разговаривать на чистом английском. Просто он действительно ничего не заказывал. Точно не от Gucci, вещи которого ему до сих пор не по карману. — Я ничего не заказывал. — Вы ведь Ким Тэхён, из номера 527, верно? — мужчина ещё раз сверяет полученные данные, записанные на клочке бумаги небрежным почерком. Тэхён, в свою очередь, пялится лишь на номерной знак на обратной стороне двери его номера. — Да, это я, — он выпаливает сдавленно в итоге. — Тогда посылка Ваша, сэр. Не переживайте, всё оплачено, Вам нужно лишь забрать. Тэхён перенимает красивую коробку немного дрожащими от предвкушения руками и с негромким «благодарю» закрывает дверь. В течение двадцати секунд посылка оказывается на простынях, и Тэхён отходит на шаг, не решаясь заглянуть, что же там такое. Может, там вообще бомба, а подняв крышку, он лишь включит детонатор. — Да чёрт с ним, — сгорая от любопытства, он дёргает за крышку коробки, спустя пять минут переубеждений, что нужно позвонить администратору и заставить забрать посылку назад. Умирать — так умирать. И Тэхён просто дохнет. Ткань дорогущей шёлковой рубашки тёмно-синего цвета вытекает воздухом сквозь пальцы и струится самой кристально-чистой водой. Тэхён задерживает дыхание, приподнимая вещицу ближе к лицу: даже пахнет специфично, не так, как обычные шмотки в бутике. Тэхён не уверен, что и найдёт такую же, зайди он прямо сейчас в первый же попавшийся магазин Gucci. Вещь кажется особенной. Особенной и для него одного. Он осторожно и бережно цепляется пальцами за мелкий вкладыш, где содержится всего два слова: « — От Юнги». И пусть у Тэхёна раздувается внутри роза ветров из кучи противоречивых чувств, он не может отказать себе в том, чтобы узнать, как рубашка будет сидеть на нём. И она сидит. Она ему восхитительно по размеру, как будто Юнги достоверно знает все тэхёновы пропорции, и опирался на них, делая выбор в пользу дорогого подарка. Ткань приятно гладит по спине, даже немного щекотно становится. Она не сковывает движения и самому Тэхёну придаёт больше солидности, подчёркивая всю тэхёнову красоту и лоск, которого, при правильном подборе образа, можно увидеть столько, что просто захлебнёшься нахер от того, насколько он может быть привлекательным. На Тэхёна оборачиваются даже так: в пальто, грошовых рубашках, отутюженных с чувством, брюках неизвестного бренда, купленных на распродаже. А эта рубашка… Тэхён прикрывает свой рот ладошкой, безотрывно пялится в зеркало. Юнги знал, что выбирать, словно уже представлял Тэхёна в подобном. За пять лет вкус его до сих пор не подвёл, и коль Тэхён уже совсем взрослый, взрослыми становятся и подарки, не так ли? Время жмёт. Время давит Тэхёну на низку позвонков, напоминая звоном будильника, что пора спускаться вниз, и всё было бы ничего, если бы не осознанность, что в шикарной машине, которую можно увидеть из окна, его поджидает Юнги, надеясь на обещанный ужин. Юнги уже ждёт его заранее, на часах ещё только без пяти минут семь. Пунктуальный, как обычно. Тэхён наносит одеколон, отдающий шлейфом ириса, сандала и ванили, и в конце концов запирает двери на ключ и уже почти жмёт на кнопку вызова лифта, когда ноги несут его обратно в собственный номер. В итоге он выходит к Юнги немного запыхавшимся, в обычной белой рубашке — самой приличной на вид из оставшихся, — не найдя в себе сил надеть то, что презентовал ему профессор Мин. Тешить его эго Тэхён никак не собирается. Юнги всё равно встречает его с лёгкой улыбкой, ни капельки не разочарованный тем, что Тэхён не надел подаренную им рубашку на этот вечер. — Я почему-то так и подумал, что ты придёшь в чём-то своём, — он отмечает спокойно и жестом руки приказывает водителю завести машину; Тэхён не удивится, если водитель ещё и личным окажется. — Это проблема? — Отнюдь нет. Ты выглядишь потрясающе, Тэхён. — Мне не нужны твои подарки. Я верну тебе каждый фунт. Или в какой ты там валюте это покупал?.. Юнги почему-то улыбается шире, а Тэхёна почти берёт злость. Он сказал что-то радостное или смешное? Во всяком случае, Тэхён не разделяет того же восторга, от чего бы Юнги ни улыбало. — Вернёшь, а я вышлю тебе снова. Вернёшь ещё раз — я вышлю опять, и так как лента Мёбиуса. Это подарок, Тэхён. Назад я его не приму. — Ладно, — Тэхён цокает языком, уставившись на мелькающие за окном улицы. — Отдам Чимину. Пустит на костюмы для выступлений. — Твоё право, — Юнги отвечает ему так спокойно, как будто мирится совершенно со всем, что бы ни сказал Тэхён. Ким не горит желанием уточнять, куда его везут. Он не особо хочет даже о чём-то говорить, ему бы просто отбыть эти несколько часов в самой заветной компании и попрощаться, вернувшись к жизни, к которой привык. У Юнги, напротив, планы, кажется, совершенно иные, он словно соскучился по Тэхёну, поэтому его и прёт на сложный и плохо строящийся разговор: — Ты записал все интересующие тебя вопросы? — Мне не нужно записывать их, чтобы знать, что спросить. — Если что-то забудешь, ты всегда сможешь уточнить после ужина в любое время. Я открыт для общения с тобой. — Что-то я не припоминаю графу про «общение». Мы договаривались только на ужин, хён. После ужина каждый пойдёт своей дорогой, — проговаривает он смазано с рукой у подбородка. Юнги тонко ощущает, где нужно промолчать, чтобы не вывести из себя Тэхёна, ведь его взвинченность видна невооружённым глазом. В следующий раз, когда они заговаривают снова, Юнги галантно отодвигает для бывшего студента стул и предлагает ему сесть. Тэхён с ужасом принимает факт, что отмолчаться сейчас у него не выйдет, наступила самая сложная часть вечера, когда он с Юнги сам на сам, с кучей вопросов, что сдуют пыль с самого неприятного и настойчиво игнорированного годами. — Можешь заказывать, что захочешь, — Юнги подаёт ему меню и немного кивает головой. — Я оплачу всё, не беспокойся. О-о-о-о-о. Тэхён и не беспокоится. Он беспечально листает меню и выбирает исключительно самые дорогие блюда, не равняясь на опыт прошлых пяти лет, где всё было так же, и хён угощал его испанской кухней. Тэхён и половину не съест из того, что заказывает, он лопнет уже от третьего блюда, не дойдя до десерта, но выместить некую злость — просто необходимая лепта в собственное спокойствие. Таким образом официант недоумённо записывает фритатту с лобстером и икрой, стейк из мяса акулы, гратен дофинуа с белыми грибами и утку под соусом из клюквы и трюфелей. Тэхён кратко мечется взглядом к Юнги, чуть опустив своё меню, за которым закрылся от глаз: Юнги совершенно расслаблен, его не пугает ни одна названная сумма, даже уголки губ приподняты в ухмылке. Выходит, вредность Тэхёна ему очень даже по карману. — Вино? — это предлагает не официант, это сам Юнги. — Я не пью, — Тэхён отрешённо качает головой, с некой досадой воспринимая сам факт, что блюда все эти принесут, и профессор Мин расстанется с деньгами без зазрений совести — лишь по щелчку. — Совсем? — Совсем. Когда я пью, я совершаю самые необдуманные поступки, — поясняет учитель Ким. А перед глазами — Чонгук с пьяными бреднями, толкающий его в битые осколки. Тэхёна передёргивает, и это не остаётся незамеченным. Юнги легонько накрывает его руку своей, подаётся корпусом вперёд и не сводит с него глаз. — А если под моим контролем? — Уж тем более нет, — Тэхён выдёргивает руку из-под прохладной ладони и чуть съёживается в собственной рубашке. Получив заказ, официант оставляет их одних, и Тэхёну становится максимально неуютно. Ему делается слишком жарко, слишком громким кажется джаз, исполняемый вживую в уголке ресторана, слишком давящей сдаётся сама атмосфера, а ведь всё это провоцируется одним лишь внимательным и изучающим взглядом напротив. — Ты можешь не смотреть на меня? — наконец он не может сдержать просьбу, потому что делается уже просто с л и ш к о м, когда становится практически нечем дышать, когда Юнги на него смотрит вот так пристально. — Не могу, — Юнги отвечает так, словно иной ответ доставит ему физическую боль. — Ты очень красивый, Тэхён. Тэхён краснеет, словно зелёный школьник, но это не те слова, которые ему хотелось бы услышать. Ему бы без этого «ты красивый», что колупает где-то в правильные точки, где помалу зарыты и воспоминания, и чувства. — Зачем ты мне это говоришь? — он выдыхает тише обычного, с ощутимыми нотками надлома в голосе. — А зачем люди делают комплименты другим людям? Так они выражают симпатию, — мягко просвещает его Юнги, и вот просто нельзя. Нельзя смотреть вот этим взглядом, что разбирает Тэхёна по балкам. — Нет, — тут же отрезает Тэхён и разрывает зрительный контакт. — Нет. Не говори мне такие вещи. Только не ты. — Почему не я? — Ты сам не понимаешь, хён? — Понимаю, — он подсаживается поближе, хотя их и так отделяет друг от друга квадратный столик. — Потому и делаю комплименты. Не потому, что ты их заслуживаешь. А потому, что в моих глазах так и есть, Тэхён. Ты очень красивый. Ты ещё прекрасней, чем был в свои двадцать. Тэхён с ним не согласится. Сейчас он ещё более покалеченный, чем в свои двадцать, — вот, какова истина. — Почему ты так недоверчиво смотришь на меня? — Юнги не теряет полного контроля над эмоциями в голосе, спокойно кивает головой на вопросительный манер и совершенно не слушается просьбы не смотреть на Тэхёна в о т т а к, явно решив доконать его сегодня. Тэхён издаёт нервный смешок и залпом осушает предложенный стакан воды. — Действительно, хён, с чего бы? — Думаешь, я исчезну после нашей встречи? — Юнги серьёзно интересуется, как будто пытается постичь весь нанесённый его уходом урон за прошлые два раза. — Есть за тобой такой грешок, — Тэхён озирается по сторонам нарочито, всё-таки немного легче всё даётся, пока не идёшь на зрительный контакт, что стирает тебя в труху. — Так что я не исключаю. Юнги делает маленький глоток своего дорогого вина и вертит в изящных пальцах бокал на тонкой ножке. — Я больше не собираюсь бежать от тебя. На самом деле, думаю, я принял тебя почти сразу после того, как с тобой расстался тем вечером. Я больше не буду бежать, я устал, Тэхён, и ты, думаю, устал от этого вдвойне сильней. Я больше не сбегу. — Почему я должен тебе верить? Юнги только стреляет в него кошачьим взглядом и намеревается снова нащупать руку Тэхёна своей, чтобы вернуть тактильный контакт. — Ты не должен, и я не жду, что ты поверишь. Я готовил себя к такому тебе… — Ты ничего не знаешь о нынешнем мне, хён. Я уже даже не тот двадцатилетний паренёк с попытками вызвать в тебе желание нагнуть меня у кафедры в пустой аудитории. — Я дал обещание, ты помнишь? Помнишь, что я написал тебе в прощальной записке? — Юнги снова смотрит чётко в глаза, от чего Тэхён никак не может вернуть себе привычный покой. — Я дал обещание, что, если встречу тебя в третий раз, — уже не убегу. — Можешь не утруждаться. — Я делаю это по своей воле, а не из жалости, Тэхён. Я сказал, что принял тебя, прекратил опираться, и это так. Я больше не хочу опираться. Я знал, что ты ещё появишься в моей жизни. Тэхён по инерции отклоняется, когда официант ставит на стол фритатту с лобстером и гратен дофинуа. — Откуда? — он спрашивает одним словом, хотя на уме другое: на уме тревожное осознание, что Юнги верил в их новое «снова» куда больше, чем сам Тэхён. — Я многое в тебя вложил. На какое-то время они отвлекаются, принимаясь за ужин. У Тэхёна не особо разыгрался аппетит, как его взашей ни притаскивай, поэтому он насыщается практически сразу и с каждым разом накалывает на вилку всё меньше и долго-долго жуёт. Ему жаль, блюдо пустеет, вот бы больше не слышать голос Юнги в непосредственной близости. Поскорее бы сам ужин подошёл к концу. Тэхён бы поумирал ночь в агонии, но к утру снова был бы сложен из ломанных осколков. — Как твоя бабушка? — Юнги, сам того не зная, пинает тут же в синяк, и Тэхён едва не давится глотком воды, наотрез отказываясь посмотреть на Юнги. — Нет больше бабушки, хён. Уже три года. Юнги меняется в лице и выдерживает небольшую неуютную паузу, прежде чем выдавливает из себя сожаление: — Мне очень жаль, Тэхён. Она была хорошей женщиной… — Да, хорошей, — Тэхён торопливо соглашается. — Мы можем сменить тему? — Конечно, — Юнги мгновенно кивает, а далее спрашивает ещё более возмутительное: — У тебя сейчас кто-то есть? Тэхёну охота выматериться, но он находится в культурном месте в обществе уважаемого человека… — Если бы кто-то был, не получил бы ты свой ужин. И здесь я должен задавать вопросы. — Прости. Я просто щупал почву текущей реальности, Тэхён. — Ты обещал мне ответы. — Спрашивай всё, что тебя интересует, я отвечу на всё, — Юнги переключает на своего собеседника всё внимание, равняет спину и откладывает столовые приборы в сторону, утирая салфеткой края своего рта. Тэхён так сразу не может, нахрапом. Может, выписать на листок всё, что интересует, было действительно дельным советом, которому нужно было последовать, но основательная часть Тэхёна упиралась этому лишь потому, что сам совет был именно от Юнги. — В самый первый раз, когда мы распрощались, почему ты ушёл без предупреждения, если знал, что я чувствовал? — он хватается за первое, что горит ярче всего в голове. Самое болезненное чувство отверженности и даже какого-то наказания. — Тебе могут быть приятны не все данные мной ответы, — начинает уверенно Юнги, — но я хочу быть максимально честным с тобой, Тэхён. Мне было двадцать, я не знал, чего хотел от жизни, меня, по правде сказать, бесило всё вокруг. Я был обычным студентом, предпочитающим секс на один раз без ничего лишнего, а затем появился ты. Яркий, светлый, влюблённый, маленький. Для тебя «мы» были любовью с первого взгляда. Но того же я не испытывал к тебе в тот период. Тебе хотелось нежности, заботы, ласки, но я был не способен дать тебе это по причине твоего возраста и отсутствия моих чувств. Тэхён хорошо игнорирует глухую боль, хотя и понимает, что ответ иным быть не мог. Не составит труда догадаться, что двадцатилетний Юнги ничего к нему не испытывал. — Мне не нужны были не только твои чувства, но и чувства в целом. Я в них не верил, заделался карьеристом и, как видишь, преуспел. Тогда мне показалось лучшим исходом уйти и ничего не сказать. Стереть из памяти твои слёзы и твоё желание отдаться мне прямо там, в моей старой тачке. Я не знал, насколько сильно ты был в меня влюблён и за что вообще начал что-то испытывать, мне это было непостижимо. — Ты думал обо мне? — Тэхён наконец решает пойти на зрительный контакт в ответ. — После того, как оставил, ничего не сказав. Думал? — Иногда, — признаётся профессор Мин, в поддержку своим словам немного кивая головой. — Я нашёл в своём пенале твою ручку и долго не мог вспомнить, откуда она у меня, но как только до меня дошло, твой образ периодически мелькал перед моими глазами. Со временем это прекратилось, пока я не встретил тебя снова, уже в университете. — Ты носил мою ручку пять лет… — Ты носил мой свитер тех же пять лет, — усмехается Юнги. Свитер, — думает Тэхён, прикусывая внутреннюю сторону щеки. — Я от него избавился, хён. От твоего старого свитера. Тэхён не думает, что Юнги мог такое предвидеть, поэтому ему крайне интересно посмотреть на то, какой будет реакция. — У меня будет стимул отдать тебе другой. Ты сам сказал, тот был уже старым, — непоколебимо пожимает плечами Юнги. — И тебе не больно слышать подобное? Я выкинул тебя из своей жизни. Я избавился от всего, что с тобой связано, хён. — Мне делает больно много вещей, Тэхён. Ты — самое болезненное, что у меня было, помимо моего отца. Ты — это чёртовы эмоциональные горки. Весь надколотый, весь напряжённый, никогда не слушающий, что я говорю. Я надеюсь, что в твоей жизни для меня всё ещё найдётся место, какое бы ты ни решил мне отвести. Тэхён ёрзает на стуле и бесподконтрольно хватается за бокал Юнги, делая маленький глоток спиртного. Он клялся себе никогда не пить, но сейчас просто исключение из всех возможных правил. Таким образом они делят на двоих бокал, и в этом есть что-то чертовски сексуальное. — Ты когда-нибудь ревновал меня? У меня получалось вызвать в тебе желание? — Ты воспринимал это больше в форме моей агрессии. Я предпочитал отчитывать тебя за крайнее безрассудство, чем принимать, что мне не нравится, как тебя касались другие. Мне не нравилось, как ты ходил по клубам, как дерзко вёл себя со своей девушкой у меня на глазах, как позволял себе поцелуи со своим парнем в коридорах университета. Твоя наигранная распущенность и то, как ты одевался, выводили меня из себя. Мне было легче признать, что это отклонение от нормы стандартных правил, чем то, что мне хотелось разложить тебя на собственном рабочем столе. — А тебе хотелось? — Тэхён дожимает, зная, что Юнги не посмеет увернуться и уйти на попятную. Он слишком дорожит этим шансом, что неуверенно дал ему Тэхён. — Хотелось разложить меня на собственном рабочем столе? — Хотелось, но мне казалось это неправильным по отношению к тебе. Ты хранил ко мне светлые чувства, а я думал о том, как красиво ты мог подо мной стонать. Я бы мог дать тебе хотя бы это. Мог бы дать доступ к своему телу, но мне пришлось бы нести ответственность за нечто большее, а это то, от чего я постоянно бежал всё это время. Я всё время намеревался как-то тебя осадить. И себя, к слову, следом тоже. — Ты чувствовал то же самое в момент нашей близости на свадьбе Чонгука с Чимином? Ты чувствовал лишь желание вжать меня в стенку и отодрать безбожно? — Нет. Уже к тому времени было что-то неопределённое. Я до последнего упирался как мог, но произошедшее сломало и меня, Тэхён. Дело не в том, что я раньше не спал с мужчинами, у меня и до знакомства с тобой был довольно разнообразный опыт в плане сексуальных партнёров. Меня сломало потому, что я был не готов к чувствам. Не готов к чьей-то любви. У меня сложная жизнь, и с самого начала ты представлялся мне ещё одной сложностью, которую я не хотел держать близко, но в итоге я погряз в тебе. Моя дорога к тебе была неровной, постепенной и медленной. И если я никак не выказывал своей симпатии даже в моментах проявления заметного и постыдного эгоизма, когда позволял себе дотронуться до тебя просто так, даже если знал, что для тебя это прикосновение значило многое, знай, что ты в последние пять лет всегда в моих мыслях. — Почему ты оставил мне записку с обещанием больше меня не бросать, если встретишь в третий раз? Если ты считал меня сложностью, не легче было бы ничего не оставлять и сжечь мосты до конца? — Нам суждено быть вдвоём, Тэхён. Как я сказал, я принял тебя почти сразу, как случилось то, что случилось между нами. — Ты не пытался меня найти после этого, — констатирует факт Тэхён. — Я верил, что у всего свой срок. Мы должны были. Мы были обязаны встретиться ещё раз. И мы встретились. Тэхён допивает последний глоток вина и откидывается на спинке своего стула, на какое-то время сохраняя молчание, и Юнги его в этом поддерживает. — Ну, ясно, — выдыхает учитель Ким, а затем принимается подниматься из-за стола, приглаживая свои тёмные волосы. Юнги не сразу соображает, к чему все эти действия Тэхёна, но тут же просит у официанта счёт. Тэхён считает для себя ужин законченным. Больше ему не требуются никакие слова. Он знает достаточно. Это грузно, это сплошняком забило голову, и вытянуть поможет только горячая ванная с пеной. Это пройдёт, Тэхён знает. Он уже точно знает, что любая боль, причинённая Юнги, становится рано или поздно терпимой. — Куда ты? — осторожно и мягко интересуется Юнги, подлавливая его взгляд. — Обратно в отель, хён. Ты обещал мне ответы во время ужина, а больше мне спрашивать нечего, — он пожимает плечами и думает уже вызвать к ресторану такси. Юнги оплачивает застолье с щедрыми чаевыми и ни на секунду не покидает Тэхёна из виду, силясь поспевать за ним к выходу. — Позволь проводить тебя. — В этом нет необходимости, хён. Я на такси доберусь. — Тэхён, позволь мне доставить тебя в отель, — напирает Юнги, а у самого — звёзды в глазах. — Ты готов к любым моим словам, да? Как всегда всё продумываешь заранее. — Я же сказал, что готов к такому тебе. Я и не рассчитывал, что всё будет просто. Тэхён неохотно соглашается, думая, что, раз уж он вытерпел ужин в компании Юнги, как-то сможет потерпеть и обратную дорогу. В машине на него накатывает лёгкое опьянение, всё ещё отлично контролируемое разумом, а так же усталость. Он рано встал этим утром, и день выдался невъебенно богатым на присутствие в нём Мин Юнги, поэтому всё, о чём сейчас может мечтать Тэхён, это о горячей ванной и тёплой постели. Они почему-то замедляют шаг до огромных стеклянных дверей, в которых просвечивается холл, когда выходят из машины. Словно оттягивают момент расставания. — Скажи, у этого вечера может быть продолжение? — Юнги делает шаг вперёд и мгновенно блокирует Тэхёну последующий шаг. — И какое же продолжение ты хочешь? — он выпускает в ответ смешок. — Любое, которое ты захочешь мне дать, — Юнги ловит его сходу и упорно отстаивает своё. Тэхёну становится интересно узнать о тех вариантах развития событий, которые себе представлял Юнги. — И каким ты видишь идеальное завершение, позволь узнать? Юнги качает головой и облизывает свои губы кончиком языка, придавая им больше блеска. — Я вижу тебя в моей постели, Тэхён. Тэхён ошалело отшатывается назад под взором двух чёрных глаз-гвоздиков. Юнги невозмутимо равняет пальцами пшеничные пряди, пока Тэхён перед ним вот-вот лопнет от переизбытка возмущения. — До чего же ты наглый, хён. — Но я с тобой честен, по крайней мере, — он тут же находит слова в своё оправдание. — У меня всегда были большие аппетиты. — С каких пор я прихожусь тебе по вкусу? Юнги томно тянет его имя: — Тэхён… Учитель Ким пытается обойти выросшее перед собой тело, от которого пахнет жидким кокаином, не иначе. Одеколон точно создан на основе наркоты. Швейцар улыбчиво открывает им двери, совершенно не понимая, о чём общаются эти двое. Хорошо, всё-таки, что по-корейски… — Можешь не отвечать, — он минует уголок администратора и целенаправленно направляется к лифту. — Я всё равно не интересуюсь сексом на одну ночь. В глазах Юнги пляшет что-то дикое, то, что не нравится Тэхёну аж никак. — А кто сказал про одну ночь? — он прислоняется плечом к плечу с Тэхёном, разворачиваясь лицом к закрытым створкам вызванного лифта. — Я хочу видеть тебя сегодня ночью, завтра, через две недели, десять месяцев и даже двадцать лет. Лифт, как на зло, едет к ним слишком медленно. У Тэхёна к моменту его прибытия не остаётся кислорода вокруг на вдох. Блядский одеколон. Блядский Мин Юнги. И не менее блядский лифт.