every 5 years

Пожалуй, так Тэхён ещё не просыпался никогда за все свои годы: от собственного стона, что выводит его из сновидения, потому что Юнги пускает в ход язык и дразнит каким-то мистическим образом уже твёрдый тэхёнов член — уже с двумя смоченными в липкой и хлюпающей смазке пальцами, ритмично, но осторожно снова играющими с тэхёновой задницей. Сначала всё это сном и кажется, и Тэхён считает, что было бы лучше, окажись всё это именно маревом, ведь в противном случае он бы просто сгорел со стыда. Юнги берёт глубже, пропускает прямиком в не сопротивляющееся горло и плотно обхватывает его губами в кольцо. Тэхён кое-как нащупывает его светлую макушку поверх тоненькой простыни, прикрывающей их наготу, и Юнги что-то довольно бурчит в ответ несуразными гласными; Тэхён бы его понял, не будь во рту у Юнги его члена. Белый пласт пасмурного неба освещает весь люкс-номер Юнги, который Тэхён окидывает взглядом, лениво приоткрыв один глаз. Юнги, как будто ощутив отвлечение, мстительно вставляет пальцы поглубже, спровоцировав хриплое тэхёново «ой». Довольный своей работой, он выпускает изо рта покрасневший орган и скидывает с себя простынь, чтобы Тэхёну достался самый лучший обзор на действия. — Доброе утро, — Юнги шепчет низко, целует его в косточку таза и стреляет в Тэхёна тёмным взглядом. Учитель Ким только что-то там щебечет в подушку, чуть вскидываясь вверх, потому что пальцы Юнги творят с ним немыслимое. Хочется и насадиться на них посильней, и попросить вытащить. — Ты всегда по утрам такой красивый, особенно, когда вот такой, — Юнги смущает его в край, и казалось бы, уже незачем ощущать стыд после вчерашнего, но кожа Тэхёна горит, и Юнги дополнительно приникает к ней губами, чтобы самолично прочувствовать это стремительное повышение температуры — Тэхён под ним закипает, горячее пузырящейся лавы. Тэхён сейчас слишком не в себе, чтобы осознать, что это первый раз, когда они просыпаются вместе. Он уже ранее обнаруживал себя с утра в его кровати, они делили одну постель, но ни разу не было такого, чтобы Тэхён застал Юнги рядом с ним. А сейчас не просто рядом, а готовящего для себя завтрак, состоящий из предпочитаемых блюд — Тэхёна. — Прекрати… — Тэхён пытается приподняться, но Юнги подтягивается вслед за ним, мокро проводит тонкими губами по впалому животу вверх к груди и оказывается уже параллельно его телу, целуя в линию челюсти. — Не прекращу… — Я же… Я же после вчерашнего даже не принял душ, я весь в… Тэхён невольно касается своего живота, тех мест, где кожу стягивает высохший эякулят. Он совершенно отключился вчера после трёх сильных оргазмов, от которых полностью отвыкло тело, но разум призвал его проснуться, как по установке. Ещё рань, но Юнги всегда просыпался раньше Тэхёна, во сколько бы ни был подъём. Это помогает Тэхёну понять причину, по которой проникновение кажется таким лёгким и беспрепятственным — Юнги был в его номере и забрал смазку, о которой вчера заходила речь. Тело опять кажется липким из-за того жара, который расходится по нутру от фрикций пальцев. — Ты очень красивый, — Юнги целует его в уголок рта, и Тэхён просто отказывается вспоминать, где только что были эти самые губы. Язык Юнги напористый, сразу видно, что тактика у него существенно отличима от той, какая применялась вчера. Сейчас он как будто силится всеми силами удержать Тэхёна, не дать ему уйти, сохранив в своих руках. Уйти… — Юнги, мне нужно собираться на треннинг… — Уйдёшь, когда всё болит от желания? — Я умею остывать… — А я нет, Тэхён. Юнги двигает запястьем чуть агрессивней, на ощупь находит место, от прикосновения к которому Тэхён стонет громче всего. — Это весь твой план? Хочешь приковать меня к постели и трахать, пока я не сдамся? — Отчего же? Вся беда в том, что ты тогда сдашься куда быстрее, чем я сам планирую. Поверь мне, ты останешься здесь и без этого. А утренний секс — лишь приятное дополнение в этой ситуации для нас обоих. Ты так мило поджимаешь пальцы на ногах… — Значит, твой план не включает в себя один лишь секс? Потому что этого будет недостаточно, ты должен это понимать. — О, я понимаю, не переживай. Я не хочу, чтобы мы были всего лишь любовниками, пытающимися забыть эту ночь. Я хочу помнить всё, каждую деталь тебя, каждый твой выдох и вдох, каждое хриплое «Юнги», каждый твой поцелуй. Я не хочу всего лишь секса с тобой. Мне нужно больше тебя во всех смыслах, Тэхён, — Юнги вовлекает в новый глубокий поцелуй и съедает с тэхёновых губ все стоны, которые полностью принадлежат только ему одному. Тэхён зажимает в пальцах мягкую простынь, кусает Юнги за губу, вынуждая немного отпрянуть. — Разве тебе не нужно идти на пробежку или ещё на что? — Тэхён пытается выставить перед собой руку, чтобы та уткнулась Юнги в грудную клетку, но тело сейчас настолько ему не подвластно, что ладонь просто скользит Юнги по клетке рёбер к ключицам на поглаживающий манер. — Тебе не нужно на разминку? Ты же ведёшь здоровый образ жизни, вроде… — Веду, — утвердительно кивает ему Юнги и снова целует в наглую, к величайшему сожалению Тэхёна вытаскивая пальцы. Тэхён издаёт недовольный сип и мило хмурит брови, пока Юнги улыбается ему уголками губ и шелестит вновь найденным где-то на широкой постели тюбиком лубриканта. — Ты — моя лучшая разминка. Знаешь, сколько заряда энергии получаешь от утреннего секса? А хорошего настроения? В Тэхёна проникают вновь смоченные пальцы, и на этот раз два становятся тремя. — Заряда энергии? Ты меня вчера посадил в ноль, хён… Я… Я никогда так сильно и мощно не кончал, как с тобой. — В этом и прелесть занятия любовью, Тэхён. Отдавать друг другу максимум. — Я серьёзно, мне нужно собираться на треннинг, я могу опоздать… Тэхён вредничает. И Юнги это знает так же хорошо, как и то, что Тэхён хочет сейчас этого. Подсознательно, разумеется. Потому что сознание намертво привязано к тем моментам, в которых Юнги нет, в которых Юнги не было рядом. В жизни Тэхёна произошло так много дерьма, а Юнги не было, он был где-то там. — Может, тебе он и не нужен, но он всё ещё нужен мне… — Тш… — Юнги приставляет указательный палец к дрожащим тэхёновым губам, а затем проскальзывает им меж зубов ближе к кончику тёплого языка, вызывая обильное слюновыделение. Блять. Тэхён невольно смыкает губы вокруг этого пальца, которым Юнги слегка двигает вперёд-назад, давая ощутить каждый узел костей на фалангах. Что уж говорить о том, как Тэхён чувствует их, когда они проталкиваются в его з… — Ты очень милый, когда ворчишь. Таким я тебя ещё не видел, но таким ты мне тоже очень нравишься. — Ю-Юнги… — Тэхёну едва удаётся вытолкать из лёгких его имя, пока профессор мягко трахает его рот то одним, то двумя пальцами, продолжая массировать местность у Тэхёна внутри, отчего живо реагирующий пенис невольно дёргается и щедро роняет на кожу свежие капельки блёклой жидкости. — Мне… М-мне надо… Пусти… Мне надо на тр… Ах! Тэхён вскрикивает от того, насколько глубоко Юнги проникает в один плавный толчок бёдрами. После вчерашнего он все ещё ощущается узким, но телу как будто уже полностью знаком и размер, и длина, к которой адаптируешься теперь уже с ходу. Тэхён по какой-то инерции только пошире распахивает глаза и с силой хватает Юнги за запястье, впиваясь короткими ногтями прямиком в кожу — тот хоть и играет грязно, но полностью следит за каждым тэхёновым вздохом с определённо серьёзным отношением к происходящему. Тэхён помнит время, когда элементарно не мог посмотреть в глаза Юнги. Он и подумать не мог, что сможет сохранять с ним зрительный контакт, пока Юнги будет иметь его вот так, лицом к лицу. Юнги перехватывает обе его ноги под коленками и сгибает Тэхёна в самой немыслимой позе, не разрушая восстановившуюся борьбу взглядов. Кажется, затанцуй их губы в поцелуях, глаза всё равно будут открыты, будут вести войну, в которой постоянным победителем оказывается Юнги. Юнги двигается в нём размашисто, но не резко, снова чем-то напоминая вчерашний раз. Просто сейчас всё уже не кажется таким отчаянным, таким необдуманным; Тэхён взвешивает всё: он смотрит чётко Юнги в глаза и проигрышно кусает свои губы, пока Юнги с полным осознанием происходящего концентрируется не на себе, а на Тэхёне, отслеживая каждую деталь: сиплый стон, проступающий бисер пота, прогиб в пояснице, темнеющий свет в глазах из-под тяжёлых и пушистых ресниц, едва различимое «Юнги» одними лишь губами. — Ты в праве закрываться от меня, в праве хотеть забыть меня и эту ночь, но я собираюсь сломать твои ледяные стены так же, как ты однажды сломал мои. Мы — это неизбежность, Тэхён. Мы были созданы для этого момента, друг для друга. Я хочу попросить тебя остаться здесь, Тэхён. Остаться со мной. Юнги безотрывно смотрит ему в лицо, бережно убирает со лба тёмные взмокшие прядки, мягко оглаживая Тэхёна по линии брови. — Прошу, останься… — Почему ты просишь об этом так, словно от этого зависит твоя жизнь, хён? — Потому что зависит. Потому что я хочу дать тебе всё, что у меня есть, дать всё, что ты у меня просил. У Тэхёна в глазах становится мутно от слёз. Он не сдаётся, нет. Это одним лишь хорошим сексом — лучшим в его жизни — не исправишь, но оборона всё же трещит по швам. — Ты мне не доверяешь и опасаешься, я знаю. И я ещё долго буду видеть это в твоих глазах, пускай ты и мой телом. Мне предстоит много работы с тобой по исправлению всего, что связано со мной. Я хочу снова стать всем для тебя. Я никогда до тебя никого вот так не любил, сколько бы партнёров у меня ни было. Я запрещал себе что-то чувствовать к людям по особым причинам, но ты — ты сломал всё, что мог, на пути ко мне. И я больше никогда не отвернусь от тебя, слышишь? Даже если сейчас ты будешь от меня убегать. Тэхён всхлипывает, он серьёзно разрыдался прямо во время того, пока Юнги в нём, пока на его плечи закинуты тэхёновы ноги, и когда до неописуемого удовольствия остаётся всего около десятка амплитудных покачиваний бёдрами? — Я не брошу тебя, Тэхён. Я не хочу новой встречи, когда мне стукнет тридцать пять. Я предпочту встретить эту дату с тобой возле меня, как и все следующие. Я не хочу ждать ещё пять лет, чтобы ты снова посмотрел на меня так, как в свои пятнадцать, и что-то вырвал прямиком изо льдов в моей груди. Я хочу тебя сейчас и в каждом дне, который я проживу. Я тебя больше не оставлю. Ни за что. — Как… Как ты можешь говорить это?.. Как можешь говорить это сейчас, когда я более чем предрасположен тебе поверить? Именно в этот момент… Как ты можешь говорить мне о таком? — «Я люблю тебя». Никто, кроме тебя, не говорил мне этих слов, и у меня ушло так много времени, чтобы осмыслить их, чтобы принять, чтобы вписать это в бешеный темп моей жизни и найти этому место… — И где этому место? — слабо спрашивает Тэхён, моргая мокрыми ресницами. Юнги перехватывает его руку, нежно оставляет по поцелую на каждом пальце, а затем прижимает к своей груди со стороны сердца. И Тэхён зачарованно ловит его пульс прямиком центром раскрытой ладони. — Вот здесь. — Ты говоришь серьёзно? — У меня ушло десять лет на то, чтобы ответить тебе на чувства… Прости, что пришлось ждать так долго… — Юнги… — Я схожу с ума, когда ты называешь меня по имени… Просто «Юнги» твоим голосом… Даже не «хён»… «Юнги»… Назови меня так ещё раз… — Ю-Юнги… Тэхён хнычет, прижимает его к себе поближе, зная, что даже этого пока не достаточно. Через какое-то время ему снова захочется уйти, закрыться, вернуться к истокам своего одиночества. Он не может принять Юнги вот так, слишком больно. Ему было больно так много лет… — Ты останешься со мной? — Юнги по-прежнему смотрит ему в лицо, осторожно утирает его слёзы, гладит по скулам. — Прошу, останься… И Тэхён молча кивает, зажмуривая мокрые и чешущиеся от слёз веки. Оргазм настигает его, когда он на эмоциях, заплаканный и весь в объятиях Юнги, поцелуи с которым теперь на вкус, как соль.

***

Чонгук в спешке поглощает кимпаб на завтрак, чуть не перекидывает стаканчик с кофе на стол с кучей бумаг, когда на телефон приходит уведомление от Чимина, что стали весьма редкими в их ситуации. Чимин-а: тебе ТэТэ ничего не писал? Чимин-а: не могу до него дозвониться

привет, нет мы с хёном не общались ещё с момента, как он сообщил, что приземлился он сказал, что сильно устал после перелёта, и я не стал его дёргать а что?

Чимин-а: да так Чимин-а: соулмэйтское чутьё

и что оно тебе подсказывает? если не секрет

Чимин-а: не могу точно понять Чимин-а: странное чувство Чимин-а: мне и неспокойно, и совершенно идиллически приятно за него

может, это потому, что он наконец-то сможет нормально выдохнуть без нас? за эти пять лет мы знатно сели ему на шею, хён

Чимин-а: может быть Чимин-а: вот только мне кажется, ему как раз от этого тяжко Чимин-а: он уже привык… привык к тому, что мы такие, что за нами нужно присматривать

понимаю

Чимин-а: я переживаю за него Чимин-а: не знаю, всё-таки я хочу, чтобы он побыстрее уже вернулся

хён, мы сами решили отпустить его ему нужно это ему нужно пожить для себя

Чимин-а: прости, что говорю тебе всё это

мы всё ещё лучшие друзья, хён, что бы ни случилось

Чимин-а: -_- Чимин-а: к тебе, кстати, вчера должен был курьер зайти в твой книжный Чимин-а: отдать документы о расторжении брака Чонгук делает глоток кофе слишком громко, он ещё достаточно горячий, чтобы нахер обжечь ему всё горло. На самом деле, у него неплохо выходит притворяться глупеньким и всячески уворачиваться от того, чего так жаждет Чимин, почему-то думавший, что в разрыве лежит спасение от всех бед.

погоди тот ошивающийся у моего магазинчика стрёмный пацанчик был курьером?

Чимин-а: ???

ну, типа, приходил вчера какой-то мутный такой, несмелый, тёрся тут сказал, что пришёл что-то доставить

Чимин-а: что ты сделал?

сказал ему валить, потому что я ничего не ждал

Чимин-а: Чонгук!

да я уже на полном серьёзе хотел полицию вызывать ты же не предупредил, что документы мне отправишь

Чимин-а: блять Чимин-а: ладно, тогда я вышлю новую копию

у тебя их много?

Чимин-а: достаточно «давай сюда всё, что есть», — набирает следующий текст Чонгук, но в итоге стирает его, так и не отправив. Он отчего-то радостно кивает сам себе и отсылает Чимину улыбчивый смайлик. Пока Чимин не настаивает на личной встрече и подписи в его присутствии, Чонгук будет и дальше продолжать увиливать от этого. Время не будет лишним, а план по возвращению Чимина не возможно будет уложить в срок до приезда Тэхёна. Возможно, всё это задержится на месяцы. Может, даже на годы.

***

Тэхён считает сумасшествием оставаться в номере на весь срок треннинга. Он всё ещё силится пойти на него, вот только почему-то соглашается на завтрак с доставкой в номер после принятого душа и не знает, куда упрятать взгляд от уборщицы, что меняет им простыни. Юнги ведёт себя так, словно ничего постыдного в следах актов их любви нет, и настойчиво кормит Тэхёна кусочком свиной колбаски с собственной вилки, потому что, по его мнению, Тэхён кушает плохо и без аппетита. Учитель Ким выходит лишь единожды и сразу же после завтрака — чисто забрать свои вещи из своего номера. Забрать и перевезти их к Юнги. Юнги почему-то встречает его встревожено, напряжённо, с испугом — Тэхён не предупредил, что уходит и для чего, и не то чтобы он был обязан… Юнги подумал, что он у ш ё л, в плане совсем. Подходит к Тэхёну медленно и вовлекает в чувственный поцелуй, и обнимает так, словно опять пять лет не видел, а то и целых двадцать. — Ты здесь… — А где я должен быть? — Здесь… Хм. Почему-то Тэхён уверен, что знает, каково на вкус бывает облегчение, оно кажется сладковатым на губах Юнги. Первый день они проводят вот так, в основном просто отсыпаются на десять лет вперёд (Юнги заставляет его вздремнуть ещё «полчаса», не выпускает из постели и валит обратно в подушки, смотрит волком, чтобы Тэхён не сопротивлялся, и гладит по голове долго-долго, пока Тэхён не засыпает снова), разговаривают о чём-то незначительном, смотрят какие-то британские передачи и снова едят в номере. Тэхён не может пока реагировать иначе, привыкнуть к внезапным чувствам человека, которого добивался долгих десять лет. Иногда его срывает в какой-то колкой фразе, от которой лицо Юнги не меняется, но это не значит, что боль не была нанесена. Юнги всё равно льнёт к нему даже сквозь колючки, что до абстрактной крови расцарапали всю кожу. Юнги выцеловывает все тэхёновы ледники и с удовольствием режется о лезвия, помня о том, что находится за ними. Они заказывают снова один бокал вина на двоих, потому что на целый и собственный Тэхён не согласен. И пока он ждёт доставки в их номер, из ванной комнаты доносится приглушённый шум воды. Пока Тэхён спал, Юнги обустроил всё красиво: с ароматизированными свечами, лепестками роз и большим количеством пены в джакузи. И одним бокалом на двоих, к слову, потому что есть тэхёново «я больше не пью». — Ты устроил нам романтическую ванну? — Тэхён скептически ведёт бровью, недоверчиво отступая на шаг к кафельной бежевой стенке. — Может быть… — Мгм… И вино — часть всего этого? — Вино — просто отличный элемент, но не более. Ты так боишься пить… — ой, а у Тэхёна есть на то причина. Он машинально касается своего шрама, и это не остаётся в стороне от внимательного взгляда Юнги. — Всё хорошо? Я не настаиваю и не напираю, Тэхён. Я всего лишь могу научить тебя, как делать это так, чтобы не пьянеть. — Пожалуй, нет. — Ты знаешь, что по определённым данным, вино повышает долголетие? — Юнги осторожно подкрадывается к Тэхёну сзади, мягко целует в шейный позвонок, прикрытый линией рубашки. — Скажи это алкоголикам, — цедит Тэхён, касаясь пальцами протянутой руки пузырящейся и невесомой пены в джакузи. В джакузи, в котором он никогда не был раньше. — Пить нужно правильно, а небольшой бокал вина не повредит. Вино очищает кожу и улучшает зрение, — Юнги просовывает свои ладони под тэхёновы руки и касается пуговок рубашки на загорелом теле. — Мне ещё рано носить очки, хён. — Вино повышает количество омега-3 кислот в организме и понижает риск впасть в депрессию, — Юнги на той же волне приводит новые примеры пользы вина, попутно раздевая Тэхёна с неторопливой скоростью и целуя в оголённые плечи. — Я не впадаю в депрессию, хён, — Тэхён ворчливо парирует, но в итоге всё-таки пьёт небольшой глоток прямиком из рук Юнги, с того самого места, где только что были хёновы губы — таким образом вино кажется почему-то вкусней. Направленные струйки воды приятно массажируют Тэхёну мышцы, он сидит максимально напротив и подальше от Юнги, глядя в его сторону с небольшой опаской. — Чимин и Чонгук, — он произносит негромко, привлекая к себе внимание профессора, который и так всё это время смотрел на него, играясь с тонкой ножкой бокала. — М? — Ты хотел знать, кто был первым, кто меня поцеловал, — Тэхён поясняет, на короткое время отводя взгляд к окну, из которого виднеется вечерний Лондон. — Это были Чимин и Чонгук. Фактически, первым был Чимин, но я считаю, что это сделали они оба. Они подарили мне целых четыре первых поцелуя в сумме. По два каждый. — Я всегда видел в вашей троице необычную и не всегда понятную связь, — Юнги понятливо кивает, в его голосе не проскакивает нотки ревности, чего не скажешь об удивлении. — Когда это случилось? — Когда ты ушёл в первый раз. Я ждал твоего возвращения, надеялся, что ты появишься ещё на уроках, но затем учительница сказала мне, что у тебя закончилась практика. Я расклеился тогда… Рассказал им, что признался тебе и что у тебя попросил. И они поцеловали меня. Они мои друзья и знают всё обо мне, Юнги… — Я даже не знаю, ревновать мне или радоваться тому, что твой первый поцелуй случился с дорогими тебе людьми. Они знают, что сейчас ты со мной? Тэхён запинается, не найдя нужных слов для ответа, потому что он действительно не сказал им. Он не уверен в том, насколько позитивно они воспримут решение Тэхёна провести неделю в обществе Юнги, с которым уже не однократно переспал. Они, наверное, оба тут же бросили бы всё, приехали бы сюда и увезли бы Тэхёна подальше — Тэхён помнит, что они никогда не были особыми фанатами Юнги. — Это ничего, если ты не хочешь ставить их в известность. — Ты никогда им не нравился, хён. — Изменить это так же входит в мой план. — Интересно будет посмотреть, как ты это сделаешь… Допустим, вернёмся мы вместе, и ты им «привет, я Юнги, вечный краш вашего друга, который наконец-то решил обратить внимание на него», — Тэхён гримасничает и отвлекается на то, как на его скользких пальцах лопаются малюсенькие пузыри сладковатой по запаху пенки. К его ключице приклеился мокрый розовый лепесток, но он не обращает на это толкового внимания. — Мне нравится, — профессор Мин делает вид, что пропустил мимо ушей колкие слова в конце предложения, привязываясь лишь к их началу. — Мне нравится, как ты говоришь о нас в будущем времени. О нас в качестве «вместе». — Это лишь гипотеза, хён, не придирайся, — он фыркает, бросая на Юнги отстранённый многозначительный взгляд. — А когда ты впервые поцеловался? — Моя сексуальная жизнь была… Весьма насыщенной, — Юнги отставляет бокал в сторону, немного приосаниваясь и вздёргивая к верху подбородок. — Я начал заниматься сексом с пятнадцати. С девочками, с мальчиками… А, бывало, и с теми, и с теми за раз. Я был снизу, был сверху, был между, но никогда не жаждал серьёзных отношений. Мы хорошо трахались, иногда даже повторно, но я никогда и ничего не чувствовал к людям, которых втирал в изголовье кровати и которые втирали меня. — Ты… Ты занимался сексом втроём? — Тебя это беспокоит? — Юнги немного отклоняет голову вправо, следит за тем, как Тэхён прикусывает губу и зардевается в щеках. — Не то чтобы… — Тэхён, я ни к кому не испытывал того, что имею к тебе. Секс здесь не при чём, он всего лишь повышает это ощущение, а не служит ему причиной. Даже если тебе расхочется близости, я всё равно буду чувствовать то, что чувствую. — Моей первой была Чеён. А Минхо был первым в немного ином смысле. Я… Я тяжело отходил от того, как мы с тобой тогда разошлись. Это были мои первые чувства, и то, что меня довольно жестоко отвергли, очень сильно повлияло на мою самооценку. Если ты заметил, они были чем-то похожи на тебя… Я начал встречаться с ними для того, чтобы набраться опыта, может, тайно надеясь, что, когда… Если бы я встретил тебя снова, я бы уже знал, что делать, — он допускает небольшую паузу в объяснение. — Как сделать тебе хорошо… И тогда, на свадьбе… Я так и сделал… После них у меня никого не было, если не считать наш с тобой инцидент в ресторане. Как видишь, мой сексуальный опыт немного меньше твоего, — Тэхён пожимает плечами, играясь с размокшим лепестком цветов, который подбирает прямиком с поверхности пенки рядом с собой. — Я никогда не занимался сексом втроём, поэтому просто интересуюсь… Юнги находит его запястье и тянет к себе. Тэхён послушно ведётся, приподнимаясь и уже вскоре оказывается у своего хёна на коленках, смещаясь ближе к паху. Он укладывает свои руки на тонкую юнгиеву шею и мягко ведёт ими вниз по груди. — Не думаю, что смогу впустить в нашу постель кого-то третьего, потому что не собираюсь делить тебя с кем-то ещё. Но я собираюсь дать тебе столько ярких ощущений, сколько ты будешь требовать. Юнги аккуратно приподнимает его за талию, и смекнув, что такого задумал профессор, Тэхён упирается по обе стороны от его бёдер коленками и помогает себе тем, что разводит пошире собственные ягодицы, чувствуя, как Юнги плавным толчком проникает в его тело, опуская на себя до того, что Тэхён соприкасается пятой точкой с тазовыми костями Юнги. Они оба совершают громкий выдох и прекращают какие-либо попытки пошевелиться, соприкасаются лбами и дают себе минутку на осознание. Они занимаются этим так часто, что практически не требуется растяжка перед самим актом, но давление, созданное проникновением, не меняет процента влияния на удовольствие в обе стороны. Для Юнги, в Тэхёне божественно тесно. Для Тэхёна, на Юнги сказочно распирающе. Юнги вот-вот упоминал, что бывал и в позиции принимающего, но Тэхёну почему-то именно вот так всё и кажется правильным. Когда его миниатюрный хён оказывается абсолютно немаленьким там и прекрасно это демонстрирует. — Мне… Мне хорошо с тобой, Юнги… Я… Я боюсь говорить за что-то ещё. Я не готов говорить большее, потому что запер это так глубоко, что одним сексом это не откопать. Но мне хорошо с тобой… Хорошо, когда ты во мне… — Мне хватит и этого, Тэхён… Пока мне вполне хватит и этого… Юнги откидывает голову, приоткрывая тоненькие губы в гортанном рыке, и прекращает что-либо делать, потому что Тэхён сам. Тэхён сам хочет быть зачинщиком, Тэхён сам хочет оставить на его коже десятки распустившихся бутонов сирени. Тэхён на нём, но именно он руководит и задаёт тот темп, который нравится ему, который сводит их обоих с чёртового ума и первого доводит до ручки именно Юнги. Чуть позже Тэхён лениво и сонно гладит его по влажной после ванной спине, натыкается осоловелым взглядом на лопатку с татуировкой Сатурна. — Я всегда мечтал прикоснуться к твоей планете, — он практически шепчет, и Юнги, среагировав на голос, приоткрывает свои титановые глаза. — Ещё с того самого момента, как увидел её. Почему именно Сатурн? — Ты не помнишь? — слышится негромкое в ответ, и это уж точно не то, что ожидал услышать Тэхён. — О чём ты? — Это твой эскиз, Тэхён. Однажды, когда я вёл у вас практику, и вы писали тесты, ты завершил свой раньше остальных, а потом по скуке нарисовал на полях Сатурн гелиевой ручкой. Когда я проверял их, я зацепился взглядом за твой рисунок, а затем второе, что я помню — мастер говорит мне наносить на лопатку мазь дважды в день и избегать контакта с водой. — Ты сделал тату того, что я нарисовал случайно? — В то время мне дико хотелось злить отца. Я вытравил свои волосы в мятный и вёл не самый лучший образ жизни, что оправдывает мою «весёлую» сексуальную жизнь… Но это тату — то немногое, о чём я никогда не жалел. Одинокими ночами за эти пять лет оно напоминало мне о тебе… — Ты ненормальный… — Но ты любишь меня… Тэхён ничего не отвечает. Он просто приподнимается и целует Юнги прямиком в его персональный Сатурн. Целует так, как хотелось ещё с той поры, как узнал о существовании.

***

Чимин пользуется свободной минуткой, чтобы узнать, как там обстоят дела у Чонгука, поэтому он набирает его номер, выйдя на задний дворик ресторана, и отсчитывает надоедливые и тягомотные гудки. Чимину кажется до нелепого смешным, что они никак не могут собраться и положить всему конец. Что-то как будто насмехается и оттягивает это, выливаясь то в потерю новых высланных копий документов, то в занятость Чонгука. По большому счёту, Пак ожидает чего-то подобного и сейчас, когда Чонгук басит ему в трубку и торопливо здоровается едва внятными словами. «Чимин-и, что-то серьёзное?» — Нет, я… Не особо… Ты занят? «Я работаю, так что есть такое». — О, тогда я… — Чимин кусает себя за подушечку пальца и переминается с ноги на ногу. — Я коротко… Хотел спросить про документы… «Ах, да, — Чонгук фыркает и чем-то изрядно шуршит под рукой. — Вышли мне ещё копию, пожалуйста». — А что случилось с той, что ты получил? «Я зашёл с ней в кофейню за чаем, и в меня влетела девушка. Все листы оказались в её кофе… Я даже любимую рубашку не отстирал». — Да что же это?! «Сама судьба не хочет, чтобы мы развелись, видишь?» — Чонгук довольно хмыкает и опять начинает чем-то шелестеть. Вот только Чимин его задора не разделяет. — А меня не волнует мнение судьбы. Может, давай мы встретимся? Где-то в кафе, ты там и подпишешь… «Не выйдет, хён». — Но я же даже не озвучил день?.. «В ближайшее время я занят, Чимин-и. Извини». — И что же такого для тебя может быть важней нашего развода, м? «Моя книга. Её хотят опубликовать, хён. Вчера только позвонили из редакции, спросили, есть ли ещё что-то из написанного». Чимин не хочет быть счастлив за Чонгука. Он не хочет радоваться этому так, но он весь расцветает в улыбке, как будто всё это до сих пор важно и для него самого. Как будто беды и поражения Чонгука — до сих пор и чиминовы. — Оу… Ну… Поздравляю… «Нужно будет это отметить, когда Тэхён-хён вернётся». — Может, тогда ты и подпишешь? «Может, тогда я подпишу. Мне пора, хён. У меня много дел». — Ладно… Я вышлю ещё один комплект тогда… Сообщи, как получишь. «Окей».

***

Тэхён в жизни так много не трахался, как за эту неделю. Юнги не оставляет на нём и живого места, и Тэхён, в свою очередь, старается ни в коем случае не остаться в долгу, где-то на подсознательном уровне понимая, что такой недели больше не будет, что бы там ни происходило по её завершении. Он чувствует себя совершенно отбитым, конченым извращенцем, расхаживая перед Юнги в дорогущей сапфировой рубашке от Gucci, используемой отнюдь не по предназначению. Несколько её пуговиц расстёгнуты, открывают соблазнительный обзор на проступающие ключицы, а длина ткани как раз на половину прикрывает оголённые ягодицы. Взгляд Юнги при виде такого Тэхёна, оглаживающего себя через ткань, темнеет быстрее, чем стрелки настенных часов успевают отсчитать секунду. Тэхён соврёт, что в этот раз хочет нежности. Нежный Юнги почти присытился, и хочется как раз того, кто исполнит обещание и выдерет его по самые не балуй. — Не боишься испачкать её? — Юнги спрашивает уже после того, как подминает Тэхёна под себя, уже после того, как глубоко в нём и рвёт из Тэхёна протяжные слоги, типа «уф» и «оу». — Думаю, ты сможешь себе позволить купить мне новую. — Не факт, что ты её примешь. — Не факт. Юнги дерёт его так, что Тэхён под конец едва помнит, как жить: до тьмы перед глазами, до образующихся звёзд в их космосе на двоих. А затем долго-долго ласкает разнокалиберными поцелуями: то мучает лёгкими, наивно-детскими и невинными по краям губ, то похотливо глубокими, всасывая в себя тэхёнов язык. Он приходит к мысли, что любовь к Юнги — венец его чувств. Что ничего не могло быть иначе. Люди везде и сплошь говорят, что ты найдёшь себе лучше, терпимей, нежней, симпатичней, ближе. Что первые настоящие чувства — просто репетиция перед чем-то большим, тебе просто нужно применить свой опыт и опять не наплошать. И ты прислушиваешься, пытаешься скрасить свою пустоту временным присутствием ярких и быстротечных вспышек привязанности, к которым никогда не ощутишь бывалой глубины. Ты ищешь, ждёшь, пробуешь, скитаешься, умираешь, а в конце понимаешь, что сильнее «первой любви» не найдёшь. Такой не будет. Нужен именно тот, с изъянами, мальчик-головоломка. Нужен именно тот, кто подарил тебе это море. А Тэхён, очень, о-о-очень хорошо помнит, каково это, когда рядом нет Юнги. Юнги засыпает ближе к двум ночи, а Тэхён ничего не может с собой поделать, он тихонько роняет слёзы в подушку и вздрагивает в плечах. События последних пяти лет перебираются памятью одна за одной, а он не чувствует себя достаточно сильным, чтобы снова прогнать их прочь. Тэхёна просто не хватает. — Т-Тэхён?.. — Юнги на самом деле спит довольно чутко, реагирует на малейший звук, потому не удивительно, что он просыпается, когда всхлип неподвижно лежащего тела рядом оказывается громче обычного. — Тэхён, ты плачешь?.. Мужчина включает светильник на прикроватной тумбочке и с неподдельным переживанием осторожно касается тэхёнового разгорячённого плеча, пытаясь выяснить побольше о состоянии своего бывшего ученика. — Мой мальчик… Что случилось? — Х-хён… — Тэхён лишь жмурится сильней, принимается заплаканно скалиться. Юнги с настороженной нежностью льнёт ближе, заковывает в кольцо своих рук и целует его тёплый и мокрый лоб. — Много чего произошло, хён… Так много… Но я должен был быть сильным… Так много всего стряслось, но тебя не было рядом… — Расскажи мне. Прошу, расскажи мне, Тэхён. Не прячься от меня. Тэхён утыкается виском в оголённую хёнову грудную клетку и закрывает покрасневшее лицо ладонями. — Т-тебя н-не было… — он срывается на икоту и дикую головную боль, но это уже ничем не остановишь. Тэхён плачет так, как за все пять лет, что держался, что сжимал себя в кулаке и не позволял себе ни грамма на лечение собственной души, что всё продолжала и продолжала разрываться под натиском каждого дня его одиночества. — Тебя не было р-рядом, когда всё… Когда всё посыпалось, п-полетело к чертям, ты был далеко, ты оставил меня… Тэхён не может быть последователен в датах всего, что случилось за эти пять тяжких лет. Он едва хватается за что-то одно, а потом минут десять плачет над собственными кострубатыми объяснениями. Юнги узнаёт о Чимине с Чонгуком. — Тебя не было рядом, когда всё рухнуло… Он узнаёт о бабушке. — Тебя не было рядом, когда её не стало… Я… Тебя не было, когда наш дом стал пуст без неё, когда в холодильнике остались последние приготовленные ею токпокки и кимчхи. Больше она не приготовит их, хён. Больше никто ласково не назовёт меня «Тэхён-и» и не приобнимет тёплыми худыми ладошками. У меня больше нет семьи, хён. Нет у меня больше никого, а тебя не было рядом… Он узнаёт о Чонгуке… — Тебя не было, когда он серьёзно подсел, когда мы с Чимин-и потеряли его… Тебя не было рядом, когда он оставил мне это… — Тэхён с отвращением касается своего же уродливого шрама и шмыгает носом разительно громче. — Тебя не было, когда он… Юнги с плохо скрываемой злостью стискивает челюсть, обнимая дрожащее тело своими руками понадёжней и крепче. — Тебя… Тебя просто не было, Юнги… Юнги не говорит ему никаких «тш», не пытается утихоримить, успокоить. Он слушает его признания и его слёзы без попытки перебить, слушает внимательно, вдумчиво, живо, и даёт Тэхёну выплакать столько, сколько ему нужно. Тэхёну важно сделать это здесь, сейчас, ему важно обвинить Юнги во всём, и Юнги со своей участью согласен, кажется. Более того: Тэхёну важно выплакаться именно пока его обнимают те самые, нужные, самые красивые, самые любимые руки. Тэхён присыпает себя слезами ближе к рассвету и проваливается в небытие под собственные рваные вдохи ртом и чувственные поцелуи в макушку от Юнги. Он просыпается ближе к полудню, а Юнги просто лежит рядом на соседней подушке: смотрит на него, улыбается, трепетно гладит по щеке костяшкой пальца, а затем на ощупь находит его руку — ту самую, с некрасивой полоской натянутой кожи — и оставляет вдоль шрама бархатные поцелуи, шепча что-то о том, как Тэхён прекрасен. В их поцелуях после этого утра ощутима некая перемена: Тэхён не скажет, что его отпустило полностью, что теперь любить Юнги будет легко. Это долго ещё будет болеть и не находить свой выход. Но сейчас Тэхён шепчет ему в губы «хей» и впервые не чувствует, что улыбается будто по принуждению. Он определённо позволил себе малость разжаться.

***

Юнги будит в нём самое дикое и отзывчиво поддерживает все его идеи, привнося в них больше собственных красок. Они много разговаривают, много обнимаются, много спят и много изводят друг друга на чёртов ноль. А так как у Юнги выдержка — будь здоров, Тэхён чаще всего сдувается раньше и по несколько раз. Кажется не остаётся больше ничего, за что он может застесняться перед Юнги. Юнги берёт его, а он берёт Юнги во всех самых немыслимых позах. После душевного спора о том, почему Тэхён не пошёл на магистратуру и не стал преподавать в университете, Юнги красиво вминает его прямиком в ковёр, так как пожар в них разгорелся до того, что сил добраться до кровати не оставалось. Тэхёну понравился секс на столе, он открыто говорит об этом Юнги, и в следующий раз Юнги имеет его на том же месте даже с ещё большим задором и энтузиазмом. Тэхён очень долго не решается на то, чтобы сделать это у окна, но соглашается, когда Юнги говорит, что и сам никогда такое не пробовал. А Тэхёну хочется хоть в чём-то быть первым, оставить свой след в сексуальном опыте Юнги. — Если есть какая-то практика, какую бы хотелось попробовать тебе, я всегда к твоим услугам, — Юнги целует Тэхёна в плечо, паршивец, зная, что Тэхён более склонен ответить «да», чем «нет», когда Юнги касается его вот так и смотрит на Тэхёна, словно тот для него вся долбаная вселенная. К вечеру пятого дня, после очередного разговора по душам Юнги припечатывает Тэхёна к прохладному стеклу, ритмично шевеля бёдрами. И Тэхён считает, что трахаться с видом на ёбаный Биг Бен — верх его скрытых кинков, самых постыдных, самых неузнаваемых. С пальцами Юнги у шеи, меряющими, как скачет сорвавшийся пульс от каждого размеренного толчка. — Ты идеален… Ты просто идеален для меня… — Юнги усыпает его тучей похвал и боготворит тэхёнову липкую кожу новыми поцелуями. Тэхён, конечно, соврёт, что ему не понравилось. Но он соврёт чисто из вредности и чувства собственной гордости, от которой не остаётся ни следа после. По сравнению с тем, что они заказывают на десерт, секс у окна кажется вообще простецкой вещью. Они много смеются и кушают клубнику со взбитыми сливками, пока расслабленно смотрят какой-то тупенький британский ситком. Тэхён целует Юнги в челюсть мягко, трепетно, а затем находит применение оставшимся сливкам в металлической тубе с дозатором. Он давит подушечкой пальца на поршень и оставляет на шее у Юнги небольшую сладкую кляксу, которую слизывает языком. — У тебя игривое настроение? — профессор Мин ерошит свои пшеничные пряди, а затем с потемневшим взглядом наблюдает за тем, как Тэхён вымазывает в креме ореол соска и затевает опасную игру. — Сливки нужно куда-то деть, — Тэхён лишь невинно пожимает плечами и чуть прикусывает Юнги за грудь. — Хорошее ты применение им нашёл. Можешь поиграть, но и мне оставь, ладно? У меня тоже возникли планы на них. Тэхён немного медлит, замирая над тканью махрового полотенца, прикрывающего мужское юнгиево достоинство. Он осанится и озадачено опускает руку ближе к колену хёна, оторвавшись от влажных поцелуев во впалый живот, на котором ещё остаются небольшие следы от взбитых сливок. Перед глазами — тот самый туалет ресторана, и собственные слёзы на щеках, от которых было трудно дышать. И Юнги, удерживающий его за плечи и толкающийся в рот поглубже. — Ты не должен этого делать, Тэхён, — Юнги приподнимается на одном локте, перехватывая тэхёново запястье другой, свободной рукой. — Я понимаю… Я тоже помню, каким был наш прошлый раз. Для Тэхёна доставить Юнги удовольствие вот так кажется даже более важным, чем просто заняться с ним обыкновенным сексом. — Нет, я… — Тэхён торопится убедить его в обратном, силясь осознать, насколько сам готов к этому, готов переступить через себя. И никаких ментальных преград, кроме картины прошлого, у него особо не находится. — Я хочу сделать это, хён. Ты тогда кончил как-то по-особенному, и мне… Мне хочется снова сделать тебе так же приятно. — Но тебе не понравилось. Ты плакал в тот день. Ты плакал ещё сильней, когда это произошло, а я меньше всего на свете хочу видеть тебя в слезах. Это делает мне больно, ты даже не знаешь, насколько. — Я плакал тогда по многим причинам, и некоторые из них я уже отпустил, так что не переживай. Я… Я не особо люблю вкус горечи, но… Всё было не так уж и плохо. Я сам хочу, хён, правда. — Тогда прекрати тут же, если почувствуешь, что тебе не комфортно, хорошо? Тэхён понятливо кивает, для храбрости отворачивает полотенце и тут же пачкает сливками головку расслабленного члена Юнги. Всё, теперь точно нужно оттереть. Он принимает более удобную позу и опускается поближе, улыбаясь уголками губ от того, как член Юнги дёргается малость, среагировав на одно лишь тэхёново дыхание. Это придаёт больше уверенности и сил, и поэтому Тэхён наводит больше беспорядка у паха Юнги, оставляя фигурные горошинки крема то тут, то там. Он начинает с небольших поцелуев, нарочито игнорируя тяжёлые вздохи, доносящиеся со стороны взирающего на него Юнги, что даже специально подмостил себе под голову подушку, чтобы видеть Тэхёна. В прошлый раз, тогда, на свадьбе у тэхёновых друзей, он даже не смотрел, его глаза были закрыты, даже хуже — зажмурены, словно всё произошедшее было пыткой, под которой он всё-таки сломался тем вечером. Не хочется, чтобы что-то из того раза повторилось. Поэтому Юнги смотрит и точно ловит свой приход от происходящего, потому что Тэхён лижет аккуратно, игриво, чувственно, играет с мошонкой, неспешно наблюдая за тем, как у Юнги наступает эрекция прямо на глазах. Мягкая плоть постепенно делается твёрдой и увеличивается в размерах прямо у Тэхёна во рту, пока он размазывает губами взбитый крем по основанию, пачкает в собственной слюне и с громким причмокиванием выпускает изо рта член, чтобы в следующий миг пропустить глубже, минуя раздражённый маленький язычок, прикосновение к которому немного неспокойно отзывается у Тэхёна в желудке. Он старается проигнорировать это чувство, благодаря томному и хриплому дыханию Юнги, вновь взывающему к Господу, когда Тэхён заглатывает в один миг, а во второй дразнит уздечку. — Я… Я постараюсь… Предупредить, когда… Блять, Тэхён… Как же в твоём горле хорошо… Ещё раз… Можно так ещё раз?.. Д-да… Вот так, о-о-ох… — Не предупреждай, Юнги… — Тэхён быстро выпаливает, легонько чмокая юнгиев член в самый кончик. — Просто… Просто получи то удовольствие, какое хочешь. И Юнги слушается его. Он вьётся ужом, когда Тэхён втягивает щёки, создавая больше давления, больше скольжения, и давится воздухом, судорожно пытаясь делать вдохи через нос. Юнги спускает быстрее, чем при стандартном сексе, как бы Тэхён ни издевался, делая оттяжки. Тэхён снова чувствует во рту тёплую и горькую субстанцию, которая становится довольно сносной, мешаясь со сладостью взбитых сливок. Его лицо всё замурзанное, красное, он дышит не лучше Юнги, что кое-как пытается выйти на контакт взглядом и не утратить связь. Когда Тэхён не плачет после подаренного минета, он просто скромно улыбается перепачканными в слюне, сливках и сперме губами, и Юнги, кажется, накрывает вот только от этого. Он тянет Тэхёна на себя грубоватым рывком, толком не приходя в порядок после стрясшего его тело оргазма, и целует. По-грязному, по-взрослому, до того, что оба потом дышат так, словно их пытали кислородной голодовкой. — Моя очередь, — Юнги перехватывает инициативу и валит Тэхёна плоским животом на скомканные простыни. Футболка на Тэхёне трещит по швам, когда Юнги с лёгким раздражением пытается стянуть её с младшего мужчины, попутно оглаживая уже влажную от проступившего пота медовую кожу. Юнги оставляет по Сатурну из сливок у Тэхёна на лопатках, а затем очерчивает тот же контур кончиком языка, съедая весь крем. Тэхён протяжно стонет и покрывается мурашками прямиком под этими горячими губами, что сейчас не знают пощады. — Мой сладкий, мой хороший мальчик… — Ю-Юнги… Юнги оставляет по капельке крема вдоль всего позвоночника, и Тэхён вздрагивает и немного резко лепечет тихое «ой», почувствовав крем на своих ягодицах. — Юнги, что ты?.. — Расслабься, хорошо? — Н-нет… Ты собираешься?.. — Тебе никогда этого не делали? — Юнги немного отступает от своей миссии и на успокаивающий манер принимается влажно целовать Тэхёну обратную сторону локтя. — Нет, это же… Грязно… И стыдно… И пошло… Боже… — Тогда я знаю, в чём окажусь для тебя взаправду первым, — у Юнги по-нездоровому загораются глаза, когда он снова приникает губами ко впалой линии тэхёновой спины и плавно спускается вниз цепочкой поцелуев. Тэхён снова вздрагивает, когда Юнги пропускает свою ладонь ему под живот, помогая немного приподнять к верху пятую точку. Добавляется ещё сливок. Ещё больше жара в тэхёново тело, когда Юнги мажет курносым носом по его пояснице, а затем целует в копчик. — Не думай о том, насколько это пошло, Тэхён. Это точно не «грязнее», чем взять у меня за щеку. Тэхён отказывается посмотреть на Юнги, выгнув шею. Он зарывается багровым лицом в подушку, и только хрен знает, чем он там вообще дышит. Юнги капризно призывает его оторвать голову и издать неожиданное «ой». Он сейчас серьёзно укусил его за задницу? Юнги тут же целует покрасневший след, и Тэхён рефлекторно напрягается, ощущая тёплые и испачканные в сливках ладони, что касаются его ягодиц и пытаются их развести. — Тэхён, разожмись… Я не сделаю тебе больно… — Я знаю… Просто… Это же так… — Не думай об этом так. Доверься мне. Тэхёна аж подкидывает, потому что Юнги целует его там. Осторожно слизывает сливки, на пробу толкается кончиком языка в постепенно слабнущие мышцы, касаясь целой кучи нервных окончаний. — О-о-ох… — Тэхён взрывается от изобилия непривычных ощущений и всё силится куда-то увернуться от рта, что касается самого личного места. — Ч-что?! — он выдыхает растеряно, даже не осознав, как успел кончить. — Господи… От одного лишь того, что Юнги касался его там. И как касался. — О Господи… — на это раз к Всевышнему обращается теперь уже Тэхён. — Гос… Он напрочь отказывается понимать, что такого Юнги проталкивает вместо смазки и проникает в него снова твёрдым членом без пальцев. Мышцы настолько расслаблены и разработаны, что почти нет никакого сопротивления, во всяком случае, чуть дополнительная тугость не служит рычагом боли. Тэхён постыдно срывает голос от каждого толчка, пытаясь как-то нащупать побольше Юнги своими липкими от сахара ладонями. Юнги тоже липкий. Липкий и сладкий, по какому месту ни пройдись губами. Тэхён под ним брыкается, сопротивляется поцелую, ведь только что эти самые губы, этот язык были у него в… Были в… — Не думай, — шепчет Юнги между вдохами ему в подбородок, и Тэхён почти послушно кивает, пошире раскрывая рот, чтобы Юнги смог полноценно толкнуться ему в нёбо своим языком. — Просто не думай. — Ты извращенец… — И ты любишь меня… Тэхён притягивает его к себе поближе, надеясь, что Юнги из его рук не выпутается никогда. — Л-люблю…

***

Чонгуку кажется, что одна встреча — скажем, после работы — никому не навредит. Вряд ли Чимин вот прям таскает с собой эти долбаные документы и только и спит и видит, как Чонгук изволит их подписать. Он приходит в ресторан, когда до конца чиминовой смены остаётся десять минут. Приходит с небольшим букетом цветов, в своей лучшей рубашке и с новой стрижкой под андеркат. Он решает не сообщать Чимину о своём визите, хочет сделать небольшой сюрприз, вот только не совсем понимает, хороший ли. Заняв не самое примечательное место, он заказывает у официанта стакан воды, тут же стремительно отворачиваясь, заприметив родную макушку, носящуюся с подносом. Чимин спешит скрыться за барную стойкую и уйти на кухню, попутно извлекая свой сотовый из кармана. Чонгук благодарно перенимает из рук официанта стакан воды, в котором так же для красоты и лёгкого вкусового оттенка плавают долька лимона и пара кубиков льда. Взгляд натыкается на молодого паренька, сидящего на расстоянии в несколько столиков от Чонгука. Тоже с цветами, между прочим, кому-то усердно пишет сообщение. Когда он улыбается, его передние зубы кажутся немного крупноватыми, но сам Чонгук не может не замечать их личной схожести в выражении глаз — нетипично большие, Чимин бы даже сказал, что, как у Бэмби. Парень прекращает улыбаться, когда замечает Чонгука, его лицо забавно хмурится, словно он точно так же, подобно Чонгуку, обмозговывает их общие черты. Даже причёски схожи, особенно сейчас, когда Чонгук подстригся. Ну, для иностранцев все азиаты кажутся на одно лицо, но тут почти особый случай. Видя друг друга совершенно впервые, они дарят один другому по кивку, а затем каждый отвлекается на свои дела: похожий на Чонгука парень — снова на переписку, а сам Чонгук проверяет электронную почту, куда должен был ему написать редактор издательства, заинтересовавшийся чонгуковой книгой. — Ты пришёл!.. — слышится радостное знакомым голосом. На Чимине уже его повседневная одежда, что даёт понять об окончании его смены. Он держит в руках свою тонкую курточку и направляется в сторону Чонгука почти вприпрыжку. Вот только не к Чонгуку. А тому самому пареньку, который всё строчил сообщения с блеском в глазах. — Хёншик! К Хёншику, вот. Хёншик нежно целует Чимина в щёчку, дарит ему цветы, а у Чонгука внутри аж что-то разрывается натянутыми узлами. Одно дело — знать, что Чимин с кем-то встречается. Другое — видеть это своими же глазами. Он не контролирует свои действия и поднимается из-за стола, нечаянно цепляя рукой тот самый стакан, что падает на пол и разлетается на мельчайшие осколки. Чимин находит источник шума сразу. И у шума — самые любимые и незаменимые, самые ненавистные и незабываемые глаза. На какие-то секунды они просто смотрят друг на друга: Чонгук с болью, Чимин с ненавистью. — Что ты тут забыл? — в конечном счёте именно Чимин убивает тишину, в которую погрузилась обстановка, норовя утонуть. Хёншик, стоящий рядом и придерживающий Чимина за талию, только переводит недоумённый взгляд от Чонгука к самому Чимину: — Вы знакомы? — Я спросил, что ты тут делаешь? — он спрашивает громче, агрессивно напрягая челюсть до образования желваков. — Хотел провести тебя до дома… Купил для тебя букет… — Чонгук чисто на автомате прижимает к себе те цветы, которые собирался вручить Чимину. — Но, я вижу, что у тебя уже есть компания… — Да, есть! И её наличие — не твоё дело! — Да что происходит? Откуда вы друг друга знаете? — Хёншик сконфужено требует ответов, запутываясь лишь больше в паутине возникшего из ниоткуда конфликта. — Скажи ему, хён… — Чонгук молвит притихшим голосом. Сказать, что видеть Чимина в объятиях какого-то Хёншика больно, — ничего не сказать. — Это муж, с которым я развожусь. Вы оба довольны? — Чимин выдерживает некую паузу, будто для того, чтобы удостовериться, радует ли их его признание. — Хёншик, мы уходим! Он хватает малость прифигевшего Хёншика за руку и принимается силой тащить его к выходу за собой, стараясь не оглядываться на Чона. Чонгук не может посмотреть им вслед, он просто огорошено опускается обратно на стул и несколько долгих секунд просто вспоминает, как дышать. Очень не хватает Тэхёна сейчас. Эгоистично, но ему хочется вернуть те времена, когда вся драма вертелась вокруг его друга, а не вокруг него самого. Тэхён уже привык к дерьму, он разгребает его из года в год с бесстрастным лицом и ни на что не жалуется, когда Чонгук тут же чувствует, как его вот-вот порвёт от возмущения, и чего-то вроде… Разочарования во всём, что он имеет и не имеет в своей жизни. Он не сразу улавливает шаги, снова проделывающие скорый путь к нему. Чимин раздражён, почти пунцовый от ярости, но Хёншика с ним уже нет. Он без лишних слов и каких-либо слов в принципе выхватывает из расслабленной ладони немного заторможенного Чонгука так и не подаренный букет и торопливо исчезает с поля зрения, как будто никто и не возвращался. Чонгук смотрит на свои пальцы и совсем немножко улыбается своему фиаско. В какую бы жопу план ни скатился, Чимин всё-таки забрал цветы.

***

Юнги говорит, что он очень ценит то, что они разговаривают. Секс, конечно — хорошо. Секс — очень хорошо даже, но наверстать упущенное хочется не только физическим образом. Если бы у них не находилось тем для обсуждения, плохи бы потом были дела, какими бы ни были чувства. Тэхён сейчас достаточно умён, чтобы в чём-то достойно оппонировать Юнги. — Я серьёзно, почему ты мучишься в школе? Ты прекрасный педагог с уровнем университета минимум, — Юнги гладит его по спине, пока Тэхён с наслаждением лежит на его груди и слушает размеренный счёт пульса. — Только скажи мне — и место в Сеульском — твоё. Там всё ещё работают Намджун-ши и Сокджин-хён. А не захочешь в Сеульский, чтобы видеть меня каждый день, у меня есть ниточки в Ёнсе и Сонгюнгване. Ты достоин большего, чем орущих детей, Тэхён. — Но я люблю этих орущих детей. Мне нравится моё рабочее место. Видел бы ты, с какими слезами они отпускали меня сюда. Я люблю уроки, которые веду, хён. — У нас ещё будет время поговорить об этом. — Не думаю, что в этом есть смысл. Я не поменяю свою точку зрения, Юнги. — Насколько я понял, приглядывать за Чонгуком тебе больше не нужно, так начни жить для себя. И для меня тоже. — Я всегда буду приглядывать за ними. — Тэхён… — Не произноси моё имя так томно. Я не смогу за неделю отучиться от старых привычек, Юнги. Присмотр за ними был единственным, чем я жил, пока не нашёл себе работу в школе. Дети как многое забирают, так и многое дают, кстати… Я, конечно, после контакта с ними зачастую всегда заёбаный, но знаешь, я заёбаный по-счастливому, — Тэхён немного ёрзает у него на груди, подставляет свою руку себе под подбородок, немного меняя положение, чтобы посмотреть Юнги в глаза. — Расскажи мне, как прошли твои последние пять лет… Юнги громко выдыхает, словно для него этот период дался не легче, чем Тэхёну. — В основном я преподавал, думал о тебе, о «нас», а также наводил порядки как в голове, так и своей жизни и старался разгрести всё дерьмо, которое привнёс в мою жизнь отец, а затем его смерть. Всякий раз, когда Юнги упоминает при Тэхёне своего отца вскользь, контекст оказывается не самым приятным. Тэхён вообще мало чего знает толком о семье Юнги, понимая, что тема эта не из самых любимых. Он помнит, что старший брат Юнги искусный шеф-повар, и что в студенческие годы Юнги совершенно не ладил со своей семьёй. Он так же упоминал, что многое делал назло и наперекор собственному отцу, с которым, похоже, отношения вообще никак не сложились. Тэхёну грустно от этого. И ещё грустнее слышать о том, что папы у Юнги уже нет. — Я… Сочувствую твоей утрате. — Не стоит, — Юнги не кажется расстроенным, но вот в голосе проскальзывает больше от ненависти. — Не нужно, Тэхён, правда. Я совершенно не тоскую по человеку, что и сделал мою жизнь такой сложной. Тэхён понятливо кивает и кротко целует Юнги чуть ниже ключицы сквозь ткань футболки. — Расскажешь? — он старается звучать максимально отдалённым от вымогательства и ещё раз целует Юнги туда же на переубеждающий манер. Юнги концентрирует на нём взгляд, но не мысли, а их — по глазам видно — сейчас с парочку пчелиных улеев. Он долго молчит, вынуждая Тэхёна смутиться. Как ни крути, сам Юнги не может раскрыться ему полностью, ему словно обязательно до самого конца оставаться неразгаданным пазлом. — Не то чтобы ты должен… — Тэхён ещё раз исправляет свою напористость, и на этот раз Юнги более спокойно продолжает свои поглаживания раскрытой ладонью по тэхёновой спине, наконец собирая мысли хоть во что-то связное: — Не то чтобы я не хотел, поверь мне. — Я ничего о тебе не знаю. Иногда кажется, что я люблю лишь образ, который сам себе и придумал ещё в подростковом возрасте. — Меня зовут Мин Юнги, я из Кореи. Я учитель корейского и английского языков. Мне тридцать лет. Любимый цвет: белый. Любимое блюдо: чачжанмён. У меня есть собака: пудель по кличке Молли. А ещё я влюблён в тебя, — Юнги улыбается ему уголками губ, вызывая в Тэхёне негромкий смех. — А что-нибудь менее тривиальное? — Тривиальное? А ты, разве, знал, что у меня есть собака? Или что я влюблён в тебя. — Насчёт последнего — я догадываюсь, но всё ещё не могу принять. Я любил тебя десять лет и столько же был отвергнут. Мне понадобится время, чтобы… Осознать, что ты здесь… Что касаешься меня, что спишь рядом и никуда не уходишь, когда я просыпаюсь. — Я понимаю. Тэхён только укладывается обратно ему на грудь и делает небольшой вдох. — Со временем ты будешь знать всё, я обещаю. Просто нужно время, чтобы подготовить тебя к этому. Мне нужно постепенно внедрять тебя в свою жизнь, иначе я рискую потерять тебя. — А разве я всё ещё не часть твоей жизни? — Всегда, — Юнги немного приподнимается и целует его в чернявую макушку, что пахнет отельным шампунем с ароматом мимозы. — Но не так, как мне хотелось бы. Если быть честным, Тэхёна немного настораживает этот серьёзный тон в голосе Юнги. Он произносит всё так, словно так и есть. Словно Тэхён взаправду часть всего, но слишком малая, а дальше пока никак в силу чего-то, что Юнги прячет глубоко в себе. Тэхён невольно задаётся вопросом, не было ли это ещё одной причиной, почему Юнги столько лет не отвечал ему взаимностью? Он боялся Тэхёна. Он боялся себя. Он боялся того крепкого и «намертво», что смогло образоваться окончательно лишь сейчас. И постоянно было какое-то препятствие. Возраст? Только он и первоначальная нелюбовь? — Думаешь, у тебя могут найтись секреты, что способны отвернуть меня от тебя? — Тэхён снова приподнимается и на этот раз более основательно, присаживаясь рядом с расслабленным телом Юнги на свои коленки. У Юнги в глазах — неразделимая тоска и печаль, которую Тэхён никогда не замечал ранее. — Могут, — он лишь зыркает на Тэхёна и этим самым взглядом гонит мурашки по спине. — И имеются. Именно поэтому мне важно дать всему время. Говорить с тобой побольше, заручиться твоим доверием, чтобы в момент, когда ты узнаешь правду, ты был бы способен перебороть свой гнев и выслушать меня, дослушать до самого конца, ведь всё, что будет важно в итоге, это «мы». Ты очень дорог мне, Тэхён. Ты дороже всего, что я имею. Я хочу, чтобы ты помнил об этом. — Что же такого ты скрываешь, Мин Юнги? — У меня тяжёлая жизнь, и мой отец сыграл в ней не последнюю роль. Тэхён надеется, что не испортит такой напряжённый момент шуткой, надеясь хоть как-то разрядить обстановку и снять напряжение: — У вас семейный бизнес? Он киллер и он заставил тебя прятать трупы без твоего желания? — Нет, — Юнги довольно адекватно реагирует на попытку внести немного красок в мрачность данной минуты. — Мы не киллеры, и я никого не убивал. Если только «мечта» не считается живым существом. Потому что я убил в себе их все, когда был таким, как ты. В таком случае, я не просто рандомный убийца, а ещё и серийный. Именно сейчас мне важно ничего не испортить. Не испортить с тобой. Я только нашёл тебя снова, только ощутил тебя в своих руках, только впервые в жизни почувствовал, что счастлив… Юнги смотрит на него так грустно, что у Тэхёна вот-вот разорвётся что-то в груди. — Я не могу утратить это чувство. Я не смею, мне нельзя. — Что бы это ни было, думаю, я смогу принять это. — Нет, Тэхён. Не сможешь. Ты сильный, но не настолько. Ты выносливый, но я только и делаю, что пытаюсь склеить битые собой же и другими осколки тебя. И если ты разобьёшься опять, я не знаю, буду ли способен скрепить тебя обратно снова без твоей помощи и твоего желания. Просто обещай мне, что выслушаешь, когда настанет момент. — Как я пойму, что он настанет? — Тэхён берёт его за ладонь и подносит к своим губам, принимаясь мягко дотрагиваться им до каждого дюйма поверхности руки. — В тот миг тебе, вероятно, станет, так больно, как никогда. — Ты предупреждаешь меня о том, что разобьёшь мне сердце? — Именно так, мой мальчик. Боюсь, что так. — Я обещаю тебя выслушать, хорошо. Юнги приподнимается за ним вслед и равняется в спине, с чувством касаясь тэхёнового затылка и вовлекая в тягучий поцелуй. — Это, всё, что мне будет нужно, Тэхён… Они оба снова долго обнимаются, целуются, ласкаются поверх одежды и как будто с каждым новым касанием хочется ещё, мало, до полнейшей нехватки. Ничего такого, ничего опошленного или даже связанного с сексом. Тэхён просто дышит ему в шею, втягивая в себя побольше запаха Юнги, да так и засыпает с руками Юнги, перекинутыми через его тело. Хочется, чтобы эта неделя не прекращалась никогда. Вот только всему хорошему всегда приходится заканчиваться. Тэхён слишком сонный, чтобы прочувствовать, как Юнги бережно целует его в висок и высвобождает свои руки. Он морщится мельтешению перед прикрытыми веками и приглушённому голосу Юнги, что с кем-то говорит по телефону. — …нет, нет! Совсем не вовремя… Почему ты не сказала ей, что я занят? Совершенно не имея понятия, о чём речь, Тэхён только переворачивается на другой бок и негромко стонет. Он снова проваливается в сон на несколько минут, а когда немного приходит в сознание, Юнги испугано целует его в уголок губ и о чём-то просит умоляющим тоном. — …прошу, сделай это для меня, ладно? Тэхён-и, останься тут, останься в постели, я скоро вернусь к тебе, слышишь? Просто останься здесь, не ходи за мной. Не выходи из номера. — Хён… — Ты понял, что я сейчас сказал тебе? — Мг… — Тэхён, я прошу тебя. Я всё объясню тебе позже, ладно? Тэхёну кажется, что проходит вечность. Слышится негромкий хлопок двери, когда он окончательно приходит в себя после дрёмы; спать днём всё-таки не самое лучшее решение, от дневного сна у Тэхёна начинает болеть в висках, и в теле создаётся такая тяжесть, словно его пережевали, переварили и высрали. Последнее воспоминание — Юнги, сладко целующий его в губы и о чём-то умоляющий так, словно весь мир висит на чёртовом волоске. — Хён? — он трёт глаза и оглядывается по сторонам. Юнги здесь нет, дверь щёлкнула отчётливо. О чём же Юнги попросил его? Тэхён прогоняет остатки сонливости небольшой торопливой разминкой и по-быстрому одевается. Нужно догнать Юнги, пока ещё не поздно, пока он не ушёл, и переспросить, о чём он так жалобно просил. — Юнги? Тэхён выходит в коридор, тут же натягивая на себя ткань свитера. Он долго ждёт лифт, чтобы спуститься вниз, и нужно как-то сделать это быстрее, иначе он рискует не застать хёна, а затем долго будет мучиться в его отсутствие тем, что станет гадать о смысле слов, которые выразил Юнги, перед тем как уйти. Он спускается в просторный холл. Кто-то здоровается с ним по-английски, а затем и по-корейски, и Тэхён не сразу даже понимает, что тупо проходит мимо немного ошарашенного Ибо, которого словно не видит в упор. Юнги важнее. Юнги важнее всего, что он знает, чем он живёт. Что же он сказал Тэхёну, о чём попросил? Думай, Тэхён… Думай! Он толкает входные вертящиеся двери руками, хотя от этого они вращаться скорее не станут, и уже вот-вот оказывается на ступеньках улицы. Его лицо трогает улыбка, когда взгляд находит юнгиево пальто, и с губ уже готово сорваться его имя, как только в памяти живо всплывает серьёзное лицо Юнги, в глазах которого читается страх. Страх того, что он больше не контролирует ситуацию. Всё вышло из-под контроля в один щелчок чьих-то пальцев. «Не выходи из номера». Юнги подходит к дорогой машине, водитель которой почтительно открывает двери невысокой женщине, что почему-то напоминает Тэхёну своей роскошью как минимум жену президента. Он соврёт, если скажет, что не замечает, как Юнги тепло приветствует её поцелуем в щеку, и как она фамильярно в ответ гладит его по волосам с улыбкой. — Прости, что так вышло… Я пыталась её удержать, но ты же её знаешь… Она так по тебе скучает, Юнги… Она? Тэхён не дышит, и это разгорается ему в лёгких настоящим пожаром. Он даже не моргает, боясь хоть что-то упустить. Из другой двери, даже не дожидаясь, пока ей откроют, выбегает девочка на вид лет семи-восьми, и то, с какой радостью она налетает на Юнги, больно бьёт Тэхёна в солнечное сплетение с ноги. — Папа! — Моё сокровище, — Юнги ловит девочку и позволяет ей повиснуть у себя на руках. — Папочка, почему ты так долго не возвращаешься к нам? — Папа занят, малышка, я же тебе говорила. У папы много работы. Папа. П а п а. Тэхён теряет связь с реальностью, его просто накрывает. Он выдаёт себя хлопком-ударом, что приходится ему по спине, пока он начинает протискиваться обратно в двери, но не в ту сторону. Его ноги едва держат моментально потяжелевшее тело, колени подкашиваются. А в глазах уже мутно, уже непроглядно, уже темно. Центра тяжести больше нет. — Т-Тэхён?.. — Юнги восклицает в ужасе. — Тэхён! Юнги — папа. У него есть дочь. Дочь и… — Тэхён, подожди! Тэхён едва его слышит. И себя тоже слышит хреново. Он просто двигается, как может, обратно к номеру, проклиная себя за то, что вообще вышел из него. Юнги же его просил. Юнги его умолял. Юнги целовал так сладко. Так здорово трахал всю эту неделю. Так мило говорил с ним. Так упорно втеснял себя обратно в Тэхёна во всех смыслах… А ещё Юнги лгал… Тэхён работает чисто на автомате — собирает те вещи, что видит в доступе, и кое-как тянет молнию своего чемодана за собачку. — Тэхён, пожалуйста!.. Зачем ты вышел? Я же просил тебя остаться здесь… Просил дождаться меня… Просил дать мне время, чтобы со всем разобраться… — Т-ты… — он выскребает из себя на последних силах. — Ты папа… В-вау… С-сколько ей? — Тэхён, всё не так, как кажется! Ты всё неправильно понял! Позволь мне всё объяснить. Ты обещал мне, что выслушаешь, ты помнишь? — Сколько ей, Юнги? — Давон восемь. — Вос… Юнги — папа. У него есть дочь, Давон, и ей восемь. Дочь и… — Т-ты… — Тэхён, прошу тебя… Не надо... До полной раздробленности остаётся всего один удар, и Тэхён понимает, что Юнги его сделает. — Ты женат? Юнги таращится на него округлёнными глазами, пока Тэхён прекращает судорожно паковать всё, что попадётся под руку, даже некоторые вещи самого Юнги чисто по инерции. — Да, — сипло отвечает ему профессор Мин. — В-воу… Ух ты... — Тэхён, всё не так, как ты думаешь… — Ты… Ты не носишь кольцо… — Я не считаю наш брак — браком. И Джису тоже! Просто дай мне… Дай нам с ней всё объяснить… Юнги женат. И его жену зовут Джису. — Джи… Джису… — Тэхён вторит негромко, смакуя её имя. И оно горчит. Он заплаканно застёгивает свой чемодан, вжимаясь в ткань собственного свитера. — Тэхён, ты обещал мне выслушать меня, помнишь? Пожалуйста… Я умоляю, — Юнги резко заслоняет собой выход, не сводя потерянного взгляда с морально убитого Тэхёна. — Д-дай мне пройти… — Нет! — Юнги, пусти… Юнги женат, и у него есть прекрасная восьмилетняя дочь. — Тэхён… — Юнги не в силах его удержать, Тэхён каким-то чудом проталкивается в коридор и едва ли не спотыкается о собственный багаж. — Тэхён, дай мне всё объяснить, пожалуйста! — Юнги, пусти меня… Юнги прижимает его к стене, когда Тэхён срывается на вой и «стекает» вниз, зажимаясь в комочек. Он упирается своим лбом Тэхёну в голову и не даёт ему пройти. — Тэхён, я люблю тебя… Я люблю тебя! Я так тебя люблю! Тэхён ни разу не видел Юнги плачущим, это казалось ему чем-то из разряда… Ну, как в английском это называют 'science fiction'. Но вот он, Юнги, целующий сжатого Тэхёна в колени через брюки, роняющий свои редкие слёзы на тэхёновы руки. — Боже, я тебя так сильно люблю… Пожалуйста, дай мне шанс всё тебе объяснить… — Если… Если я сейчас останусь тут, с тобой… Я умру, хён… Я… Пусти меня… — Тэхён… Тэхён из последних сил вырывается из любимых рук, цепляется за свой багаж и как-то добирается до лестницы, по которой охота скатиться к чертям и нахер переломать себе хребет. Улица встречает его ярким солнцем; он едва ли не попадает под колёса по собственной неосторожности. Тэхён ловит такси и зажимает руками свои уши, чтобы не слышать вопля, с каким искажается его имя в устах Юнги. Не помогает, потому что этот голос навечно в самой голове. — Тэхён! Пожалуйста! Я люблю тебя! — Куда едем, сэр? — вежливо обращается к нему таксист. — Я тебя люблю, а это самое главное! — В аэропорт, пожалуйста… У Юнги есть жена по имени Джису и восхитительная малышка Давон, которой восемь. Которая очень сильно скучала по своему папе.

***

На самом деле, после случившегося между ними, Чонгук ещё не скоро думает ждать звонок от Чимина. Прошло пять дней с момента происшествия в ресторане и невольного знакомства с Хёншиком. Но Чимин звонит ему посреди ночи с максимально испуганным и как будто не своим вовсе голосом. «Ч-Чонгук-и…» — Хён? Хён, что стряслось? Ты в порядке? Хёншик что-то тебе сделал? А это самое страшное — не быть в силах помочь тогда, когда нужен больше всего на свете. «Н-нет, я… Со мной всё хорошо… Я просто…» — Чимин… «Я не знаю, что делать… Я никогда его в таком состоянии не видел…» — Хёншика? «Тэхёна, Кук-и…» — Т… «Ты нужен мне, Чонгук. Ты нужен мне тут, потому что я просто… Я не справлюсь один. Он… Блять, Кук-и, случилось то, чего мы так боялись». — Буду через полчаса. «Поторопись, прошу».