***
When I wake up, well I know I'm gonna be I'm gonna be the man who wakes up next to you And when I go out, yeah I know I'm gonna be I'm gonna be the man who goes along with you
— Так мы проведём этот вечер на пике горы Ачхасан? — Чимин наконец озвучивает свои догадки, спустя получаса подъёма по каменистой тропе вверх. Чонгук тащит на спине с собой всё, что, как он посчитал, им понадобится, даже забрал у Чимина его сумку вопреки возмущениям. Он поднимает голову к небу и загадочно улыбается: то сегодня настолько звёздное, как и тем вечером. Вечером, когда он впервые влюбился в Чимина. — Если локально — да, — Чонгук позволяет себе немного спойлеров, коль всё стало уже и так очевидным. Не всё, конечно, но в основном. — Хорошо, что ты сказал мне взять с собой куртку, здесь жуть как холодно. — Я прихватил с собой два пледа, одним из них всё равно планировал тебя укрыть. Чимин зачарованно наблюдает за тем, как у него идёт изо рта пар. Он засовывает в карманы куртки свои ледяные руки, чтобы те прекратил терзать холод. Хочется внезапно поместить их в чонгуковы ладони — большие и всегда тёплые. Здесь, на высоте, не только вид иной, но и воздух совершенно отличим от пыльного и загазованного городского. Было бы неплохо выпить сейчас чаю, но что-то ему подсказывает, что Чонгук о чём-то подобном уже позаботился. — Сейчас будет что-то из разряда «я покажу тебе своё любимое место», да? — Нет, это же клишировано, — Чонгук отвечает ему вполоборота, а затем перехватывает за локоть, помогая перешагнуть через камень, встретившийся им на пути. — Каких зарубежных фильмов ты насмотрелся? — Значит, ты ведёшь меня в другое много значащее для тебя место? — Оно ещё пока ничего не значит. Оно просто дико красивое для того, чтобы этот вечер стал идеальным. — Ты несёшь в сумке все ингредиенты идеальности? Чонгук останавливается и поворачивается к нему полностью. — Самый идеальный «ингредиент» этого вечера идёт вслед за мной сейчас. Именно ты — вот, что делает этот вечер волшебным. Чимин благодарен темноте за то, что она скрывает от Чонгука чиминовы пылающие щёки. Жар красивых слов разливается по телу так быстро, что уже и окоченевшие пальцы начинают отмякать в мгновения. Чонгук умеет говорить цветасто, пышно, трогательно. Это бьёт чем-то тяжеловесным по тонкой чиминовой натуре, иногда жаждущей вот такого внимания. Чтобы всё ему. Ему и только. — Будешь говорить такие красноречивые речи — я первым нарушу наш уговор не спешить. — Чтоб меня запугивали поцелуями… — мягко смеётся Чонгук. Его лицо удивительным образом как-то ещё сохранило в себе те, невинные детские черты, и кроличьи передние зубки, особо хорошо виднеющиеся при широкой улыбке, от которой мило морщится нос, только лишь дополняют образ. — А если будешь так улыбаться — я… — Что ты, хён? — с нагловатой усмешкой уточняет Чонгук, пытаясь подбить Чимина на спешный ответ. — Просто продолжай подниматься уже, — тот лишь закатывает глаза и наигранно фыркает. В скором времени они оказываются на самой вершине, и Чимин не знает, от вида чего его дыхание перехватывает больше всего: неонового Сеула, тёмного подлеска у подножия горы, реки Хан, что светится от фонарей, или миллиарда звёзд над головой, которые не заслоняет ни одно облако. — Как ты так подгадал с погодой? Небо — чистейшее. — Заплатил тем, кто разгоняет тучи, — Чонгук негромко хмыкает и принимается потихоньку доставать из рюкзака содержимое. Он сразу же протягивает Чимину плед и галантно обворачивает тёплой тканью Пака со спины. — Какая у нас программа на сегодня? — интересуется Чимин, когда Чонгук помогает ему сесть на плед, разложенный на травянистой земле. Десятки зажжённых ароматических свечей с запахом ягод обеспечивают им свет. — Чем мы займёмся? — Будем пить какао, считать падающие звёзды и разговаривать о вечности. — Как прозаично. — Что поделать? — усмехается Чонгук, пожав плечами. На самом деле он понимает, что Чимин сейчас вредничает в шутку и что какао он пьёт так, словно вкуснее ничего в жизни не пробовал. Сейчас с каждой падающей звездой он кажется ещё насыщенней и слаще, просто магия какая-то. — Как прошёл твой день? — Чонгук добавляет ему в чашку какао, об которую Чимин жадно греет свои руки. — Хорошо. У меня скоро выпускные экзамены в колледже, а ещё я с утра познакомился с группкой деток, которых буду обучать, — Чимин делится этим с какой-то гордостью, которую понял бы только Тэхён. Чонгук тоже любит детей, не поймите неправильно, но обучать их?.. Это требует больше терпения. А Чонгук в этом не спец. Он и так изо всех сил старается первым не нарушить обещание, а дождаться, когда они оба будут готовы к большему. — Это твоя мечта? — негромко спрашивает у него Чонгук. В прошлый раз, когда вёлся разговор о «мечте», тогда, очень давно, когда они ещё не были теперешними ними, их взгляды в этом вопросе совершенно различались. Чонгук уже тех же ошибок не повторит. Он примет чужое толкование «мечты» так, как будто это одна из истин. — Почему ты так внезапно спрашиваешь? — Я не знаю, какова твоя мечта сейчас, хён. Что движет тобой к развитию, чего ты жаждешь, чего желаешь постичь. Мне интересно узнать тебя заново и найти недостающие элементы, чтобы понять, как ты мыслишь. Я хочу беседовать с тобой часами, обсуждать книги или то, что Тэхёну нужно менять работу, или плохую погоду на улице. Я хочу знать твою точку зрения во всём, что можно, во всём, о чём ты сам захочешь поговорить со мной, на что отважишься со временем. Чимин немного удивлённо приподнимает бровь, будучи самую малость сбитым с толку. В прошлых их отношениях они, конечно, тоже разговаривали, но никогда не было вот так. И то, что они имеют сейчас, просто ни на что не похоже из того, что он знает. Это притяжение больше, чем физическое. Это наконец-то тот самый консенсус, которого они не могли достичь когда-то. Им пришлось изрядно переломать себя, чтобы сегодня иметь вот это: неоновый Сеул перед собой, падающие высоко-высоко над головой гаснущие звёзды, шоколадную пенку на губах и разговоры по душам. — Моя мечта… Даже не знаю, мне кажется, что сейчас я имею всё, чего хотел бы… — А есть что-то в перспективе? Чимин прикусывает губу и переводит на Чонгука беглый взгляд. — Возможно. Чимин не хочет думать об этом наперёд, что-то планировать, куда-то торопиться. Но его мечты неизменно связаны с Чонгуком, крутятся вокруг него, как и раньше. С ним хочется мечтать, с ним хочется добиваться целей, а не в одиночку. Но об этом говорить слишком рано. Хочется дорожить вот этим — этими звёздами, что мерцают в радужках напротив, этой улыбкой, которую любишь-любишь-любишь. — Ты не обязан мне об этом говорить. — А ты о чём-то мечтаешь? — Чимин решает не оставаться в долгу и спрашивает его о том же, горя желанием узнать о чонгуковых мечтах сильнее, чем думалось. Ему интересно, есть ли в них место для него, для Чимина. Ему интересно, насколько поменялась его позиция о том, что мечта — не может заключаться в человеке. Ему интересно услышать всё, чем поделится с ним Чонгук, и он будет проглатывать каждую мечту залпом, потому что чонгукового голоса не наслушаешься. Как это возможно вообще? Голодать по общению сильней, чем по физической близости? Прежде чем снова ощутить его прикосновение, Чимину просто хочется часами слушать его голос, будь то высказывание какой-то позиции или зачитывание чего-то литературного из старенькой книги. — Я имею всё, что мне нужно, если честно… — он немного суетливо лезет в свой рюкзак и что-то из него достаёт. — Но у меня есть кое-что для твоей мечты… Какой бы она ни была, сегодня она полетит к звёздам и попросит у них реализации… Чонгук протягивает ему ручку и небольшой квадратик чистой бумаги. — Мы будем запускать фонарики? — Чимин быстро складывает в голове что к чему, начиная сиять ещё ярче от самой идеи. Чёрт. И Чонгук всё это сам подготовил? Сам выбрал время и сам всё устроил? Для него? — Именно! Чимин нервно улыбается теребит в пальцах тонкий листик. — Я отвернусь и начну распрямлять фонарик, а ты напиши, о чём мечтаешь пока, хорошо? Я не стану подсматривать, обещаю. Чимин прикусывает кончик ручки, опуская глаза на чистый квадрат бумаги. Чонгук делает, как и пообещал. Он не мешает Чимину сконцентрироваться на том, что не так уж легко и записать словами. Его мечты больше похожи на картинки, образы, яркие вспышки тепла, и этого не опишешь даже за час, да и бумага закончится. Он натужно хмурит брови и хмыкает, когда разум всё-таки сумел вычленить что-то вербальное из ощущений, которых ещё не было, они лишь в голове по принципу воображения и визуализации. Он наблюдает за тем, как падает ещё одна звезда. Всё небо звёзд, на которые можно будет загадать не одно — тысячи желаний. И рука мажет почерком произвольно, потому что этим движет не мозг сейчас, а сердце. — Я готов, — он сворачивает свою мечту в «книжечку», а затем помогает Чонгуку привязать её к тонкому металлическому каркасу. Когда фитиль уже подожжён, а их пальцы соприкасаются вокруг фонарика, Чимин чувствует приятную дрожь, отдающуюся в сам центр его сущности. — Почему ты не хочешь тоже написать свою мечту? — Потому что моя мечта уже здесь. Мне был дарован шанс начать всё с начала… И это большее, о чём я могу просить. Ветер легко уносит фонарик вверх, к подзывающим к себе звёздам, и с каждой секундой он всё дальше и дальше поднимается в ночное небо. — Уверен, что написал самое сильное желание? — Чонгук отчего-то смеётся, но его попытка пошутить никак не портит момент. — Если что, я его не поймаю уже, чтобы ты переписал своё желание. — Я написал там то, чего хочу сейчас больше всего на свете… — Тогда всё отлично, — Чонгук радостно кивает, не замечая того, каким взглядом на него смотрит Чимин. А Чимин смотрит на него так, словно в Чонгуке заключена вся Вселенная. — Ты хочешь узнать, что я загадал? — Чимин не спускает с него глаз. Это невозможно, нельзя, прекратить на него смотреть — каторга. — Нельзя никому рассказывать о своих желаниях, которые загадал. Они должны оставаться в тайне, чтобы о них могли знать только звёзды. — Если я этого тебе не скажу, вряд ли оно исполнится так, как я этого хочу… От Чонгука веет теплом, даже если его не касаешься. И особенно становится жарко, когда просто находишь его ладонь на ощупь своими пальцами. Чонгук поворачивается к нему лицом, всё его внимание переключается на того, кто мягко держит его руку. А Чимин смотрит прямо в глаза, невзирая на смущение и риск быть отвергнутым. — Мне бы хотелось, чтобы сегодня ты поцеловал меня… Ведь, почему нет? Почему не сейчас? Почему бы не сделать это прекрасное место — их местом? Чтобы оно стало клишировано-любимым для них двоих. Чтобы стало памятным, дорогим сердцу. Чимин так боится, что Чонгук сейчас скажет ему нет. Скажет, что им ещё рано. Вот только у Чонгука взгляд — серьёзный, тёмный, в глазах — блеск всех скатывающихся с неба звёзд. Он делает крохотный шаг ближе, медленно подносит свободную руку к прохладной чиминовой щеке и своим касанием тут же мурашит всю кожу к чертям. Он немного медлит, чем выжигает Чимина дотла, но своим прикосновением и сосредоточенным на нём одном взглядом разом и возрождает Чимина из огня. — Хён… — Чонгук слетает на шёпот. — Хён, можно мне поцеловать тебя? В этот раз Чонгук не допустит тех же ошибок, что и в прошлый раз. Он не украдёт у Чимина их первый поцелуй в наглую. В этот раз он попросит у него разрешения и будет ждать, пока не поймёт, что ему разрешили. — Д-да… Дыхание сбивается уже от самого предвкушения, а внутренности вытворяют что-то совершенно немыслимое. А ведь это всего лишь поцелуй, не более. Но в этом поцелуе — сразу всё. Когда их губы неторопливо мажут по контуру друг друга, где-то в небе с разбегу валится ещё одна звезда. Забавно чувствовать на уголках чужого рта какао, это добавляет тепла… Нежности. Нужности. Важности. — А можно ещё один поцелуй?.. — Можно… Чимину можно всё. Всё звёздное небо сегодня в его распоряжении. И весь Чонгук. И не только сегодня.And when I come home, yeah I know I'm gonna be I'm gonna be the man who's coming home to you And when I'm dreaming, well I know I'm gonna dream I'm gonna dream about the time when I'm with you
***
Тэхён оповещает учеников о том, что урок окончен, и пылко отвечает на все вопросы, что следуют после занятия. Он гордится своими детьми, гордится их интересом, их стремлением, отдачей, и в такие моменты кажется, что ничего и не болит. Давон тоже иногда подходит к нему с вопросами, и с каждым разом при ней становится дышать всё легче и легче. В конце концов, она всего лишь ребёнок, даже если и его. — Учитель Ким, Вы не могли бы ещё раз объяснить мне разницу в произношении этих двух слов? И его слушают внимательно несколько её новых подружек, которые, благодаря Давон, заинтересовались английским ещё больше. Тэхён не слеп, он знает, какие краши на него ловят старшеклассницы, как они интересуются дополнительными с ним, но он вынужден отказывать, потому что ему не нужны лишние лживые надежды. Он особо не делает ничего такого, а люди тянутся к нему сами каким-то магнитом. В прошлый День Святого Валентина он получил открыток и шоколадок больше, чем помнит. Страшно подумать, сколько бы он получил в следующий раз… Когда он прощается с учениками окончательно, закрывая дверь классного помещения на ключ, он думает о том, что сегодня ему немного легче, чем в остальные дни. Бывают дни похуже, бывают получше. Но сегодня — сегодня тоска терпима, а когда тебе так солнечно улыбаются вокруг, то она становится блёклым маревом, никогда не исчезающим бесследно, но не мешающим элементарно дышать. Он поправляет своё пальто и уже лезет в карман за сотовым, чтобы позвонить Чонгуку и узнать, нужно ли будет что-то прикупить сегодня к ужину. Они по-прежнему живут втроём на две квартиры, и сегодня решили отложить все свои дела, чтобы поужинать все вместе в дружественной обстановке, поговорить о том, как прошла их неделя. Он почти успевает набрать чонгуков номер, когда мимо него пробегает фигура Давон, что мчится вперёд, к машине. Вот только у двери стоит не Юнги в дорогих итальянских ботинках… Женская утончённая фигура кажется Тэхёну знакомой, и вряд ли он смог бы когда-нибудь выколупать из памяти этот элегантный шарм женщины, которую видел лишь однажды, будучи не в самом лучшем эмоциональном состоянии в тот момент. — Мамочка! Бывшая жена Юнги выглядит просто великолепно — без лишних слов. — Мамочка! — Здравствуй, золото моё, — от Ким Джису веет теплом и уютом, она заботливо прижимает к себе девочку и целует её в тёмную макушку. Тэхён уже намеревается тихонько пройти мимо, сделать вид, что никого и не заметил, но его ввязывают в это против его воли. И, разве, он в праве винить в этом Давон? — Мама, тут учитель Ким! Учитель Ким! Дерьмо. Тэхён вынуждает себя встретиться взглядом с Джису, стараясь элементарно держать себя в руках. Не поздороваться будет невежливо, да и это подаст девочке дурной пример. Он ощущает, как напрягается в нём каждый нерв, как смещается центр тяжести куда-то в сторону. Он натягивает на лицо маску стоика, решая, что ничего из этого уже не сделает ему больней, чем он уже вынес. Последнее, чего хотелось бы в пятничный сокращённый день — это официально знакомиться с бывшей женой Юнги. — Госпожа Ким, — он отвешивает ей учтивый поклон, подойдя поближе, и женщина возвращает ему тёплое приветствие, двигаясь вслед: — Тэхён-ши, я рада нашему знакомству, — и ничто в её голосе не служит намёком на то, что она выдавливает это по принуждению. В её глазах нет злобы, нет зависти, нет ненависти к Тэхёну. Только интерес и не нужное Тэхёну беспокойство. — Юнги многое рассказывал мне о тебе. Тэхён не сомневается, что много. Возможно, она даже знала обо всём, что связано с Лондоном. Том, чем они с Юнги занимались во время треннинга. Он подозрительно оглядывается по сторонам, думая о том, что, возможно, где-то тут и глава семейства находится поблизости. И Джису, словно прочитав его мысли, легонько качает головой. — Он не здесь, — она выдерживает паузу, чем позволяет Тэхёну немного успокоиться. — У него занятия в университете, поэтому за Давон приехала сегодня я. И он не приедет, не переживай. Почему она говорит это так, как будто понимает, насколько большой для Тэхёна стресс — общаться с Юнги после всего? Признаться, Тэхён испытывает облегчение, думая о том, что Юнги не рядом. Он испытывает облегчение, хотя это не отменяет жуткого смущения, в которое вгоняет один лишь взгляд Джису. — Мам, а можно учитель Ким поедет кушать мороженое с нами? — Давон вопросительно дёргает мать за рукав дорогого брендового пиджака, явно сшитого либо под заказ, либо входящего в коллекцию, которая ещё не вышла, а затем хлопает пушистыми ресницами, наблюдая за учителем. Поедет делать что?.. — Давон, о таком нужно спрашивать не меня, — в голосе женщины проскакивают воспитательные нотки, но мягкость остаётся неизменной. — У учителя Ким могут иметься свои планы. К тому же, не всякий захочет куда-то идти с малознакомыми людьми. — Но мы — не малознакомые! Он хорошо дружит с папой, и он самый лучший учитель в школе! Мой любимый учитель! Хорошо дружит с папой. Очень х о р о ш о. — Пожалуйста, прости её, — по-доброму усмехается Джису, обращаясь к Тэхёну. — Стараюсь приучить её уважать личное пространство и привить хорошие манеры, но понятия не имею, в кого она такая… На прорыв. Мы были бы очень рады твоей компании и не обидимся, если ты откажешься. Я понимаю, почему тебе может захотеться отказаться. Это, должно быть, очень для тебя нелегко. Тэхён роняет судорожный вздох, уставившись на девочку, что с надеждой ждёт его ответа. Он не знает, чем он думает, рассматривая предложение дольше нужного. Не знает, чем руководится, когда вместо отрицательного ответа даёт положительный. — Это далеко? — Нет, в квартале отсюда всего, — сообщает ему Джису, улыбаясь чуть шире. Тэхён не знает, какого чёрта он делает, когда согласно кивает женщине. Впервые в жизни ему просто не хочется знать, что он делает. Может, этот разговор с Джису хоть как-то излечит его разбитую душу… — Спасибо, что согласился, Тэхён-ши. Это много значит для меня. Это удивляет — то, насколько Джису уважает его границы и как бережно и почтительно относится к тому, что Тэхён немного расширяет зону своего комфорта ради этого похода за мороженым. — И для него тоже? — он выделяет особым тоном местоимение, хотя и без этого было бы понятно, о ком идёт речь. — Если ты о том, что он сегодня подослал меня к тебе, то нет. Он даже не знает, что я решила не просто забрать Давон, но и познакомиться с тобой. Для меня важно, что ты не боишься идти со мной на контакт, хотя я представить не могу, чего тебе это стоит… — Это не без труда, — честно признаётся Тэхён, до сих пор отказываясь верить, что не просто буднично болтает с бывшей женой Юнги, но и садится на переднее пассажирское сидение её авто, чтобы поехать… Даже не важно, куда, но в м е с т е. — Мне бы хотелось познакомиться с тобой при более оптимистичных обстоятельствах, поверь, — она понижает слышимость голоса, чтобы их разговор оставался только между ними двоим. — Почему? Вопрос кажется странным, но не для кого он всё же не лишён смысла. — Мне хочется знать всё о человеке, влюбившем в себя моего лучшего друга. Недосказанность их незавершённого диалога даёт предпосылки гадать, что продолжение будет в более спокойной обстановке, чем эта. Вопреки тому, что Тэхёна изрядно потряхивает, от Джису исходят волны мягкости и проницательности. Становится страшно оттого, что она как будто видит его насквозь и не тычет этим в лицо. Он никогда не рассуждал на досуге, каким характером могла бы обладать жена Юнги, стараясь вообще не думать о ней больше нужного. Сама мысль о её существовании проворачивала в спине затупленный нож со сломанной рукояткой — такой легко не вытащить. Он не знает о ней ничегошеньки, но что-то в ней начинает его поражать в непривычно приятном смысле. Юнги говорил, что между ними никогда не было любви, но, разве, все бывшие жёны, какими бы ни были отношения, станут относиться к тебе вот так? Тэхён не притрагивается к мороженому, которое для него купила Джису. Он настоял на том, чтобы заплатить за себя самостоятельно, но её чарующий дар убеждения творит с Тэхёном странные вещи. Ему кажется, что Чимину с Чонгуком стоит знать, где он и почему может потенциально припоздниться к ужину. Он пользуется минуткой, пока Давон рассказывает своей маме о сегодняшнем дне, чтобы написать в общий чат. На удивление, атмосфера никак не влияет на ритм его пульса. Тот не подскакивает, как будто в этой непринуждённой встрече нет ничего замысловатого и давящего куда-то на обратную сторону гортани. Немного откашлявшись, как будто собирается произнести вслух то, о чём будет писать, он торопливо строчит сообщение, пока не передумал.могу задержаться немного
Чимин-а: всё хорошо? Кук-и: что-то случилось?я… я познакомился с Ким Джису его бывшей женой
Чимин-а: ТЫ ЧТО????!!! Чимин-а: он что, прислал её к тебе для разговора? Кук-и: надо было придушить его, когда была такая возможность!он не знает его тут нет только я, Джису и их дочь
Кук-и: их дочь?.. Тэхён затруднительно выдыхает.она учится в моём классе перевелась месяц назад
Чимин-а: ТВОЁМ КЛАССЕ? Кук-и: МЕСЯЦ? Примерно потому, что Тэхён знал, какой была бы их реакция, он им и не рассказал. А Давон — всего лишь ни в чём не повинный ребёнок, которого доверили ему на обучение, как и остальных. Он соврёт, если скажет, что сначала это не подрывало в нём залежи закупорившейся боли. Но чем меньше её оставалось, тем становилось легче. И сейчас он самостоятельно дошёл до того, что согласился поговорить с Джису. Не это ли то, что называется прогрессом? Он не имеет права злиться на тех, кто ничего не сделал. Не Давон лгала. Не Джису. Только Юнги. Кук-и: когда ты, блять, собирался нам рассказать?может, никогда потому что это неважно
Чимин-а: НЕВАЖНО? Чимин-а: он до сих пор продолжает играть с тобой! Чимин-а: как ты не понимаешь?я отношусь к его дочери как к очередному ученику не больше и не меньше она просто девочка, которая ничего не знает
Кук-и: и сейчас ты где-то сидишь с его бывшей женой Кук-и: просто так Кук-и: ну да Кук-и: где ты, я приеду за тобойребят, возможно, мне нужен этот разговор с ней для меня самого
Чимин-а: если это подачки Юнги…даже если его, мне уже всё равно
Кук-и: но не нам! Кук-и: мы не хотим, чтобы тебе снова было плохо!не будет на самом деле, общаться с ней легче, чем я ожидал возможно, это поможет мне наконец-то отпустить
Чимин-а: поверить не могу, что ты от нас скрывал это Чимин-а: есть что-то ещё, о чём мы должны знать?ничего правда, ничего изначально меня бомбило, да но сейчас… я в порядке, правда
Кук-и: пожалуйста, сегодня вечером расскажи нам всёя расскажу)
Чимин-а: злюсь на тебя!не злись)
— Всё хорошо? — Джису взволнованно заговаривает к нему тихим голосом. И Тэхён подмечает, что Давон резвится с несколькими детьми на площадке неподалёку, не мешая взрослым «разговаривать». — Да. Я написал друзьям о том, что могу немного опоздать к ужину. — Юнги мне о них тоже рассказывал. Полагаю, они не особые его фанаты. — Они его ненавидят. — Не беспричинно, стоит отметить, — понятливо кивает Джису. — Юнги отлично располагает к себе аудиторию, но когда речь заходит о сближении, в этом он катастрофически плох. Мы лучшие друзья лишь потому, что так вышло с самого детства. А Намджун и Хосок — потому что как-то проломили его ментальные защитные стенки. На этом список его друзей заканчивается. Юнги очень плох в человеческих отношениях. Тэхён это уже заметил, да. Повисает небольшая тишина, пока Джису наблюдает за своей дочерью и подносит к губам ложечку ежевичного мороженого. — Ты нравишься ей, кстати. В первые дни, как только мы перевели её в другую школу, она только тебя среди всех учителей и выделяла. Бегала по дому, всё рассказывала о тебе и мне, и Юнги… — Перевести её — была его идея? — Да, но я её не поддержала. Я представить не могу, каково тебе — видеть её перед собой на уроке. Юнги нужно было думать лучше, но он хватался за любые ниточки, что привели бы его обратно к тебе. Каким бы он ни был умным, а проницательности ему не достаёт. Ему нужно было подумать о том, какой эмоциональный урон это может тебе нанести. — Почему Вы беспокоитесь обо мне? — Тэхён удивлённо смотрит на неё, встречая лёгкую, ненаигранную улыбку. — Потому что я заочно знаю тебя уже десять лет. Ещё с того момента, когда Юнги был для тебя практикантом в школе. Он рассказывал мне всё, и то, как он о тебе рассказывал, не оставило меня равнодушной. Я ругала его за всё то обращение с тобой больше, чем ты можешь себе представить, Тэхён. Он был во многом нерешительным, что касалось тебя, и мне приходилось подталкивать его. — Почему? — Потому что ты единственный человек, что заставил его что-то чувствовать. Мне со стороны было виднее: он сгорал, воспалялся, умирал, возвращался к жизни, он ж и л от каждого вашего взаимодействия. Юнги вообще ничего не смыслил в любви, и предпочёл отсечь это, чем углубиться в изучение. Ты первый, кто вызвал в нём это чувство, Тэхён. Ты первый и ты — единственный. — Зачем Вы мне это говорите? — Признаться, я не знаю. Я очень хотела познакомиться с тобой ещё раньше, до всего, поддержать, сказать, что с Юнги иногда нужно пожёстче, потому что он безынициативный, когда это нужно. Я не знаю. Я просто хотела тебя увидеть, а потом отвесить Юнги подзатыльник за то, как сильно он обидел тебя… Тэхён не находит, что ответить. Он просто пялится перед собой куда-то в воздух и пытается обмозговать услышанное. — Мне жаль, что вы развелись… Давон, должно быть, очень тяжело, — так и не сумев понять, как ему среагировать, Тэхён решает изменить угол разговора. — На самом деле, для неё ничего не изменилось. Мы не жили с Юнги так, как принято понимать слово «семья». Может, только в первые несколько лет, пока Давон была маленькой. Она привыкла к тому, что мы не были все вместе. Поэтому этот развод никак не сказался на ней. Мы с Юнги любим её всё так же сильно, и наши с ним отношения никак не изменились после подписания бумаг. Он всё ещё мой лучший друг, для которого я хочу всего. — Я не могу думать о нём. Мне слишком больно. Слишком больно от той роли, которую я сыграл в последний раз… Джису бережно накрывает его руку своей небольшой ладошкой в знак поддержки. — Я понимаю. Я имею небольшое представление о том, на каких убеждениях ты рос и какие травмы лишь подковывали в тебе чувство выбора. Я не собираюсь никак оправдывать метод Юнги. Он пять последних лет детально продумывал, как вернуть твоё доверие, но не учёл твои моральные устои и твои ценности. Он всё ещё учится этому, Тэхён. Он учится любить тебя и исследовать это чувство к тебе. Однажды я тоже любила так сильно, так крепко, так чувственно. Единственное, что хорошего мне осталось от этой любви — Давон. Всё остальное насквозь пропитано болью, предательством, слезами. — А что от любви осталось у меня?.. — Твоя сила воли. Ты не представляешь, насколько сильным был твой шаг — уйти. — Так то, что я ушёл, — правильно? Её красивые губы растягиваются в улыбке по форме сердечка. — Я не в праве говорить тебе, правильно это или нет. Только ты сам мог решить это для себя. В своё время у меня такого выбора не было. Я была готова даже выйти замуж за брата Юнги, лишь бы мой лучший друг не был обременён мной и чужим ребёнком. Так что если ты переживаешь о нашем разводе — то не стоит. Потому что я наконец могу быть рада за своего друга — он свободен и может любить того, кого любит. Я рада и за себя, ведь волей случая адвокат, что помогал нам разбираться с делом развода, стал моим возлюбленным. Мне очень непросто снова любить. Очень непросто снова что-то чувствовать… Но я ощущаю, что близка к тому, чтобы быть счастливой. Тэхён прикусывает верхнюю губу, найдя взглядом Давон, что играет в резиночку с другими девочками. — Она знает? Знает, что Вы?.. — Она знает о том, что я кое с кем вижусь. Тэхён закусывает губу сильнее, почти до крови. — И как Вы зовёте его? «Мамин хороший друг»? — он выпаливает это с уколом болезненной обиды. — Нет. Я называю все вещи своими именами, так что Давон знает, что у меня есть мужчина. Они хорошо ладят. Особенно она и его сын. Но я понимаю, почему Юнги представил тебя ей вот так. Мы стараемся учить её правильным вещам, стараемся объяснить, что любовь — это не о половом признаке. Мы не влюбляемся в тех, кого любить «правильно». Мы делаем это с теми, кто цепляет нас за живое… Думаю, Давон начинает понимать это. Мы в процессе, чтобы рассказать ей, что любовь бывает абсолютно разной. И в один день она поймёт, она очень способная и понимающая девочка, хотя и ведёт себя иногда совершенно невоспитанным образом. — А если… Если я не хочу, чтобы она знала обо мне и Юнги?.. — негромко уточняет он, чуть погодя. — Тогда я обещаю, что со своей стороны я буду уважать твой выбор. Но не могу поручиться за Юнги. Он любит тебя до такой степени, что не замечает, как этим вредит тебе. Я не одобряю его методы и попытки всё исправить. — Я не хочу, чтобы он что-то исправлял. Джису поджимает губы и грустно кивает в знак согласия. — Я понимаю, Тэхён. — Вы смогли влюбиться ещё раз… А я не желаю никого так же сильно, как хёна. За все годы я не смог… Разлюбить. Несмотря на то, с какой тяжестью он вытаскивает наружу свои переживания, ему становится легче от этого разговора. Именно с ней. Как будто в этом крылся ключ к частичному умиротворению. — Я просто желаю покоя в твоём сердце. Как бы ты ни решил его найти. Ты очень светлый и добрый, и я готова придушить Юнги на ровном месте за то, что он сделал с тобой, как обходился годами, пока не понял, что это за душащее чувство к тебе у него в груди. Он плохо переживает то, что сейчас происходит. С виду так не покажется, но я знаю его лучше остальных. Он всегда плохо переживал всё, что связано с тобой. Возможно, я сейчас подниму в тебе далеко не самые приятные воспоминания, но в тот вечер, когда ты признался ему впервые, ещё будучи мальчиком, он потом пришёл ко мне и знатно напился из-за чувства вины. Ты уже тогда глубоко засел в его голове, и это ни на секунду не давало ему покоя. Всякий раз, когда вы взаимодействовали потом, в твои студенческие годы, я видела, как всё больше и больше он чувствовал себя живым рядом с тобой. Я знала, что он был влюблён ещё до того, как он сам пришёл к этому выводу. Нам было нельзя влюбляться, но он делал это всё сильнее и сильнее после каждого вашего разговора, каждого взгляда друг на друга. Развод оказался тяжёлым и затяжным лишь из-за всех формальностей, и я боролась за это, подпитываясь энергией от мысли, что теперь никто не станет диктовать нам, как жить. Я хотела, чтобы у него был шанс с тобой. Я хотела, чтобы мальчик, что мучился целых десять лет от безответных чувств, узнал, что они никогда не были безответны, потому что Юнги любит тебя сильнее всего на свете. И он ждёт тебя, Тэхён. — Я не хочу, чтобы он ждал, — процеживает он в сердцах. — Но, если ты всё-таки что-то решишь, он будет ждать тебя. Если мне не изменяет память, у вас было что-то типа милой традиции выходить во время большого перерыва в университете на кофепитие… Вот его расписание… — она осторожно скользит по столу свёрнутой бумажкой. — Ты можешь выбросить её в любую секунду, и никто не станет тебя винить. Но он будет ждать тебя возле университета на парковке, Тэхён. — Я не… — он набирает в лёгкие воздух, а потом зачем-то сам себя же и перебивает, так и не заканчивая то, что хотел сказать. — Я благодарна тебе за проявленное мужество для этого разговора, Тэхён-ши. Мне было очень приятно с тобой познакомиться, и мне действительно жаль, что обстоятельства сложились именно вот так. Я хочу, чтобы ты был счастлив, и никто не осудит тебя за то, какой путь ты выберешь для его приобретения. Тэхён чувствует, как в горле словно рассасывается давнишний ком. — Мне тоже… — М? — Мне тоже… М-м-м… Приятно с Вами познакомиться… Тэхён искренне удивлён самому себе.***
Когда он возвращается домой, он старается прокрутить в голове то, что собирается сказать ребятам за ужином. Знакомство с Джису не убавило его боль, но сделало её ещё менее ощутимой. У Чимина взволнованный взгляд, с искорками удивления от того, что Тэхён не солгал — он, кажется, действительно в том порядке, каком они знают. Он внимательно осматривает Тэхёна с ног до головы, вспоминая, что, вообще-то, злился, вот и отступает обидчиво, с показушной холодностью возвращаясь к сервировке стола. Чонгук ведёт себя более дружелюбно, хотя не сказать, что ему тоже не было больно от сокрытия такого факта. Они садятся за стол; атмосфера, вопреки куче предстоящего обсуждения, всё же кажется благоприятной и успокаивающей. Тэхён не знает, каким образом он наконец обретёт равновесие. Но что-то подсказывает ему, что он движется в правильном направлении. Сейчас, находясь в кругу друзей и имея парочку развязавшихся узлов, что стягивали нутро, ему кажется, что однажды «лучше» всё-таки настанет.