Роялистка

Гет
R
В процессе
8
Размер:
планируется Макси, написано 140 страниц, 15 частей
Описание:
Посвящение:
Публикация на других ресурсах:
Запрещено в любом виде
Награды от читателей:
8 Нравится 6 Отзывы 2 В сборник Скачать

Глава 14. Кто, если не Цойбер?

Настройки текста
В какое-то иное время, в каком-нибудь другом мире ты мог бы быть тем, кем ты являешься на самом деле.       Странными были эти взгляды, которыми встретили стражники на входе повозку Лольфа, и уж тем более чудными стали они, когда появилась наша героиня. Не так уж хорошо была известна по внешности королевская фаворитка 1430 года, и нам неудивительно это: ни на едином народном фестивале не успела она еще выступить.       Это только лицо Мадвы знали все и каждый, хотя и не спешили увековечить ее в истории, ведь королевой она не была: ни узорных вышитых подушек с ее профилем, ни искусных картин с ее портретами. Даже сам король этого не желал: он-то считал себя единственным владельцем девушки, и портреты, приобретенные кем-либо, лишили бы его этой единоличной власти. Поэтому, если бы мы не решились написать эту историю, быть может, имя Мадвы было бы позабыто навсегда.       Но в общем, мы опять не о том речь повели. Мы хотели было отметить, что нашу героиню по непонятным причинам запоминали мужчины, едва увидев ее. Поэтому и стражники тотчас же склонились перед ней и разве что недоуменно поглядели на ее спутника.       – Цифал Лид, – сказала Элевин, заметив такую реакцию. – Господин Лид, – недостаточно почтительными показались ей лица стражей при ее словах. – Пианист его Величества на время грядущего Рождественского фестиваля. По высочайшему повелению.       – Не оповещены, – помотал головой начальник и решительно воспротивился тому, чтобы пропустить Цифала внутрь замка. У Элевин при этом все поджилки затряслись; и она вцепилась пальцем в его рукав, но собралась.       – Разумеется, господа, – очаровательно улыбнулась. – А какие еще наши секреты с королем вы хотели бы знать?       Стражники как один покраснели, во всех красках представляя себе, что могла бы иметь в виду Элевин. И наконец все-таки, кое-как скрепя сердце, начальник отступил в сторону и приказал двоим дюжим молодцам сопровождать наших героев.       С трудом отпустила Элевин руку Цифала, так как лишних, ненужных ей подозрений вызывать она не хотела. И так хватило четырех дней вне Шлез-Шенлаута! Об этом же не преминула напомнить ей Анели, только успела наша героиня просунуть голову в тронный зал.       – Что же вы сделали, – одними губами произнесла Анели. – Объяснитесь...       И ушла к своим товаркам, даже не выслушав ответ. Элевин убедилась, что Цифал следует за ней, и увидела, как осторожно он поглядывает по сторонам. Ей было тошно оттого, что она должна была сделать. Она заранее ненавидела себя за это предательство. А, впрочем, не предала ли она Цифала в тот самый момент, как заговорила с Цойбером о Боге? Поймала странный взгляд Лунаи, ехидную улыбку Шойзань и, оттолкнув Анели, подхватила юбки и побежала вперед. Одна туфля соскочила с ее ноги, и тотчас же вернул ей пропажу высокий усатый герцог: тот самый, с которого король недавно стребовал все долги до последней мелкой монеты.       – Цойбер! – закричала Элевин так, что в далеких сводах заиграло эхо. И дамы, и мужчины, услышав донельзя фамильярное обращение к помазаннику Божьему, оторопели и замолкли. Теперь голос девушки был слышен всем и каждому. – Цойбер, ты будешь шакалом! Цойбер!       Элевин, нисколько не смущаясь, прижалась к губам короля и заговорила ему прямо в рот. Цифал отвел глаза и начал рассматривать обстановку и присутствующих. Полы были выстелены красными ковровыми дорожками, в гладкие оконные стекла светило ничем не замутненное солнце, а возле фонтана, не нажимая до конца ни одной клавиши, репетировала что-то Луная. То и дело от игры отвлекала ее Шойзань. Ни одного знакомого лица Цифал, естественно, не увидел. Разве что форма скул и фигура Анели напомнили ему о Байфел.       – Я привела его. Ты будешь все сам, – шептала Элевин, – и петь, и играть шакала...       – Я ведь высказался, – процедил король. Он даже не повернул лица туда, куда указывала ему девушка, и Цифал остался незамеченным. Цойбер словно даже не рассердился, что она опять появилась в замке. Как будто и не обиделся на ее отсутствие. – А, впрочем, черт с этим, – вдруг подобрел, – я скучал. Иди ко мне, у меня важный разговор с Зелбером... и Сурдой, наверное, притрется. Скучно мне с ними.       Король заставил Элевин сесть у него между ног и обнял ее коленями. Его нисколько не напрягало присутствие большого количества людей в тронном зале, когда он целовал ее в шею.       – Ты такая красивая, – говорил он и водил руками по ее талии. – Такая мягкая. Такая моя.       Нет, Господи, нет, думала Элевин и в панике искала глазами Цифала. Но он о чем-то увлеченно беседовал с Анели, и девушка догадывалась, о чем. Исчезновение Байфел оставалось для нее весьма неприятной тайной.       И наша героиня с восторгом заметила, что к трону направился Сурдой, а за ним последовал очень не понравившийся мужчина ей с прямо-таки чересчур гладким подбородком. Это и был, скажем мы, его превосходительство советник короля Зелбер. И он устремился к своему господину едва ли не с такой же поспешностью, как в свое время и девушка.       Зелбер щелкнул пальцами, и двое стражников тотчас же отодвинули трон в дальний угол зала вместе с сидящей на нем парой.       – Извольте, государь, я к вам по делам чрезвычайной важности, – он понизил голос, и к его речи тотчас же прислушался Сурдой. – И первое: я разочарован, ваше Величество, я убит вашей поспешностью и, прости Господи, неосмотрительностью в отношении выносимых приговоров...       – Черта с два, Зелбер, – внезапно изменился в лице король, моментально понимая, о чем тот говорит. – Я более чем убежден, что вы ошиблись. С кем не бывает? – подумал, еще подумал. – Я тоже не всегда правильных людей выбираю.       Цойбер опять потискал Элевин, и тогда она вспыхнула. Что бы это значило, подумала она. И решила идти напролом.       – Вы неправильно Лунаю выбрали, – нежно сказала она. – А Цифал Лид уже всю оперу наизусть играет...       – Ни слова больше, Элин, – заявил король и поманил к себе Зелбера. – Знаете ли, господа, кого мне советуют взять в оркестр? – сделал паузу. – Брата каторжника, которого тоже за казнокрадство осудили. С моими роялями дело было! Кажется, их еще вместе на этом поймали. А помните ли, как я поступаю с ворами? Да, Зелбер?       – Да не в оркестр, Цойбер, – сказала Элевин и поглядела на Сурдоя в ожидании помощи. Тот опять напрягся, когда услышал, как девушка обратилась к королю. – Я настаиваю, чтобы был шакалом ты. А играет пусть он.       – На самом деле, ваше Величество, имело бы смысл показать тем же зондрийцам гибкость вашей власти, –советник, которого король никогда не слушал, пришел на помощь нашей героине. – Скажем, позволить этому человеку сыграть два-три побочных пассажа. А то выходит, дескать, вы узурпировали свой рояль.       Цойбер деланно хихикнул, но не сдался.       – Играет уж Луная.       – Складывается ощущение, что вы нарочно выбрали себе пианистку, которой нечем с вами тягаться, – жестко произнес Сурдой. – А ведь, однако, каково выйдет, ежели разные куски пьесы с разным искусством играться будут.       – Знаете ли, – оскорбился Зелбер. – Ежели бы любой пианист представлял какую-то угрозу для творческой репутации нашего короля, я бы поостерегся дочь обучать этому искусству. Как известно, сам Бог направляет королевские думы. А уж хотел бы я посмотреть на этого олуха, который хочет помериться силами с Господом Богом, якобы будучи умельцем. Я решительно против, государь.       В действительности, не был Зелбер благочестив ни в коей мере. Мы говорим об этом сейчас, чтобы не вводить читателя в заблуждение. Однако же был он весьма внимателен и знал наверняка, как чувствителен бывает король, когда его имя упоминается рядом с именем Бога. В особенности в лестной для него манере.       – Этот храмовый органист, чего нельзя сказать о... о вашей дочери. Таким только на фестивале и играть, а не...       – Придержите язык, Сурдой.       Цойбер отвлекся от перепалки между советниками и положил Элевин руку на грудь. Она вздрогнула и постаралась повернуть свой шейный платок так, чтобы с перспективы Цифала этого не было видно. Девушка только раскрыла рот, чтобы повторить свою в прошлый раз не оказавшуюся заманчивой просьбу, но перебил ее опять Зелбер.       – Следующее дело, ваше Величество. Некая группа людей выказывает желание преподнести вам рождественский подарок, и я смею сообщить об этом вам первым...       – Мне? Подарок?! – воскликнул Цойбер, такого поворота событий в жизни не ожидавший, и неожиданно для самого себя залился краской.       – Насколько мне известно, ежели слух правдив, то это будет музыкальный инструмент, ваше Величество, – сказал советник. – И что бы там ни было, одно намерение сделать вам такой дар подчеркивает то, как любит и уважает наш народ своего короля-композитора.       – Ну, с этим трудно поспорить, – согласился Сурдой. – Но я бы ждал подвоха от таких подарков. По моим сведениям, народ недоволен вами. А вдруг порчу наведут?       – Хочу заметить, ваше Величество, что точно, как Бог является композитором мелодии поднебесного мира, так и вы для нашей Тонды, – торжественно заявил Зелбер, оставляя слова своего собрата без внимания.       – Я согласен, – почти закричал король. – И... и на этом инструменте будет и Шакал! И всем надо об этом сообщить, что подарок был мне от... а что за инструмент?       Рояль, подумала Элевин, и дыхание у нее перехватило. «Мы хотим Цойбера твоего извести», вспомнила она, и ощутила вдруг, как некомфортно стало ей сидеть с королем, и подняться на ноги и убежать захотелось ей.       – Видимо, будет для вас неожиданностью, государь, – обтекаемо сказал Зелбер, подробной информацией не располагавший. – Конечно же, приятной.       Приятной, подумала Элевин и тогда в самом деле вскочила на ноги и побежала к Цифалу. Взяла его за руку, осторожно за запястье, и таким образом подвела к королю и обоим советникам.       – Цифал Лид, мой учитель... бывший учитель, – исправилась она, поймав оскорбленный взгляд Цойбера. – Музыкант-умелец... – король покраснел. – Человек, благодаря которому я появилась в Шенлауте, – ненавидя саму себя, Элевин наклонилась и поцеловала короля в губы. Советники моментально откланялись. – Цойбер... Ты просто обязан ему.       – Безмерно благодарен ему, – сухо проговорил король и стал внимательно изучать глазами нашего героя. Цифал же в свою очередь с куда большим интересом рассматривал короля.       Не то, чтобы он всю жизнь мечтал о подобной встрече, однако немногие его знакомые могли похвастаться подобным опытом. Но не встретить короля хотел он, а показать ему, как следует играть. Быть может, и тот смог бы что-нибудь противопоставить его знаниям и опыту; никогда нельзя исключать такой возможности. Однако никто никогда и ни при каких обстоятельствах не смел указывать Цойберу, как он должен играть на клавишах...       Король сухо объяснил незваному гостю, как пройти в зал, где музыканты в одиночестве репетировали звуковое оформление сценария. После тщетных попыток следовать довольно-таки сбивчивым объяснениям Цойбера Цифал плюнул и вернулся в тронный зал.       – Ежели я не буду чересчур навязчив... – с такими словами подошел он опять к княгине Изумрудной. Но та и была счастлива поводу покинуть своих собеседниц, которые и собеседницами-то не были. Шойзань трещала без умолку, Луная спорила с ней, хотя та ее вряд ли слышала.       – Это вряд ли, по сравнению с этим… – Анели многозначительно кивнула в сторону короля, который был занят своей дамой. И лицо дамы не было слишком счастливым.       Оба исчезли из тронного зала, незамеченные, хотя Элевин все же обнаружила отсутствие Цифала немного погодя.       – Ты пропустила все самое важное, – с упреком сообщил король, когда немного удовлетворил свое желание поцелуев и ласк. – Луная играет сцену у алтаря и статую Богоматери, но я согласен теперь, чтобы этот учитель занял место у рояля тогда, когда алтарь. Она разрывается.       Элевин едва не охнула от смешавшихся в ее душе чувств, поцеловала Цойбера.       – Однако это не бесплатно, – хитро улыбнулся король и попытался поймать взгляд Зелбера. – Каждый, кто хочет быть на опере, покупает билет, Элвин.       Девушка чертыхнулась про себя, когда вспомнила, как трудно ей было искать еду на рынке с деньгами Цифала. Вряд ли у него завалялась тысчонка-другая монет на этот билет.       – А я? – сверкнула зубами она.       – А ты и так платишь, – сказал король и улыбнулся своей шутке, когда еще раз демонстративно стиснул Элевин коленями. Она залилась краской при этом намеке, но никто из присутствующих не заметил этого.       А Цойбер страстно возжелал наконец уединиться с девушкой.       – Долго же длилась ваша учеба, – проговорила Анели, когда вела Цифала по длинной лестнице в подвал, в репетиционный зал. – Вы не представляете, как такое длительное отсутствие испортило Элевин карьеру при дворе.       – Да не слишком, как вижу, – хмыкнул он, кивая в ту сторону, где на его памяти остался тронный зал. – Счастливый, влюбленный... прямо как во время медового месяца.       – Соскучился по молодой плоти, – с сухой откровенностью прокомментировала княгиня, и Цифал приподнял брови. – Его совращала тут Шойзань, вы ее видели. Грудастая, в красном бархате. Старая распутница. Замужняя!       – Так где ж порча карьеры, коли он соскучился, – пробормотал Цифал, впечатленный нравами при дворе. Байфел, внешне очень похожая на свою сестру, в жизни не употребляла таких слов и выражений; речь Анели резала ему слух.       – Он никогда не изменял, – пожала плечами княгиня. – Ну, точно по Книге: не прелюбодействуй, сын мой, да будет тебе благо на небе и земле. Цойбер никогда ни одному церковному канону не следовал, а с Мадвой прямо как заколдованный был. Ну, может, Элевин для него не то.       Цифал слегка покраснел, и Анели ответила ему странной гримасой.       – Ежели бы Байфел не описывала вас мельком в письмах, я бы сочла, что и Элевин совершила адюльтер, – сказала она. – С вами.       Цифал нервно улыбнулся и выпрямил спину.       – Ну, я бы не предал вашу сестру, – сказал он после некоторой паузы. – Да и Элевин не замужем пока. Так что это называлось бы иначе.       Анели внимательно следила за лицом своего спутника до тех пор, пока не ввела его в зал, полный музыкантов-умельцев. Пожилые господа непонимающе воззрились на них, когда Цифал вошел в сопровождении королевской сестры (об их родственных связях знал каждый поваренок). Следили, как раскрыл он крышку рояля и сыграл какой-то этюд для проверки звука. А затем торжественно раскланялся и со странным смешком произнес:       – Цифал Лид. Церковный органист, учитель леди Элевин. По-видимому, ваш новый собрат. Ежели его Величество... э... высочайше утвердит.       Господствовала тишина, и казалось, даже было слышно, как падает снег за окном и как ломаются тонкие грани снежинок. Цифал был моложе каждого из оркестрантов по меньшей мере вдвое, и уже один этот факт поразил их до глубины души.       Королевский оркестр, как читатель помнит, составляли пятьдесят пять музыкантов, и знакомиться с каждым было бы бессмысленно; поэтому каждого из них, поклонившись, представил дирижер. Цифал без труда сохранял спокойствие, пока ему называли их имена: не видел никакой разницы между ними и собой; у него-то за плечами было более пятнадцати лет практики. Не так-то просто было им ладить с таким человеком, как Цойбер, но и ему нелегко часами играть в одиночестве под прицелом глаз сотен прихожан.       – Что же, позвольте нам вас послушать, – прохрипел старший из скрипачей. Он считался примой, и общее мнение владельцев струнных инструментов выражать представляли обычно именно ему.       Цифал раскрыл ноты, установил их на пюпитре и осторожно начал. Разумеется, играть приходилось ему практически с листа, потому как нам тоже сложновато вообразить, как можно за пару дней выучить пятьдесят с лишним страниц.       – И откуда взялись у вас ноты, прости Господи? Его Величество никогда не играет по ним, – уточнил гобоист после того, как стрелки на часах миновали первый круг. – Мы ведь себе только списываем, что пишут для наемного пианиста, а еще экземпляр для роялей у леди Лунаи есть.       Цифал подумал, подумал, брякнул целой ладонью по клавишам и чертыхнулся.       – Причем здесь Бог и за что он должен вас прощать? – сказал он. – Ноты принесла мне леди Элевин. Писала их, как понимаю, она сама.       – Сэр Ристер Тарб говорит, грешно будет – оскорбить помазанника Божьего, – неуверенно проговорил трубач; даже поставил свой инструмент на пол, придержал коленями, дабы, не приведи Господь, не свалить в пылу разговора.       Цифал ухмыльнулся, подумал.       – Выходит, то, что он нот не знает, оскорбление... как там положено, прости Господи?       – Но так не нужны ему они, – чрезвычайно смутился виолончелист в первом ряду. – А мы уж чисто на всякий случай, дабы ненароком не оскорбить пом...       – Скорее уж, не Господь Бог его, а Господа Бога кто-то хорошенько подмазал, коли он все семь лет сидит себе, не вмешивается.       Повисла пауза; кое-кто смотрел на Цифала, как на привидение, а кто-то и сосредоточенно проверял, верно ли все струны настроены. А кто-нибудь, несомненно, мыслим мы, сопоставлял семь лет правления своего короля с семью основными звуками музыкальной палитры, что в начале веков названы были нотами.       – Играйте уж дальше, – сказал Нофеликс, присел на стул и тоже задумался. А Цифал заиграл.       Иногда, конечно, ошибался наш герой: то ноты не успевал в нужный момент перелистнуть, то палец соскакивал у него не на ту клавишу. А и верно: музыка тоже не существует сама по себе, но управляется определенными законами тональностей, гамм и созвучий. И законы эти после всех лет тренировок казались Цифалу очевидными, ясны были ему на подсознательном уровне, а написанное далеко не всегда подчинялось этим самым правилам.       – Вы закончили? – поинтересовался, кашляя, саксофонист. Со здоровьем было у него в последние дни неважно, а лечиться с таким плотным расписанием репетиций времени не было. Королю жаловаться на свое недомогание было бесполезно. Дело есть дело, считал монарх.       Цифал выдохнул и кивнул, потряс ладонями, взмахнул руками. Он в самом деле очень устал, хотя был собой доволен. А вот музыканты оставались еще холоднее, чем даже в тот раз, когда он принялся было оскорблять помазанника Божьего.       – Мы ждали чего-то большего! – крикнул бодрый старик с последнего ряда и резко поднялся на ноги. Он осторожно держал контрабас, хотя едва не выронил его, вскакивая со стула. И хорошо: король бы такого ему не простил. Контрабас изначально был собственностью музыканта, а в случае поломки возмещать пришлось бы лично хозяину оркестра. То есть Цойберу.       – Да! Так и его Величество играл, – поддержал старика еще один виолончелист из центра зала. – Леди Элевин тако вас хвалить изволила, что мы подумали было, вы невиданным прежде талантом обладаете.       Цифал сильно покраснел при этих словах, задохнулся и решительно перелистал свою стопку пергаментов назад.       – Слушайте, – пробормотал он. – Я кое-что исправил, – и все пятьдесят пять пар глаз воззрились на него, – много что, наплевать. Ц... его Величество исправно вырывается... вырываться из тональности изволит. Или, скорее, в каждом такте их меняет.       – Мы внимаем вам, господин Лид, – громко воззвал к разрушителю традиционных ценностей Нофеликс. Внимательно пригляделся он к Цифалу Лиду, желая найти в его облике что неподобающее: а тот был одет в лучший свой костюм, как каждый раз к приходу учеников. Ну, разве что пообтрепался его сюртук. Только на этот раз подготовила ему одежду Элевин, чему в глубине души несказанно рада была.       Цифал еще раз чертыхнулся и заиграл уже оперу со всеми помеченными исправлениями. И даже облака на прозрачном своде бледного неба первого зимнего месяца, казалось, летели в такт ему, и ошибался он куда меньше. Через полчаса Цифал все-таки устало уронил руки и задохнулся. Ведь нервное напряжение в этот день было у него изрядным, хотя и привык он к длительным выступлениям в храме святого Фромеля.       – Вообще другое дело, – крикнул прежний старик с последнего ряда. – Теперь сыграемся с вами. Диктуйте, что мы исправляем...       Следующий час был посвящен именно тому, что Цифал диктовал, а музыканты исправляли записи на своих пергаментах. В огромном камине тлели угли, сквозь обшивку окон просачивался холод.       Время шло. Внезапно в зале распахнулись двери, а затем по своевременно кинутой вперед красной дорожке прошел Цойбер, ведя Элевин за талию. Чуть погодя появилась и леди Луная. За ними тотчас же втащили дрова и вывалили их в почти опустевший камин, вестимо, дабы король со своей дамой пребывали в здравии и тепле... Ах да, и престарелые музыканты, разумеется, также.       – Как продвижение? – деланно равнодушно поинтересовался Цойбер, с недовольством осознавший, что место у рояля занято, и занято даже не Лунаей. Цифал спокойно обернулся к королю, даже улыбнулся.       – Я только что показал вашим мастерам свое умение, ваше Величество, – он чуть поклонился. – Желаете и вы послушать, для порядка?       – Желаю, – не особенно дружелюбно буркнул король и покосился на Элевин: не одаривает ли она своего учителя неуместными в королевском замке взглядами? Но девушка предусмотрительно взяла руки короля в свои, да только и глядела на их сплетенные пальцы.       Цифал встряхнул руками, а оркестранты затаили дыхание. Никогда ранее не бывало среди них музыканта-клавишника; разве что наемный пианист, по нотам для коего составляли партии для остальных инструментов. И уж тем более ни разу на их памяти никто не дерзал поставить под сомнение право короля на личное выступление. Элевин невольно сжала пальцы Цойбера так крепко, что он поморщился от боли, когда Цифал приступил.       Текли минуты, а король придирчиво наблюдал за тем, с какой силой и куда учитель музыки ставит свои пальцы. Элевин шепотом перечитывала все молитвы, которые помнила наизусть, а потом возвращалась к ним же по второму кругу. Наконец миновала первая, вступительная часть: тот эпизод, где шакалы идут по широкому кошеному полю и говорят, говорят о любви. Король убедил сэра Ристера Тарба, что именно в таких разговорах героев и заключается глубинный смысл его оперы. Ведь Бог есть любовь, сказал он.       Правый уголок королевских губ дернулся вверх, и, когда наша героиня заметила это, то с жаром прижала руки Цойбера к груди, а потом поцеловала их.       – Я же говорила, говорила, что Цифал Лид справится, – прошептала она, но брови короля поползли вверх. – И Анели говорила, муж... это же муж ее сестры, Цойбер.       Король ничего не отвечал, но продолжал придирчиво слушать до тех пор, пока Цифал не добрался до одной из своих пометок. В первый раз Цойбер просто сильно вздрогнул и ущипнул Элевин, но, когда Цифал пошел по своим исправлениям дальше, осознал, что происходит, и сильно ударил исполнителя под локоть.       – Не то жмете, здесь другие клавиши, – процедил король и оттолкнул руки пианиста: показал сам, как должно играть. Оркестранты старались не дышать.       – Мы подумали, что так лучше звучало бы, ваше Величество, – чересчур весело ответил Цифал. – Мы немного поимпровизировали, и вот, как получилось...       Несколько скрипок робко откликнулись на призыв, но не более того. Король покраснел, и это уже было плохим знаком.       – Хо-ро-шо, – сказал он. – Дальше.       А дальше исправления шли в изрядных количествах, и Цойбер буквально через каждый такт толкал Цифала, а под конец вообще сшиб его руки с клавиатуры и воззрился на него.       – Я не слишком понял, кто из нас здесь композитор, учитель, – проскрежетал зубами он. – Элевин ж притащила вам ноты, я знаю. Кто-то же спер у моего пианиста пергамент? – девушка вздрогнула; пальцы ее похолодели, и король это ощутил. – Вы же умеете читать их. Что ж такое болото развели?!       Цифал чуть смутился; нервно попытался поймать взгляд Элевин, и король заметил это, хотя промолчал.       – Я думаю, написание фестиваля – работа многих людей одновременно, – сказал он в конце концов. – Вы пишете основную тему, мы можем предложить что-нибудь и от себя. Коли вы так против, я буду играть написанное.       – Извольте уж, – саркастически улыбнулся Цойбер, а для пущей убедительности прижал к себе Элевин и демонстративно взял ее за грудь. Она сильно вздрогнула, а Цифал незаметно закатил глаза.       Следующие пятнадцать минут Цифал играл без остановок и исправлений; только не всегда успевал в ритм страницы перелистывать. Каждый раз в случае опоздания он удостаивался сильного пинка от короля и наконец не выдержал.       – Разрешите леди Элевин перевертывать мне пергаменты, – вежливо попросил он. – Мы так репетировали в свое время. Быстрее пойдет.       – Вот еще, – внезапно взъярился король и девушку не выпустил. – Странички вам перевертывать будет Нофеликс.        Ксилофонист послушно занял место возле пюпитра и решил прилагать все усилия для удовлетворения требований короля. Не справился. Наш герой же пожал плечами и посмотрел Цойберу в глаза, а зря. Тот сгорал от ревности и искал любого повода, чтобы ее подтвердить. Потому в тот момент решил, что учитель ищет глазами Элевин, и пришел в еще большую ярость. С этого момента Цифалу не было возможности играть спокойно, без толчков и скинутых с клавиатуры рук. Он держался, терпел и думал, что рано или поздно король смирится с его присутствием и позволит ему спокойно работать. Однако одной рукой Цойбер остервенело тискал свою даму, другой же умудрялся с завидным постоянством дергать Цифала. Шансов на спокойствие у нашего героя не осталось.       Слуга Зелбера пришел с какой-то весточкой, Цойбер прочел ее и вроде отвлекся, да и успокоился.       – Лады, коли без своих фантазий, так сойдете, – под конец неожиданно пришел в совсем благодушное настроение и даже хлопнул Цифала по плечу. – Итак, за вами: первая сцена в храме, главная сцена в храме, завершающая сцена в храме. Луная, играете поле, и хватит с вас, – обернулся к даме, которая от сложившегося положения вещей явно в восторге не пребывала. Покорно кивнула, потому как отец велел ей соглашаться со всеми распоряжениями его Величества. – Я буду шакалом... но сыграю завершение. С этим не спорить.       – Как вам будет угодно, ваше Величество, – расплылась в улыбке Луная.       – Все так и будет, – ответил Цифал. – Завтра, как понимаю, генеральная репетиция состоится?       – Завтра, вот еще. Сегодня необходимо еще, самое меньшее, трижды прогнать с вами... учитель.       Луна начинала заходить, когда совершенно вымотанные музыканты покидали репетиционный зал. И только по третьей настоятельной просьбе Элевин Цойбер распорядился, чтобы Цифалу предоставили комнату для ночлега. Самому-то монарху и в голову такие мелочи не приходили.       Девушка-служанка помогла Элевин принять ванну, надеть шелковую ночную рубашку, а в тот момент стояла перед зеркалом вместе со своей госпожой и умащивала ее заморскими кремами. С минуты на минуту должен был объявиться сам король, и к его приходу девушка должна была быть полностью готова. Грядущая ночь способствовала тому, что наша героиня против обыкновения пребывала в тоске. Служанка вежливо интересовалась репетицией и завтрашним представлением, обещала изо всех сил аплодировать. Элевин грустила.       – Гильред, не знаете ли, куда его Величество поселил своего нового музыканта? – наконец поинтересовалась она, когда поняла, что Цойбер уже изрядно задерживается. – Цифала Лида.       – Ни малейшего представления, госпожа, – застенчиво ответствовала Гильред. – Я оставлю вас дожидаться его Величества в одиночестве...       Элевин выскочила из кровати и подбежала к столику, раскрыла шкатулку и выгребла из нее горстку украшений. Нашла аметистовое ожерелье: бывшее в числе графских подарков, разумеется; расправила его, примерила перед зеркалом:       – Понравится ли королю, Гильред?       – Вы чудо как хороши, госпожа, – маленькая полненькая девушка робко моргнула и прижала руки ко рту.       Элевин заглянула служанке в глаза и придержала ее за запястье, не пустила прочь.       – Вот и чудесно, мое любимое. А подарю его я – тебе, – в порыве чувств выкрикнула она, расстегнула застежку и сорвала ожерелье с шеи. – Нравится?       Гильред задрожала, предчувствуя неладное. Протянула руку к украшению и отдернула назад. Далеко в коридоре послышались знакомые решительные шаги короля.       – Очень, госпожа, – схватила ожерелье, пока не стало поздно, и запихнула себе за пазуху. Шаги стали громче, ближе и страшнее.       – Где Цифал Лид? – Элевин подступила к ней так близко, что смогла бы одним движением руки это спрятанное украшение вырвать. Да и король поддержал бы свою даму, возникни вопрос, быстро неслись мысли в голове Гильред. Уже поворачивалась ручка двери...       – Первый этаж погребов, – одними губами произнесла девушка, – дальше не знаю.       – Беги, – Элевин подтолкнула свою служанку к выходу и вернулась в постель, чуть откинула одеяло. В окно светили звезды, и Гильред, убегая, задула все горящие свечи. А король нес свой подсвечник в руке.       – Какая же ты у меня красивая, – сказал Цойбер, сдергивая с девушки одеяло полностью. Скинул сюртук, будто в нетерпении швырнул его на кресло и принялся торопливо расстегивать свою белую рубашку; поцеловал Элевин и продолжил. – Очень подходишь на роль в моей пьесе, ведь шакал совсем сходит с ума от прелести своей дамы.       – Волчица – это я? – кокетливо спросила девушка. – Говорил же, мне посвятил. А шакал – ты?       Цойбер освободился от одежды и прильнул к девушке, как бы отвечая таким образом на все ее вопросы. Был нежным и влюбленным, восхвалял ее непрестанно и едва ли не стихами говорил. Разумеется, трудно было понять, стихи это были или нет, по уже упомянутым нами причинам, но наша героиня думала, что это были стихи.       – Так рада, что ты уступил рояль и будешь актером, – сказала Элевин в перерывах между поцелуями, – ты ведь доволен им, я вижу. И он старается для тебя.       – Для меня, – саркастически улыбнулся Цойбер и вдруг враждебно отстранился. – Но пусть не сильно радуется, Эвин. Я же сказал тебе, что без билета никаких опер не будет.       Девушка хотела проглотить обиду, как всегда, но внезапно пришла в ярость от такого пренебрежения; не стала кричать, но заплакала. Цифал не так относится к ней. Цифал называет ее по имени, называет ее дорогой. Цифал в Шлез-Шенлауте, однако так далеко как от нее самой, так и от участия в рождественском фестивале.       – Ну что опять, – недовольно пробормотал король и подал девушке край одеяла вытереть слезы. – Не надо плакать. Есть правила, Элвин. Эти правила необходимо соблюдать.       – Меня зовут Э-ле-вин, – девушка шмыгнула носом и размазала слезы по щекам. – И ты мог бы сказать ему это сегодня. Выглядело так, словно ты берешь его пианистом. Все партии ему распределил. Зачем?!       – Некоторым людям просто необходимо преподать такой урок, Э-ле-вин.       Еще целый час оставался король со своей дамой; рассказывал ей, как сложно ему было написать такое большое и многогранное произведение, как Шакал. Как бесят его истинно дилетантские исправления, как раздражает, когда не хватает исполнителям чуткости и таланта сыграть то, что изобразил он в своем сознании. Элевин слушала, слушала, позволяла ему ласкать себя, и думала, и думала. Когда же король изволил покинуть ее даже без слов прощания и пожелания спокойной ночи, Элевин поднялась на ноги, умылась остатками холодной воды, надела платье. И исчезла в темноте пустых коридоров Шлез-Шенлаута.        Руки нашей героини тряслись, и много раз расплавленный воск капал ей на пальцы. Ей казалось, что кто-то непрестанно идет по ее следу, и она то и дело оглядывалась. Замирала, вглядывалась, вслушивалась, освещала себе путь и думала, думала, думала. И боялась.       «Моя дорогая, мы незнакомы с понятием выбора». И в самом деле. Ни Эделя, ни Лебу, ни Цойбера не выбирала. А Цифала?       Элевин тихо звала его, открывая одну за другой двери на темном пустынном этаже. Полы устилал толстый слой пыли, холод струился по коридорам, а в воздухе ощущалась замерзающая влага. Она колола дыхательные пути нашей героине, и ей становилось от этого жутко.       Погреба в Шлез-Шенлауте представляли собой кладовые, а в зимнее время, скорее, холодильные камеры. Элевин заглядывала в темные комнаты и видела плотно уложенные друг на друга буханки хлеба, целые нетронутые туши, сласти, пряности и другие припасы. Ей становилось грустно.       Наконец Элевин заметила, что из восточного крыла тянуло теплым воздухом, и, как только она нашла источник этого тепла, то увидела и надежду, и свет, и, собственно говоря, и самого Цифала Лида. К ее удивлению, никакого камина внутри не было, но несколько тлеющих поленьев лежали прямо-таки на полу. Свет единственной свечи рассеивал мрак. Элевин влетела внутрь и присела рядом с Цифалом. В узкое окно проникал неверный звездный свет. Был виден небольшой участок главной дороги, где неусыпно дежурила стража.       Комната эта была полупустой, но кровать все-таки там была: низкая, застеленная тонкой простыней. На ней сидел Цифал и при свете сальной свечки читал партитуру Шакала, проигрывал пальцами на столе; то и дело поглядывал в окно, будто чего-то ожидал. При появлении Элевин он покачал головой, но она без приглашения перебралась к нему на колени и прижалась к нему. Несмотря на тлеющий костер, в подвалах было достаточно холодно.       – Что тебе опять сделал Цойбер? – сразу спросил Цифал, осторожно поворачивая голову к двери. Девушка не ответила. – Зря пришла, Элевин. Особенно в такое время. В Шенлауте.       – Я сделала свой выбор, как ты говорил мне, – прошептала Элевин и прижала ледяные руки к щекам Цифала. – Я только тебя люблю...       – Я понимаю, дорогая моя, – сказал он и запихнул ее руки к себе за пазуху, как, бывало, делал с Дот. Как только он подумал об этом, ему стало грустно. – Но нельзя же пренебрегать хозяином прямо у него дома, Элевин. Это очень невежливо.       Очень и очень хочу пренебречь королем. В такое время, прямо у него под боком, в Шенлауте. Она думала, думала; сама стягивала с себя нижнюю юбку и думала.       – Если ты такой умелец, значит, музыка тоже твой дом, – придумала наконец девушка. – Он-то обижает тебя прямо у тебя дома. Играть не позволяет...       – Позволил все ж таки, – возразил Цифал, поеживаясь. – Говорю тебе, не надо теперь испытывать его терпение. Коли король у нас, как поговаривают за границей, больной человек, так и относиться надо к нему соответственно.       – Да откуда тебе знать, что за границей болтают, – неожиданно оскорбилась Элевин. – А все-таки с больными людьми не любятся. Они не умеют.       – Бог мой, дорогая моя, – покраснел Цифал; отстранил девушку и стал много строже. – Если угодно тебе, так Висциний мне говорил. Иди в свою опочивальню, прежде чем Цойбер тебя в государственной измене обвинит!       – Тебе холодно, – заговорила она вообще на другую тему: ту, которая была интересна ей, и вдруг закричала, как сумасшедшая. – Он нарочно оставил тебя на ночь в этой дыре! От ревности с ума сошел, бесится, что ты лучше играл! Я ненавижу его, ненавижу! Чтобы он в аду сгорел!       Элевин соскочила на пол и подлетела к окну; толстая стеклянная корка вряд ли пропускала звук, но девушка все равно забарабанила по подоконнику и продолжила кричать. Цифал усадил ее на кровать и закрыл ей рот.       – Да что ж ты за глупая такая, а если за тобой этот сумасшедший следить приказал? – раскрыл дверь в коридор, однако там было все еще тихо и темно. Рассердился сам на себя, поставил Элевин на ноги и за руку подвел ее к выходу. – Надо было тебя сразу вытолкать. Уходи сейчас!       – И тебя не пустят играть, Цойбер все врал, – сказала она, не делая ни малейшей попытки убраться из погребов. – Ты должен был купить билет. А у тебя не на что.       Цифал улыбнулся и покачал головой:       – Ты путаешь что-то, я ведь в оркестре теперь. Оркестранты – это те, кто работает. Это та еще пахота, два часа играть-то. Другое дело, если бы я пялиться на сцену думал, моя дорогая.       Цифал посмотрел в окно и вдруг увидел остановившуюся посреди дороги знакомую повозку своего друга. Элевин проследила направление его взгляда и охнула; и он услышал ее вздох.       – Счастье, что ты здесь, дорогая, – проговорил Цифал и заглянул ей в глаза. – Помоги нам. Сбегай к Лольфу. Сделай, что он попросит. С подарком что-то, видать, – Цифал скривился, едва слышно чертыхнулся; девушка вздрогнула и кивнула. А лицо Цифала чуть изменилось. – И спроси, как там все... он поймет, о чем я, коли так скажешь.       Элевин вначале хотела обидеться и воспротивиться, но затем покорно подчинилась его требованиям. А когда поднималась на первый этаж Шлез-Шенлаута, дабы радушно встретить нежданного гостя на пороге замка, вдруг заметила фигуру будто знакомую фигуру Гильред и скорее спряталась в тень.       Нечто гораздо более важное влекло ее к себе, и это что-то было маленькой повозкой, запряженной хилой худой лошадью. И об этом просил ее Цифал Лид, единственный настоящий ее учитель музыки.       – Вы кто? – поинтересовался у нашей героини начальник стражи на пороге Шлез-Шенлаута. – Куда уходите?       Все поджилки у нее затряслись, как всегда в таких случаях бывало. Однако она приняла весьма высокомерный и гордый вид, когда представила, как в скором времени эти люди будут с изрядным смущением вспоминать о своем невежестве. Элевин заметила, как смотрит на нее самый молодой стражник, улыбнулась в пустоту и повернулась опять к начальнику.       – Леди Элевин, придворная дама особого статуса. Исполнительница главной роли на Рождественском фестивале, – церемонно отвечала она. – Иду по особому распоряжению насчет рождественского подарка королю. Почему спрашиваете?       – Не знаю никакого рождественского подарка, – отмахнулся мужчина. – Коли какие шашни у вас на стороне, так я впутанным быть не хочу. Назад идите.       Двое стражников скрестили алебарды прямо перед лицом девушки и наотрез отказались пропустить ее. Элевин нервно усмехнулась и начала напряженно думать. Для шашней на стороне ей не нужно было покидать королевский замок.       – Ну хорошо, – чуть издевательски кивнула она. – И неудивительно: только сегодня во время личной беседы его превосходительство советник Зелбер изволил это объявить его Величеству. Поднимете его?       – Ну знаете ли, – чрезвычайно смутился начальник и скрестил руки. И заставил свое лицо принять снисходительное выражение. – Фантазия у вас хорошая, но, милая леди, возвращайтесь-ка в постель и спите спокойно.       В свою теплую и уютную постель Элевин возвращаться нисколько не хотела, а уж тем менее хотелось ей ни с чем возвращаться к Цифалу. Интересно, думалось ей, на что надеялся Лольф; на что рассчитывают они вообще со своим роялем? Каким образом поможет рояль убить короля: они рассчитывают, что Цойбер так увлечется своей игрой, что не заметит, как ему голову срубят? И кто, Цифал?! Мысль эта была для Элевин очень неприятна, хотя несколько подсластила ее пришедшая нашей героине в голову идея, что Цифал совершит это убийство из-за невероятной ревности. И тотчас же поедет с ней венчаться.       – Я должна получить изукрашенный футляр для подарка, – придумала наша героиня и махнула рукой в сторону повозки. – Мне привез его начальник дарителей. Ежели желаете, проводите меня к нему сами.       Начальник стражи тотчас же снарядил отряд в помощь леди Элевин, и наверняка, думаем мы, Лольф уже мысленно распрощался с жизнью, когда девушка торжественно шествовала к нему в сопровождении шести полностью экипированных стражников. Но улыбалась.       – Доброй ночи, леди Элевин! – Лольф невинно выскочил на дорогу и приветственно замахал рукой. – Не ожидал уж, что вы такую честь окажете мне: самолично встречать придете. Могу ли надеяться на ваше внимание?       Наличие королевской стражи при передаче инструкций насчет подарка сильно напрягло Лольфа, и он изо всех сил старался подать Элевин какой многозначительный знак. Строил страшные глаза, моргал, мотал головой.       – Уж не самолично, – дерзко поджала губы девушка и взмахнула рукой. – Господа, извольте покинуть нас. На десять аршинов прочь отойдите!       Стражники, предчувствуя неладное, долго колебались, но затем все-таки отошли. Однако не выпускали их из поля зрения, предосторожности ради, разумеется. А не то устроят шашни прямо-таки посреди проезжей дороги перед королевским замком.       Читатель, наверное, думает, что мы утрируем. Однако мысли в головах тондейских стражников не отличались особенной интеллектуальностью уже хотя бы потому, что они верой и правдой служили своему королю.       – Времени, так понимаю, маловато, – Лольф понизил голос и подошел к Элевин в пределах приличий как можно ближе. – И первое: это вот Цифалу передадите, это пусть кинет туда. И без глупостей! – Лольф вручил девушке полупустой мешок, и та опасливо приняла его. – Второе: рояль мы привезем прям на фестиваль, я или Шаффель – обсуждаем еще. В свите будут все ребята, даже Мадва с чародеем. Вам позаботиться о радушном приеме, – Лольф очень странно улыбнулся, – и третье: подите вы к черту со своими подачками, – в пихнул в руки Элевин изукрашенный пергаментный свиток. – Мы все едем без билетов. Нам не нужны билеты для того, чтобы праздновать Рождество. Ясно?       Элевин испуганно выронила свиток. Присутствие Мадвы на фестивале напугало ее даже больше, чем предполагаемое убийство короля. Ей хотелось кричать, швырнуть мешок в повозку Лольфа и покончить разом со своим общением с этими странными людьми.       Если я не согласна, если я не понимаю – объясните мне, просила она. Возненавидела Цойбера наша героиня уже сама, но его ревность к Цифалу казалась ей недостаточным поводом для убийства. А что вообще с точки зрения церкви является достаточным?! Она смотрела в глаза Лольфу и не увидела его в мутных отблесках раннего рассвета. И он вдруг показался ей чудовищем.       – Мадва шлет вам подарок, Элевин, – Лольф сверкнул зубами, добавляя к своему облику адского пламени. – Не буду мешаться между вами, женщинами – косметику какую особую, что ли?       Лольф протянул Элевин плотно перевязанную шкатулку. Она едва не выронила ее, до смерти перепуганная самим фактом подарка от Мадвы. Как женщина, она чувствовала намек, скрывающейся в подарке от соперницы…       – Цифал спрашивает, как там? – Элевин засунула шкатулку под мышку, попыталась справиться со своими чувствами. Она взяла руку Лольфа, но от волнения поцарапала его ногтями. Тот странно улыбнулся и непонимающе поджал губы. – Он сказал, поймете. Как там, спросил Цифал?       Брови Лольфа поползли вверх, а потом опустились.       – Все хорошо, Элевин, насколько это может быть теперь, – вздохнул он и с чувством пожал руку девушке. А сердце у нее при этих его словах странно екнуло. Лольф выпустил ее ладонь, и рука бессильно упала. – Не уроните мешка, ради Бога! – громким шепотом сказал он, предусмотрительно придерживая ношу Элевин. Девушка кивнула и, не прощаясь, зашагала к страже назад.       Отсутствием изукрашенного футляра для подарка, кстати говоря, начальник стражи заинтересовался только по их возвращении, но было уже поздно: повозка Лольфа исчезла в полутьме брезжащего зимнего утра.  
Права на все произведения, опубликованные на сайте, принадлежат авторам произведений. Администрация не несет ответственности за содержание работ.