Встреча в доме сумасшедших

      — Если говорить о посттравматических изменениях, то их можно наблюдать, — говорит ему коллега и указывает на снимок, чуть развернувшись, — видите?       Лань Ванцзи смотрит на снимок и документы, которые ему предоставили по завершении обследования.       — Мгм.       Мужчина нахмуривается и кивает.       — К тому же, — врач присаживается за свой стол, пододвигает карточку пациента и берётся за ручку, — у вашего пациента была остановка сердца, помимо сотрясения, — мужчина что-то записывает, пока говорит. — Его давно стоило положить в обычную больницу, а не психушку, что сейчас и нужно сделать. Свободную палату найдем.       В ответ Лань Ванцзи может только нахмуриться, поджав губы, и поблагодарить за проделанную работу.       Стоило услышать результаты обследований, мужчина уже раздумывал о том, чтобы обратиться к заведующему больницы, где держат Вэй Ина, а также связаться с его родственниками. Трудность, которая пока что возникает, связана с неизвестными работниками и исчезнувшим как из документов, так и из памяти пациента годом. Чутьё Лань Ванцзи говорит ему, что дело далеко не чисто, эта мысль не может покинуть головы.       Документы подписаны, вопрос улажен, но с таким нежеланием и сомнением, что подозрения врача на что-то, что противоречит закону, только укрепляются. По правилам, Лань Ванцзи должен был связаться с родными пациента, но по какой-то причине все указанные номера либо недоступны, либо не существуют; лечащий врач Вэй Усяня сказал, что сам с ними свяжется и решит этот вопрос.       Единожды врач предпринял попытку найти данные через интернет, но все указанные там данные носят официальный характер. Максимум, на что смог выйти мужчина, — на номер приёмной комиссии, но звонить через него Лань Ванцзи не решился. В конце концов, лечащий врач пообещал связаться с родными, значит, у него должно быть решение. На секунду мелькает мысль, что Вэй Ина могли оставить гнить в том месте, посчитав проблемой для семьи, тем более он приёмный ребенок, и подобное не редкость в современном мире. С подозрениями о том, что это всё может привести к любым последствиям, в том числе не самым лучшим, Лань Ванцзи опускает этот вопрос, но лишь на время.       Доктор Бэнь Ли заметно нервничал на протяжении всего времени, которое Лань Ванцзи проводил в его обществе, решая вопрос о переводе Вэй Усяня в другую больницу, другие члены собранного им консилиума не выражали особой враждебности, но кто-то из них тоже поддавался какому-то нервному состоянию. Не раз и не два лечащий врач Вэй Ина спрашивал и уточнял, будто сам не врач и не видит иероглифов на бумаге, нужно ли это и уверен ли в своём решении Лань Ванцзи. В конце, когда все вопросы были странно улажены (мужчина до сих пор не знает, как Бэнь Ли связался с семьёй пациента), нейрохирург заметил подозрительное поведение врача: он вздохнул с облегчением, подписав необходимые документы, что-то пробубнил под нос, передав бумаги в руки коллеге, и выглядел вообще так, будто избавлялся от ужасной ноши.       Картина читающего или рисующего до его прихода Вэй Усяня уже становится слишком привычной и настолько очевидной, что до того, как постучать и зайти в палату, Лань Ванцзи уже догадывался, что чем-то таким и будет занят его пациент. В руках парня тот самый скетчбук, который ему купил мужчина вместе с книгами, и на столе он видит одну из тех же покупок. Пациент задумчиво сверлит бумагу взглядом, закусив кончик карандаша и чуть наклонив голову, совсем не замечая врача, пока тот не садится на стул рядом.       — Лань Чжань! — озаряется улыбкой Вэй Усянь, мгновенно забывая про художество, на которое мужчина не смотрит даже краем глаза, вспоминая про маленький уговор. — Ты не представляешь, как я рад тебя видеть! Знаешь, я думал, что тут будет, ну, знаешь, скучно или хуже, но тут все такие весёлые!       Вэй Ин смеётся, рассказывая о первом дне, который он провёл в новых стенах.       Лань Ванцзи хмыкает, припоминая, как медсёстры с улыбками на лицах рассказывали о новом пациенте, который успел задобрить каждую из них лестными словами, рассказать забавные истории и учинить невинную — даже на взгляд мужчины — проделку, которую таковой трудно назвать: Вэй Ин сумел пройти незамеченным в детское отделение, и одни Небеса знают, как ему это удалось, но он сумел оказаться там и устроил детям час легенд. Медсёстры рассказывали, как увидели его, играющего с детьми, а те послушно кивали головами, спрашивали о чём-то и с увлечением слушали.       — Старик Лань говорил, что я плохо лажу с детьми, — всплёскивает руками парень, фыркает в сторону и поясняет на озадаченный взгляд: — Я имею в виду, дядя Цижэнь. Да, быть может, А-Юань помнил обо мне не самое лучшее из детства, но он же вырос хорошим ребёнком! К тому же все дети в Облачных Глубинах любили меня, и ваши неплохие слушатели. В конце концов, я же ничего плохого им не сделал? Да и забрёл я туда случайно.       Вэй Усянь пожимает плечами и смотрит в сторону, стараясь выглядеть так, будто не нарушил сразу несколько правил больницы. Доложи хоть кто-то из медработников о том, что пациент с подозрением на нестабильную психику пробрался в детское крыло, Лань Ванцзи пришлось бы несладко. Он не говорит об этом Вэй Ину, лишь надеется на его благоразумие, о котором врач мельком напоминает, интересуясь здоровьем пациента.       Стандартная проверка проходит в небольшом тумане: Лань Ванцзи пытается вспомнить, называл ли имя хоть одного родственника, но нет, в памяти чисто на этот счёт. Ещё недавно мужчина решил, что будет больше верить в, казалось бы, полный бред, но это так или иначе трудно.       Вопрос о волнующем мысли Лань Ванцзи годе мужчина решает в этот раз опустить. В следующий раз, через пару дней, он спросит, помнит ли что-то о том времени его пациент или нет. На сегодня у врача другие планы, связанные с разбором прошлого более подробно.       — Ты говорил про то, что защищал людей, — врач откладывает заполненные бумаги на место и переводит взгляд на Вэй Усяня, вскинувшего бровь. — Расскажи про то время подробнее.       Парень садится на постели чуть удобнее для себя, чуть сгорбив спину, сжимает подбородок пальцами, чуть потирая его, и хмурится, смотря куда-то в ноги.       — Я плохо помню, — признаётся пациент, не прекращая попыток вспомнить. — Среди них были старики, женщины и дети... Кажется, я помогал им укрыться от чего-то или кого-то? — Вэй Ин бормочет себе под нос, делаясь всё более тихим и тихим. — О, среди них был ещё ребёнок, который в будущем стал нашим сыном — мы его усыновили, — а ещё помню Вэнь Цин и Вэнь Нина. Вроде бы, один дядюшка даже готовил собственное вино.       Лёгкий смех, сопровождаемый грустной улыбкой, эхом звучит в палате. Он всё больше и больше вспоминает, сосредоточившись, о том времени, которое Лань Ванцзи знает со слов брата. Определённые события, как, к примеру, спасённые Вэй Ином люди вообще оказались на горе, именуемой в те времена Луаньцзан, сходятся с рассказом Лань Сичэня; что-то из того, о чём говорит пациент, было неизвестно мужчине раньше — Усянь с лёгкой улыбкой вспоминает о том, как Вэнь Цин однажды всадила ему в шею несколько игл, принудительно усыпив на пару-тройку дней, чтобы парень мог отдохнуть; со смехом рассказывает о времени, когда закапывал А-Юаня в землю, пытаясь его развеселить, говорит о том, как мальчик слюнявил его флейту и играл с ней, иногда теряя.       Лань Ванцзи сверяет сказанное с тем, о чём говорил брат, и проводит мысленную линию (блокнот забыт в кабинете), сопоставляя два и два. В конечном счёте, расспросив Вэй Усяня про более ранние годы его жизни в прошлом, мужчина лишь больше убеждается в том, что то, о чём говорит его пациент, может быть правдой. Лань Сичэнь был уверен в своих словах и не врал, когда пояснял те или иные моменты тем вечером, и Лань Ванцзи склонен верить брату, как верил ему всю свою жизнь.       Тень сомнения, в любом случае, висит над мужчиной грозно и непоколебимо, напоминая о травмах Вэй Усяня, которые в большинстве случаев ведут за собой изменения в психике и которые могут быть в данном конкретном случае, и как врач Лань Ванцзи не может этого отрицать.       — Что-то не так? — спрашивает мужчина, когда замечает длительное молчание, так не свойственное Вэй Усяню.       Парень поднимает на доктора серые глаза, в которых плещется тоска и печаль — почти как в их первую встречу, — а на губах играет лёгкая улыбка, будто Вэй Ин пытается скрыть свои настоящие чувства за ней. Он наклоняет голову чуть в бок, смотрит немного ниже, куда-то в грудь врачу, хмыкает, будто вспомнил что-то почти смешное и приятное.       — Мне бы хотелось, чтобы ты тоже помнил, — отвечает ему пациент, снова скосив взгляд. — Я бы не назвал это проблемой, просто, быть может, эгоистичным желанием, потому что у тебя сейчас жизнь куда лучше, когда... А, не важно. Забудь, — отмахивается Вэй Усянь, совсем поникнув, старательно избегает врача, пока не задевает взглядом скетчбук. Лань Ванцзи думает что-то сказать, чтобы взбодрить пациента, как тот сам уводит тему в сторону: — Точно, рисунок! Я тебя ещё не дорисовал, помнишь? Посидишь со мной немного, минут двадцать ещё?       Мужчина смеряет пациента коротким взглядом, оценивая его, и кивает. У него всё ещё в относительной степени отпуск, взятый на работе в связи со сложным случаем Вэй Усяня, и времени в запасе более чем достаточно, дел на сегодня нет, а больница, в которой они находятся, располагается близко к дому.       — Час, — поправляет его врач, замечая, как лицо пациента озаряет яркая улыбка.       Пусть в серых глазах он видит тень тоски, ни на секунду не отпускающей его, юноша улыбается и принимается за рисунок, изредка срываясь на разговоры, чувствуя свободу во времени. Он говорит что-то о своих планах на ближайшие дни, делится тем, что еда в их больнице куда вкуснее, чем он думал, но не хватает вина и сычуанского перца (Лань Ванцзи на это лишь напоминает о правилах больницы и питания, прописанного пациенту), без остановки болтает о мелких случаях в психиатрической больнице, которые ему довелось услышать или увидеть — так, мелочи, которые врач слушает с интересом, в моменты тишины срываясь на раздумья.       Мужчине жаль, что он забыл блокнот в комнате, и в палате нет лишнего листа бумаги, чтобы записать на него свои мысли. Тем не менее, это не мешает размышлять. С вчерашнего разговора с братом Лань Ванцзи не отпускало решение довериться Вэй Ину, и он всё ещё находится в смятении, когда думает об этом, потому что в его представлении всё иначе. Лишний раз брошенные невзначай или будто специально слова о связывающем их прошлом всё ещё заводят в тупик и самую малость раздражают, но нет чёткого отрицания или отвращения; Лань Ванцзи вспоминает собранную им самим информацию, и, несмотря на доверие брату, Вэй Ин всё ещё является для мужчины малознакомым человеком и в первую очередь пациентом, заботу над которым он взял на себя.       — Выглядишь загруженным, Лань Чжань.       В ответ Лань Ванцзи неопределённо мгмыкает.       — Думаю.       Вэй Усянь отрывается от рисования и чуть наклоняет голову на манер того, как это делает врач.       — О чём?       На рефлексе мужчина повторяет то же действие, что и пациент, чуть хмурится, слегка отводя взгляд. Он не привык врать — потому что это запрещено правилами, которые вбил ему в голову дядя, — но иногда говорить правду невероятно сложно.       Лань Ванцзи всегда был необщительным. Люди избегают его, пугаясь взгляда или иногда резких для них слов; со временем мужчина стал более мягок в общении, но не намного. Кое-кто из персонала больницы, особенно новенькие, до сих пор боятся подойти, будь у них даже важное дело к нему. Вэй Усяня же, к удивлению врача и в подтверждение слов пациента об их прошлом, нисколько не отталкивает манера общения Лань Ванцзи.       Быть может, это то, что... Врач вовремя себя одёргивает, напоминая, что перед ним сидит его пациент.       — О том, что ты говоришь.       — О, — в противовес широко открывшемуся рту и интонации, Вэй Ин не выглядит удивлённым. — Ты мне не веришь, я это понимаю, более того — признаю, что в такое сложно поверить, — он хмыкает, возвращаясь к рисунку. — Честно сказать, я с самого начала боялся ляпнуть что-то, что спугнуло бы тебя, потому что ты единственный помимо семьи, кому я могу доверять, — на секунду парень поднимает на врача взгляд, полный тепла; тоска всё ещё плещется где-то на задворках. — Даже если ты мне не веришь, Лань Чжань, я верю тебе. Этого достаточно.       Впервые хочется сказать многое, но Лань Ванцзи не может. Мужчина отводит взгляд, чуть нахмурившись, не зная, как выразить чувства, охватившие его. Наверное, так ему доверяют только брат и мать. Желание поверить Вэй Ину, любому ему слову, возрастает в этот миг, как и желание помочь всем, чем он только может.       В тишине палаты слышно только шелест бумаги, работу карандаша и редкий шёпот пациента, который поправляет самого себя вслух.       Рисунок остаётся незаконченным и спустя час, однако больше задерживаться Лань Ванцзи действительно не может, но обещает, что придёт завтра, и у них будет побольше времени. Вэй Усянь отмахивается, мол, всё в порядке, бережно закрывает скетчбук и укладывает на столик рядом, потому что скоро должны принести ужин.       — Увидимся завтра, Лань Чжань, — машет ему на прощание рукой Вэй Ин.       — Мгм. До завтра, Вэй Ин.       Прежде, чем уйти, Лань Ванцзи замечает широкую улыбку пациента, настроение которого, пожалуй, всё же улучшилось.       Следующим днём их встреча происходит в том же порядке. Отличием является то, что после стандартных вопросов вместо длительных разговоров Вэй Усянь сразу берётся за незаконченный рисунок, аргументируя это тем, что хочет поскорее нарисовать Лань Чжаня во всей его красе и показать, потому что если бы у него были сроки, он их уже завалил.       Мужчина не против. Врач сидит на всё том же месте и старается не двигаться, время от времени меняя положение тела совсем немного, когда затекает рука или нога. Вэй Усянь не просит его об этом, упоминая время от времени, что это вовсе не нужно. В этот раз Лань Ванцзи взял с собой блокнот и в моменты, когда Вэй Ин не говорит о своих безудержных приключениях прошлого, позволяет себе делать пометки и записи, проводя новые линии времени на бумаге, соединяя события в последовательности, которую получает из этих разговоров.       Спустя полчаса, когда голова начинает побаливать, мужчина откладывает записи, решая вернуться к ним вечером. Подняв голову, Лань Ванцзи откидывается немного назад и просто наблюдает за старательно рисующим пациентом. Вэй Усянь редко отрывает взгляд от скетчбука, будто рисует по памяти или добавляет незначительные штрихи, когда не нужно особо сильно всматриваться в предмет своего рисунка.       — Ты скучаешь?       Парень поднимает на врача взгляд, полный замешательства, на лбу залегает небольшая складка.       — О чём ты?       Лань Ванцзи наклоняет голову чуть в бок, смотрит на пациента пристально, не спуская глаз с его реакций и движений.       Вопрос, по правде говоря, вырывался у него случайно, просто пробежала мысль, которая время от времени беспокоит мужчину. В понимании Лань Ванцзи, если идти от мысли, что Вэй Усянь помнит прошлую жизнь, почти начисто игнорируя нынешнюю, либо что-то поспособствовало этому нарушению, либо парень непреднамеренно блокирует память настоящего, вырывая из неё куски.       — По тому времени.       Вэй Ин отводит взгляд, проводит небрежную линию на бумаге, продолжая выводить их неспешными движениями, будто в замедленной съёмке, закусывает губу. Во взгляде пациента Лань Ванцзи читает лёгкое замешательство.       — Может быть, — неопределённо отвечает парень, ведёт плечом и откладывает скетчбук на постель, упираясь взглядом в нейрохирурга. — В какой-то степени я так или иначе скучаю по тому времени, как скучал когда-то по прежнему телу, — Вэй Усянь издаёт скомканный смешок. — Ну, знаешь, у меня же было другое тело, тело парня, который меня призвал. Я тебе говорил, помнишь? Так вот, я иногда скучал по тому, каким я был ещё в первую жизнь, так сказать, и думаю, что испытываю сейчас нечто похоже, но... — парень хмурится с лукавой улыбкой на губах. — Есть моменты, которых мне не хватает сейчас, но прошлое должно быть в прошлом.       Казалось бы, в глазах Вэй Усяня он должен видеть печаль, потому что там у него была вся жизнь, но вместо этого мужчина видит только теплоту; нет, пациент тоскует, и Лань Ванцзи видит это каждую их встречу в серых глазах, но эта тоска не поглощает Вэй Ина.       Доктор Лань считает, что будь он на месте Вэй Ина, то скорее всего бы сильно скучал по тому времени в прошлом, потому что то, как рассказывает про то время пациент, как он смеётся и бодро жестикулирует, не прекращая свой длинный монолог, заставляет думать, что та жизнь, оставшаяся в прошлом, куда лучше той, что есть у Вэй Усяня сейчас. Неустанно заставляет задумываться и то, что парень почти не говорит о настоящем, упоминая то вскользь, то совсем немного, лишь единожды пустившись в длинный рассказ о школе, который почему-то сильно отпечатался в памяти пациента.       — Не думаю, что меня что-то держит в прошлом, Лань Чжань, — мягко улыбается Вэй Ин.       Лань Ванцзи вскидывает на пациента взгляд и не может сдержать лёгкой, почти незаметной усмешки. Всю жизнь мужчина думал, что читать его может только брат, с которым он вырос, но, похоже, есть в этой жизни кто-то, кто знает его также неплохо. Нет смысла спрашивать, почему Вэй Ин сказал именно это, врач просто понимает, что это можно было прочитать в его глазах и догадаться по заданному вопросу.       В конце концов, его пациент далеко не ребёнок и далеко не глуп.       — Скоро?       Вэй Ин застывает всего на секунду, прежде чем улыбнуться и бодро качнуть головой.       — Потерпи чуток. Обещаю, закончу через десять минут, — парень подносит кончик карандаша к бумаге, намереваясь продолжить, резко вскидывает голову, легко прищурившись. — Можешь даже засечь.       В словах пациента Лань Ванцзи читает вызов самому себе и делает так, как ему предлагают: устанавливает на часах телефона таймер под внимательный взгляд. В голове Вэй Ин повторяет свои слова о том, что уже и без того слишком задержал рисунок.       Усяню хватает восьми минут и тридцати восьми секунд, чтобы закончить своё творчество. Прежде, чем показать результат, он ещё немного осматривает работу придирчивым взглядом, зачем-то листает страницы — только сейчас Лань Ванцзи замечает, что пациент рисовал на нескольких листах, — закусывает губу и наносит последний штрих.       Наконец скетчбук, купленный в подарок Вэй Ину, оказывается в руках Лань Ванцзи снова. Мужчина не может не заметить бережного отношения к предмету: следы карандаша на толстой обложке аккуратно стёрты, кроме самых новых, но тёмные пятна так или иначе видны — пальцы Вэй Ина всё время в графите, — корешок почти не надломлен, поскольку его не заворачивают полностью и в самом низу аккуратно, почти незаметно подписано «собственность Вэй Усяня». Трудно сдержать улыбку, потому что Лань Ванцзи знает, насколько криво пишет его пациент на самом деле, если не старается.       — Листай с первого.       Прежде, чем открыть скетчбук, Лань Ванцзи бросает взгляд на парня. Тот смотрит чуть в сторону от мужчины, в то же время пристально наблюдая за его реакцией, и в целом Вэй Усянь выглядит немного нервно, словно волнуется — врач скрывает улыбку, догадываясь, что это именно так. Он и сам испытывает нечто подобное. Прежде Лань Ванцзи не доводилось служить моделью художнику, и он не любит фотографироваться, потому что не видит в этом смысла.       С первого рисунка на мужчину смотрит он сам, одетый в медицинский халат, с собранными в хвост волосами и строгим взглядом. На фоне врач замечает очертания окна, скрытого за гирляндой так плотно, что почти не видно рамы, — кабинет в прошлой больнице. Вэй Усянь прорисовал мужчину так чётко и подробно, что это вводит сначала в замешательство. Перекручивая в голове все их разговоры, Лань Ванцзи не припоминает, чтобы пациент учился на художника, однако в собственном портрете, безусловно, врач видит опытную руку человека, занимающегося этим делом лет десять, не меньше.       Другой рисунок вызывает куда больше чувств, чем первый: сначала удивление, потом странное чувство дежавю и, в конце концов, восхищение. На втором портрете Вэй Ин изобразил Лань Ванцзи, сидящего перед широким окном, с цветком в волосах (что должно бы злить, но не вызывает таких чувств), лобной лентой, волосами, чуть длиннее его собственных сейчас, завязанных в небольшой пучок на затылке, одетого в старинное ханьфу, должно быть, белое с рисунками облаков на нём. В руках Лань Ванцзи кисть, перед ним — стол и бумага. Удивительным кажется и то, как точно Вэй Усянь изобразил его в молодости, когда мужчине было пятнадцать. Кажется, сейчас врач верит в их ранее знакомство куда больше, видя перед собой нечто подобное, и он верил бы куда меньше, даже если бы ему об этом сказал даже брат.       Сердце быстро стучит в груди, и где-то в душе возникает действительно странное ощущение. Дежавю. Лань Ванцзи смотрит на портрет долго, пытается что-то в нем прочесть, и на секунду кажется, что в памяти возникают туманные образы, но все они стремительно исчезают, будто их что-то удерживает.       — Я не удержался, ах-ха-ха, — парень стремительно отводит взгляд в сторону, закрывая лицо распущенными волосами, накручивает на палец прядь и неловко смеётся. — Я не надеялся заставить тебя этим вспомнить или что-то ещё... Мне просто захотелось нарисовать тебя таким, поэтому я всегда прятал рисунки и не показывал, — он продолжает бубнить себе под нос и дальше, делаясь тише и тише, пока не склоняет голову совсем низко. — Прости.       Лань Ванцзи качает головой, хотя вряд ли Вэй Ин видит это жест, и спрашивает:       — О чём ты?       Вэй Ин мнётся, не спеша с ответом, будто боится. Слышится вздох, лёгкий шёпот, и он поднимает голову, всё ещё побаиваясь смотреть прямо на врача.       — Ты выглядел так в прошлом, — теребя рукава больничной одежды, говорит пациент, — мы тогда учились в Гусу вместе. Я рассказывал об этом, помнишь? — после согласного кивка Лань Ванцзи он продолжает: — Однажды мне назначили наказание, за выполнением которого ты наблюдал. Мне нужно было переписать правила, и... — парень мягко улыбается. — Я решил сделать тебе подарок спустя месяц, когда наказание закончилось. Вот этот рисунок, — он указывает на скетчбук в руках врача. — Ты всё время был таким холодным и молчаливым, что я не сдержался и пририсовал цветок! — парень всплёскивает руками. — Тогда ты на это ничего не сказал, так что, эм, потом я устроил другую шутку, и в итоге ты почти напал на меня с мечом, — Вэй Ин смеётся, склонив голову в бок, и наконец переводит полный тепла взгляд на Лань Ванцзи. — Спустя много лет я узнал, что ты сохранил его, Лань Чжань. Я подумал, что было бы неплохо показать тебе то, каким ты был в прошлом, хоть и не помнишь, и не веришь мне, так что... Если это для тебя тяжело или...       — Верю, — прерывает его Лань Ванцзи, отводя взгляд в сторону; сердце бешено стучит в груди против воли, слова пациента вызывают неконтролируемую бурю чувств, которых мужчина старательно избегает даже сейчас.       Врач снова смотрит на свой портрет, чувствуя, как горят уши, как сердце пускает в пляс, а все сомнения исчезают под волей момента.       Вэй Усянь оторопело смотрит на доктора, часто моргает — Лань Ванцзи не прекращает наблюдать за ним краем глаза, — пока не расплывается в широкой улыбкой.       — Спасибо, Лань Чжань.       В этот раз мужчина отворачивается от пациента полностью, уделяя всё своё внимание рисункам.       Перевернув лист — остался третий рисунок, он заметил это, — Лань Ванцзи видит в этот раз не только себя, но и молодого парня рядом, лицо которого вроде бы кажется знакомым, будто мужчина видел его в далёком прошлом, как если бы детстве, и в то же время незнакомым. Они оба одеты в одну и ту же одежду, в этот раз доктор выглядит куда старше, почти как сейчас, рядом прыгают кролики, два из которых устроились на ногах Лань Ванцзи и один — на голове юноши рядом. Возникает то же чувство дежавю, появляется тепло в груди, потому что это выглядит настолько по-домашнему и, врач рискнёт так подумать, семейно, что что-то вместе с тем щемит у груди.       — Это был обычный день, — снова принимается пояснять Вэй Усянь, словно читая вопрос в глазах доктора. — Мы просто пошли кормить вместе кроликов. Я говорил, вроде? — когда мужчина смотрит на пациента с вопросом, тот тушуется и принимается за разъяснения: — В молодости я подарил тебе двух кроликов. В итоге наперекор правилам Гусу в Облачных Глубинах завелась поляна кроликов, которые принадлежали тебе, и адепты или ты сам кормили их каждый день. В общем, в тот раз мы пошли кормить их с А-Юанем, эм... Нашим сыном, хоть для тебя это звучит неправильно и так далее, но, в общем, да. Я больше всего над этим рисунком и сидел, потому что передо мной сидишь только ты, но, думаю, получилось вполне похоже.       Лань Ванцзи не знает этого юношу, которого Вэй Ин ласкового называет А-Юанем, и, несмотря на веру во всё сказанное, слова об их общем сыне вызывают смутные чувства, куда больше всего другого.       Мужчина снова смотрит на рисунок, на кроликов, которых он действительно любит и мечтал завести, но не получилось из-за работы, на юношу, лицо которого всё ещё кажется смутно знакомым. Лёгкое воспоминание будто мелькает перед глазами, норовит напомнить о себе, но стремительно ускользает.       — Ты прекрасно рисуешь, — мужчина поднимает глаза на пациента, расплывшегося в счастливой улыбке, — Вэй Ин.       После ужина, приготовленного братом (он снова пришёл раньше обычного), они садятся на диван в гостиной. Лань Ванцзи собирается привычно включить телевизор, но рука Сичэня останавливает его, и мужчина послушно откладывает пульт, вскидывая бровь. Старший брат смотрит в сторону, поджав губы, и нахмурившись; таким выглядит он только в моменты, когда что-то чрезмерно тревожит его.       — Брат?       Напряжённые плечи опускаются, с губ срывается вздох, глаза всё ещё смотрят на ковёр перед телевизором и стеклянный низкий столик.       — Мы можем поговорить честно, Ванцзи?       Озадаченное выражение лица, наверное, сегодня свойственно мужчине. Поставленный вопрос кажется слишком странным, чтобы иметь возможность сразу ответить.       Лань Ванцзи, сколько себя помнит, всегда доверял Сичэню, и тот в ответ доверял брату многое — не всё, как выяснилось в последние недели, но достаточно много и готов доверить всё, стоит совсем немного надавить, но младшему брату это не нужно. Лань Чжань будет ждать, пока старший не расскажет всё сам.       — Конечно, брат.       Мужчины обмениваются взглядами. Лань Хуань смотрит с толикой нервозности и сомнением, будто не решаясь до конца на этот разговор; Лань Ванцзи терпеливо ожидает вступления брата, готовый принять всё, что ему скажут, и рассказать, о чём не спросят.       — Тот пациент, насчёт которого ты интересовался этим... прошлым, могу я знать, кто он? — заминаясь в предложениях, что вовсе не свойственно обычно собранному и ответственному старшему брату, Сичэнь задаёт свой вопрос. — Я понимаю, что тебя связывают правила, но это может быть важно.       Лань Ванцзи хмурится, чуть опустив взгляд.       Сичэнь вздыхает и качает головой, предпринимая другую попытку:       — Вэй Усянь. Его зовут так?       Младший Лань смотрит на брата, не отвечая вслух, однако он уверен, что в его глазах виден очевидный ответ. Нахмурившись, всё тем же привычным способом, просто посмотрев на Сичэня, Лань Ванцзи спрашивает, откуда он знает об этом.       Впрочем, мужчине стоит поставить иначе: «Откуда тебе всё это известно?» — и прошлое, про которое Хуань так много знает, хотя не должен, и так легко названное имя пациента, о котором Лань Ванцзи нигде в заметках не писал... Нет, оно упоминалось, но иначе. Врач хмурится, вспоминая пометки про Старейшину Илин — Вэй Ин говорил, что в далёком прошлом, ещё первой жизни, его нарекли этим титулом.       Все догадки сводятся к тому, что вопреки всему сказанному тем вечером, старший брат знает куда больше, чем говорит. Единственное возможное предположение кажется одновременно невозможным и, спустя эти пару недель сумбура, вполне реальным.       Лань Ванцзи поднимает на брата взгляд, полный вопроса и, наверное, впервые за всю жизнь требования ответить. Лань Сичэнь с самого начала попросил о честном разговоре, припоминает мужчина, и надеется, что так оно и будет.       Хуань в ответ неловко отводит взгляд, мягко улыбается, прикрывает глаза. Младший брат успевает прочесть во взгляде на не озвученное «Ты помнишь?» — «Да».       — Ты не рассказывал, — Лань Ванцзи закусывает губу, чувствуя себя самую малость преданным.       Мыслями мужчина понимает, что брат правильно делал, оберегая его от этой тайны, в которую сложно поверить, но сердцем Лань Ванцзи чувствует неприятную колкость.       — Ты бы мне поверил? — брат показывает лёгкую усмешку на губах и в глазах. Лань Ванцзи качает головой, понимая, что наверняка нет. — К тому же не было необходимости говорить об этом.       Мужчина кивает.       — Теперь есть.       — Да, есть, — соглашается Сичэнь. — И это действительно важно.       Переведя дыхание, Лань Хуань рассказывает брату причину, по которой затеял этот разговор, и с каждым словом Ванцзи хмурится сильнее и сильнее, а ранее строившиеся догадки обретают новые грани, почти идеально совпадая с каждой стороны.       Лань Сичэнь собирается встретится с семьёй Цзян в ближайшее время — брат начинает с этого, напоминая, что это будет как деловой встречей, так и касаемо личных отношений с сыном Цзян. Лань Ванцзи успевает на короткий миг удивиться, насколько много совпадений, пока брат не проясняет этот момент, углубляясь в далёкое прошлое. В конце концов, Лань Сичэнь думал, что на эту встречу будет взят и Вэй Усянь, приёмный сын семьи, но Цзян Чэн на днях сообщил, что его не будет, как и не было целый год по причине лечения.       — Он должен был лечиться в Ухане, по словам А-Чэна Усянь должен быть сейчас там, — мужчина вздыхает, проводит рукой по лицу, сделавшись совсем суровым и хмурым. — Когда А-Чэн сказал мне об этом, я сразу вспомнил твои исследования, и это натолкнуло меня на мысль, что твоим пациентом может быть Усянь. Старейшина Илин фигурировал там слишком часто, — мужчина не удерживает смешка и пронзительного взгляда в сторону брата.       Лань Ванцзи не обращает на это внимания, сосредоточившись на определённых моментах.       — Мне сказали, что с ними связались.       Лань Сичэнь смотрит на брата сначала с удивлением, а после с самым хмурым выражением лица, на которое тот способен.       — Не связывались, — констатирует факт Хуань, и Лань Ванцзи кивает. — И как они смогли такое провернуть? Кто и, главное, зачем?       Мужчина хмурится сильнее, не имея ни малейшего представления.       В данный момент Вэй Ин находится под наблюдением в хорошей больнице, Лань Ванцзи работает там достаточно давно, чтобы быть в этом уверенным.       Вспоминает то, как решался вопрос с документами и переводом, будто нехотя и одновременно с желанием поскорее избавиться от проблем — и так оно и есть. Если Вэй Ина держали в той больнице незаконно и, тем более, перевели туда, всё кажется вполне понятным, и даже то, почему не указаны данные предыдущего места лечения, почему контакты родных не работают — всё встаёт на свои места. Пара моментов остаётся нерешёнными, но у них есть и время, и возможность узнать.       Братья решают дождаться приезда семьи Цзян — ожидать их надо через пару недель, — а до тех пор пытаться помочь Вэй Ину прийти в себя, какая бы причина не скрывалась за его проблемами в восприятии настоящего и прошлого.       До того, как разойтись по комнатам, у Лань Ванцзи остаются вопросы, на которые он хотел бы получить ответ. Время уже за полночь, но обоим всё равно, в их доме нет правила ложиться спать после девяти и просыпаться в пять — хотя последнему оба Ланя следуют скорее на поводу привычки, редко просыпаясь по звону будильника в семь; Лань Ванцзи с его ночными сменами и вовсе имеет сбитый режим сна, чтобы сейчас волноваться о позднем часе.       — Всё это действительно было?       Лань Сичэнь мягко улыбается.       — В это сложно поверить, особенно из-за того, что сказано в интернете, — мужчина усмехается, — но это было, — Хуань хмурится, глядя в стену. — Признаться, я давно изучал этот вопрос, почему в мире не сохранилось достоверных данных о тех временах, но это не единственная странность, так что, полагаю, в прошлом случилось что-то, из-за чего про заклинателей забыли, стёрлась и память об орденах, как сопутствующем факте.       Мужчина складывает руки в замок, чуть наклоняясь вперёд. Лань Ванцзи может только кивнуть — в его понимании всё выглядит совершенно иначе, ему трудно согласиться или опровергнуть сказанное.       — Как долго ты... помнишь?       Лань Ванцзи читает в лице брата нежелание говорить об этом и собирается сказать, что отвечать на вопрос необязательно, как тот качает головой.       — Всё в порядке. Это немного странно осознавать, и только, — мужчина мягко улыбается. — Когда я родился, моё сердце не билось. Врачи буквально подарили мне эту жизнь, — Сичэнь отворачивается. — Думаю, можно сказать, что я родился тем, кто я есть и кем всегда был. Главой ордена Лань, почившим позже младшего брата, ушедшим в уединение на старости лет.       Лань Ванцзи не знает, что сказать на это. Ему не рассказывали об этом, мужчине кажется, что, быть может, в какой-то мере ему не стоило это знать. Младшему в семье Лань сложно представить, каково жилось брату, помнившим прошлое с младенчества. Приходит понимание, почему Лань Сичэнь был таким одарённым и много знающим с детства, почему знал правила почти идеально и куда лучше брата, но не следовал им, почему иногда казался ему совершенно другим человеком.       — А-Чжань, не задумывайся над этим так сильно, — Лань Хуань кладёт руку на плечо брата и заглядывает ему в глаза с привычной улыбкой на лице. — Это было немного странно, не более. Я всё ещё твой брат, всегда им был, помни это, А-Чжань.       Лань Ванцзи кивает, слабо улыбается брату в ответ, заслышав детское обращение, которым Сичэнь редко обращался к нему, будто опасаясь чего-то.       — Дядя?       Сичэнь выдыхает, кривя губы.       — Он не говорит об этом, — отмахивается мужчина. — Я знаю, что он тоже помнит, но почему... — Лань Хуань просто пожимает плечами. — В любом случае, не думаю, что помимо Усяня и дяди есть кто-то ещё, кто бы помнил.       Лань Ванцзи кивает, принимая этот ответ. Мужчина, чуть нахмурившись, смотрит на Лань Сичэня, не до конца уверенный, что стоит задавать ещё один вопрос.       — Ты можешь спросить всё, что угодно, А-Чжань.       — Как умер Вэй Ин? — поджав губы, спрашивает мужчина.       Улыбка гаснет на лице Хуаня, глаза убегают в сторону, губы складываются в тонкую линию. Он не отвечает долго, где-то пару минут, собираясь с мыслями и раздумывая над тем, как правильно выразиться и лучше сформулировать ответ. В конце концов, мужчина выпрямляется, встаёт с дивана и отвечает, чуть скосив взгляд в сторону:       — Вы ушли на Ночную Охоту и не возвращались пару дней, а когда за вами послали, было уже поздно.       Странно слышать на вопрос о смерти одного ответ о сразу двух почивших людях, особенно если среди них ты сам. Лань Ванцзи благодарит брата за ответ и желает ему спокойных снов. Оставшись один, мужчина решает выпить чай, прежде чем уйти спать, заодно рассортировать мысли, которых целый вихрь.       Лань Сичэнь с самого начала, тем вечером, упускал из рассказов упоминания их отношений, в то время как Вэй Усянь активно говорил об этом, посему то, что они погибли вместе, кажется со слов брата будто намёком. Как бы там ни было, об этом странно думать, слишком, настолько, что Лань Ванцзи кажется, будто он сам начинает сходить с ума. Эта мысль закрадывается в голову, но быстро убирается прочь.       Поверить во всё это сложно, но раз он начал, отступать поздно. К тому же ситуация обретает всё более странные обороты. В конце концов, все мысли Лань Ванцзи складываются в понимание одного единственного факта: у происходящего будут необратимые последствия.