Встреча в доме сумасшедших

      — Цзинь... Гуанъяо? — хмуро переспрашивает Лань Ванцзи.       В ответ Лань Сичэнь кивает, пытается скрыть горечь во взгляде и движениях за чашкой чая, и поворачивает к брату компьютер.       Некоторое время мужчина тратит на изучение материала, который собрали они с Сичэнем и тем другом брата из полиции. Больница принадлежит семье Цзинь — это было известно уже тогда, когда Цзян Чэн написал Лань Хуаню название больницы, по которой братья Лань провели короткую проверку. Еще вчера выяснилось, что лечащим врачом Вэй Усяня был Цзинь Гуанъяо, о котором Лань Ванцзи ничего не знает — однако, похоже, знает старший брат.       Чуть позже, поджав губы, Лань Сичэнь делится воспоминаниями о прошлой жизни, рассказывает о Цзинь Гуанъяо и его предательстве. В этой жизни они не знакомы, и Лань Хуань говорит, что, быть может, это даже к лучшему. Ещё тогда, когда стало известно, кому принадлежит больница в Ухане, старший брат подумал на бывшего названного брата — просто предположил, потому что всё ещё помнит предательство, и неожиданно оказался прав.       Помимо информации о больнице в Ухане нашлись данные — которые уже проверили и предоставили Лань Сичэню по старой дружбе — о том, что Вэй Ина и правда перевезли, успешно скрыли информацию о прошлом лечении и родных, утаив и имена тех людей, которые помогали Цзинь Гуанъяо в этом деле.       На то, чтобы всё это раскрыть, пришлось потратить пару недель — и, если бы они обратились не к другу Сичэня, а по стандартному протоколу, то это дело могло бы затянуться на долгие месяцы, за которые было бы возможно тщательно спрятать улики, чего сделать прямо сейчас уже невозможно, и все дела Цзинь Гуанъяо как на ладони.       — Я договорился с Минцзюэ о том, что мы поедем вместе в Ухань, чтобы поговорить с а.. Цзинь Гуанъяо. Если хочешь, можешь поехать с нами.       На раздумья Лань Ванцзи тратит совсем немного времени — и соглашается, потому что ему важно узнать, зачем всё это было сделано. Кроме того, важно проследить за братом, потому что сейчас он выглядит слишком уязвимым. Он выглядит разбитым уже несколько дней, и Лань Чжаню уже просто больно смотреть на обычно улыбчивого брата, который сейчас кажется будто бы сломленным.       Правила дяди и его воспитание против того, что хочет сделать Лань Ванцзи, но прямо сейчас мужчина посылает их все подальше, закрывает на замок и подсаживается ближе к брату — они сидят на диване — и, поставив кружку на стол, обнимает Сичэня за плечи, прижимая к себе. Старший брат удивляется, выдыхает в область ключиц и обнимает в ответ.       Совсем немного — просто поддавшись моменту — Лань Сичэнь делится воспоминаниями, далёкими и дымчатыми, рассказывает о том, что когда-то считал Цзинь Гуанъяо для себя кем-то большим, чем другом или названным братом, подробнее рассказывает момент, когда вскрылось предательство и со смехом делится тем, как сначала Лань Ванцзи и Вэй Усянь, а потом и Цзян Чэн пытались вытащить его из затворничества. Тяжёлые и неприятные воспоминания срываются на смех и открытое веселье, которыми были наполнены чуть более поздние годы его жизни.       Пусть всё это всё ещё непривычно, но Лань Ванцзи слушает, иногда что-то отвечает или как-то комментирует, ловя лукавый взгляд в ответ и иногда даже смех и пояснения тем или иным поступкам.       — Тебе нужно в больницу, — напоминает брат.       Обратив внимание на время, приблизившееся к вечеру, когда часы посещения грозят скоро закончится, Лань Ванцзи кивает.       — Ты тоже хотел пойти.       — А ты позволишь?       Вопрос старшего брата звучит с усмешкой, а в глазах — огоньки детского озорства и желания шутливо поддеть, — и Лань Ванцзи поддаётся на провокацию, ощущая, как уши пылают.       Порой становится невыносимым то, что они читают друг друга, как открытую книгу, но от того одновременно и легче, потому что это означает, что кроме брата нет никого роднее. Пусть с матерью и отцом у него хорошие отношения, близким для себя человеком Лань Ванцзи считает скорее мать; с отцом же почти не общается.       — Мгм, пойдём.       Вздохнув, Лань Хуань поднимается с дивана первый и на некоторое время скрывается в своей комнате, а выходит уже в более опрятном виде и с небольшой коробочкой в руках. Лань Ванцзи вопросительно смотрит на старшего брата и ловит в ответ без слов: «потом увидишь».       — Цзэ... Ах, ам...       Вскрик, с которым Вэй Ин хотел встретить внезапного и взаправду неожиданного гостя тает за сомнениями и трудными размышлениями. Лань Сичэнь издаёт смешок, проходит внутрь, пока младший брат закрывает дверь.       — Приятно снова увидеться с вами, — произносит мужчина, делая небольшую заминку, — господин Вэй.       Пациент давится воздухом, облегчённо выдыхает и улыбается.       — Цзэу-цзюнь, — почти кланяется — в силу сидячего положения — Вэй Ин.       Переводя взгляд с одного на другого, Лань Ванцзи начинает думать, что упускает что-то важное и хмурится, силясь понять что-то из происходящего, пока Вэй Усянь, намекнув на нежную ревность, словно ей есть место, поясняет их обращения друг к другу.       — Лань Чжань говорил, что вы помните, но назвать вас как-то иначе, — юноша передёргивает плечами, будто это кажется ему чем-то жутким, — невероятно сложно.       В ответ Лань Сичэнь улыбается и садится на предложенный младшим братом стул.       — Можете обращаться по имени, — мягко советует мужчина и оглядывается на брата, который в ответ только вскидывает бровь, — и я тоже буду так делать. Сейчас другое время, верно?       — Конечно, — Вэй Ин заминается, — Сичэнь.       Удовлетворённый таким ответом, мужчина кивает и оглядывается на брата.       Прежде, чем они начнут размеренный разговор о делах важных и не очень, Лань Ванцзи проводит стандартный расспрос, пока старший брат учтиво покидает их общество, чтобы сходить за парой стаканов кофе и соком для Вэй Усяня.       Времени на то, чтобы поговорить обо всём, не очень много, но врач заверяет, что может выкроить немного дополнительного времени, если это всё же понадобится — а, по мнению Лань Сичэня, оно им действительно будет необходимо.       С соком в руках и раздражённым взглядом Вэй Ин спрашивает, в чём же причина визита Сичэня. Лань Ванцзи замечает, как пациент жадно смотрит на напиток в чужих руках, но фыркает и всё же пьёт сок, на который ругается каждый раз, когда его приносят. Воду пить ему хочется ещё меньше, потому терпит имеющуюся альтернативу.       Первым делом посетитель протягивает Вэй Усяню коробочку, которую тот берёт, поглядывая то на одного, то на другого брата.       — Это подарок. Полагаю, я задолжал его ещё с прошлой жизни.       Поблагодарив заранее, ещё не открыв коробку, Вэй Ин сначала трясёт её — мягко и осторожно, словно опасаясь, что внутри может быть нечто хрупкое. Лань Ванцзи удаётся уловить глухой стук чего-то твёрдого. Пациент бережно разворачивает упаковку, снимает крышку и глупо хлопает глазами, смотрит на Лань Сичэня, задержав дыхание, и снова на то, что лежит в коробке.       Каков бы ни был интерес Лань Ванцзи, он стойко ожидает момента, когда и ему покажут, что же его брат принёс за подарок.       Через некоторое время Вэй Ин с мягкой улыбкой — словно в ностальгии — вынимает из коробки флейту, красивую и белую, с такого же цвета кисточкой и нефритовой подвеской.       Что-то в рассказах пациента было про флейту — но смутно и мимоходом, Вэй Усянь не заострял на этом внимания, — и вот он видит музыкальный инструмент в руках юноши, который смотрит на него одновременно с восхищением и скрытой тоской. Лань Ванцзи не понимает, что происходит, но молчит и не собирается спрашивать, даже если ему интересно — в воспоминаниях голосом дяди звучат правила.       Налюбовавшись, Вэй Ин сначала смотрит на Сичэня — с благодарностью, которую определённо не может выразить словами, — а потом на врача, и юноша улыбается чуть ярче, крепче сжимая флейту в руках.       — Раньше я играл на Чэньцин. Это была чёрная бамбуковая флейта, которую я сделал на Луаньцзан, — шёпотом делится Вэй Ин, словно уловив в глазах Лань Ванцзи интерес, который, как он надеялся, скрыл. — Это не Чэньцин, с которой я провёл так много лет, но... — юноша поднимает глаза на посетителя, — спасибо, Сичэнь. Она прекрасна.       — Надеюсь, что теперь ты будешь играть на ней в удовольствие, — кивает мужчина в ответ.       На такое Вэй Ин громко фыркает, крутит флейту, задумчиво глядя на неё, и что-то странное отзывается в груди Лань Ванцзи, наполненное болью и еще чем-то неприятным.       — А иначе и не смогу, — спустя время произносит юноша и смотрит на братьев Лань, — я... Кажется, я пытался играть на флейте, но ничего не выходило — не получалось использовать никакой энергии.       — Я пытался сформировать золотое ядро в детстве, но ничего не вышло — словно это стало невозможно, — задумчиво кивает Лань Сичэнь и оборачивается к брату, намереваясь объяснить, как тот качает головой.       — Мне это известно. В интернете было немного информации.       Вернув флейту в коробку и аккуратно поставив её на тумбочку, Вэй Ин принимается стучать по носу.       — Однако помимо светлой энергии была и тёмная, — объясняет юноша то, что уже заостряет внимание Лань Ванцзи — если что-то и было в интернете про это, то вскользь, — однако я не чувствую даже её. Какое-то время я был без золотого ядра, стал обычным человеком, но мог использовать тёмный путь и ощущать светлую ци. Сейчас же, выходит, нет ни того, ни другого.       Брат выглядит необычайно серьёзным и встревоженным, заслышав новую информацию; Лань Ванцзи может только непонятливо нахмуриться и продолжать слушать их, потому что он не имеет достаточно представления о теме разговора; Вэй Усянь хмыкает и откидывается на подушки.       — Должно быть, что-то изменилось в мире, — задумывается Лань Сичэнь.       — Ну, — тянет юноша, — если что-то и случилось, то мы уже не узнаем.       Странный для Лань Ванцзи разговор сведен на нет, и тема постепенно перетекает к вопросам о самочувствии и делах Вэй Ина. Пациент со всей присущей ему бодростью принимается рассказывать о недавних случаях — небольших шутках, а ещё о том, что эти дети из отделений этажом ниже его полюбили так, что сегодня заползли под присмотром медсестры в его палату, чтобы послушать истории.       Раздражение и чувство, словно он тут лишний, постепенно сходит. Лань Ванцзи вдыхает полной грудью, иногда делает замечания пациенту, напоминая, что ему стоит вести себя приличней — ни он, ни персонал не сможет покрывать его выходки, если кто-то из посетителей решит пожаловаться. Вэй Ин поникает, низко опускает голову и шепчет слова извинения под тихий смешок Лань Сичэня, который одним взглядом даёт понять, что видит брата насквозь вместе с его напускным недовольством. Лань Ванцзи отворачивается от Хуаня и делает вид, что светлые шторы куда интереснее.       Разговор плавно перетекает на другую тему. Вскользь — врач понимает, что его брат и пациент иначе не могут — звучат воспоминания прошлых жизней. Иногда они срываются на старые прозвища, будто пытаясь один поддеть другого — в шутку, конечно же.       Лань Сичэнь и Вэй Усянь выглядят как старые друзья. В груди нет места ревности, как думает брат, но есть ощущение, что он тут лишний. Лань Ванцзи только молчит, слушает, внимает новой информации, которую теперь не записывает по старой привычке в блокнот и в какой-то момент решает покинуть палату, сообщив, что желает купить кофе — и обязательно принесёт своему пациенту сок.       За стаканом капучино из автомата и яблочным соком в руках — и парой других пакетов на тумбочке — разговор всё же переходит к наиболее насущной и важной теме.       — Я правда не помню прошедшего года, — со вздохом сообщает Вэй Ин. — И зачем бы я ему понадобился? Даже если предположить, что он помнит, Цзинь Гуанъяо должен понимать, что сейчас в мире нет духовной и даже тёмной энергий.       — Мы собираемся поехать в Ухань на следующей неделе и тогда всё узнаем, — тут же отвечает Лань Сичэнь, опустив взгляд в пол.       — Сичэнь... — выдыхает юноша. — Зачем вам вообще это выяснять? Передайте дело полиции, и всё, — Вэй Ин фыркает и отворачивается. — Даже если ничего не станут делать, ну и ладно.       — Ты хочешь оставить все на произвол судьбы? — выгибает бровь Лань Ванцзи.       Закусив губу, пациент отворачивается, старательно и очень умело пряча взгляд за распущенными волосами. Лань Сичэнь качает головой и отпивает кофе, выражая своё несогласие без слов — только жестами.       — Не думаю, что всё это стоит внимания, — тихо объясняет Вэй Усянь.       На это заявление мужчина резко втягивает воздух и хмурится, пытаясь понять, действительно ли Вэй Ин думает то, о чём говорит — и видит отражение слов во взгляде.       — Стоит, — бросает Лань Ванцзи.       — Лань Чжань, — умоляюще стонет юноша и оборачивается к врачу, — не стоит. Правда, не стоит. В конце концов, для тебя я посторонний человек... — он осекается и широко раскрывает глаза, словно понимает, что сказал нечто ужасное.       Лицо у Лань Сичэня до боли похоже на лицо Вэй Усяня.       — Вот, значит, как, — тихо произносит врач и сжимает руки в кулаки. — Посторонний человек...       На секунду что-то больно давит — и воздуха становится невозможно мало. Лань Ванцзи резко поднимается с места и стремительно покидает палату. В коридоре пусто, нет даже медсестёр. Врач опирается о стену, чувствуя, как задыхается.       В груди клокочет ни с чем несравнимое раздражение — и, кажется, гнев, — и врач не до конца может понять, чем именно они вызваны. Прежде всего, разумеется, пониманием, что Вэй Усянь не желает помощи — во всяком случае, помощи, связанной с расследованием, хотя это стоит внимания, потому что всё это было сделано незаконно, против воли самого пациента и его семьи и — что более важно, — с применением средств, которые повлекли за собой повреждение памяти. Уже после Лань Ванцзи негодует, потому что сквозь сказанное видит слова о том, что даже это лечение Вэй Ин не считает таким уж необходимым — пусть и благодарит за всё, что для него делают.       Вздохнув, Лань Ванцзи сжимает руки в кулаки. Есть ещё причины — и их много, но они все валятся на него неясным шёпотом, застилающим уши, из-за чего невозможно нормально думать. На виски давит, голова идёт немного кругом, а перед глазами становится на миг темно — и если бы не стулья рядом, он непременно бы упал.

— Какое дело до моей души постороннему человеку?

      — Ванцзи.       На плече чувствует неожиданное тепло, и мужчина резко вскидывает голову. Тьма отошла назад, как и головокружение начинает исчезать, и Лань Ванцзи видит чёткий образ брата. Сичэнь взволнован — больше, чем когда-либо, — и обеспокоен.       Вздох и выдох. Врач жмурится, давит на собственные виски, сам себя заставляет очнуться.       — Всё в порядке, — выдыхает Лань Ванцзи. — Часы посещений закончились. Пора домой.       Встать получается, но при этом появляется слабое помутнение, которое врач начисто игнорирует, не желая беспокоить брата ещё больше.       — А-Чжань, послушай, господин Вэй бывает резок в словах, — Сичэнь вздыхает, — и он никогда не заботится о себе, только других. В прошлом...       — Брат, — резко прерывает его Лань Ванцзи, обернувшись, и хмурится, — это ваше прошлое, не моё.       Ссор с братом никогда не было, между ними всегда были тёплые отношения, и, быть может, это первый раз, когда Лань Ванцзи говорит с Сичэнем так холодно.       Вздрогнув, Лань Хуань отводит взгляд и кивает. Вина за сказанное, за резкость и холодность слов, врезается когтями в самое сердце, из-за чего дыхание перехватывает, а губы открываются, чтобы сказать слова извинений. Сичэнь качает головой, мягкой улыбается и подходит к младшему брату, уложив руку ему на спину.       — Пошли домой, А-Чжань.       Поскольку дел впервые за долгое время нет — ни необходимости искать в интернете информацию, ни размышлять о работе в больнице, потому что в общем плане у него всё ещё отпуск, — Лань Ванцзи бездумно сидит в кресле в своей комнате и смотрит в потолок, стараясь ни о чём не думать. В детстве ему очень часто помогали успокоить разум и мысли палочки благовоний, которые он зажёг сразу, как пришёл домой, и сейчас по комнате разносится приятный запах сандала.       Заказанный с доставкой ужин братья разделили каждый в своей комнате. Младшему брату слишком стыдно смотреть сейчас в глаза старшему, вина гложет с каждой минутой только сильнее, но Лань Ванцзи пытается отстраниться от этого и подумать над ситуацией с чистой головой, без раздражения, гнева и возмущений.       Определённо, слова Вэй Ина ударили его в самое сердце, и трудно осознать, почему именно. Слова звучат до боли знакомо — но почему? Лань Ванцзи силится понять, не может, роется в памяти, пытаясь выкопать этот момент. Он сам никогда не жаловался на пробелы в воспоминаниях — нет, у него превосходная память, которая почему-то подводит его в данный момент. Пробегает шальная мысль о прошлом, но доктор Лань отмахивается от неё, как от огня, потому что не желает в это вмешиваться.       Одно дело — слушать, внимать, верить, что это, должно быть, действительно когда-то было — но другое, когда даже собственный брат пытается навязать ту его личность, которую знал в другой жизни. Лань Ванцзи принимает во внимание тот факт и уже смирился, что — только может быть, может! — они с Вэй Усянем имели какие-то отношения, но в данный момент они врач и пациент, и ничего другого между ними быть не может — сейчас, во всяком случае.       Судорожно вздохнув, мужчина прикрывает глаза.       Отрекаться от чувств и понимания, что странный пациент ему всё-таки нравится — как минимум, — Лань Ванцзи не может. Откуда вьются нити раздражения тоже не составляет труда понять — именно из-за этого «нравится».       Завтра — обязательно, вечером, когда часы посещений будут подходит к концу, и чета Цзян уже покинет больницу, как делает это на протяжении уже нескольких дней, — врач извинится за сегодняшнюю вспышку.       В тишине комнаты раздаётся отчётливый стук в дверь, отдающийся эхом.       — Ванцзи, позволишь войти?       — Входи.       Дверь открывается с лёгким скрипом. Лань Сичэнь неуверенно заходит внутрь, оглядывается, словно пребывает тут впервые, и садится на постель брата, потому что кроме кресла других мест, где можно присесть, нет.       Тишина кажется натянутой струной. Лань Ванцзи пристально изучает брата и видит только нерешительность и отблеск волнения, которые он даже не пытается скрыть за одной из своих улыбок. Младший брат молчит, тем самым даёт старшему время, чтобы собраться с мыслями.       — Тебе неприятно слышать от нас про прошлое?       На это Лань Ванцзи чуть хмурится и качает головой.       — Слышать — нет, — он делает заминку, пытаясь подобрать слова, — но для меня всё иначе. У меня нет ваших воспоминаний.       Сичэнь мягко вздыхает и наконец улыбается краешком губ.       — Я понимаю, — кивает брат, — в таком случае, постараюсь при тебе не говорить про прошлое.       Поджав губы, Лань Ванцзи, чуть погодя, качает головой и взгляд говорит брату, что всё в порядке, не против послушать ещё историй — но, определённо, о его участии в прошлом и то, каким он был, слушать сейчас и в ближайшее время не готов.       Немного позже брат уходит и возвращается с двумя кружками чая, а на компьютере Лань Ванцзи они включают какой-то старый сериал, название которого не сильно интересует мужчину, и они вместе смотрят несколько серий в обоюдном молчании.       Стандартные вопросы воспринимаются в каком-то напряжении. Вэй Ин отвечает на каждый без заминки, коротко и ясно, хотя обычно отпускает или шутку, или замечание о том, что еда тут не такая вкусная, её стоит посыпать перцем, или что подали бы вино — стало бы лучше. Лань Ванцзи только хмурится, но не спешит спрашивать — сначала необходимо узнать, стало ли Вэй Усяню лучше.       Впрочем, улучшения видны и невооружённым взглядом. Бледность сходит совсем, юноша постепенно набирает приемлемый для его возраста и роста вес, однако улыбка так и не мелькает на лице пациента с тех пор, как Лань Ванцзи зашёл в палату после вышедших Цзян Яньли с сыном и мужем.       Отложив планшет — они закончили с вопросами на сегодня, — врач пристально смотрит на Вэй Ина. Тот не спешит убежать от взгляда или будущего разговора за рисунками.       — Прости, — шепчет Вэй Усянь, первым нарушая тишину.       Удивлённый, Лань Ванцзи вскидывает бровь, а после хмурится.       Отрицать вину — скорее малую, незначительную, — мужчина не собирается, но слышать слова извинений почему-то всё равно не хочется. Лань Ванцзи качает головой и складывает руки замком на колене.       — Это мне стоит извиниться, — произносит в ответ врач, и ловит на себе удивлённый и одновременно недовольный взгляд. — Я не хотел злиться.       — Лань Чжань, — ровно также, как в тот вечер, стонет юноша, и это отзывается колкой болью, — виноват только я, — Вэй Ин закусывает губу, выдыхает и уверенно смотрит на Лань Ванцзи, хлопнув пару раз ладонью по кровати. — Можешь присесть рядом, пожалуйста?       Поколебавшись, мужчина кивает и садится на край постели. Вэй Ин оглядывает его сверху вниз, а после припадает головой к плечу, что вызывает удивление и что-то ещё — тёплое и приятное.       На Лань Ванцзи надета лёгкая футболка, поверх которой накинут белый халат, и даже сквозь все эти слои мужчина чувствует чужое дыхание и тепло. Чужие руки неуверенно тянутся к нему и обхватывают поперёк талии, из-за чего Вэй Ин прижимается чуть сильнее и ближе. Дыхания снова начинает не хватать, а сердце заходится в бешеном ритме.       — Я не то имел в виду, — шепчет в одежду юноша, — совсем не то. Прости, Лань Чжань. Я знаю, что мне ничего не стоит ждать, потому что ты сейчас — не ты прошлый, у тебя другая жизнь и нет тех воспоминаний, какими обладаю я или твой брат, но ты мне всё равно нужен, — Вэй Ин шумно втягивает воздух и прижимается сильнее, словно бы Лань Ванцзи может убежать в любую секунду. — Я эгоист, да? — он легко смеётся, и это отзывается дрожью во всём теле.       — Вэй Ин...       Только мужчине хочется немного отодвинуться, чтобы заглянуть в лицо Вэй Усяню, как юноша жмётся сильнее и мотает головой. Лань Ванцзи ничего не остаётся, кроме как застыть и взволнованно смотреть на чёрную макушку.       — Пожалуйста, дай посидеть так пару минут. Пожалуйста, — выдыхает Вэй Ин, чуть расслабляясь, когда попытка выпутаться из объятий прекращается. — Я знаю, что эгоист, что не заслуживаю, но не исчезай хотя бы до тех пор, пока меня не выпишут, пожалуйста. Я извинюсь столько раз, сколько будет необходимо, только не пропадай.       Дыхание прерывается, перед глазами почему-то немного мутнеет. Действуя неуверенно, Лань Ванцзи кладёт свою руку на чужую спину, ощущая пробежавшую волну дрожи, чувствует сорвавшееся на секунду дыхание и то, как чужие губы растягиваются в слабой улыбке.       — Нет необходимости, — тихо говорит Лань Ванцзи, — не нужно извинений. Не исчезну.       Поддавшись чувствам, ощущая себя безмерно виноватым, мужчина сжимает одежду Вэй Ина, натягивая её, и пациент сдавленно смеётся на это, говорит, что ещё немного — и порвёт эту ужасную больничную пижаму.       Они сидят так некоторое время, до тех пор, пока не слышат шум в коридоре, и Лань Ванцзи приходится неохотно выпутываться из кольца тонких рук и вернуться на стул, прежде, чем в палату заходит медсестра. Женщина только проверяет, удостоверяется, что врач — хоть ему и дано разрешение — скоро уйдёт, и покидает палату.       Хоть время позднее, Лань Ванцзи остаётся на лишний час, чтобы насладиться постепенно возвращающейся на лицо улыбкой и рассказами Вэй Ина, который делится событиями дня. Пациент весело рассказывает о том, каким умницей растёт племянник, какой он милый, покладистый и хороший — золото, а не ребёнок. С фырканьем и тенью напускного недовольства Вэй Усянь делится тем, что брат недоволен сроком, который Вэй Ин должен провести в больнице, прежде чем его под наблюдением отпустят домой — впрочем, пациент и сам этому не рад, потому что все эти больницы сидят у него в печенках.       За всё время их разговора нет и слова о прошлом — и Лань Ванцзи даже не уверен, рад он этому или огорчён.       Когда врач пишет сообщение брату, что скоро будет дома, и собирается забрать пустой стакан кофе и планшет с ручкой, Вэй Ин останавливает его, ухватив за край рукава. Лань Ванцзи смотрит на пациента, вскинув бровь, ловит неуверенный взгляд и видит закушенную в волнении губу.       — Ты можешь прийти завтра днём? У нас не так много времени до того, как вы уедете в Ухань.       Нахмурившись, Лань Ванцзи долго смотрит в сторону.       — Днём к тебе приходит семья.       Взгляд Вэй Ина кажется сначала удивлённым, глаза раскрыты широко, а потом он резко выдыхает — и теперь выглядит до крайней степени недовольным.       — Да, они — моя семья, но я же говорил уже, что мне нужен и ты, не только моя семья, но и ты, Лань Чжань, — строго говорит юноша, замолкает на секунды и принимается говорить дальше: — Ты чувствуешь себя лишним, верно? Да, они моя семья, и мне приятно проводить с ними так много времени после того, как мы не виделись год, но я скучаю и по нашим разговорам. Ты приходишь только вечером, когда у нас есть всего лишь час на то, чтобы поговорить — а это чертовски мало, Лань Чжань! К тому же!.. — Вэй Ин подрывается с места, кусает губу и смотрит чуть в сторону; Лань Ванцзи замечает, как скулы пациента краснеют. — К тому же я думал, что было бы неплохо познакомить тебя с сестрой и братом. Просто так, без всяких намёков на что-либо! Как... хотя бы как друга.       К предпоследнему предложению Вэй Ин начинает активно махать руками, а на последнем и вовсе делается печальным и после вздыхает, мотает головой, словно отгоняет дурные мысли, и поглядывает краем глаза на врача.       Даже несмотря на то, что было произнесено, Лань Ванцзи не может не заметить подтекста, надежды и просьбы — всего одновременно. Ему нужно, на самом деле, отказаться, потому что мужчина наверняка будет лишним в этой компании, но — стоит признаться — ввиду намерений брата врачу стоит познакомиться с людьми, которые могут стать частью его семьи.       Пробежавшая наглая и такая невозможная мысль отметается сразу.       — Как врача, — поправляет мужчина Вэй Ина, давая тем самым понять, что придёт завтра днём и, быть может, действительно пробудет в чужой компании дольше обычного.       Лицо пациента сияет, когда он принимает это за согласие, и всё же Вэй Усянь не удерживается от громкого фырка в сторону.       — Почему как врача?       — Таковы правила.       Пронзив мужчину взглядом, Вэй Ин совсем немного и недолго хмурится, откидывается на подушки с горьким и протяжным стоном и соглашается, обещая, что после лечения сможет представить им его хотя бы как друга. Лань Ванцзи улыбается у самой двери и думает, что, быть может, сумеет представиться и иначе.       Вопросы на него льются рекой, и все они связаны с работой или Вэй Ином, который, краснея, сидит на кровати, скрыв лицо в руках и за волосами, как будто за двумя крепкими щитами. Лань Ванцзи, стараясь отвечать на всё, иногда удаётся услышать тихий шёпот пациента и — редко — восклицания о том, что его семье стоит оставить врача в покое.       Старшая дочь семьи Цзян, отдав ребёнка и мужа на попечение больного брата, кажется слишком любопытной, однако это не вызывает у Лань Ванцзи каких-то отрицательных эмоций. Быть может, он даже самую малость тоже заинтересован и наслаждается на самом деле бурным разговором. Цзян Яньли интересуется работой врача — в частности, хирургией, — и потому интересуется всем сразу.       Помня о правилах, Лань Ванцзи говорит общими терминами, рассказывает о том, что полезно знать, дополняет пробелы знаний молодой мамы и совсем немного делится собственным опытом, не называя имён или других данных.       — Сестра, оставь Лань Ванцзи в покое, пожалуйста! — взрывается Цзян Чэн, когда разговор уходит в тему практики. — Я не хочу слышать, как режут людей.       Мягкий взгляд Цзян Яньли в эту секунду кажется острым, словно нож, и её младший брат ежится на месте, хмыкает и всё же тихо повторяет просьбу, потому что не любит разговоры о подобном.       Неловко потирая шею, Вэй Ин принимает сторону Цзян Ваньиня и тоже выражает просьбу не продолжать говорить об этом.       — О, до вашего прихода я как раз заглядывал в детское отделение...       — Да почему тебя туда так тянет, Вэй Усянь?!       От громкого голоса брата Вэй Ин тушуется и неловко улыбается. Лань Ванцзи вскидывает бровь и смотрит на пациента, тоже гадая, что привлекло его на нижних этажах. Многие разговоры так или иначе часто сводятся к тому, что все проделки юноши связаны именно с детским отделением.       — Ну, я лучше лажу с детьми? — неуверенно отвечает Вэй Усянь, отворачиваясь от нескольких взглядов. — Не знаю, мне кажется, что им не помешает немного веселья. И музыки. Лань Чжань, прежде чем ты начнёшь меня ругать, я пришёл туда с разрешения медсестёр и был под их наблюдением, можешь даже пойти и узнать! Но вы бы видели их улыбки! Правда, они же заперты тут, как в клетке, и веселиться тут нельзя, и еда невкусная — я их полностью понимаю и желаю подарить им всего лишь немного счастья!       Вздохнув, Лань Ванцзи качает головой и серьёзно собирается поговорить с персоналом больницы, чтобы убедиться, что его пациент действительно никому не мешает и больше не прокрадывается в другие отделения без разрешения, как делал это в самом начале.       То, что врачу ещё не пришло сообщения от заведующего отделением или больницей, ни о чём не говорит.       — А-Сянь, ты не думал пойти работать учителем или воспитателем? — оборачивается к брату Цзян Яньли.       На секунду Вэй Усянь действительно задумывается, потом бледнеет и начинает яростно махать руками.       — Ни за что!       Наклонив голову, Лань Ванцзи интересуется:       — Почему?       Открыв рот, Вэй Ин точно собирается объяснить свой отказ, но тут же закрывает его и хмурится, принимаясь раздумывать. В голове проплывает смутная догадка, что дело может быть связано с прошлым, и врач только слабо выдыхает, не собираясь настаивать на ответе.       — С его послужным списком у него уже не получится стать учителем, — фыркает Цзян Чэн, — так что можно даже не думать об этом.       Сжавшая руки Цзян Яньли печалится, маленький Цзинь Лин на руках отца тянет ручки к старшему дяде, и Вэй Ин тут же берёт ребёнка к себе, удобно усаживая на свои колени. Цзысюань учтиво отворачивается, а Цзян Ваньинь прикусывает язык, осознав, что сказал то, чего не следовало произносить. Лань Ванцзи качает головой и косо смотрит на человека, которого брат уже назвал своим спутником.       — Прости, — извиняется Цзян Чэн, отворачиваясь.       — Мм, всё в порядке, — качает головой Вэй Ин и ярко улыбается, когда племянник хватает его за палец пухлыми ручками. — Я и не думал об этом. Может быть, займусь потом рисованием или фотографией.       Пожав плечами, юноша тянется к скетчбуку, открывает чистую страницу и протягивает ребёнку карандаш, позволяя ему выводить на бумаге случайные линии. Цзинь Лин принимается за дело с поразительной ответственностью и серьёзностью, на какую только способен годовалый ребёнок.       — Это тебе подходит, — соглашается Цзинь Цзысюань, и Вэй Ин смотрит на него немного косо, фыркает и благодарит. — Я серьёзно, у тебя получается отлично рисовать. Уверен, если займёшься этим всерьёз, на тебя будет спрос.       На такое Вэй Ин только пожимает плечами, и Лань Ванцзи удаётся заметить тень смущения и удивления, прежде чем пациент скрывается за водопадом волос, чтобы помочь племяннику с непонятным рисунком. Цзян Яньли хлопает в ладоши и кивает, согласная со словами мужа.       — У нас в комнате всё ещё висит тот портрет!       Хмыкнув, Цзян Чэн откидывается на спинку стула. Старшая из детей Цзян выразительно смотрит на младшего брата, и тот хмурится.       — И у А-Чэн тоже лежит один, — выдаёт Цзян Яньли под очевидное недовольство брата.       — Сестра!       Взрывное недовольство младшего из семьи Цзян отражается и в его поведении — в том, как юноша резко вскакивает со стула, — и в сжавшихся в кулаки руках. В глазах Цзян Чэна Лань Ванцзи видит лишь слабый отблеск гнева и море возмущения, из-за которого дыхание того учащается.       — Правда?! Чэн-Чэн, ты всё ещё его хранишь? О, я просто обязан это увидеть!       — Ни за что, не пущу тебя в комнату! Даже не надейся!       Вэй Ин громко смеётся, Цзян Яньли смотрит на братьев с улыбкой, как и её муж, скрывающий это за коротким смешком, а Цзян Чэн, багровый не то от злости, не то от смущения, рычит, словно зверь, и спешит покинуть палату под крики Вэй Усяня.       Пока никто не обращает на него внимания, Лань Ванцзи коротко улыбается и думает, что, быть может, мысль прийти днём, чтобы побыть в окружении семьи Вэй Ина, была не такой уж и плохой.