Ex parvis saepe magnarum rerum momenta pendent. Исход крупных дел часто зависит от мелочей. (Тит Ливий)
Неприятное происшествие на Хэллоуин так и не стало достоянием общественности. Катерина еще несколько дней боялась выходить из гостиной куда-то, кроме уроков, и рассказала о случившемся только Лаврентию. Тот пожал плечами, пробормотал что-то про «гриффиндорских неженок, которым стоит прикусить язык» и вновь спрятался за книгой. День был будто создан для ленивых посиделок в гостиной, и многие рейвенкловцы этим воспользовались. Одни играли в карты за столом, другие делали домашнее задание на следующую неделю, ещё кто-то увлеченно спорил о постиронии в творчестве немагических авторов конца двадцатого века. Самые уютные кресла у камина тут же заняли старшекурсники, читавшие один на пятерых детективный роман Агаты Кристи. — Может, это та стрёмная тётка во всём виновата? — Да я тебе отвечаю, это врач! — Нет, это тот парень, который первым помер. Спрятался где-то, а сам других втихушку… — Убийца — судья, — равнодушно бросил Лаврентий, которого этот гомон порядком достал. — Приятного чтения. — Ну спасибо тебе, Воронов! — рыжеволосая девица выругалась с ярко выраженным американским акцентом и захлопнула книгу. — Только и можешь, что другим гадить. — Это моя миссия на грешной земле, — лениво отозвался тот и уткнулся в книгу. На обложке выразительно значилось название: «Тошнота». Девушка хотела было кинуть в первокурсника недочитанной книгой, но передумала и повернулась к друзьям. Совсем неподалеку, за соседним столом готовил уроки Лань Сичэнь, староста факультета, а связываться с ним было себе дороже. Он всегда был непревзойденно вежлив, одинаково добр со всеми соучениками и приходил на помощь после первой же просьбы. Но горе тем, кто решит устроить драку в гостиной — будь то словесный поединок или физическое побоище. Катерина своими глазами видела, как Лань Сичэнь отнял у дуэлянтов по пятнадцать баллов. Наконец, староста поднялся, поправил мантию и вышел в центр гостиной. Легкое покашливание — и на него посмотрели все рейвенкловцы. Кошанская тоже оторвала взгляд от блокнота — вдруг что-то важное? — Первый курс, завтра после трансфигурации не расходитесь, — своим мягким звучным голосом произнес Сичэнь. — Профессор Кошанский поговорит с вами о факультативах и расскажет, чем вы вообще будете заниматься и как пройти отбор. Не записываться можно, — улыбнулся он, предвосхитив массу глупых вопросов. — Но вы очень многое потеряете.***
Некоторые из первокурсников действительно не стали записываться на факультативы, и их не осуждали: в школе и без того была масса интересных занятий. Даже обычные прогулки часто превращались в квест: половина новых студентов терялась по дороге в Большой зал, три четверти не знали окрестностей и блуждали по ним несколько часов, а еще несколько студентов умудрялись ругаться с портретами по мельчайшим пустякам. Портреты вообще стали для многих камнем преткновения. Некоторые кричали вслед младшекурсникам ругательства, некоторые требовали пароль, чтобы дать ценную подсказку или совет. А портрет ученого напротив библиотеки и вовсе можно было успокоить, только если наизусть прочитать «Пьяный корабль» Артюра Рембо в оригинале — и его любимцем стал занудный отличник Лаврентий Воронов, который мог наизусть цитировать некоторых французских поэтов с любого места. Катерина быстро научилась этому нехитрому действу и вскоре открыла для себя небольшую тайную библиотеку, собранную изображенным на картине ученым. Там она вместе с Лаврентием и его друзьями, двойняшками Латышевыми, и проводила время. — Ты будешь записываться на факультатив? — поинтересовался у нее Воронов на одной из таких встреч. — Естественно, — Катерина не отвлекалась от пролистывания огромного скучнейшего тома, испещренного иероглифами. — Я хочу узнать, что все-таки в этой книжке написано. А еще поговаривают, что эти товарищи смогут помочь с переделкой дурацкого Большого Плана. — Я вот никуда не пошла, и тебе не советую, — фыркнула Марина Латышева, младшая сестра Матвея. — Только время зря тратить на эти закорючки и тренировки. Слышала я, что творится на некоторых факультативах. Сидят и правила зубрят. Этим я и на трансфигурации заниматься могу. — А мне просто не близка такая магия, — вздохнул Матвей. — Но девчонки там ужасно красивые! Кошанская пожала плечами, мол, каждому свое. Она твердо решила, что попросится в Ланьлин Цзинь, самый богатый и амбициозный клан. Его адепты ходили с таким видом, будто Хогвартс принадлежит им; некоторые же метили выше, в повелители всего мира. Они могут и заинтересоваться невзрачным на первый взгляд Большим Планом. Как и просил староста, Катерина задержалась после трансфигурации. Желающих оказалось не так уж много, и каждому Альберт Федорович уделил внимание, дал напутственный совет и вручил тонкую брошюру с описанием того или иного ордена. Наконец, когда в кабинете не осталось никого, кроме его дочери, Кошанский вздохнул. — Катя, я бы хотел тебе предложить… — Я хочу в Ланьлин Цзинь, — тут же выпалила она. — Там я смогла бы… — Нет. Катерина давно не слышала строгих ноток в голосе отца. Обычно он позволял ей делать все, что душе угодно; лишь бы под руку не лезла во время экспериментов и не задавала слишком много вопросов. Но теперь ситуация изменилась, и Кошанской это явно не улыбалось. Альберт устало посмотрел на нее и продолжил: — Я договорился, чтобы ты начала обучение среди представителей клана Гусу Лань. Тебе давно пора… — С этими занудами?! — не сдержалась девушка. Даже в гостиной Рейвенкло, где страсть к учебе не считалась чем-то зазорным, представителей Гусу считали странными чудиками не от мира сего. — Тебе давно пора научиться дисциплине и уважению к старшим, — закончил Альберт, не повышая голоса. Этот спор успел надоесть ему, даже не начавшись. — Но… — Никаких но. Ты наконец-то послушаешь своего отца, а не голоса в голове. — Нет у меня никаких голосов в голове! — Катерина. Кошанская, готовая было сорваться на крик, тут же замолчала. Она никогда его не переспорит. Отца не брало ничего: ни слезы и жалобы, ни просьбы передумать, ни даже разумные аргументы. Если он что-то вбил себе в голову, то так всё и будет. И она, Катя, такая же. — Ну и пожалуйста! Потом не ной, что меня выгнали! — она повернулась к отцу спиной и гордо хлопнула дверью. Пусть знает, что не на ту напал.***
Хэллоуинская история, хоть и осталась незамеченной в школе, на Кирилла повлияла сильно. Первое время он еще старался избегать тихих уголков школы, предпочитая проводить время в как можно более шумных местах. Чаще всего он сидел в гриффиндорской гостиной, не принимая участия в шумных обсуждениях, веселье и танцах, не подпевая песням. Он лишь наблюдал из своего угла и запоминал лица и голоса. Парень с гитарой и улыбкой во все тридцать два — это Матвей Латышев, тупой как пробка второкурсник и подпевала Катьки и Лаврентия. Смешливая девчонка с первого курса, которая постоянно забывает в комнате очки и близоруко щурится даже с первой парты — А-Цин. Темноволосая девушка со строгим лицом и длиннющей косой — Нинель Фахрутдинова, отличница, та еще зануда и, как назло, делит с ним котел на зельеварении. Девчонка, сидящая в соседнем уголке — Агни, такая же тихоня. Старшекурсник, который размахивает руками, будто ветряная мельница, орёт на всю гостиную и всюду таскает с собой потрепанную тетрадь с кучей схем — Вэй Усянь. Этот-то молодой человек и обратил однажды внимание на Кирилла: окинул его взглядом, коротко рассмеялся и жестом подозвал к себе, в соседнее кресло у камина. В таких обычно сидели только старшие гриффиндорцы. Уставшие от приключений, дуэлей или банальной подготовки к занятиям, они прогоняли младшекурсников и удобно устраивались у огня. — Да садись ты, чего как неродной? — широко улыбнулся Усянь. — Никто тебя не прогонит. Аксаков немного помедлил, но все же устроился в соседнем кресле. Старшекурсник тут же принялся болтать про все на свете: про девчонок с пятого курса, про качели у озера, про новую книгу заклинаний в Запретной секции. Рассказал зачем-то о том, как снова нечаянно оживил стол и лишил Гриффиндор пяти баллов, а Альберта Федоровича — приятного расположения духа. Зачем-то присовокупил историю про злого магловеда по прозвище Маглоед, который читал им лекции на третьем курсе. А напоследок доверительно сообщил о том, что в библиотеку завезли книжки про сглазы и порчи. — Я это все к чему, — добавил он, враз посерьезнев. — У тебя точно получится с боевой магией, по лицу вижу, сам такой же. Не трать время на эти бытовые штуки, лучше сходи в библиотеку в отдел Защиты от темных сил и посмотри эти новые книжки. Раза с третьего что-то наколдовать да сможешь. Совет нового знакомого Кирилл воспринял всерьез: не каждый день с тобой беседует старшекурсник и местная легенда. На следующий день после уроков он действительно направился в библиотеку, взял несколько книг по сглазам и проклятиям и углубился в чтение. Это оказалось намного легче и интереснее трансфигурации. Автор описывал заклинания максимально просто и подробно, позволяя сразу же перейти к практике. Представился бы удобный случай! Кирилл уже сочинил добрую дюжину историй, где проявляется, как настоящий герой: спасает девочку от шайки хулиганов, отбивается от нападения известного тёмного волшебника или, на худой конец, проклинает чудовище, случайно вышедшее из Запретного леса и решившее полакомиться парой-тройкой студентов. Реальность редко имеет что-то общее с вымыслом, однако вскоре у гриффиндорца появилась возможность проявить себя.***
Никто из третьекурсников не удивился, когда это произошло — во всяком случае, для большинства гриффиндорцев и слизеринцев это было очевидно. Каждый из них был знаком с Ло Бинхэ, кто-то даже жил с ним в одной комнате, и никто не сомневался, что он заслуживает всего наихудшего. Ростки конфликта появились еще на первом курсе, когда в неприветливую, мрачную, стылую гостиную Слизерина зашел улыбчивый и приветливый мальчик. Слишком не похожий на остальных — без хитринки, без сарказма, без лукавства. Слишком наивный. Слишком добрый. С первого взгляда его возненавидели все: и старшие, и ровесники. И если старосты лишь снисходительно отмахивались от него, то первый курс не давал прохода. С ним никто не хотел садиться на зельеварении и заклинаниях, на травологии ему всегда доставался сломанный инвентарь, а на астрономии — самый грязный телескоп. На втором курсе начали слышаться смешки и дразнилки в спину, а на третьем они переросли в открытые стычки. Хотя стычками их можно было назвать лишь номинально: слизеринцы окружали его, не давая выйти, и делали все, что придет в голову. Обычно они ограничивались лишь тем, что отбирали у него сумку и перебрасывали туда-сюда. Но в тот день все было иначе. — Поделишься секретом, учительский любимчик? Как это ты единственный получил «Превосходно» за зелье? Даже у меня стоит «Выше ожидаемого». А я, между прочим, лучший на курсе, — Мин Фань ухмыльнулся и достал из рукава волшебную палочку. — Как же мне узнать правду… Может, попробовать легилименцию? Этим, конечно, занимаются на старших курсах, но я, в отличие от некоторых, умею читать, да и доступ в Запретную секцию у меня есть… Он не успел произнести заклинание, закрыл лицо руками и с криком попятился назад. Десятки летучих мышей били его крыльями, кусали и мешали смотреть по сторонам, противно пища. Остальные третьекурсники в суматохе разбежались. Бинхэ, подобрав сумку, тихо скрылся за поворотом. Кирилл Аксаков стоял неподалеку и улыбался. Надо же — сработало, еще и только со второго раза. В книжке говорилось, что обычно это заклинание изучают только на четвертом или пятом курсе. Может, он и правда на что-то годится. Из соседнего кабинета, совсем небольшого, вышел незнакомый Аксакову преподаватель и направился прямо к нему. Резкий, грубоватый голос вывел его из приятных мыслей. — Ты. На какой факультатив записывался? — Ни на какой, — поежился гриффиндорец. Для себя он еще несколько дней назад решил, что никуда записываться не будет. Кому оно надо? Золотое ядро у них, у магов, и так есть, а для его развития и обычных уроков достаточно. — Значит, теперь ты со мной. Запоминай. Я — профессор Вэнь Жохань, мой клан называется Цишань Вэнь. Занятия младших курсов по вторникам и четвергам в четыре часа на четвертом этаже, в кабинете четыреста третьем. Вэнь Жохань отправился по своим делам, оставляя Кирилла поразмыслить над его приговором. Аксаков раздраженно подумал, что опять вляпался в какую-то ерунду — но выбора, как всегда, не было. Поэтому он собрался с силами, выдохнул и решил, что придет в четверг в четыреста третий кабинет, ровно в четыре часа. Не понравится — всегда может уйти. Запретят уйти — всегда можно пожаловаться дяде. В конце концов, нужно брать от жизни, что дают.