Подхваченный ликующей волной, Джесс обернулся и встретился глазами с Лесли. Он улыбнулся ей. И то, почему бы не улыбнуться? Кого он боится? («Мост в Терабитию», Кэтрин Патерсон)
Подъем в пять утра никогда нельзя назвать чем-то приятным — а для Катерины Кошанской это испытание было самым тяжелым. Дни становились все короче, рассветало с каждым днем все позже, и подъемы даже в обычное для учеников время давались ей тяжело. Сейчас же, когда ей пришлось подняться на три часа раньше, настроение было паршивее некуда. Первокурсница медленно шла по замку, собирая все углы, и мысленно проклинала тот день, когда вообще приехала в эту школу. Училась бы себе дальше в Келпи, не влезала бы ни в какие приключения — зато сейчас тихонько спала бы в своей постели, а не тащилась бы в полупустую аудиторию номер шестьсот восемь, чтобы там заниматься непонятно чем с кучкой таких же несчастных. Солнце даже не думало озарять мир своим существованием, Кошанская раз за разом натыкалась на углы и, наконец, врезалась в юношу, по виду тоже первокурсника. Он чуть не упал, но вовремя схватился за колонну и зевнул. — Тоже на медитацию? — сонным голосом поинтересовался он. Катерина тем же сонным тоном угукнула, уселась на скамейку и закрыла глаза, ожидая, пока подойдет кто-то еще. Потихоньку к аудитории подходили юноши и девушки с белыми лобными лентами — кто-то еще сонный, кто-то уже взбодрившийся. Все они почтительно молчали и смотрели перед собой. «Какие-то они все слишком правильные,» — мелькнуло у Катерины в голове. Все, что происходило дальше, она запомнила весьма смутно. В класс их впустил староста, удивительно бодрый — всю ночь, что ли, не спал? Нет, после долгой бессонницы, конечно, может открыться второе дыхание, но не в пять же утра! — Учитель Лань вчера отбыл по делам Гусу и вернется только к утренним чтениям, — мягко возвестил Лань Сичэнь. — Медитацию проведу я. Приготовьтесь, сядьте удобнее и следите за дыханием. Следуя за единственным знакомым первокурсником, Катерина устроилась рядом с ним в самом конце аудитории и закрыла глаза. Организм не хотел медитировать и настраиваться на новый день. Ему хотелось спать, желательно еще часов двенадцать, и смотреть долгие сны про библиотеки, тронные залы и битвы на мечах. — Ничего страшного, если вы уснете, — бережно наставлял староста Рейвенкло нескольких новичков, усевшихся в первый ряд, напротив него. — В первые разы медитация может дать именно такой эффект. — Ага, — зевнул первокурсник, сосед Катерины. — Блин, вот бы он всегда медитацию проводил. — Хоть высплюсь, — кивнула девушка уже на автопилоте. — А то на зельях усну. Там проф строгий, ругаться будет. — Меня брат сюда раньше срока устроил, — вздохнул сосед. — Представь, каково это — с сентября в пять утра вставать. А, когда зелья первые, это вообще ужас. Стоит глаза закрыть — и над тобой профессор Шэнь уже с веером стоит. Весь сон с Катерины как рукой сняло. Она посмотрела на соседа, поправила сползшие очки и громким шепотом поинтересовалась: — Так это ты Не Хуайсан? Я постоянно слышала, как проф Шэнь на тебя ругался, но так ни разу и не увидела. Приятно познакомиться. Катерина Кошанская. — Так это ты дочка нашего трансфигуратора? — Хуайсан поглядел на нее с нескрываемым восхищением. — Он, наверное, с детства тебя доставал, да? Ну, что ты должна учиться, быть во всем лучшей, прямо как он… Катерина смутилась. По правде говоря, отец никогда от нее ничего не требовал: лишь бы приходила ночевать домой, не лазала по деревьям в белых рубашках и не мешалась во время экспериментов. Иногда ей даже хотелось обращаться к отцу по имени-отчеству, как его студенты. — На самом деле он никогда не требовал от меня хорошей учебы. Это получалось само собой, — призналась она. Хуайсан застыл с открытым от удивления ртом. Как это — хорошо учиться можно просто так? Без угроз и понуканий, без криков и требований? — Ну и мне всегда это нравилось, — наконец, закончила Катерина. — Ладно, на нас уже смотрят. Она тут же закрыла глаза и погрузилась в медитацию. После десяти минут погружения в собственные мысли ей жутко захотелось спать. После пятнадцати она уже опустила голову на плечо Хуайсану. Тот и сам задремал, и снилось ему, очевидно, что-то крайне приятное. — Можете открывать глаза, — возвестил Лань Сичэнь, когда время медитации подошло к концу. — Пора приступить к утренним чтениям. Третьекурсники поднялись со своих мест, чтобы раздать книги. Катерина в недоумении уставилась на иероглифы. Они будто окружили ее со всех сторон, придавили своим присутствием и засмеялись на разные лады. И как ей понять, что от нее хотят эти странные гусуланьцы? Она же никогда не учила китайского! Однако Лань Сичэнь, как и всегда, быстро решил проблему. Он позвал Катерину, усадил ее рядом с собой и начал показывать самые простые и нужные слова. «Мама», «папа», «я», «ты», «здравствуйте», «большое спасибо»… У Кошанской поначалу рябило в глазах от обилия черточек, и, когда ей дали кисть, она умудрилась поставить на пергаменте здоровенную кляксу. Староста не стал на нее кричать, а лишь безмятежно улыбнулся. — Это совершенно нормально. Мало у кого получается с первого раза. Возвращайся на свое место и попробуй снова. Катерина вернулась, отчаянно глядя прямо перед собой. Чертовы иероглифы, дурацкая каллиграфия! Вот как сделать правильно, чтобы получилось без клякс? И можно этим заниматься не в шесть с половиной утра, а когда-нибудь в другое время? Хуайсан осторожно тронул ее за плечо и участливо предложил: — Давай покажу, как надо.***
С этого момента между ними завязалась трогательная дружба, и на совместных занятиях они всегда старались держаться вместе. Катерина успела заметить, насколько Хуайсан боится профессора зельеварения, и на каждом занятии начала садиться вместе с ним. Она легко следовала рецептам зелий и с удовольствием училась новым, а после уроков объясняла трудные моменты хаффлпаффцу. На истории магии она, как и многие со своего факультета, вела записи, а потом делилась ими с другими: с Хуайсаном — просто так, а с остальными студентами — за небольшое вознаграждение. Не могла она помочь своему новому другу лишь на уроках полетов: строгая мадам Юй усердно следила, чтобы ученики не сбегали и не прикрывали друг друга. Особое отчаяние у Хуайсана, однако, вызывали не зелья, и даже не полеты. Главным мучением для него была трансфигурация, где требовалось много учить и столько же тренироваться. Теория никак не хотела лезть ему в голову. В библиотеке он сидел над «Руководством трансфигурации для начинающих» и едва сдерживал слезы. Вот как запомнить правильную последовательность шагов при трансфигурации одного предмета в другой? Зачем вообще ее запоминать, если можно просто прочитать заклинание? Он попытался просто зазубрить каждый шаг, но, стоило ему запомнить третий, как первые два менялись местами или вовсе ускользали из памяти. — Тебя тоже заставили это переучивать? Понимаю, — вздохнул сидевший напротив Кирилл Аксаков, еще один отстающий по трансфигурации. — Мне кажется, дяде Альберту просто не нравится отдыхать. Поэтому он задает нам по сто раз это переучивать и спрашивает на переменах. Хуайсан согласно кивнул и тяжело вздохнул, сосредоточенно прикусывая кончик пера. Вот и как он превратит ручку в карандаш? Они же совершенно разные. Вот бы махнуть палочкой — и все сделалось само, без усилий… — Эй! — его тронула за плечо Катя Кошанская, заглянувшая в библиотеку за новым учебником по китайскому. — Хуайсан, ты чего? Сегодня же пятница, отдыхать надо, а не зубрить! Она столкнулась взглядом с братом и приветливо заулыбалась. Будто не было того случая на Хэллоуин. Будто это не она напустила на него иллюзию клоуна. — Привет. А ты чего сидишь? Что там у тебя? — Что-то на татарском, — устало произнес Аксаков. — Иди, не мешайся, ты же сдала все. Тошно на тебя смотреть. Катя воинственно взглянула на него. Вот и что он опять выделывается? Она, между прочим, помочь хотела, а он, даже не разбираясь, гонит ее. Кошанская резко поднялась с места и собралась уходить, но Хуайсан перехватил ее за рукав. — Останься, — попросил он совсем тихо. — Мы без тебя тут совсем пропадем. — Что там хоть у вас? — она села рядом и заглянула в учебник. — А, вам нужно поменять ручку с карандашом местами, да? Катерина пустилась в долгие объяснения. Начала она с того, что вовсе не надо превращать ручку в карандаш, а карандаш — в ручку. Существовало специальное заклинание, позволяющее предметам на время обменяться сущностями, но потом, спустя несколько минут, все возвращалось на свои места. — Если ваши предметы продержатся в измененном состоянии полминуты, это уже будет прогресс, — обрадовала она. — Смотрите, здесь все просто. Давайте потренируем каждый шаг по отдельности. Катерина не тратила время на перечитывание инструкции целиком и ее зазубривание. Терпеливо, будто Кирилл и Хуайсан никогда раньше не сталкивались с такими чарами, она рассказывала, что нужно делать. Сначала — внимательно посмотреть на предметы, закрыть глаза и представить их в своей голове. — Получилось? Хорошо. Теперь сконцентрируйтесь, прогоните все из головы. Представьте, что весь мир сосредоточился в одной точке. Нет, Хуайсан, не на пончиках. К тому же, сегодня их на ужине не будет. Наш мир — это огромный стол. На нем слева лежит ручка, а справа — карандаш. Вы хотите, чтобы все было наоборот. Вы желаете этого всем сердцем. Она покивала, заметив, что все достаточно внимательны, и продолжила тем же мягким голосом: — Поднимите волшебную палочку. Направьте ее сначала вправо, потом влево, затем снова вправо и влево и произнесите: «Верто». На этот раз у Кирилла получилось поменять местами ручку и карандаш со второго раза. У Хуайсана — с третьего. Когда предметы вернулись в свой истинный облик, Кошанская принялась нахваливать обоих своих «учеников»: — Отличная работа, Хуайсан, просто прелесть. Кирь, ты сегодня на высоте. Завтра, может, еще позанимаемся? Но я пойму, если вы не хотите… Девушка стушевалась и опустила взгляд. Раньше, когда она училась в Келпи, самостоятельные занятия и помощь другим не очень поощрялись. Считалось, что, если не понял с первого раза, то ты безнадежен, а настоящим талантам ни к чему лишние тренировки и дополнительная литература. Оказавшись в Хогвартсе, Катерина никак не могла привыкнуть, что башню Рейвенкло охраняет дверь с вопросами на все случаи жизни, а в гостиной постоянно играют в шахматы или на музыкальных инструментах, рисуют, читают вслух и охотно делятся собственными знаниями. Конечно, на других факультетах все было иначе, но мало кто отказывался от помощи или новых идей. — Мы хотим, — Кирилл коснулся ее плеча с другой стороны. — Сможешь завтра часов в одиннадцать в библиотеке? Отоспимся, все будем готовы. Аксакову не потребовалось объявлять сестре, что теперь он относится к ней иначе. С этого дня они стали неразлучны.