«— Теперь, если ты только будешь слушать, Китти, и не слишком много болтать, я расскажу тебе все, что я думаю насчет дома за зеркалом. Во-первых, там есть комната. Ты видишь ее через стекло. Это такая же комната, как наша гостиная, только вещи там стоят иначе. Книги у них почти как наши книги, только слова у них наоборот. Я знаю это потому, что я раз держала так книгу перед зеркалом, и они тогда тоже поднесли так книгу в своей комнате.» («Алиса в Зазеркалье», Льюис Кэрролл)
Постепенно в Хогвартсе становилось спокойнее. Все реже затевались дуэли без повода, все чаще ученики сидели в коридорах, в библиотеке и в гостиных, повторяя материал за весь семестр. Близились декабрьские контрольные, и почти все профессора грозились, что оценивать будут строго. Даже Кирилл, обычно наглый, притих и зарылся в книги. Рядом с сестрой его учеба пошла в гору. Он легко вникал в практические вопросы, с удовольствием проделывал упражнения, но теория давалась ему нелегко, как и зубрежка. Катерина и с этим научилась справляться: всю самую нудную теорию — инструкции по трансфигурации, движения волшебной палочки, рецепты зелий и способы использования трав — она легко переводила на язык практики. Раз за разом она придумывала ситуации, где нужно было воспользоваться теми или иными знаниями, и ее брат с удовольствием разгадывал задачи и тренировал пройденное. А предметы, которые нужно было просто вызубрить — например, историю магии или астрономию — Кирилл просто списывал. Хуайсан с огромным удовольствием занимался вместе с ними. Однокурсники по-прежнему считали его бесполезным и за глаза посмеивались — но мало кто догадывался, что именно он был единственным, кто мог получить «Превосходно» по астрономии без часов зубрежки и переделываний карт. Вокруг преподавательницы этого предмета, мисс Евы Ян, ходило множество сплетен. Большинство учеников единогласно считало ее странной и шепталось за спиной — и кто-то даже утверждал, что она преподает астрономию только из-за неудачного падения с Астрономической башни во время учебы на шестом курсе. Это падение и сделало ее призраком, но не отняло искренности, эмпатии и верности. Ева Ян быстро стала деканом Хаффлпаффа и билась за своих студентов до последнего. Она всегда была на их стороне, даже если они были неправы, никогда не повышала на них голоса и была рада видеть в любое время суток. Они поверяли ей все свои горести и радости, получали много добрых слов и мудрых советов. Хуайсан не был исключением: когда он не гулял с новыми друзьями, то поднимался на Астрономическую башню и беседовал с деканом обо всем на свете. Однако на самих уроках астрономии порой творился хаос. Мисс Ян никогда не кричала и не отчитывала учеников, и некоторые слизеринцы не считали нужным заниматься: проходной балл они ведь все равно получат! Пока преподавательница успокаивала их, остальные получали возможность совсем тихо обсудить что-то важное. — Где ты был прошлой ночью, Воронов? Тебя Мара обыскалась, — прошептала Катерина, склонившись над картой ночного неба, которую они делали вместе. — Сам говоришь, что ад — это другие, а потом по свиданкам бегаешь? — Да не по свиданкам, — сухо отрезал Лаврентий. — Мы с Латышевым одну комнату нашли. — А говоришь, что… — Это было не свидание, — устало повторил тот. — Ты будешь слушать, что мы в той комнате нашли, или нет? Кошанская виновато взглянула на друга и кивнула. В конце концов, что на нее нашло? Захочет — сам расскажет. Хоть все девчонки с младших курсов и были уверены, что Матвей и Лаврентий вместе, и даже сочиняли про этих двоих небывалые истории — но верить сплетням означало не уважать ни себя, ни этих двоих. А они, между прочим, тоже ее друзья. — Если коротко, то в этой комнате стоит зеркало, — продолжал Лаврентий, пометив Меркурий на карте аккуратным кружком. — Но не простое. Мы так и не поняли, каков принцип его работы, но оно показывает… не совсем тебя. — Как это? — тут же оживилась Кошанская. — Сами не поняли. Мара обещала порыться в библиотеке, может, где-то упоминается похожий эффект. Но мы хотим еще раз туда сходить и посмотреть, вдруг каждый день зеркало показывает разные вещи. Глаза рейвенкловки тут же загорелись от любопытства и азарта. — А мне можно с вами?***
Встретиться условились на шестом этаже: от гостиных Гриффиндора и Рейвенкло туда было удобнее всего добраться. Лаврентий и Катерина пришли первыми, спустя еще десять минут появился Матвей, как всегда, довольный. — Тебя только за смертью посылать, — выдохнул Воронов. — Ты где был? Мы тебя пятнадцать минут ждали. Кошанская хотела было поправить его, но вовремя замолчала. Латышева могло научить только художественное преувеличение масштабов его опоздания. — Простите, простите, пожалуйста! — зашептал он и подозрительно осмотрелся. — Давайте я вас отведу? Дорогу помню, зеркало из той комнаты не убирали. Я вчера, когда возвращался из библиотеки, туда заглядывал… Матвей пустился в долгий рассказ, который включал в себя массу подробных описаний звуков, запахов, витражей на окнах и прочих мельчайших деталей. Лаврентий сделал вид, что его сейчас стошнит. — Понял, молчу, — обиделся Латышев. — Нам сейчас на пятый этаж, пойдемте быстрее. Спустившись по лестнице, они нырнули в первую же дверь: мимо проходил нервный завхоз, а попасть ему под горячую руку — дело нехитрое. — Повезло, — выдохнул Матвей и широко улыбнулся. — Мы на месте. Катерина замерла и осмотрелась. На первый взгляд комната напоминала заброшенный класс: по бокам стояли парты, на них лежали пожелтевшие от времени бумажки, в центре валялась перевернутая мусорная корзина. А к дальней стене было прислонено зеркало в золотой раме небывалой красоты. Богато украшенное орнаментами, оно возвышалось до самого потолка и стояло на двух подставках. В самом низу была начертана таинственная надпись. Кошанская тут же устремилась туда: вдруг что-то на известном ей языке? — Нет, не могу прочитать, — грустно произнесла она. — Это не похоже ни на один известный мне европейский язык, но и на другие тоже. Письменность какая-то странная, никогда такую не видела. — Это руны, — отстраненно пояснил Лаврентий. — Их изучают только с третьего курса. Матвей, сегодня моя очередь первым смотреть. Он прилип к зеркалу, и в тот момент на его лице можно было прочитать больше эмоций, чем за предыдущие три месяца, вместе взятые. Латышев присел на одну из парт, а Катерина заинтересовалась пожелтевшими листками. На них было накалякано что-то тем же руническим письмом, а чуть ниже шли другие языки. — Узнаю латынь, — обрадовалась Кошанская. — Только не могу разобрать… Ленц, не глянешь? Лаврентий покачал головой, не отрываясь от зеркала. Матвей лишь печально вздохнул, воплощая собой всю скорбь этого мира. — Что ты там хоть видишь? — скептически поинтересовалась Катерина. — Себя любимого? — Секрет фирмы. Не мешай, — сухо ответили ей. — Мультики там, что ли, показывают… Дай мне тоже посмотреть! — Катерина отпихнула его и уставилась туда сама. Воронов был прав: зеркало показывало не просто отражение. Кошанская и вовсе не увидела себя и заброшенный класс; перед ее глазами предстал роскошный бальный зал. Медленным торжественным шагом друг к другу приблизились два силуэта и застыли. Затем один из них, статный юноша с длинными кудрявыми волосами, протянул руку невысокой девушке в платье, и они медленно закружились в танце. — Бред какой-то, — фыркнула Катерина, но оторваться от зеркала не могла. Силуэт девушки казался ей смутно знакомым, и она силилась рассмотреть больше деталей. Асимметричная стрижка — слева волосы едва прикрывают ухо, а справа доходят до щеки. Болезненно хрупкие запястья. Пышная юбка платья. И… хитрая улыбка? Но силуэты не могут улыбаться! Да и не просто улыбаться — скалиться! Кошанская фыркнула и титаническим усилием воли заставила себя отстраниться. Ей хотелось подойти к зеркалу снова, рассмотреть силуэт девушки вновь, понять, кого же он напоминает, но что-то внутри кричало: нельзя. Еще рано. — Что ты там увидела? — жадно спросил у нее Латышев. — Наверное, как ты сидишь в кресле министра магии и решаешь проблемы общения с делегацией из Флоренции? Держишь в руках кучу наград? Стоишь рядом с кем-то дорогим? — Фигня какая-то, силуэты одни, — Катерина с показным безразличием махнула рукой. — Сами свои мультики смотрите. Она вновь вернулась к пожелтевшим бумагам и начала вертеть их из стороны в сторону. Рунический текст она точно не прочтет, а вот латынь можно и попытаться. Знает же она, в конце концов, французский, и по-итальянски что-то сказать может. В Келпи всегда было шумно и многоязычно, и выйти оттуда хотя бы без знания парочки новых наречий мог только кретин. Но текст упорно не поддавался. — Да брось ты эти глупости, давай лучше поболтаем! — предложил Матвей. — Правда, что ли, ничего не видела? Я вот стоял рядом с любимым человеком и держал на руках нашего сына, у него было очень хмурое и серьезное лицо, а еще… — Можешь не продолжать, — с тихой усмешкой перебила его Катерина. — Про вас с Вороновым уже вся школа знает.