***
Их за шкирку тащат с очередной прогулки по лесу, когда Джеймсу удается выловить их в чаще. — Я знаю, что в лесу водятся олени, — задумчиво тянет Том, — и дубам действительно нужна кровь, чтобы выжить… Да ну не смотри ты так! Ты видел, как дубы напали на тебя, когда ты всего-навсего ударился головой. — На самом деле они были в восторге от огромной ужасной зияющей раны на моем животе, — Гарри скалится. — Том, я просто не знаю, хочу ли… — Привет, банда! — Джеймс! Э-э, мы думали, ты сегодня на работе. — Я и был на работе. Невыразимцы прислали мне записку, в которой просили меня вернуться домой и забрать вас двоих и Генри. — Они всегда так «предусмотрительны»? — раздраженно спрашивает Том. — Они еще тогда говорили, что пригласят Гарри месяца через два. Но да. Кажется, они делают вид, что они все такие загадочные, когда просто напросто не предупреждают заранее. — Ладно, со мной все понятно, — Гарри вздыхает. — Но зачем им Генри и Том? — Полагаю они хотят разобраться с Распределением пока вы не уехали, — Джеймс кивает Тому, — но я понятия не имею, зачем им Генри. Распределение. Том чувствует, как волосы на руках встают дыбом. Он в оцепенении следует за ними, пока они забирают Генри, а затем направляются через камин в какофонию Атриума Министерства. Фигура в капюшоне ждет, чтобы спустить их в недра правительства. Генри с нетерпением оглядывается, когда они входят в обсидиановые залы Отдела тайн. Гарри выглядит мрачным и, всего-навсего, готовым к драке. Первый Невыразимый высаживает их в невзрачной комнате с еще одной парой темных фигур. Одна из новых фигур в восторге хлопает в ладоши, разносится стук ткани о ткань. Невыразимая Спэвин, с тревогой признает он. — Джеймс сказал мне, что вы, мальчики, хорошо устроились! Я так рада за вас! Так, Джеймс, Том, посидите здесь и поразвлекайтесь. Генри, Гарри, мы собираемся провести на вас несколько забавных экспериментиков. Пожалуйста, следуйте за Невыразимцем Фоли. Невыразимец, забравший их из Атриума, встает рядом с дверью, пока остальные выходят. Гарри очень многозначительно смотрит на Тома, и это, вероятно, означает что-то вроде «ух, только не эти полудурки». Том подавляет ответную улыбку и погружается в холодное, спокойное созерцание. Это место вызывает глубокую тревогу, возвращая мрачный ужас операционного стола и пут, запах плоти Гарри, плавящейся от клейма. Джеймс отважно пытается втянуть его в разговор, но после достаточно напряженных односложных ответов сдается и оставляет Тома наедине с его жалкими воспоминаниями. Кажется, холод обсидианового пола целую вечность окутывал кости, когда вернулись Невыразимцы с Генри и Гарри. Оба выглядят целыми, на удивление невредимыми. — Джеймс, Вы можете отвести Генри домой и вернуться на работу, — крякает Спэвин. Фоли кивает, делая какую-то пометку в планшете. — Я не могу просто оставить детей здесь, — Джеймс поднимается на ноги. — Конечно, можете, Аврор Поттер. Уверяю, они в состоянии самостоятельно перемещаться по камину, надо только попытаться. Мы не нуждаемся в вашем присутствии. — Как их законный опекун, я обязан оставаться рядом и следить за их благополучием, — Джеймс встает лицом к лицу со Спэвин. Воздух практически гудит от его гнева. — Если бы Лили была здесь, она бы предала тебя забвению просто за то, что ты предложила нам снова оставить их с тобой наедине. — К сожалению, — мямлят Спэвин, тут же давая заднюю, — мы планируем оставить Гарри на ночь. Так что для всех действительно будет наиболее эффективно, если вы просто вернетесь к этажу Магического Закона и позволите нам спокойно делать нашу работу… — С ночевкой? — Джеймс рычит. — Министр дал на все это дерьмо добро? — Министр предоставил мне полный контроль над этим делом. И да, за одну ночь — я не ожидаю, что Вы много знаете о магии души, аврор Поттер, но если бы Вы что-то понимали — Вы бы наверняка согласились со мной. Гарри должен находиться под строгим наблюдением после процедуры по удалению его «паразита». — Джеймс? — решается Том, собирая все спокойствие, на которое только способен. — Я думаю, она права. Это эквивалент маггловской операции на душе Гарри. Я, конечно, не так уж много знаю о магии души, но то, что я прочитал, показывает, что она может быть чрезвычайно деликатной. Это ложь. Он многое знает о магии душ, но это не то, в чем признаются в самом сердце Министерства, где свидетелями являются аврор, трое Невыразимцев и два старших сына Поттера. — Именно, — чеканит Спэвин, надуваясь от важности под плащом. — И Тома мы тоже оставим на ночь. Частично потому, что он, вероятно, захочет остаться, а частично потому, что мы тоже хотим за ним наблюдать. Генри щурится. — Я, может, не понимаю, что тут просиходит, но я чет упустил нить диалога. — Молодой мистер Поттер, я обещаю, что однажды Вы поймете, как важно держаться за ценных подопытных, пока они позволят вам их заполучить… Том думает о кончике щупальцы гигантского кальмара, который показал ему Джефф, спрятанном в грязном маленьком аквариуме под кроватью Генри. Он ничуть не удивлён, когда Генри быстро уходит в лагерь «Спэвин». — Они дети, а не подопытные, — пытается Джеймс. — Они могут быть и тем, и другим, — Генри пожимает плечами. — Гарри, Том, увидимся завтра. Давай, пап, мне нужно пойти поискать, какие ТРИОТОН’ы мне нужны, чтобы стать Невыразимцем! — Предатель, — шепчет Гарри. — Иногда, — шепчет Том в ответ, — твой самый большой враг — это ты сам… Гарри фыркает. Том чувствует, как его настроение чуть улучшается, несмотря на то, как это место его раздражает. Спэвин создает им пару табуретов. — Так, теперь мы вас распределим. Фоли ушел за шляпой. Том чувствует, как лед в животе стремительно возвращается. Гарри смотрит на него, в его голове отражается нервозность Тома. — Объясните мне еще раз, почему мы не можем просто следовать первоначальному Распределению и поклоняться мудрости Шляпы? — спрашивает Том в тишине. Спэвин кудахчет. — Теория сортировки вряд ли входит в мою компетенцию, но я постараюсь объяснить. Вы оба прошли так называемую «сортировку военного времени»… Видите ли, при сортировке ребенка Шляпа учитывает как индивидуальные образовательные потребности, так и семейные предпочтения. Во время войны Распределение часто определяет, на какой стороне поля битвы окажется волшебник. Поэтому, когда Британия оказывается в состоянии войны, Шляпа превыше всего отдает предпочтение семейной истории. Таким образом, даже когда мы убиваем друг друга, у нас будет меньше шансов убить наших братьев и сестер! — Это действительно пиздец, — отмечает Гарри. — Наверное. Да, в какой-то степени. Но в настоящее время мы не находимся в состоянии войны. Каждый из ваших первоначальных домов прекрасно подходил вам в ваших более кровавых версиях Волшебного мира, но чтобы полностью раскрыть ваш потенциал, мы пересортируем вас для конца вашего обучения. Протокол путешественника во времени, эхо-17, подраздел алмаз! Том совершенно уверен, что Спэвин составила большую часть этих глупых протоколов путешествий во времени. — Я маглорожденный. У меня нет семейной истории. Разве моя сортировка в Слизерин не должна быть точной? Прежде чем Спэвин успевает что-либо сказать, дверь в коридор распахивается, пропуская Фоли и Шляпу. Распределяющая Шляпа потрепана так, как Том ее помнит, но в то же время не так сильно, как он мог себе представить после пятидесяти лет ежегодного ношения. — Том Реддл, — тянет она с удовольствием. — Так и знала, что скоро увижу тебя. И… Ох. Ох, все ясно… Руки Гарри сжимаются в кулаки. — Мистер… ах, мистер Партридж. Могу ли я? — говорит Спэвин, с почтением принимая у Фоли Шляпу и осторожно надевая ее на голову Гарри. Оно подходит идеально. До той степени, что Том легко видит закрытые глаза Гарри. Том наблюдает за губами Гарри, которые дергаются и истончаются, а морщинка между бровей становится глубже с каждой минутой. — Не помню, чтобы на кого-то тратили столько времени. — Так бывает, — замечает Спэвин, сверяясь с толстыми золотыми часами, которые она достает из глубины своей мантии. — В Хогвартсе такое случается каждые два или три года, и Министерство отмечает, что это явление становится более распространенным среди «субъектов» более старшего возраста. Все еще наблюдая за губами Гарри, Том видит точный момент, когда Шляпа принимает решение. Гарри скалится, протягивая руку, чтобы стянуть облезлую херабору со своей головы, как раз перед тем, как рот-дыра разрывается, чтобы крикнуть: «Слизерин!» И кричит она слишком громко для гулкой маленькой Министерства. — Произошла ошибка, — выдыхает Гарри, когда Шляпу снимают. — Слизерин против моей семейной истории и не обеспечивает среду обучения… Или что-то в этом роде? — О, да, между Когтевраном и Слизерином сейчас происходит небольшое соперничество, не так ли? — мычит Спэвин. — У тебя будут разногласия с дорогим Генри… как мило. — Я гриффиндорец, — настаивает Гарри. Том моргает. — Ты? — Мы же обсуждали. — Боже, я не уверен, на самом деле. Эм, я слизеринец. Не такие уж мы говнюки, — рассеянно выдает Том, шатаясь. Как странно — в летней дымке факультеты были последним, о чем он думал. Если бы ему пришлось угадывать, он бы определил Гарри в Когтевран, просто потому, что Гарри — это Генри, а Генри такой… такой когтевранец. — Том, я знаю, что ты слизеринец… ты был слизеринцем… не важно! Сядь. Твоя очередь. И Гарри падает обратно на свой табурет, бросая Тому старую Шляпу. Он осторожно надевает ее на голову. Она идеально подходит. — Здравствуй, Том. Как славно видеть тебя вновь. Ничего «славного» тут нет. Том просто хочет, чтобы ему сказали, что он может вернуться в Слизерин. — Ах, но Слизерин не совсем подходил тебе, не так ли? Том, тебе нужна была среда, которая способствовала бы твоим амбициям и одновременно предлагала тебе сильную поддержки. Нет, я все еще думаю, что на Пуффендуе ты бы далеко пошел… Том ощетинивается. Он был воспитан на диете резких слов и мести — последнее, что ему было нужно в детстве, это «сильная поддержка». Люди много говорили о Томе Реддле, но никогда не говорили, что он был мягким. — Но этим летом ты познал доброту, мой мальчик. Семью. И глянь на себя — ты преуспел. Тебе нужна власть. Но тебе не нужен Слизерин, чтобы помочь тебе на этом пути. Возможно, Слизерин ему и не нужен, но Пуффендуй ему ничего не предлагает. А Слизерин — его дом. Том думает о Гарри, сидящем в любимом кресле Тома и смотрящем на глубины озера, в то время как самого Тома отправляют учиться ценить упорный труд. Что-то сжимается в животе. — Не волнуйся, Том. Хотя я придерживаюсь своих первоначальных убеждений относительно Пуффендуя, я не стану отделять тебя от Гарри Поттера. Вам предстоит сыграть свою роль в ближайшие годы, и ваш факультет не будет иметь значения в назревающем конфликте. Том судорожно выдыхает. Он вернется на Слизерин. И все же есть кое-что, чего он не понимает: если Шляпа так хотела, чтобы он попал в Пуффендуй, почему она изначально поместила его в Слизерин? Во время первоначального распределения у Тома не было никаких предвзятостей о том, какой факультет он мог бы предпочесть. — Семейная история, мой милый мальчик. Что-то холодное и тугое обвивается вокруг Тома, выбивая дыхание из его легких. Она знает кто он? — Кажется, нам пора заканчивать. Позволь мне напомнить, что твои особые способности делают тебя невосприимчивыми к явным манипуляциям, они все еще делают твой разум очень открытым для мыслей и чувств окружающих тебя людей. Когда ты окружен любовью — ты можешь найти в себе свет. Окружи себя страхом, и он победит тебя. Просто обещай мне, Том, тщательно выбирать друзей. Они будут формировать тебя. Она делает паузу, ожидая его молчаливое согласие, прежде чем снова крикнуть «Слизерин». — Ну вот, что я и говорил, — бурчит Том, снимая шляпу с головы и стряхивая невидимую пыль со своей мантии, скрывая дрожащие руки. — Моя первая сортировка была точной. — Могу попробовать еще раз? — вяло тянет Гарри. — Я почти убедил ее, что неплохо уживусь на Пуффендуе… — Чего?! Ты предпочитаешь Пуффендуй Слизерину? — Мне всегда нравились Пуффы. Они кайфовее всех вместе взятых факультетов. Том не совсем понимает, что значит «кайфовее», поэтому просто усмехается и скрещивает ноги. Невыразимцы же, похоже, не обратили никакого внимания на их ссору. Они сгорбились над планшетом Фоли и о чем-то тихо перешептывались. — Эй, — зовет их Гарри, — что-то случилось? Фигуры в капюшонах поворачиваются в жуткий унисон. — Просто подтвержденная гипотеза, — отмахивается Спэвин. — Это почти как если бы… Мерлин, если бы они только позволили нам препарировать эту Шляпу… Том понимает, что прижимает Шляпу к груди. Спэвин цокает. — Впрочем, сейчас это неважно. Гарри, пойдем. Том, мы позволим тебе наблюдать за процедурой, если ты позволишь нам наблюдать, как ты спишь. По рукам? — Ладно, пускай, — сухо выплевывает Том, обнаруживая, что его любопытство сильнее его же мелочности. Удивительно, на самом деле, но Шляпа никогда не предлагала ему Когтевран.***
Невыразимцы привязывают Гарри к такой же кушетке, на которой он проснулся почти два месяца назад. Он сглатывает желчь, наблюдая, как Фоли рисует руны на стенах. Том, которому дали стул в углу — самое знакомое существо в комнате, но освещение в Отделе тайн смывает цвет с его лица и делает его таким же болезненным и скелетообразным, как и несколько месяцев назад. Такой же Том навис над недавно проснувшимся Гарри после их временных злоключений. Нервничая, Гарри возвращается к вырисовывающимся вокруг него рунам. — Возьми, — Спэвин протягивает ему пузырек с сиреневым зельем. — Усмиряющее Душу зелье. Это заставит твою душу ненадолго застыть, и мы сможем провести операцию с минимальными усилиями. — Застыть? Это опасно? — Вряд ли, — Спэвин отмахивается, склонив голову с капюшоном набок. — Но оно отправит тебя в сон без сновидений, так что, если ты умрешь, больно не будет. Том выпучивает глаза. Кажется, он почти волнуется. — Неплохой способ откинуться, — Гарри опрокидывает в себя флакон. Последнее, что он видит, прежде чем его сознание отключается, — это Том, кусающий губу, пока его скулы заливает белый свет.***
— Гарри. Гарри Поттер? Ты там? Шрам Гарри пульсирует. Ему кажется, будто трещина проходит по всему его телу, от головы до груди и до колен, а точка удара — его лоб. Или, может быть, он свинья, жарящаяся на вертеле, и что-то деревянное пронзило его череп до самого ануса. Очень хотелось, чтобы кто-то его убил, прежде чем сломать его тело, но в наши дни нет обыкновенной вежливости… Каждый просто мечтает стать следующим Темным Лордом. Он слышит бормотание заклинания, а затем: — Да, он проснулся. Гарри, хочешь обезболивающее? После его кряхтящего согласия они переворачивают его на спину и вливают ему в горло противное на вкус зелье. — Бля, — выдыхает Гарри, заставляя себя сесть. — Почему операция на душе так сильно повредила мое тело? — Нам пришлось провести физическую процедуру. Паразит имел иную природу, мы предполагали другое. — Что Вы имеете в виду? — Я не могу ответить, мистер Партридж. Но если хочешь взглянуть, оно уже на столе. Изучать мальца будет так весело! Стол, о котором говорит Спэвин, маленький и подвижный, как в кабинете маггловского хирурга. Между кровавыми скальпелями и страшными устройствами, похожими на лапшу, в банке находится нечто, похожее на красные чернила в воде. Гарри подносит руку к шраму и находит его воспаленным и комковатым. — Это моя кровь? — Именно! Я сказала, что мы вернем вас сегодня утром, но я собираюсь оставить вас здесь еще на пару часов, чтобы посмотреть, какие последствия может иметь удаление Кре… твоего паразита в долгосрочной перспективе. По ее настоянию Гарри поднимает свое онемевшее тело с операционного стола и снова оказывается в больничной рубашке. Фоли крутит палочку, и комната вокруг них головокружительно меняется, превращаясь в комнату, куда Невыразимцы привели его и Генри прошлой ночью. — Давай повторим то волшебное упражнение, над которым ты работал вчера днем, — Спэвин ставит массу на пол перед Гарри. — Вингардиум Левиоса, удерживай его на уровне глаз как можно дольше. Гарри читает заклинания, выполняет базовые трансфигурации и дюжину других проявлений Черной Магии, которые заставляют Невыразимцев что-то мычать и чиркать на планшетике. — Ты заметил какие-нибудь изменения в своей магии? — спрашивает Спэвин после того, над ним провели те же самые тесты вновь и вновь. — Нет… — Вот мы тоже. Любопытно… — Я могу идти? Спэвин хмуро смотрит на планшет и совещается с Фоли. Гарри хотелось нацепить нормальную одежду, а не этот больничный ужас. — Ну, — неохотно тянет Спэвин, просматривая свои записи. — Со всем остальным мы можем подождать до нашей следующей «сессии». К его огромному облегчению, они возвращают Гарри одежду и отдают Тому, который, вроде как, спал. — Боже мой, ты выглядишь отвратительно, — хмыкает Том Гарри, выглядя одновременно очень бодрствующим и исключительно маниакальным. — Чья бы корова мычала. Ты вообще спал прошлой ночью? Том сжимает переносицу и тяжело вздыхает. — Я много думал. Да и так бы не смог заснуть помня, что за мной наблюдают. — Пойдем домой? — говорит Гарри, вроде бы желая прикоснуться к руке Тома, но одновременно думая, что это было бы неуместно. — Да, — улыбается Том. У него под глазами мешки.***
Они выкатываются из камина Поттеров поздним утром, когда Джеймс и Лили уже на работе, но Далия все еще ждет их в маленькой зоне отдыха. Она моргает этими темными глазами, когда сначала Гарри, а затем Том вываливаются из камина. — Тебе сделали больно, Гарри? — ее голос тих. — Не, пару таблеток и я в полном порядке, — Гарри зевает, затем делает паузу, вспоминая свою аудиторию. — Э-э, не так. Я имею в виду обезболивающих зелий. Далия тянет его за рукав, заставляя встать на колени до ее уровня. Она прижимает холодную тыльную сторону ладони к его шраму, хмурясь. — Думаю, теперь твои кошмары станут терпимее. Они ведь беспокоили чаще обычного? Гарри вздрагивает. Том, живший с ним в одной комнате последние три недели, взял на себя ответственность будить Гарри. Ладно он потревожил чуткий сон Тома, но мысль о том, что он мог разбудить Далию, спящую в другом конце коридора, вызывает у него чувство вины. Том, по крайней мере, кажется, находит выгоду в попытоках расшифровать бред спящего Гарри, и Гарри смирился с неизбежностью нарушения его покоя. Однако Далия… — Немного, — тянет он. — Более… абстрактны. Далия закусывает губу и обнимает его за шею. — Я так рада, что ты здесь, с нами. — Я… я тоже, Даль. Мальчики с грохотом вбегают через мгновение, услышав рев ожившего камина. Том позволяет Джеффу обнять себя, и они все сворачиваются калачиком в маленькой приемной и играют в «Взрывной щелчок», пока у них не немеют пальцы и холодные страдания Отдела тайн не исчезают из головы Гарри. Джеймс и Лили возвращаются домой рано — в конце концов, сегодня пятница, — и чуть не спотыкаются о пятерых детей, играющих в карты перед огнем. — Ого, — смеется Джеймс, а Лили хватает его под руки. — Мы уже проходили все это сидение перед камином, нет? Такое ощущение, будто не единожды. — Так и было, — торжественно хмыкает Далия. — Я часами сидела на этом коврике, когда знала, что придет дядя Сев. — Ты и сейчас так делаешь, — ворчит Лили, уклоняясь от Джеффа, рывком добираясь до коридора. Она обращается к Гарри и Тому. — Рада, что вы добрались не по частям. Джеймс запугал меня до ужаса. Думали, вы вернетесь в спичечных коробках. Том мрачно смеётся. Гарри потирает шрам. Джеймс объявляет, что пора ужинать и толпа перебирается на кухню. — Итак, — небрежно бросает Джеймс, когда они все успокаиваются, а Рук начинает стучать посудой. — Как прошла сортировка, ребят? — Слизерин, — самодовольно хмыкает Том. Генри закатывает глаза. — Ну конечно. А Гарри? — Тоже Слизерин. Том смеется вместе с Далией над ошалевшим Джеймсом. Генри на мгновение рассматривает Гарри, а затем кивает: — Да… Ему подходит. — Не понял, — фыркает Гарри. Джеймс стонет. — Ты должен был стать моим наследием в Гриффиндоре, малыш! Как Джефф сможет в одиночку отстоять мое имя? Джефф надувается. — Я прекрасно отстаиваю твое имя, папа! В этом году я собираюсь стать Загонщиком, клянусь! — Может Даль станет гриффиндоркой, — мягко говорит Лили. Далия высунула язык. — Нетушки. Папа сказал, что все, что они делают, это «под кайфом ложатся в постель». Папа говорил, что под кайфом это высоко, а я высот боюсь. И сон для младенцев! На мгновение наступает потрясенная тишина, затем Генри, Джеффри и Джеймс разражаются одинаковым хохотом, к которому присоединяется хихикающая Лили. Том просто шокированно, как рыба, смотрит на них. Гарри, однако… Гарри смотрит на маленькую Далию, на ее легкую, полную понимания, улыбочку. Какой странный десятилетний ребенок. Пока Рук подает на ужин зелень, картофель и фасоль, Поттеры успокаиваются, наблюдая, как Генри и Том шпыняют друг друга за факультеты. Гарри ложится спать, чувствуя, что находится в вечности вдали от темной стерильности Отдела Тайн, если не считать пугающей, странной легкости шрама на лбу. Тем не менее, пока он ждет сна этой ночью, в животе бурлит тревога. — Том? Ты еще не спишь? — Мне есть о чем задуматься. Так что нет. — Я все время думаю о нападении мантикоры… всадника можно отследить, верно? Сколько магов в Британии способны приручить мантикору? Том на мгновение замолкает. — Мне кажется инстинкт самосохранения тебе чужд. То есть, ты выглядишь так, будто хочешь снова помахаться с этой громадиной. И вообще… знаешь, сколько раз мы прошлой ночью думали, что ты кони двинул? Они даже не позволили мне остаться на всю процедуру, но, Гарри, эта штука в твоем шраме делала все возможное, чтобы утащить тебя на тот свет с собой. — Ладно, — Гарри выдыхает, — это беспокоит и все такое, но я думаю, если мы приложим все усилия, мы сможем отследить эту мантикору — я имею в виду, вдруг она вернется? — Гарри… Ты мог умереть. Ты должен был умереть. Тебя это совсем не колышит? — Я сотни раз должен был умереть, — смеется он в темноту, и в его смехе оттенок горькой иронии. — Если я буду слишком много об этом думать — поеду кукухой.***
Мир в доме Поттеров длится почти неделю. Гарри и Том находят гнездо кроликов в березовом лесу, но не могут заставить себя убить их, чтобы накормить дубы. — Все равно в них не так уж много крови, — вздыхает Том, поднимая за уши окаменевшую самку. — Не так уже и много. Нам лучше поймать что-то покрупнее, оленя там, — соглашается Гарри, скрывая вздох облегчения. Том предлагает Гарри посмотреть всю трилогию «Звездных войн» вместе с ним и Джеффом, и на этот раз Гарри видит привлекательность сражений на лазерных энергетических мечах. — Думаю, ты бы нашел заклинание, чтобы сделать что-то похожее, — говорит Гарри, размахивая палочкой, имитируя световой меч. У Тома странный взгляд. — Никаких заговоров, — бросает ему между «врррррррумами». Однако по мере приближения к концу августа напряженность возрастает. Генри взял манеру таскать с собой их учебник по Темным Учениям, говоря Лили: — Если я не буду учиться очень усердно, Северус подумает, что я идиот, матушка! Я не могу этого допустить! Такое же отношение, похоже, заразило Джеффа и Тома, один из которых справляется с этим, летая по дому в безумных упражнениях с кувалдой. — Ты превращаешься в чертового Рейвенкло, — стонет Гарри, когда в третий раз обнаруживает, что другой из парочки спрятался в своей комнате, с религиозным пылом просматривая учебники. — Давай еще раз полетим, а? Я думаю, это будет гораздо более терапевтично, чем то, что тут читаешь… Том шипит, скорее как раздражённый кот, чем как змея, и Гарри, закатив глаза, сдается и оставляет его одного, предпочитая сидеть с Далией. — Че рисуем? — спрашивает он, плюхаясь на пол в гостиной рядом с ней. Она моргает, медленно и задумчиво. — Лошадей. — Крутя-як… Они останутся у Поттеров еще на два дня. Два дня самого лучшего лета в его жизни и Гарри не может на самом деле желать возвращения в Хогвартс. Не тогда, когда этот забавный заросший коттедж так похож на дом, не когда он знает, что не вернется в Гриффиндор. Он дремлет остаток дня, сонно осознавая движение солнечных лучей в комнате и тихое присутствие Далии. А потом: — Гарри Партридж! Вот ты где! Ситуация достигла критической точки, подъем. Гарри зевает и хрустит пальцами ног. Глупый, крикливый Том морщит нос — вот все, что он получает. — Чего тебе? Далия осуждающе смотрит на него. — Гарри, ты проспал почти три часа. Я не дремала так долго с пяти лет. Тебя давно нужно было поднять. — Ты могла и сама меня разбудить, знаешь ли. — Это обязанность Тома. Верно, Том? — Ты самый странный ребенок, которого я когда-либо встречал, — вздыхает Том. — Да ладно, По… Партридж. Мы собираемся проверить кое-какую мою теорию. — У тебя много теорий, — протестует Гарри, все равно следуя за Томом. — Слово «теория» скоро потеряет для меня значение. Том закрывает дверь в их комнату и сердито смотрит. — Поверить не могу, что скажу это вслух, но мне придется пасть и склониться перед невыносимыми обстоятельствами. Гарри удобно устраивается на кровати. Оказывается Том — большой поклонник драматических тирад, из-за которых его голос кажется гораздо более расстроенным, чем на самом деле. Иногда он напоминают Гарри бледно-лунного получеловека, бредящего на туманном кладбище. Однако сегодня Гарри слишком отвлекается на тени под глазами Тома и на то, как он проводит рукой сквозь слишком длинные волосы. Гарри чувствует, что Том подходит к своему заключению, и снова настаивает: — Между анимированными париками, средствами к существованию твоего дедушки и твоим внешним видом даже после нескольких часов полета, мне не остается ничего, кроме как прийти к выводу: у тебя есть определенная склонность к магии волос. — Когда ты сказал об этом в первый раз я подумал, что ты шутишь! — Ну, почти. У тебя самые ужасные волосы из всех, кого я когда-либо знал, но я искренне думаю, что это потому, что тебе они такие нравятся. — Э-э, — Гарри в целях безопасности сжимает подушку. — По-моему это не так работает, Том. — Магия волос, — тянет он, — Очень темная. Трудно сказать, когда ею в самом деле пользуются. И все же волосы Генри ухоженнее, чем твои. Как это возможно? Та же генетикаа. Тот же шампунь. Единственный ответ, мистер Поттер, заключается в том, что ужасность ваших волос поддерживается магией. Гарри смущенно похлопывает себя по голове. — Я бы контролировал это, нет? — У нас будет время проверить все это позже, — Том падает обратно в кровать, очевидно, закончив свою драму. — А сейчас мне действительно нужна стрижка. Не думаю, что смогу вынести позора, вернувшись в Хогвартс с этой шваброй на голове. Гарри моргает. Стрижки — это не то, что ему когда-либо было нужно, ох. Возможно, сумасшедшая теория Тома о «волшебстве волос» не так уж и далека от реальности. — Почему ты молчал? Джеймс и Лили давно отвели бы тебя к профессионалу. Том грустно ерошит волосы. — Я хотел чуть отрастить это… безобразие. Воспитательницы сбривали их каждое лето, пытались уменьшить вероятность вшей, поэтому это своего рода способ доказать, что мне действительно никогда не придется возвращаться. Просто я понял, что мне нравится, когда они несколько короче. — У тебя на голове швабра, — хмыкает Гарри, затем замечает выражение искренней боли на лице Тома и отступает. — Клянусь, твое тщеславие однажды погубит тебя — не корчи такое лицо! Клянусь, тебе очень идут длинные волосы, просто мне кажется, что этот образ немного противоречит твоему… личному стилю. — Просто исправь это, идиот. Гарри изо всех сил пытается что-то сделать с помощью магии, но, в конце концов, никто из них не доверяет ему — лишь бы не усугубить ситуацию. Вместо этого они выкапывают ножницы из офиса Лили и перед зеркалом творят варварски и по-маггловски. Гарри делает все возможное, чтобы дать Тому желаемый короткий, но не слишком короткий результат, и Том заявляет, что их усилия увенчались успехом. Той ночью они ложатся спать поздно. Несколько часов наблюдают за тем, как звезды пылают в небесах.***
Накануне возвращения в Хогвартс они идут ужинать в Нору. Дом Уизли почти не изменился при переключении между временными линиями. Куры все еще бродят по улице. Здание все еще пропитано магией и выглядит готовым вот-вот рухнуть. Но есть свидетельства более высокооплачиваемой работы Артура в свежевыкрашенном «Форде Анджела», гордо выставленном снаружи, новой комнате, встроенной в стену дома, и менее потертых мантиях самих Уизли. Гарри понял, что «тройственная шкатулочка», про которую Рон говорил еще в Косом, не существовала в его первоначальное время; очевидно, это сделало Департамент Неправомерного Использования Маггловских Артефактов известным несколько десятилетий назад, дав Артуру признание, которого он всегда заслуживал. Рон берет на себя задачу «познакомить» Гарри и Тома с Перси, Фредом и Джорджем. Том и Перси до тошноты хорошо ладят. Но в этом времени близнецы кажутся другими, чего Гарри не до конца понимает, но его передергивает. Весь вечер у него зудит от этого чувства. Его воспоминания о Норе — одни из самых приятных, будто он жил дома, но здесь так много вещей, которые просто чужие, дикие, странные. Слияние всех этих людей: семья, которую Гарри любил с пасмурного сентября много лет назад; и смеющиеся, дышащие Поттеры; а потом Том, тихий, умный и смертоносный рядом с ним — это уже слишком. Во время десерта Генри и Рон уходят и возвращаются с Гермионой и Малфоем на буксире. Странность всего этого отталкивает Гарри от пирога с патокой. Они все удаляются в гостиную, и он оказывается один в углу, дуясь на кожаном диване, которого у Уизли никогда не было. Гермиона и Рон сидят друг напротив друга перед огнем, в тех самых креслах, которые они всегда предпочитали. Между ними находится любимое кресло Гарри. Почти на автопилоте он готовится встать и пересесть между ними, но Генри садится в кресло Гарри, а Рон и Гермиона поворачиваются всем телом, приветствуя его, а смеющийся Малфой садится на широкий подлокотник. Боль от этого пронзает Гарри на долгий, момент и он затаивает дыхание. Он рассматривает возможность просто проскользнуть мимо них и вернуться домой по камину, чтобы выбраться из этой переполненной комнаты счастливых, ярких людей… Том садится на диван рядом с ним, видимо, устав от разговоров с Перси о различиях в издательской практике в научных кругах в разные времена. — Ты рад вернуться в Хогвартс? Если находиться в Норе так плохо, Гарри не знает, каково будет вернуться в инопланетный Хогвартс. Но все же — он действительно скучал по замку, старому и чудесному, гудящему отголосками поколений детей. Он смотрит на Тома с его новой красивой прической, и его лицо смягчает свет камина. — Ага. Наверное, да.