Проклятие Вэнь Жоханя.

Хуайсан набрал воздуха в грудь, и выпалил: — Как именно вас проклял всех Жохань? Что он вам сказал? В наступившей тишине можно было подвешивать даже не топор, а огромную тяжеленную саблю Не Минцзюэ, и эта сабля не упала бы вниз, настолько эта тишина была густой и вещественной. Лань Сичэнь помолчал, остановившимся взглядом, казалось, глядя на странную парочку — болезненно-бледного заклинателя, мощные плечи которого выпирали из голубой ткани чужого ханьфу с чёрным лисом на коленях. Но на самом деле он глядел сквозь них, ничего не видя, призывая к себе воспоминания. А потом, всё так же погруженный в себя, заговорил: — Он сказал, что его убил тот, кого он полюбил, как только он признался ему в любви. И за это он заклинает Всепожирающей Тьмой всех, кто этому свидетели, чтобы когда они признаются в любви, им стало невозможно быть с теми, кого любят. И разрушить это проклятие сможет только Повелевающий Тьмой. — Сичэнь встряхнулся, словно выходя из транса, и завершил: — Он сказал это, и умер. Хуайсан смотрел на брата, и сердце его сжималось от горечи и боли. Так вот почему он не рассказал ему, что сказал Жохань. Не хотел говорить, что у Яо и Жоханя что-то было. И Усянь не сказал всей правды, когда рассказывал о проклятии Жоханя. Не хотел вмешиваться, и давать знать старому другу, что его брат влюблён в того, кто грел Жоханю ложе. Хуайсану было плевать на те причины, по которым Мэн Яо это делал. А в том, что проклятье действует, Хуайсан не сомневался. Ханьгуан-цзюнь попробовал не поверить в проклятие, и признался в любви своему Старейшине, и тот тут же и умер... Невозможно быть с теми, кого любят, но только после признания. Когда признался дагэ, и получил ответ, было яснее ясного. Почему Цзэу-цзюнь один, тоже понятно. Видимо он тоже кому-то признался. И теперь понятно, почему молчит Саньду-Шэншоу. Он... не хочет, чтобы с Хуайсаном что-то случилось. Хуайсан вздохнул, и задал следующий вопрос: — Зачем ты подменил письмо, дагэ? — А разве так не понятно? — мгновенно ощетинившийся Минцзюэ сверкнул глазами, лис опять лизнул его, на сей раз в подбородок, и он затих, прикрыв глаза и запуская пальцы в тёмный мех. Да, здесь ничего нельзя было поделать. Их любовь, похоже, была взаимной, и страдали они оба. Это же надо — один из них бывает человеком только ночью, а второй только днём! Вот тебе и невозможность быть вместе. Здесь только одно нужно — избавляться от проклятия. — И кто же, по-вашему, тот Повелитель Тьмы, кто сможет снять проклятие? — глава Не задавал вопрос, и замирающим сердцем уже чувствовал ответ. Конечно же, тот, кого уже год как нет в живых. Тьма пожрала его, потому что ей позволили это сделать. Глава Не со вздохом поднялся, про себя подумав, что ему ничего, похоже, не остаётся, как только сокрушенно вздыхать, думая, насколько же несправедливо обходится жизнь с некоторыми представителями рода человеческого. В то время, как они заслуживают лучшего, они вынуждены... — Глава Лань, глава Цзян, я думаю, нам всем надо сегодня отвлечься от дел, и посвятить эту ночь отдохновению, поскольку этот день выдался невыносимо тяжким для каждого из нас. Глава Цзян, вас уже ждёт прислуга, чтобы проводить вас в ваши покои, почтительно прошу вас. Хуайсан отдал ему весьма уважительный поклон, про себя думая, что А-Чэн не полный же болван, и должен всё понять, всё невысказанное. А главное — то, что он даже благодарен за то, что он так стойко и трогательно молчит. Надо бы сказать ему об этом, а то ещё обидится. Хоть он и не дурак, но по части догадок у главы Цзян всегда было туговато. И Хуайсан решил, что послать ему из-под рукава красноречивый взгляд будет самое то. Взгляд был понят правильно, заставив глаза главы Цзян загореться, а душу главы Не наполниться теплом надежды. — Прошу прощения, глава Не, но... — Цзэу-цзюнь решил напомнить о своём присутствии, заметив, что главы Цзян и Не слишком уж увлеклись переглядками. — Да-да, почтенный Цзэу-цзюнь, попрошу вас пройти за мной, — глава Не проплыл к дверям, — я лично покажу вам ваши покои, поскольку ваше посещение было неожиданным, и я не успел заранее распорядиться, как для главы Цзян. Кстати, глава Цзян, после того, как я обустрою Цзэу-цзюня, я лично зайду проверить, как вы здесь устроились. Вот теперь — слабая улыбка, искры в глазах. Хорошо. Очень хорошо. Может сойти за чрезмерную заботу гостеприимного хозяина. Ну, будем считать, что так оно и есть, но с главой Цзян ему есть что обсудить в эту ночь. Главное — не сболтнуть лишнего, а то здесь, оказывается, каждое слово имеет вес, как у сердца злодея на весах Диюя. Хорошо, что Хуайсан никогда не разбрасывался словами, да и глава Цзян тот ещё... молчун. Да и дагэ со своим Чёрным лисом долго не виделся. Пускай побудут одни хоть до утра, а там будет можно разобраться, что делать. Неужели же он да не найдёт никакой лазейки в этом проклятии?

***

— Да... Да, глава Цзян... Давайте глубже... Вот... О-о-о... Так... Пожа-алуйста! Да! Да! Ха-а-а! Глава Не луком выгнулся над простынёй, вцепившись в неё пальцами, и излил своё семя себе на живот, ощущая, как изнутри его заполняет горячее семя главы Цзян, и что он едва не трогается умом от этого. Он хотел вытереться, но глава Цзян, шепча что таких грязных мальчишек полагается чистить другим способом, вылизал его сам, не прибегая к мягкой ветошке, и ему не давая прикоснуться, а потом повалился рядом, облегчённо выдохнув. — Наконец-то, через столько лет, — хрипло сказал он. Горло саднило и першило, голос был сорван от криков удовольствия. — Радоваться весне можно и без дурацких разговоров о любви. Тем более, от них столько геморроя, что хоть линчи мне сделай, я тебе про это и слова не скажу, глава Не. Хуайсан посмотрел на него блестящими, масляно-чёрными глазами, и прошептал: — И я тебе, глава Цзян... не буду. Это опасно. Как думаешь, у моего брата и этого... лиса что-то было? Цзян Чэн пожал плечами. — Не знаю и знать не хочу, — сказал он, обнимая Хуайсана, и укрывая его тёплым парчовым одеялом, а сам подкатываясь ему под бочок и обнимая. — Главное, что я тебя не люблю, глава Не. — И я тебя терпеть не могу, — довольно улыбнулся Хуайсан, целуя висок главы Цзян. — Давай спать, мне утром надо к дагэ успеть, а то они оба как обернутся, так мало ли что... — Мгм, — удовлетворённо угукнул глава Цзян, улыбаясь. — Я рад, что у нас наконец это получилось. А трах... забавляться с цветущей хризантемой можно и без любви. — Без... — согласно кивнул глава Не, кладя голову на плечо возлюбленного, которому и в любви признаться-то было нельзя, а то мало ли что. Не помрёшь, так будешь мучиться, а мучиться Хуайсан не любил, ни один, ни вдвоём. — Ты думаешь, можно как-то вытащить всех из этой жопы? — пробормотал Цзян Чэн ему в волосы. Хуайсан помолчал, потом серьёзно произнёс: — Если мы доживём до утра, и ничего не случится, то у меня тогда появится одна полезная мысль. Глава Цзян хмыкнул. — А если случится, то не появится? — Появится, — буркнул глава Не, закрывая глаза, — но другая. Или ты во мне сомневаешься? И получив целомудренный поцелуй в висок, начал засыпать, и последним, что он подумал, была мысль — хоть бы успеть надеть на дагэ найденный ошейник.