Проклятие Вэнь Жоханя.

Не успел. Главу Не разбудил осторожный стук в дверь, и голос служанки, покорнейше просившей главу Не пробудиться, ибо к нему хочет со срочным делом пройти Цзэу-цзюнь. Цзян Чэн недовольно заворочался, что-то ворча, но его нежно чмокнули в ушко, и попросили не беспокоиться и продолжать спать. Служанке глава Не, сев на постели, велел просить гостя войти. Цзян Ваньинь, видимо не расслышал, и подумав, что войти просят прислугу, протянул руку и обнял талию главы Не, который сидел в чём мать родила, прикрытый ниже пояса одеялом, но когда потянулся за халатом, чтобы хоть торс прикрыть, его потянули на себя, целуя куда достанут. Этим местом оказалось бедро, и именно этот пикантный момент предстал глазам Лань Хуаня, который как раз входил в комнату, да так и застыл на пороге. Глава Не в этот момент дико пожалел, что он не может провалиться сквозь эту кровать, и утащить за собой главу Цзян, который спросонья вздумал приласкаться, да ещё таким неприличным образом, но его растерянность длилась не больше двух секунд. Он мигом сообразил натянуть на себя одеяло, прикрывая скандальную сцену и того, кто её сотворил, и громко возвестил специально для Цзян Ваньиня — Приветствую вас, глава Лань, простите, что я не одет, но у вас была какая-то срочность?.. Глава Лань открыл рот, чтобы что-то сказать, но его перебило непонятно откуда донёсшееся ворчание: — Сан-Сан ты можешь не отвлекаться? Голос был до ужаса знакомым, и абсолютно точно неподходящим для того места, откуда он звучал, и глава Лань как стоял с полуоткрытым ртом, так и застыл на пороге во всём своём Нефритовом великолепии, глядя на странную возню под одеялом. Скулы главы Не украсили розовые пятна, он вымученно улыбнулся и прошипел под одеяло: — Здесь Лань Сичэнь, перестань уже. Оттуда донесся невнятный звук, затем, после паузы, показалась растрёпанная голова главы клана Цзян, которая сначала смущённо моргнула, а затем поздоровалась. — И вам доброе утро, глава клана Цзян, — отмер Сичэнь. Больше ему сказать ничего не дал тигриный рёв, разнёсшийся на всю «Нечистую Юдоль», и глава клана Цзян подскочил как ошпаренный, выскакивая из-под одеяла в чём мать родила, и тут же призывая свой меч. Не Хуайсан вцепился ему в руку, крича: — Любимый, не смей, это же дагэ! И едва успел после своих неосторожных слов увернуться от падающего на пол Саньду, и в то же мгновение обнаруживая в своих руках... извивающегося и шипящего водяного ужа с перстнем в виде атакующей змеи на хвосте. В одно мгновение Лань Хуань был уже рядом, и зажимал змею пониже головы, чтобы не укусила, в то время как змеиный хвост был в руках у Не Хуайсана, с перекошенным лицом и выпученными глазами рассматривавшего рептилию, в которую превратился его любимый. Он силился сказать Сичэню, чтобы не сжимал змею сильно, поскольку силы у этого Ланя было немерено, и он мог повредить Цзян Чэну позвоночник, поскольку на данный момент вообще не воспринимал его как главу Цзян, но горло словно сковало, и оно не могло выпустить ни звука. Он в ужасе хватал воздух ртом, бессильный что-либо сделать, как внезапно из кольца вылетела фиолетовая молния, опоясав Цзэу-цзюня словно продолжение того змея (а ведь понятно было, что это самец), на хвосте которого было кольцо-Цзыдянь. И не успел Не Хуайсан поразиться, что духовное оружие послушалось главу Цзян даже в этом облике, как у Лань Сичэня закатились глаза, и глава клана Не с изумлением увидел, как он выпускает из пальцев змеиную шею, и сам заваливается в обморок, а змей в отместку кусает его за только что отпустившую руку. Он почувствовал, что у него от увиденного закружилась голова, и пальцы, державшие змеиное тело, разом ослабели, и он лишь огромным усилием воли удержал себя от того, чтобы не упасть без чувств, как прошлым вечером. Змей, шмякнувшись на пол, зашипел от боли и свернулся кольцом, подняв голову в сторону голого главы Не, и повысовывал язык, как бы жалуясь на то, что его уронили. А у Хуайсана подкосились ноги, и он шлепнулся на пол пятой точкой, тупо уставившись на лежащего без сознания Цзэу-цзюня, ужа с кольцом на хвосте, и обалдевшую от этого всего служанку возле двери, закрывавшую рот рукой. И за её спиной огромного белого тигра с горящими зеленью глазами, который подобрался так неслышно, что служанка и не подозревала, кто стоит у неё сзади. Мысли путались, глава Не был на грани обморока, не давая себе туда впасть только из-за мысли, что если и он выпадет из реальности, то привести весь этот хаос к порядку будет некому. Но не было сил даже на то, чтобы подняться и надеть одежду и обувь, дабы привести себя в подобающий вид. И только когда он услышал шлепки босых ног, и увидел, сфокусировав зрение, как к тигру приближается в свете талисмана огня хрупкая фигурка Ляньфан-цзюня, без ушамао, растрёпанная, и в несуразно большом ханьфу, в котором без труда узнавалось одеяние Лань Хуаня, он всхлипнул, и из его горла вырвался истерический смех, а из глаз полились слёзы. Он закрыл глаза руками в напрасной надежде их остановить, и почувствовав к своей ноге сухое и тёплое прикосновение шершавой чешуи, ещё сильнее расплакался, начиная уже подвывать, от осознания что же он наделал. Что же он наделал! Язык бы вырвать себе по самый корень, да только без языка он сделает ещё меньше. Он, скорее всего, и так наказан, ведь пройдёт день, придёт ночь, и кто знает, в кого превратится сам глава Не? Хотя, может и обойдётся, ведь глава Цзян ему ни в чём не признавался, да и Ханьгуан-цзюнь ведь тоже жив, поскольку ему Старейшина Илина ничего такого не говорил. Может это так работает? Не отнимая рук от глаз, он чувствовал, как змеиное тело ползёт по нему, и обвивается шарфом вокруг шеи, а голова мажет по скуле язычком еле ощутимо, почти невесомо, и расплакался ещё сильнее. Он не знал, сколько вот так просидел, и словно сквозь вату слышал, как змей шипит на кого-то, какие-то шорохи, возню, шёпот и сдавленный гомон, затем ощущение ткани, накинутой на его плечи, и кажется, голос Цзэу-цзюня. А потом его подхватили на руки, понесли и опустили на кровать, и на мгновение ему так отчаянно показалось, что стоит открыть глаза и всё увиденное раньше останется лишь кошмаром, который ему приснился, но что-то не давало укорениться этим мыслям, и Хуайсан понял что, когда змей на его шее зашевелился, устраиваясь поудобнее, но не слезая с него. Мелькнула мысль о том, что у А-Чэна пересохнет чешуя без воды, но она была отброшена другой мыслью, что это ведь не обычное животное, да и Цзыдянь должен своими силами дать поддержку этому телу — это же не Бася, только высасывающая и искажающая ци! Но ладони от глаз отнимать всё равно не хотелось, и было странно наплевать на то, что Мэн Яо видит его нагим и босым, словно продавщицу весны. Он для себя сейчас словно умер, а мёртвые, как известно, сраму не имеют. Заставили его вздрогнуть только голос Цзэу-цзюня: — Как вы себя чувствуете, глава Не? И широкий мокрый мазок по локтю шершавого тигриного языка.