Ловец над пропастью во ржи

Глава XI

      Внезапно, когда я выходил из зала, у меня в голове снова всплыла Джейн Галлахер. Появилась – и уже нельзя было её оттуда выгнать. Я уселся в кресло цвета блевотины в холле и подумал о том, как она и Стредлейтер сидели в машине этого грёбаного Эда Бэнки, и хоть я был почти уверен что этот Стредлейтер не задержал там её, ну вы поняли, – я знаю Джейн как любимую книжку – я всё же не мог выкинуть её из головы. Я её знал как десять раз читаную книгу, правда. Ну то есть, помимо шашек, она обожала все атлетические виды спорта, и после нашего знакомства мы всё долгое лето играли вместе в теннис почти каждым утром, и в гольф почти каждый вечер. Я действительно её довольно близко узнал. Я не имею в виду ничего в физическом плане – нет, – но мы виделись постоянно. Вовсе не обязательно всегда флиртовать или вообще спать с девчонкой чтобы её узнать.       Встретил я её из-за того, что её доберман-пинчер часто облегчался на нашей лужайке, и мою мама очень из-за этого раздражалась. Она позвонила матери Джейн и устроила большой скандал по этому поводу. Моя мать умеет устраивать огромные разборки из-за таких вот вещей. И вот что потом случилось, пару дней спустя я увидел Джейн лежащей на животе около бассейна в клубе и поздоровался с ней. Я знал, что она жила в доме по соседству, но я никогда с ней до того не заговаривал или ещё что. Она меня обдала морозом когда я с ней тогда поздоровался, к слову. Я до черта времени потратил доказывая ей что мне вообще дела нет где гадит её пёс. Ему это стоит в гостиной сделать, около стола, вот только тогда я немножко обращу на это внимание. Короче, после всего этого Джейн и я подружились. Я играл с ней в гольф тем же вечером. Она потеряла восемь мячей, помнится. Восемь. Я ужасно долго добивался от неё хотя бы того чтоб она замахивалась и била по мячу с открытыми глазами. В итоге я очень сильно улучшил её игру. Я отличный гольфист. Если я скажу, за сколько кругов я заканчиваю игру, вы мне наверно не поверите. Я даже чуть в короткометражку однажды не попал, передумал в последнюю минуту. Я подумал, что если такой ненавистник кино как я снимется в короткометражке, он окажется просто лжецом и лицемером.       Странная была девчонка эта Джейн. Я не могу её назвать красавицей, тем не менее я от неё обалдевал. У неё рот был как бы больше обычного. То есть когда она разговаривала и волновалась из-за чего-нибудь, её рот как бы двигался в пятидесяти направлениях, ну, губы. Убивало меня это. И никогда она его толком не закрывала, свой рот. Он всегда был просто немного приоткрыт, особенно когда она была в гольфистской стойке или читала книгу. Она постоянно читала, читала очень хорошие книги. Читала много поэзии и так далее. Она была единственной – за исключением семьи, – кому я показывал бейсбольную перчатку Алли, на которой написаны стихи. Она никогда не видела Алли, поскольку это было её первое лето в Мейне – до этого она ездила на мыс Код, – но я ей много о нём рассказал. Ей это было интересно.       Моей маме она не особо нравилась. Это потому, что моя мать всегда считала Джейн и её маму высокомерными или что-то вроде того, потому что они не всегда здоровались. Моя мать часто видела их в посёлке, потому что тогда Джейн с матерью ездили на рынок на своей «Ласаль» с откидным верхом. Моя мать не считала Джейн красивой, к слову. А я считал. Мне просто нравилось, как она выглядит, и всё.       Я помню один вечер. Это был единственный раз за всё время, когда мы с Джейн, можно сказать, поцеловались. Была суббота, дождь лил как из ведра, а я сидел на веранде – у них была большая закрытая веранда. Мы играли в шашки. Я её поддразнивал иногда, она не хотела выводить дамки из последнего ряда. Но я её не сильно дразнил. Никогда не хотелось слишком сильно дразнить Джейн. Я думаю я правда люблю злить до чёртиков девчонок, когда случай подвернётся, но вот что смешно. Девчонки которые мне нравятся больше всех это те, кого я никогда не хочу сильно дразнить. Иногда мне кажется им бы хотелось чтобы их подразнили – да нет, я знаю что это так и есть,– но как-то тяжело начать, если вы знакомы кучу времени и ты никогда их не дразнил. Итак, я говорил о вечере, когда мы с Джейн почти поцеловались. Шёл чертовски сильный дождь, мы сидели на веранде, и тут вдруг этот алкаш за которого мать её вышла замуж зашёл на веранду и спросил у Джейн, были ли в доме сигареты. Я его не больно хорошо знал, но он выглядел как тип который не будет с вами болтать если ему от вас чего не надо. Дрянь у него характер был. В любом случае Джейн не ответила ему когда он спросил были ли в доме сигареты. Этот чел снова спросил её, но она так и не ответила. Она даже не подняла глаз от доски. В конце концов чел ушёл в дом. Когда он ушёл, я спросил Джейн, в чём дело. А она не ответила даже мне. Она старалась показать что раздумывала над следующим ходом в игре. А потом вдруг слеза капнула на доску. На одно из красных полей – я так и вижу это перед собой. Она просто растёрла её пальцем. Не знаю почему, но я чертовски забеспокоился. Так что вот что я сделал, я подошёл к ней и заставил потесниться в кресле чтобы я мог сесть рядом – фактически я ей на коленки уселся. Тут она по-настоящему начала плакать, и следующее что я помню – я повсюду её целую – везде: её глаза, её нос, её лоб, её брови, её уши – всё лицо за исключением губ. Она как бы не дала мне до них добраться. В общем, это был самый близкий к поцелую момент за всё время. Немного погодя она поднялась, ушла в дом и надела свой красно-белый свитер, от которого я просто обалдел, и мы пошли на дурацкое кино. Я её спросил по дороге, пытался ли мистер Кюдехи – так звали того пьяницу – приставать к ней. Она была ещё маленькой, но у неё была потрясающая фигура, и я не доверял этому ублюдку Кюдехи. Она сказала что нет. Я так никогда и не узнал в чём чёрт возьми было дело. С некоторыми девчонками практически никогда не поймёшь, в чём дело.       Я не хочу чтоб вы из-за меня подумали будто она была какой-то ледышкой или чем ещё только из-за того что мы никогда не целовались и не обнимались и не валяли всё время дурака. Она такой не была. Я постоянно держался с ней за руки. Это не особо впечатляет, я понимаю, но с ней было очень здорово держаться за руки. Большинство девчонок, если держаться с ними за руки, то их чёртова рука издыхает в твоей, или ещё они думают будто они должны двигать руку всё время, словно боясь что иначе тебе надоест или что. Джейн была другой. Вот идём мы в проклятущее кино или ещё куда, и стоит нам взяться за руки, мы уже не расцепляем их до самого конца фильма. И не шевеля руками и ничего из себя не изображая. С Джейн никогда не волнуешься, потеет у тебя рука или нет. Знаешь только, что счастлив. Действительно счастлив.       Вот ещё кое-что о чём я только что подумал. Один раз, в кино, Джейн сделала такое, что я чуть не сдох. Кинохроника там была или что-то, и тут неожиданно я чувствую руку у себя на затылке, руку Джейн. Смешно это было. Я имею в виду она была маленькой и всё такое, а большинству девушек которых ты застаёшь гладящими кого-то по голове лет двадцать пять или тридцать и обычно они так делают со своими мужьями или маленькими детьми – я так иногда с сестрёнкой Фиби делаю, к примеру. Но если девочка ещё совсем маленькая, невзрослая, и так делает, это так приятно что почти убивает.       В общем, вот о чём я думал пока сидел в блевотном кресле в холле. Прежние времена с Джейн. Всякий раз как я вспоминал о том что она сидела со Стрэдлейтером в грёбаной тачке Эда Бэнки я чуть не сходил с ума. Я знал что она бы ему ничего не позволила, но это всё равно сводило с ума. Я даже говорить об этом не хочу если честно.       Вряд ли ещё хоть кто-то был в холле. Даже шлюховатые блондинки больше не крутились вокруг, и внезапно мне захотелось убраться ко всем чертям из этого места. Слишком оно угнетало. Да и я не устал или ещё что. Так что я поднялся в свой номер и оделся. Также я выглянул в окно посмотреть были ли там ещё все те психи, но света уже не было. Я снова спустился на лифте, взял такси и попросил водителя отвезти меня к Эрни. Это ночной клуб в Гринвич-Виллидж, туда постоянно раньше ходил мой брат Д.Б., пока не продался в Голливуд. Тогда он, бывало, брал меня туда с собой. Эрни это высокий толстый цветной парень, играющий на пианино. Он ужасный сноб и не потрудится даже говорить с тобой если только ты не какая-нибудь большая шишка или знаменитость или ещё кто, но он действительно хороший пианист. Он настолько хорош что почти противно. Сам толком не знаю о чём я, но оно так и есть. Конечно, мне нравится слушать его игру, но иногда хочется перевернуть его чёртово фортепьяно вверх ногами. Я думаю это потому, что иногда во время игры он звучит как тот кто не станет говорить с тобой если ты не большая шишка.