The line grows thin between what's wrong and right

- Попробуй сам, - Ёсану стало смешно, ведь и он сам привык именно так называть томатный сок. - Ты ведь знаток крови, разберешься лучше? Он протянул руку, чтобы поставить свой коктейль перед диджеем - и еле сдержался, чтобы не попытаться пощупать его клыки. Вот же заморочился с гримом, надо же! - Как ты их сделал? - вопрос вырвался сам собой, но для Ёсана он не разрушал никакую атмосферу праздника - ведь сам он не пытался стать никаким зомби или вампиром. - Как настоящие... Отвести взгляд от клыков диджея - а заодно и от таких ярких губ - было неожиданно сложно. Сколько я уже выпил?.. Любимый столик? Чем не объяснение, почему бы и нет. Ёсан улыбнулся и непроизвольно облизнул губы - он сам не понимал, почему, но мысли о том насколько красив его собеседник стали совсем расплывчатыми, осталось только ощущение, которое усиливалось с каждой секундой. Если бы сейчас парень мог рассуждать здраво, он бы удивился, но какое может быть здраво в такую ночь? Ночь... И коктейль - действительно вкусный, но в этом не было сомнений. Он пил медленно, не отрывая взгляда от глаз диджея. Совершенно нечеловеческих глаз, в белизне которых плескалось кажущееся удивительно вкусным безумие. Разные оттенки красного - переливаясь, струясь. Кровь? Нет, краска - краска, которой уже много лет живет художник. Краска-дыхание, смесь оттенков, эти глаза на полотне - разливаются, смотрят откуда-то изнутри, но попробуй поймай в оттенках алого две безумные белые точки... - Хочешь? У него невозможно манящий голос. Ничего особенного не сказано, они говорят пару минут, но Ёсан уже готов идти за этим человеком куда угодно, чтобы... Что с ним? Откуда это влечение к незнакомцу, к парню? Не все ли равно? - Она настолько вкусная? - он все же может говорить спокойно, сдерживая эмоции, и радуется, что в этом углу темно - можно представить, какая смесь страсти, красок и крови плескается сейчас в его глазах. - Настоящая кровь? "Хочу" он не произносит, но оно бьется во всем - в интонациях, в глазах, в мыслях, в улыбке, и Ёсан уже не может не думать о том, что... Ночь. - Нет, эту гадость я пить точно не буду, - Сонхва покачал головой, улыбаясь неожиданно мягко, почти нежно. Таким он тоже мог быть - и даже в таком агрессивном и зловещем образе у него это получалось, причем эта мягкость была искренней. - О, тебе нравится? Уже хочешь проверить? Вот так сразу, едва рассмотрев? Какой ты быстрый... Изображать смущение он не стал: в это невозможно было бы поверить, хотя он был действительно неплохим актером и многих мог ввести в заблуждение своей игрой. Его собеседник был к тому же пьян, и играть с ним должно было быть проще, но Паку не хотелось портить этот разговор неискренностью больше, чем это было реально необходимо. - Не попробуешь - не узнаешь, - рассмеялся он, снова щурясь. Хищно. Голодно. Но вместе с тем - все еще нежно. - Сегодня можно все. Это ведь особенная ночь. Особенная. Настоящее пиршество для тех, кого сегодня никто не боится, кого жертвы сегодня с радостью и восторгом зовут в свои объятия. Ночь, когда так просто обменивать поцелуи на поцелуи. И Сонхва уже знает, что будет целовать этого парня - не только в губы, но и в шею, даря настоящее блаженство. И его собеседник уже тоже об этом знает - пока еще только в подсознании, но уже знает, это видно по его глазам, по его улыбке, по каждому его движению. Он не знает об этом, но для сидящего напротив сородича каждый его вздох - призыв "Укуси меня", каждое движение его губ - "Сделай это прямо сейчас", каждый взмах его ресниц - "Я не могу больше ждать", и он медленно облизывает губы, закрыв глаза и представляя, как это случится. Совсем скоро. Уже совсем скоро. - Значит, ты совсем не боишься? - спрашивает он, перебравшись на стул рядом с собеседником. Придвигается ближе. Нарочно задевает плечо и заглядывает в глаза, подавшись к нему еще ближе, но пока еще не слишком близко. Потом его взгляд падает на стакан с недопитой дрянью на томатном соке. Он выливает коктейль на пол - никто не смотрит, а ему плевать на уборщиков. И не только на них. Сейчас имеет значение только это мгновение, а оно требует, чтобы этот стакан был разбит. Звона стекла не слышно за музыкой, а потом на пальцах Сонхва расцветают красные пятна, и он подносит руку к лицу парня. - Иди ко мне, - шепчет он, оказавшись уже совсем близко, обнимает одной рукой, касается его губ окровавленными пальцами, гладит, размазывая витэ, мягко надавливает, заставляя взять пальцы в рот и облизать их. Проводит ими по щеке, стягивает волосы на затылке, заставляя запрокинуть голову, прежде чем поцеловать - все-таки сперва в губы, очень жадно, очень настойчиво, будто страсть и его сводит с ума. Их столик стоит в достаточно темном углу, чтобы такие странные нежности не привлекали внимания, да и кому сейчас до них есть дело?