The line grows thin between what's wrong and right

Это безумие, совершеннейшее безумие, и Ёсан повторяет себе это снова и снова, но это безумие слишком сладкое, чтобы остановиться. Чтобы не облизывать губы, на которых все тот же вкус крови, крови, которая кажется живительной влагой. Наверное, так и появились все эти истории о вампирах - если чужая кровь всегда настолько вкуснее своей собственной. Этой ночью Ёсаном правят чувства и желания, и сознание уходит на второй план, выпуская наружу часто бессвязные образы и картинки, которые вертятся перед глазами, пока они мчатся по ночному мегаполису. Он смотрит не в окно, а на руки своего "вампира" на руле, и думает, что давно не видел ничего столь же совершенного. Сейчас ему нравится в нем все - а если бы не эта ночь, не алкоголь, не влияние сородича, о котором Ёсан не знает, он бы воспринимал происходящее совсем иначе. Но ему нравится это чувство, эта жажда прикосновений, это ранее неизвестное желание не брать, а принадлежать, а в этом у него нет сомнений, он даже не представляет себе иное. А то, что представляет... Они едут за город, и только там, на пустынном сейчас берегу машина останавливается. Водитель очень быстр - пока Ёсан отстегивает ремень, он уже вышел и открыл пассажирскую дверь. Ёсан выходит сразу в объятия своего "вампира" - они даже не спросили имена друг друга, но имена были бы этой ночью лишними, сегодня, в Хэллоуин, они доживут-доиграют до конца свой мистический спектакль. Ни одно другое похищение не могло быть столь же приятным. Ёсан первым тянется, чтобы снять со своего похитителя мундир и начать развязывать узел на галстуке. Ему до безумия хочется прикасаться к этой коже - такой приятно-прохладной, и он смеется. - Ты действительно похож на вампира, - как о них пишут в книгах. - Мне это нравится. А еще ему нравится целовать эти губы, размазывать уже никому не нужный грим, прижиматься тесно, никак не скрывая своего желания. Никогда еще страсть не накрывала так сильно и внезапно, никогда раньше Ёсан не оказывался в постели с кем-то, кого знал от силы полчаса. Сейчас ему было все равно, что подумает о нем случайный партнер - скорее всего, для него такие ночи привычны, и Ёсан ничем не отличается от вереницы самых разных парней и девушек, готовых исполнить любые прихоти красавчика-диджея. Позже, когда он сможет здраво соображать, эти мысли скорее всего появятся, и Ёсан разозлится на самого себя, но не сейчас. Не тогда, когда запах моря сливается с горькой ванилью, не тогда, когда его дыхание громче даже шума волн. Не тогда, когда в глазах пляшет что-то настоящее, вечное и все в тех же оттенках алого. Сонхва не спрашивает своего возлюбленного - это звучит гораздо лучше, чем "жертва", а еще он сейчас действительно в него безумно влюблен, - как его зовут. Не потому, что не хочет узнать, нет, ему очень хочется звать его по имени, но утром, когда этот умеющий так удивительно ярко чувствовать человек придет в себя, он наверняка будет стыдиться этого отчаянного порыва, этой сметающей все на своем пути страсти, и тогда ему будет неприятно думать о том, что похитивший его на эту ночь человек знает и помнит его имя. - И покину тебя перед рассветом, как настоящий вампир, - он смеется и позволяет ему снять с себя часть одежды, но все же не позволяет совсем уж спешить. Зато позволяет прижиматься и сам не хочет отпускать его от себя, ему нравится чувствовать, как сильно он возбужден, и показывать, как страстно желает близости он сам. Но, конечно, не прямо у воды. Это неудобно, а ему ведь хочется, чтобы его... Нет, называть его романтическим ужином язык уже не поворачивается, он действительно теперь его возлюбленный. И Сонхва становится стыдно, что он пытался найти какое-то еще слово, так стыдно, что нужно непременно загладить вину - как будто этот парень мог бы догадываться о ней. После еще нескольких поцелуев Пак падает на колени прямо на мокрый песок, торопливо расстегивает ремень и брюки, рывком спускает их к коленям вместе с бельем. Теперь следы помады будут не только на лице и шее, но об этом невозможно помнить, как и о том, что его любовнику в таком виде еще предстоит возвращаться домой. Зато очень легко помнить о том, что ему нужно доставить как можно больше удовольствия, постараться сделать эту ночь такой, чтобы потом он все-таки не жалел о ней, а вспоминал как об удивительном приключении, которое хочется повторить. Поэтому он прячет клыки, чтобы точно не поранить, не сделать больно, и тратит еще немного крови, чтобы губы и язык были по-настоящему горячими, как у живого человека. Он ласкает умело и нежно, это далеко не первая его ночь с мужчиной, только ему сейчас совсем наплевать, что об этом думает его любимый, важно только, чтобы ему было хорошо. Он так увлекается, что не замечает, как свободной рукой скользит по его бедру, как ногти впиваются в кожу. Он не чувствует этого. Член любовника, который он ласкает рукой и ртом, кажется обжигающе горячим, и он ощущает только этот жар, сжимает его сильнее, старается взять в рот глубже, совсем по-человечески стонет, упиваясь этими мгновениями. Море вздыхает и стонет вместе с ним, иногда волны даже касаются его ног, но ему плевать и на промокшие ботинки, и на перепачканные белые брюки.