Poisoned Dreams

Все прошло хорошо…, думал про себя Кэйя, садясь на стул Дилюка и слушая свой пульс, стучащий в голове. Да, Дилюк был раздражен и, вероятно, будет очень зол, если/когда осознает, что на самом деле только что произошло, но ничего нового. Джинн – Кэйя был абсолютно уверен – сообразит и отчитает его, ну да ладно. Он сделал все в точности, как обещал, и если она не хотела, чтобы он так поступал, ей следовало либо найти отравителя самостоятельно, либо отдать ему приказ без возможного поля для интерпретаций. Больше никто, кажется, ничего не заподозрил. Ну, может, Эльзер. В глазах дворецкого Кэйя заметил блеск догадки, к тому же Эльзер знал его. В конце концов, они росли вместе, хотя Эльзер был на несколько лет старше, поэтому из-за разницы в возрасте для них было бы странно дружить. Что ж, что сделано, то сделано, и Кэйя был совершенно уверен, что ни у кого из троих, кто мог понять правду, произошедшее не вызовет слишком серьезного гнева, чтобы ему действительно пришлось заплатить за это. Джинн и Дилюк, вероятно, заставят его расплатиться каким-нибудь способом, но ничего такого, с чем бы Кэйя не смог бы справиться. Черт, наверное, такой исход будет даже лучше, чем если они продолжат нянчиться с ним и душить его заботой, потому что он совсем не знал, как на это реагировать. Даже сейчас Дилюк попросил Син Цю осмотреть Кэйю своей исцеляющей магией. Не то чтобы Син Цю или другой любой целитель могли многое сделать. Яды и наркотические средства, как правило, имели собственное время восстановления, в большинстве случаев не поддающееся влиянию магии. Целитель, конечно, мог узнать яд, которым человек был отравлен, но в остальном он мог только исцелить нанесенные ядом раны или укрепить силы своего пациента. — Его пульс неестественно быстрый, но не думаю, что это слишком опасно, — сказал Син Цю после того, как пропустил частичку своей магии через Кэйю. — В его организме есть какие-то странные следы. Полагаю, это отравитель снов? Как это случилось? — Он был в моих ботинках, — сказал Дилюк, как будто никто из присутствующих этого так и не понял из зрелища, что только что развернулось перед ними и закончилось лежащей на полу мертвой Ильзой. Кэйя увидел, как кто-то из церковных служителей подошел к ней с саваном и накрыл им тело. Прежде чем ее лицо скрылось под тканью, Кэйя в последний раз мельком увидел свежие ранки поверх ее старых шрамов от прыщей, и что-то в этих ранах беспокоило его, но он не мог понять что именно. Неважно. Сейчас у него достаточно и других забот. — Когда я понял, что яд был в его ботинках, я разрезал их, — присоединился к объяснениям Кэйя, потому что все как бы крутились вокруг него и, кажется, хотели знать, и, что ж, он в долгу перед ними за их помощь со всем этим беспорядком, небольшая безобидная информация им не повредит. — Это было очень глупо и беспечно, я держал их слишком близко к лицу. Забыл, почему стоит быть аккуратным с сыпучими веществами под давлением. Чтобы убедиться, что тот порошок был действительно отравителем снов, я ткнул пальцем в шов. В итоге, он взлетел в воздух, как грибные споры, и я вдохнул некоторую часть. — Но если вдохнуть его… — ужаснулась Люмин. — Разве в книге не было сказано, что так его использовали для пыток? — Да. Это была веселая ночка, — сказал Кэйя, изо всех сил стараясь улыбнуться; он подумал, что ему это удалось, пусть и не очень убедительно. — Кэйя… — Сейчас я в порядке, — попытался уверить их Кэйя. — Дилюк помог мне справиться с этим. — Я так рада, что вы были рядом с ним, господин Дилюк, — честно сказала Эмбер, немного слишком честно. Черт возьми, у Кэйи не было энергии разбираться с этим сейчас. — Это из-за меня он попал в этот бардак, — озвучил очевидное Дилюк, и Кэйя почувствовал, как теплая рука его брата легла ему на плечо. Честно говоря, это было приятно, потому что в комнате для слушаний было действительно холодно. Кэйе казалось, что собор никогда еще не был таким холодным. Стоп, нет, ему не следовало сейчас думать об этом. Ему нужно убедиться, что Эмбер не ляпнет чего-нибудь неподобающего. Последнее, что он хотел, это чтобы Эмбер сказала что-нибудь из своих ошибочных выводов, например, что Кэйя и Дилюк возлюбленные, и вогнать в стыд всех их троих. Может быть, сейчас было самое подходящее время, чтобы сказать ей, что они братья, но это могло не понравиться Дилюку… стоп. Прошлой ночью, когда у Кэйи были галлюцинации… Дилюк сказал…? Ослепляющая боль пронзила голову Кэйи. Это его ошеломило, и только поэтому он не закричал. Небольшая пощада. Глупец, чем он думал, вернувшись к прошлой ночи? Ему не следовало думать об этом. Ему нужно найти себе следующее задание… и продолжать двигаться вперед, чтобы он не сломался. — Эмбер, — сказал Кэйя. — Я хочу, чтобы ты сделала кое-что для меня. Эмбер обратилась во внимание. — Просто отдай приказ. — Так как я сомневаюсь, что Дилюк позволит мне сделать это самостоятельно, то мне нужно, чтобы ты взяла человека и пошла к поместью Вандеров. Конфискуй каждый письменный документ, что увидишь. Письма, бухгалтерские книги, заметки на клочках бумаги. Не будь враждебна с Илланом Вандером. Этот человек не имеет никакого к этому отношения, и я слышал, что с тех пор, как он перенес инсульт, от его личности мало что осталось… Возьми с собой Ноэлль. Ах, да, Принцесса? — Мой добрый Странствующий рыцарь? — сказала Фишль. — Я понимаю, что просил тебя сегодня о многом, и уже задолжал тебе по крайней мере несколько услуг, но мне нужно попросить тебя еще о кое-чем сейчас. Не могла ли ты пойти с ними и попросить Оза исследовать территорию? У меня просто предчувствие, я знаю, что это маловероятно, но– — Отставить эти приказы. Все вы, — сказала Джинн, внезапно возникшая в поле зрения Кэйи. Ох, черт. Она знала, и она зла. Ожидаемо, но все же… — Ты вправду отменяешь мои приказы? — спросил ее Кэйя. Джинн холодно посмотрела на него. Ее прищуренные глаза слегка расширились, когда она увидела печальное зрелище, кое представлял из себя Кэйя, но выражение ее лица едва ли смягчилось от этого. — Мне нужно поговорить с тобой. Наедине. — Вы можете воспользоваться моим кабинетом, — вызвалась Барбара, которая, должно быть, и привела сюда Джинн. Вероятно, когда Кэйя ворвался на слушание и воспользовался статьей четырнадцатой, пунктом седьмым, Барбара побежала к ней. И… Джинн, судя по всему, прекрасно понимала, с чем она столкнется, когда придет сюда. Хватка Дилюка на плече Кэйи стала крепче, словно защищая его. Он был одним из немногих, кто знал Джинн достаточно хорошо, чтобы увидеть, что та злилась. — Какие-то проблемы, Джинн? Если Кэйе и следует куда-то идти, то только домой для отдыха, или лучше в лазарет. — Никакого лазарета и никакой проблемы, Дилюк, — сказал ему Кэйя. — Я поговорю с Джинн… но нам действительно стоит послать отряд к владениям Вандеров– — Нет, — сказала ему Джинн. Кэйя вздохнул и встал на ноги. Как и в прошлый раз, когда он поднимался с сидения, у него снова закружилась голова. Может, ему стоило просто стоять? Вот только все уже почти и так закончилось. Кэйя был близок к своему пределу, и он знал это. Вероятно, ему еще удастся пробыть в сознании в течение часа… максимум двух. Прежде чем он окончательно отключится, Дилюк наверняка успеет утащить его домой, где он сможет поспать. Ну, а пока Дилюк схватил его за руку, не давая ему упасть. — Мне нужно поговорить только с ним, Дилюк, — сказала Джинн брату Кэйи. — Тогда я подожду за дверью, — холодно сказал Дилюк. — Все в порядке, Дилюк, — уверил его Кэйя. — Я смогу дойти до кабинета самостоятельно, и я знаю, о чем будет разговор. — Джинн? Что происходит? — спросила Эмбер. — Случилось что-то еще? Ты ведь знаешь, что Кэйя был отравлен прошлой ночью, да? — Теперь знаю, но мне все еще нужно поговорить с ним. Не беспокойтесь. Это не займет много времени, — сказала Джинн. Кэйя прекрасно понимал, что это значило. Его предположение – месяц «принудительного больничного». — Я провожу его до кабинета и подожду снаружи, — снова сказал Дилюк. — Не будем усложнять ситуацию, действующий великий магистр. Это заставило Джинн задуматься, потому что, когда семья Рагнвиндров чувствовала приближение проблем, это означало проблемы для всех, кто вызвал их гнев. Это могло стать неприятностью всего Мондштадта, если Рагнвиндры были по-настоящему рассержены. И если не унять Дилюка, рыцарей ожидало много головной боли. — Дилюк, все в порядке, — снова сказал Кэйя. — Я в порядке. — Тебя трясет, Кэйя. Тебя трясет с тех пор… как мы были у тебя дома. Я не оставлю тебя одного– — Я буду с Джинн. Она целитель, — напомнил ему Кэйя. — Я не хочу, чтобы ты подслушивал через замочную скважину, как мы с Джинн обсуждаем… неотложное дело. Кроме того, тебе нужно сделать заявление или отчет о произошедшем, прежде чем тебе разрешат покинуть собор. Ты можешь сделать это сейчас, чтобы, когда я закончу с Джинн, мы бы вместе ушли. Дилюк сердито посмотрел на него. — Ладно. Эльзер, иди с ними. Жди Кэйю за дверью. Не дай ему уйти, пока я не освобожусь. — Хорошо, господин Дилюк, — быстро сказал Эльзер. Затем он последовал за Джинн и Кэйей прочь из комнаты, в которой проходило провальное слушание, в холл, где располагались кабинеты церковных служителей, и покорно принялся ждать снаружи, когда Джинн и Кэйя вошли внутрь. — Что ж, — сказал Кэйя, заставляя свой голос звучать бодрее. — Я бы проиграл деньги в этом споре. Я думал, что Дилюк наверняка догадается, что я сделал, но он, кажется, уверен в обратном. Но, думаю, Эльзер знает. И, конечно, я знал, что ты поймешь– — Зачем, Кэйя? — спросила Джинн, и в ее голосе были одновременно гнев и боль. — Зачем ты это сделал? Кэйя холодно улыбнулся. — Потому что никто не смеет вредить моей семье. Никогда больше. — И поэтому ты засунул яд в горло беззащитной женщины? — прошипела Джинн. — Да. Хотя была ли она беспомощной – вопрос спорный. Именно она бросила первый метафорический камень, устроив отравление. И все-таки, невзирая на это, какую часть фразы «никто не смеет вредить моей семье» тебе трудно понять, Джинн? Джинн покачала головой. — Не могу поверить в это. Кэйя прижался спиной к стене и скрестил руки на своей груди. — Конечно, можешь. Я сделал в точности так, как говорил. Более того, ты знала, что я был серьезен в своих словах. — Нет, я не думала, что ты бы действительно– — Нет. Ты знала, что я был серьезен, говоря это. Ты знаешь меня лучше, чем кто-либо еще, за исключением, возможно, Дилюка. В каком-то смысле ты определенно знаешь меня лучше, чем он, — говорил Кэйя. — Мы с тобой, будучи рыцарями, разбирались с гораздо более ужасными вещами, чем я с ним когда-либо. Ты вживую видела мою работу. Более того, ты знаешь, что я всегда держу при себе ампулу с ядом. Не притворяйся, что ты не думала, что я был серьезен, когда я заявил, что найду виновного в отравлении Дилюка и засуну ему яд в горло. — Нет, я не думала, что ты был серьезен, — настаивала Джинн. — Я думала, у тебя есть какая-то мораль– — Семеро, почему ты так думала? — хотел знать Кэйя. — Опять-таки. Ты видела, как я работаю. — Я знаю, что у тебя есть мораль, Кэйя Альберих. Не притворяйся, что это не так. Ты знаешь, что правильно, а что нет, и обычно ты выбираешь правильные вещи! Но не в этот раз. Кэйя скверно рассмеялся. — Смею не согласиться. — Кэйя! Разговор шел хуже, чем предполагал Кэйя. Он знал, что Джинн будет зла. Но он не понимал ее намерения… ну, точнее, он не был уверен, хотела ли она ссориться с ним из-за этого или просто хотела, чтобы он согласился, что его действия были неправильными… Может быть, он бы смог это понять, если бы последствия отравления не притупляли его разум и не заставляли его пульс безумно скакать. Он все еще слышал собственное сердцебиение внутри своего черепа, что никогда не было хорошим знаком. Однако он не собирался соглашаться, что он был неправ, или притворяться, что сожалел о том, что затолкал ампулу с ядом в горло Ильзы. Более того… ругаться сейчас было в чем-то даже хорошо. Вещи становились яснее от его злости, и он чувствовал себя немного сильнее. Эта злость давала ему что-то, на чем он мог сфокусироваться вместо мыслей о прошлой ночи или о произошедшем однажды давным-давно в Кхаэнрии, которые жаждали вонзить в него свои когти и утащить назад, если он остановится, если он замедлится. И Кэйя принял этот аргумент. — После всех тех случаев, когда ты закрывала глаза на… назовем это сомнительными вещами, которые я совершал, защищая Мондштадт… это то, за что ты решила меня упрекнуть? — спросил Кэйя. — За то, что я убрал эту стерву, что отравила моего брата? — Не в твоей компетенции решать, должна она быть казнена или нет, и ты знаешь это! — Не могу не думать, как по-другому бы ты запела, если бы это была Барбара, кого она пыталась свести с ума, — сказал Кэйя. — Не вмешивай сюда мою сестру. — Хотел бы я не вмешивать сюда своего брата, но Ильза попыталась сделать его безумцем, используя яд для пыток. — И ее дóлжно было привлечь к ответственности в рамках справедливого судебного разбирательства. А не казнить по твоей прихоти. — Моей прихоти? Ты все еще делаешь вид, что ни черта не знала, что это было преднамеренно? — Кэйя– — Кроме того, тебе стоит благодарить меня. Я избавил тебя от проблем с содержанием резонансного преступника. А также от необходимости охранять ее от людей, которые бы взбунтовались и попытались бы вытащить ее на правосудие толпы, когда узнали бы, что она сделала с Дилюком, — отметил Кэйя. — Представляешь, сколько бы на это потребовалось отправить рабочих рук? — Неважно сколько бы людей ушло на это или насколько это было бы хлопотно. Это был бы правильный поступок, — сказала ему Джинн. — И все же, ты ничего не сказала, когда Кукольник «умер при сопротивлении аресту», — назвал Кэйя одного из самых знаменитых серийных убийц, которого они вместе выслеживали. — И у тебя не вызвало вопросов, когда я уронил люстру на того поджигателя и оставил его гореть заживо в таверне «Черный бар». Были и другие, кого Кэйя мог бы назвать. Множество других имен. Могло быть больше, но он знал, где стоило провести черту, чтобы не вызвать ничьих подозрений. — Они были другими, и ты знаешь это. Они были опасны. Ильза же уже не была опасна, и ее следовало допросить. Она могла бы сказать нам, где она взяла отравитель снов– — Если ты так беспокоишься об этом, то почему ты отменила мой приказ отправить людей в ее дом и узнать? — раздраженно спросил Кэйя. — П–потому что мы слишком заняты, разгребая беспорядок здесь, — запнулась Джинн. Кэйя вздохнул. — Тебе нужно научиться врать лучше. После того, как мое отстранение закончится, дай мне знать, если захочешь, чтобы я дал тебе несколько советов. Джинн сердито выпрямилась. — Что заставляет тебя думать, что после того, как ты провернул что-то вроде этого, ты получишь такую легкую вещь, как отстранение? Я знаю, что ты сделал, даже если никто больше не знает. Назови мне хоть одну вескую причину, почему я не должна наказать тебя соответствующим образом. Кэйя злобно улыбнулся и выбрал такие слова, которые бы задели ее. — Потому что без меня ты никто. Джинн вздрогнула. Часть Кэйи чувствовала себя плохо… но была также и маленькая, эгоистичная часть него, которая хотела сказать эти слова уже очень давно. Была в нем темная, обиженная сторона, которую он никак не мог прогнать, даже несмотря на то, что пытался. Он никогда не сможет иметь то, что имели его друзья, и он знал это. Он никогда не сможет подняться выше ранга капитана в ордене Фавония, потому что он не был рожден в Мондштадте – их кодекс напрямую это запрещает. Он никогда не сможет вернуть назад отношения с Дилюком, какими они были до того, как он рассказал ему правду; никогда не сможет снова открыто назвать его своим лучшим другом и братом, потому что Дилюк больше никогда не доверится ему, никогда не увидит в нем никого, кроме шпиона и предателя, и всегда будет ждать от него предательства. Иногда Кэйя немного ненавидел своего брата за это, потому что он даже ничего не сделал, никогда не совершал шага против Мондштадта или Рагнвиндров, и только признался Дилюку, когда осознал, что никогда и не сможет. Но, по-видимому, это не имело значения. Он никогда не сможет создать свою собственную семью, никогда не сможет завести детей, потому что, а что если однажды его отец вернется в его поисках и найдет их вместо него? Он не мог вспомнить свою семью, в которой он был рожден, не считая своего отца, потому что память о его убитой матери и младшем брате была закрыта стеной мигреней. Он не мог ничего иметь, он не мог ничего сохранить, и иногда он не мог не завидовать всем, кого он любил, и у кого были эти вещи. Было неизбежно, что его маска треснет и позволит кому-нибудь увидеть, насколько уродлив он был внутри. Он никогда не думал, что тем, кто доведет его до этого, будет Джинн, но он полагал, что это имело смысл. Он… честно, не был против (и до сих пор не против), что она поднималась по служебной лестнице ордена, пользуясь его работой. В то время он думал, что если он сам не мог продвигаться вперед, то, по крайней мере, он мог бы помочь в этом своему единственному в мире другу, что остался у него. Тем не менее, было больно наблюдать, как вся его беготня, схемы, вспышки озарений и природный талант раскрывать преступления и читать людей приписывались кому-то другому, пусть даже и тому, кого он любил и уважал. Джинн всегда извинялась за это, всегда держала его на длинном поводке и смотрела в другую сторону, когда знала, что Кэйя сделал что-то сомнительное… за исключением этого раза, когда это было важнее всего для Кэйи. Так что, возможно, она заслужила напоминания, что она бы не добралась до своей текущей позиции, просто бегая по Мондштадту в поисках пропавших кошек и помогая бездельникам с их налоговыми декларациями. — Итак, — продолжил Кэйя, — давай сразу перейдем к тому – как мы оба знаем – как это закончится. Ты собираешься отстранить меня на месяц, но знаешь, что это поднимет слишком много вопросов. Вопросов, на которые ты не сможешь ответить, потому что, если ты так сделаешь, то вскроешь настоящий ящик Пандоры, с которым тебе придется разбираться. Поэтому вместо этого, ты назовешь это месяцем принудительного больничного. Который, вероятно, закончится всего спустя две или три недели, потому что случится что-то, с чем ты не сможешь справиться или доверить никому, кроме меня. Я примерно прав? Джинн смотрела на него в равной степени с грустью и гневом. Кэйя в ответ улыбался так дружелюбно, как только мог. Это были очень долгие и напряженные несколько мгновений, но Джинн сдалась первой. Она тяжело вздохнула и направилась к двери. — Иди домой, Кэйя, — сказала она ему. — Отдохни немного. — Как приказывает мой действующий великий магистр. Они пошли разными путями: Джинн – в комнату, в которой проходило судебное слушание по делу Дилюка, а Кэйя – к лестнице, ведущей на первый этаж, заявив Эльзеру, который следовал за ним, что ему нужен свежий воздух. Когда он перестал слышать позади себя шаги Джинн, потому что та завернула за угол, Кэйя резко остановился. — Мой блокнот, — потерянно сказал он. — Я оставил его в кабинете Барбары– — Я возьму его, господин Кэйя, — сказал Эльзер и начал быстро возвращаться. — Пожалуйста, подождите здесь. — Нет, я могу сам взять его, — упрямо сказал Кэйя и тоже принялся идти обратно к кабинету, довольный, что подозрение, на мгновение мелькнувшее на лице Эльзера, исчезло. — Прошу, просто подождите здесь, господин Кэйя. Для вас нет причин передвигаться больше положенного. Кэйя упорно следовал за дворецким Дилюка, несмотря на его протесты. Когда они достигли кабинета, Эльзер открыл дверь и быстро вошел, надеясь найти и забрать забытый блокнот Кэйи, прежде чем Кэйя смог бы переступить порог, и таким образом сберечь для него несколько шагов. Кэйя вздохнул. — Прости, Эльзер, — сказал он мужчине. Он вызвал стену из крио, запечатывая Эльзера внутри комнаты, и закрыл двери, чтобы спрятать свою грязную работу. — Господин Кэйя, подождите! Господин Кэйя, не нужно! Он слышал, как Эльзер стучал по льду, но это не принесло ему особой пользы, потому что Кэйя сделал лед толщиной почти в фут. — Присматривай за Дилюком. Вчера он был отравлен через свои чертовы ботинки, поэтому у него снова будут кошмары сегодня. Возможно, и завтра, так как яд был в его организме слишком долго. Но после он должен быть в порядке. Не дай ему прийти ко мне домой. Я буду отсыпаться и не захочу иметь с ним дела. Скажи ему, что я не впущу его. — Господин Кэйя, не уходите! Прошу, просто позвольте мне пойти с вами домой, если вы намерены уходить! Я не хочу, чтобы вы шли домой один! Кэйя! — Не беспокойся, Эльзер. Я буду в порядке один, — сказал Кэйя и начал уходить. — Как всегда. Путь от собора до его дома казался таким чертовски долгим. Кэйя изо всех сил пытался спешить, потому что не знал, как много времени у него было, прежде чем кто-нибудь найдет Эльзера, который мог (или не мог) отправить Дилюка побежать за ним. Вероятно, это еще зависело от того, расскажет ли ему Джинн о том, что Кэйя сделал, или нет. Честно, Кэйя в каком-то смысле надеялся, что она все расскажет. По крайней мере, Дилюк будет держаться от него подальше. Они вновь вернутся к тому, что будут наполовину избегать друг друга. Вновь к Дилюку, холодному и отстраненному с ним, и вновь к Кэйе… вновь к Кэйе… дружелюбному и старающемуся держаться рядом на случай, если он понадобится Дилюку? Может, и нет. Это стоило слишком много усилий. Слишком, слишком много усилий. Так стараться и за что? Так и ни к чему не прийти, на самом деле. Всегда заканчивать там, где он начал. И для чего, черт возьми, все это? Какой в этом смысл? Кэйя больше ничего не знал. Он просто ужасно устал… и замерз. К тому времени, как он добрался до своего дома, Кэйю трясло так сильно, что ему едва удалось повернуть в замке ключ. Он не был уверен, дрожал ли он от холода или просто дрожал… по сути, это не так важно. На самом деле, у Кэйи было сильное подозрение, что он испытывал синдром отмены, что очень несправедливо, учитывая, что он получил только одну небольшую дозу проклятого отравителя снов. Оставалось надеяться, что Дилюк не… но он не… когда он заявился в библиотеку на следующий день после ночи, проведенной без… думать сейчас об этом так чертовски сложно, да и плевать на Дилюка в любом случае. Кэйя закрыл за собой дверь, заперев ее на засов, а затем вызвал ледяную стену, чтобы закрепить ее еще больше, потому что он просто хотел, чтобы все сейчас держались от него подальше. Затем он, спотыкаясь, прошел на кухню. Ему кое-что было нужно в его аптечке… но аптечки там не оказалось. Гостиная. Они оставили ее в гостиной после… в общем, да. Это будет его следующей остановкой. Ну а пока Кэйя открыл свой шкаф с алкоголем и выбрал одну немаркированную синюю бутылку, что стояла в задней части шкафа. Держа ее обеими руками, чтобы не уронить ту, он сделал глоток прямо из бутылки и только потом продолжил свой путь. Черт возьми, как же жидкость приятно обожгла его изнутри. Огонь в гостиной практически погас, а добавить еще одно полено Кэйя побоялся. Не пока его так сильно трясло, а он пил что-то настолько крепкое. Его аптечка была на кофейном столике, который он никогда в своей жизни не использовал для кофе. Возможно, ему стоило. Сейчас идея о горячем кофе звучала как никогда хорошо. О, там были остатки горячего шоколада, что сделала для него Фишль… тоже уже холодный, черт. Ну да ладно, Кэйя все равно не планировал оставаться в сознании еще дольше. Он порылся в аптечке в поисках небольшого темного пузырька на самом дне. Маковая эссенция. Успокаивает боль… и погружает в сон без сновидений. Кэйя никогда раньше не использовал его на себе. Он всегда стискивал зубы и терпел боль, потому что предпочитал сохранять ясную голову, а также потому что он слышал слишком много историй о том, как люди становились зависимыми от нее. Но сейчас он не мог вспомнить, почему его это вообще когда-либо заботило. Он хотел было добавить эссенцию к остаткам своего горячего шоколада, так как у него еще осталось достаточно мозгов, чтобы помнить, что смешивать ее с почти чистым спиртом очень плохо (не говоря уже о том, что принимать его после редкого, малоизученного яда, который еще присутствовал в его организме тоже, вероятно, очень плохо), но когда он начал делать это, его рука так сильно дрожала, что крошечный пузырек выскользнул из его руки и разбился об пол. Кэйя тупо посмотрел на него, а затем сделал еще один глоток из своей синей бутылки, осторожно держа ее обеими руками, чтобы ее не постигла та же участь. Когда жидкость обожгла его горло и на несколько секунд затуманила его зрение, Кэйя решил, что ему будет достаточно и этого. Поэтому он подошел к своему камину и лег перед умирающим огнем. Подъем по лестнице в его спальню виделся слишком сложным испытанием, а на его кушетке было бы слишком холодно. Это лучшее из того, что он мог получить прямо сейчас. Сойдет. Он сделал еще глоток, и на несколько секунд его зубы перестали стучать. — Кэйя. Кэйя подпрыгнул от неожиданности, а затем медленно повернул голову в сторону незваного гостя. — Знаешь, я оставил ледяную стену не без причин. Убирайся. Дилюк выхватил бутылку из его руки и бросил ее. Та разбилась о стену. Кэйя посмотрел на своего брата. — Серьезно, Дилюк? Серьезно? — Джинн рассказала мне, что ты натворил, — сказал Дилюк, и, черт, он зоооол. — Рад за нее. Кэйя попытался сделать еще один глоток и только потом вспомнил, что Дилюк только что разбил его бутылку. — Как ты мог сделать это, Кэйя? — требовательно спросил Дилюк. — Мы выросли вместе с ней. Когда-то мы были друзьями. — Эта расистская стерва никогда не была мне другом, — холодно сказал Кэйя. Он притворялся, что ему не было больно, что Дилюк, по-видимому, так быстро простил ее за всю ненависть, что она всегда выливала на Кэйю лишь за то, что он был другим. Это потому что она мертва? Это то, что необходимо, чтобы получить прощение великого Дилюка Рагнвиндра? Потому что, если бы Кэйя знал, что это было так просто– — Джинн и я были с ней друзьями когда-то, а ты только что убил ее! — Хммм, ну да, но кто-то должен был заплатить за мою пострадавшую гордость, — сказал ему Кэйя. Это определенно, почему он убил ее. Не для того, чтобы защитить своего неблагодарного брата, который бы сошел с ума, если бы Кэйя не вмешался. Его чертовски глупого брата, который продолжал носить те же ботинки, даже когда Кэйя отдал ему свою любимую пару и упомянул, что растолченный отравитель снов мог проникнуть через ткань. После того, как он проверил все седла и конскую упряжь Дилюка, на случай если яд был на них. И после того, как он прошел через жуткие мигрени ради этого ублюдка. — Ты невыносим, — сказал Дилюк ему тоном, который заставил Кэйю в тревоге поднять голову, потому что Дилюк только однажды говорил с ним подобным тоном, и это была ночь, когда он пытался убить Кэйю. Кэйя поднял свою синюю бутылку и сделал еще глоток; его руки, к удивлению, перестали дрожать. Печально, но на этот раз этого восхитительного ожога в горле не было. Стоп… что-то не так, осознал он прямо перед тем, как Дилюк снова вырвал бутылку из его рук и бросил ее в камин. Ранее угасший огонь вспыхнул вихрем пламени, а Дилюк схватил Кэйю за волосы и толкнул его вперед, прижимая его лицо к тлеющим углям и пеплу. Кэйя с криками проснулся и все, что он мог видеть, это красныйкрасныйкрасный. Он попытался атаковать в ответ, но не своим глазом бога, или мечом, или одним из четырех ножей, что были спрятаны в его одежде, а слабым кулаком, которым он нанес лишь скользящий, бессильный удар по Дилюку, который бросил одеяла, что он держал, и схватил Кэйю за запястья, чтобы сдержать его. — Нет! — закричал Кэйя и попытался выдернуться. — Не обжигай меня! — Кэйя, это я, — сказал Дилюк, как будто от этого вообще становилось легче. Кэйя попытался ударить его головой. Не получилось. — Не обжигай меня! — снова закричал он, потому что это все, что он мог сейчас сделать, и никогда еще он не чувствовал себя таким жалким. — Не буду. Клянусь. Никогда больше, — пообещал Дилюк, и его хватка на запястьях Кэйи болезненно сжалась, затем он, кажется, понял, что делал, и отпустил его запястья, вместо этого переместив руки на плечи Кэйи. — У тебя был кошмар. Это все чертов отравитель снов. Глаз Кэйи несколько раз быстро открывался и закрывался. Что-то не так. По его лицу текла теплая жидкость. Проклятье, он надеялся, что в этом не было ничего плохого. Он не хотел ослепнуть. — Ахх, Кэйя… Дилюк звучал так, так грустно, что это, подобно ледяному душу, вырвало Кэйю из… из всех его мыслей. Он посмотрел на своего брата и замер, когда Дилюк потянулся к его лицу, вытирая неизвестную жидкость своим рукавом, как будто это не было противно или неестественно. — Что… ты здесь делаешь? — спросил Кэйя, когда его разум более или менее вернулся в настоящее. — Что я здесь делаю? Удостоверяюсь, что ты в порядке, — сказал ему Дилюк, голос которого был слишком мягким, чтобы быть действительно раздраженным. Кэйя нахмурился. — Джинн сказала тебе, что я сделал? — Нет. Эльзер. Это было глупо, знаешь. Ты мог упасть по пути сюда. Тебе следовало взять его с собой– — Я говорю не об этом. Я о… Кэйя замолк. Воспоминания о его кошмаре были слишком свежими, слишком яркими, и он с болью для себя осознавал, что был не способен защитить себя прямо сейчас. — Что? — спросил Дилюк. — Ничего. Кэйя скажет ему позже. Может быть. Ну, если он скажет, это будет, когда он сможет защищать себя, и рядом не будет открытого огня, в который Дилюк мог его швырнуть… а здесь теперь был большой огонь, заметил Кэйя с некоторым беспокойством. Дилюк вероятно добавил дров, чтобы снова разжечь его, до того как Кэйя проснулся. Кэйя нервно огляделся в поисках бутылки, из которой он пил, и нахмурился, заметив ее с другой стороны от Дилюка. Без сомнения оставленной там намеренно, чтобы он не смог до нее дотянуться. Дилюк проследил за его взглядом и покачал головой. — Прости. Никакого алкоголя для тебя сейчас. — Но он помогает, а я так замерз. Дилюк только помотал головой еще раз, как бы говоря: «Смешивать алкоголь с неизвестными веществами плохо, Кэйя». Затем он подобрал брошенные минуту назад одеяла и начал укрывать ими Кэйю. — Эльзер ушел за едой, — сказал Дилюк, пока был занят одеялами. — Он скоро должен быть здесь, если ты голоден. Я останусь с тобой до вечера, а после пойду к Моне. Она согласилась дать мне переночевать в ее свободной комнате, и так как у нее гидро глаз бога, это должно быть безопасно, даже если у меня будут кошмары. До того, как я уйду, сюда придет Люмин, чтобы приглядеть за тобой– — Нет. Я не хочу никого видеть. Я просто хочу побыть сейчас один. Пожалуйста, уйди. — Я не могу этого сделать, — терпеливо сказал Дилюк. — Я хочу, чтобы ты ушел. Дилюк только продолжил укрывать Кэйю одеялами. — Мне нужно знать, что ты будешь в порядке. — Я убил Ильзу. За это Джинн была зла на меня. Я засунул ей в горло быстродействующий летальный яд. Так долго ждать, пока он сможет вновь защитить себя, прежде чем раскрыть это. Ну что ж. Кэйя скверно улыбнулся Дилюку. — Я хладнокровно убил твоего друга детства, — сказал Кэйя. Дилюк замер, а затем медленно спросил: — Это правда? — Да. Я поступил, прямо как и сказал. На винокурне, помнишь? — сказал ему Кэйя. — Джинн поняла это самостоятельно, думаю, Эльзер тоже. Немного удивлен, что ты не догадался. — Где… ты достал быстродействующий летальный яд в такой короткий срок? — спросил Дилюк. Кэйя поколебался, но все же решил рассказать ему правду, потому что, а какого черта нет? — Проверь свой воротник. Слева внутри. Под стойкой. Дилюк осторожно подчинился. Он нахмурился, когда нашел там очень крошечный карман. Сейчас пустой, а с одной стороны свободно висящий, чтобы можно было вставить туда что-нибудь маленькое и пришить на место. Мысленно Кэйя начал считать. Один… два… три… На счет четыре кусочки пазла сошлись для Дилюка. Его лицо исказилось от ужаса, а после он бросился вперед и схватил Кэйю за плечи. Кэйя сбросил одеяла, которыми Дилюк обернул его, так что теперь он мог перехватить запястья Дилюка. Его хватка была слабой, и если Дилюк станет агрессивным, Кэйя мало что сможет с этим сделать, но это лучше, чем ничего. — Что– ты– зачем, Кэйя? Зачем ты– хранишь при себе– это то, что ты вырезал из своего воротника прошлой ночью, прежде чем– вот почему ты вцепился зубами в рубашку, когда ты– Кэйя! Дилюку с трудом удавалось связать предложения. Отчаяние застыло в его лице, как будто он умолял Кэйю опровергнуть то, что он только что осознал, но Кэйя не мог этого сделать. Это было бы пустой тратой лжи, и все равно бы не сработало. Некоторые вещи, однажды раскрытые, было уже невозможно вернуть. — Когда-нибудь мой отец вернется за мной, — сказал ему Кэйя. — Я не знаю когда. Я не знаю, что случится, когда он вернется. Все, что я знаю, что я не собираюсь предавать Мондштадт… и я не позволю ему навредить никому, о ком я забочусь. — Я не понимаю, как это приравнивается к тому, что ты постоянно держишь при себе что-то настолько опасное! — Люди, которые мне небезразличны, полезны, как рычаг против меня, только пока я жив. Дилюк уставился на него. — Мой отец или один из его союзников может преследовать их назло, когда я умру, но это маловероятно. Слишком хлопотно, пустая трата ресурсов и вероятность оставить следы. Дилюк продолжал смотреть на него. — Очевидно, я бы предпочел не убивать себя, но если мне придется, то у меня хотя бы будет выбор… но сейчас это неважно. Возвращаясь к началу разговора… да. Я убил Ильзу. Я убил твоего друга детства. — Да черт с ней, — выругался Дилюк. — Она уже давно не мой друг, если вообще когда-либо была. Пусть гниет в Бездне. Кэйя в изумлении уставился на него. — Что за взгляд? — спросил Дилюк и, взяв одно из одеял, снова накрыл им дрожащие плечи Кэйи. — Ты ведь не думал, что я приму ее сторону вместо твоей? Кэйя ничего не ответил. Дилюк фыркнул и продолжил укладывать остальные одеяла. Когда он закончил, он сел рядом с Кэйей и положил свою руку на его спину, давая Кэйе немного тепла. Это было почти как объятие… пока Дилюк не положил и другую руку вокруг спины Кэйи и не притянул его ближе. Теперь это определенно были объятия. — Ты делаешь то, что необходимо, чтобы позаботиться о людях, которых ты любишь, — сказал Дилюк, когда его тепло пробралось через одеяла между ними, прогоняя холод, мучивший Кэйю все утро. — Наш отец учил тебя этому.