Дом с привидениями

Остаток дня прошел отвратительно. В магазине мама взяла с полки шоколадный календарь, и Эли собирался уже с негодованием воскликнуть, что адвент почти прошел, но тут влез Квентин, забрал у мамы картонку и поставил на место: — Что он, маленький, что ли? Возьми лучше нормального шоколада. И Эли вдруг стало очень обидно, будто его лишили чего-то, что принадлежало ему по праву, хотя он и сам считал себя слишком взрослым для адвент-календаря, да и шоколад там всё равно несъедобный. А мама, разумеется, прислушалась к Квентину и повела Эли к полкам со сладостями, но он вырвался и ушел к кассам. Очень ему нужны эти шоколадки! Пицца, которую они купили в убогой забегаловке возле заправки, оказалась толстой, совершенно резиновой и почти лишенной сыра и соуса. Турок, убиравший со стола тарелки, предложил Эли мерзкий лакричный леденец, и Эли чуть не расплакался от обиды. — Да что с тобой, Элиас? — спросила мама. — Ненавижу лакрицу! — с горечью воскликнул Эли, хотя дело, конечно, было не в этом. Лакрица просто стала последней каплей. — Извините, пожалуйста, — сказала мама, обращаясь к турку, а тот отмахнулся, широко улыбаясь, и с раскатистым акцентом заверил ее: — Ничего страшного! С Эли мама не разговаривала до самого дома. Квентин уныло вещал о каких-то там переадресациях счетов, и ему мама отвечала. А если бы Эли попытался нарушить молчание? Он не пытался. В голове то и дело мелькали обрывки видения, и от этого становилось всё тревожнее. Какой-то барьер не позволял Эли поверить, будто в доме действительно водится нечисть, но и найти другое объяснение не получалось. Так или иначе, а перспектива провести ночь в этом месте Эли категорически не нравилась. — Я не хочу здесь оставаться, — сказал он наконец. Мама замерла, так и не раскрыв до конца уродливо коричневую входную дверь, посмотрела на Эли и покачала головой: — Это решать не тебе. Квентин прошмыгнул мимо них, согнувшись под тяжестью пакетов. Эли сдался, шагнул на порог. Ну и пусть их всех сожрут, какая разница. В доме стало уже значительно теплее, и мама сказала: — Ну вот, видишь? Тебе здесь еще понравится. Эли молча сбросил ботинки и куртку и протопал в каморку, которая должна была стать его спальней. Там было темно и холодно. Свет Эли зажег, наконец найдя выключатель за узким шкафом, а вот с холодом ничего не мог поделать: батареи в каморке не было. На полу стояли пакеты с надувным матрасом, подушками и одеялом, и Эли принялся стелить постель, стараясь не думать о том, что пакеты принес ненавистный Квентин. Вообще-то правильно, что принес, должна же быть от него хоть какая-то польза… Эли пожалел, что не догадался сразу же прихватить рюкзак и сумку с одеждой, и потащился за ними в гостиную, стараясь не смотреть по сторонам. Мамин голос доносился откуда-то из кухни, но по интонациям было ясно, что она не ищет Эли, а мирно беседует с Квентином. Эли вернулся в каморку, переоделся в дурацкий флисовый костюм, который вообще-то ненавидел, натянул две пары носков и замотался в одеяло. Пожалуй, только так и не умрешь от холода. Из доступных развлечений оставались скачанные альбомы на спотифае, сохранившиеся еще с лета, когда Эли с папой летали в Грецию. Рассудив, что музыка вытеснит из головы лишние мысли, Эли вынул из рюкзака наушники. Мама пришла мириться где-то через полчаса, но Эли не стал с ней разговаривать. Так и провалялся, уткнувшись лицом в отсыревшую стенку и игнорируя все дурацкие поцелуи в макушку и поглаживания. Даже позволил выдернуть из уха наушник, не обернувшись и ничего не сказав. Мама сдалась и ушла, а Эли выключил музыку и наконец дал волю слезам. Он уснул, наревевшись до опухших глаз и заложенного носа, и не заметил, как кто-то выключил свет.